K-Verbände
| Kleinkampfverbände der Kriegsmarine Подразделение малых боевых сил Военно-морского флота | |
 | |
| Годы существования |
1944 — май 1945 |
|---|---|
| Страна | |
| Подчинение |
Министерство обороны Германии |
| Входит в | |
| Тип | |
| Участие в | |
| Командиры | |
| Известные командиры |
вице-адмирал Хейе Хельмут |
K-Verbände (нем. Соединение «К») — соединение специального назначения в составе Военно-морского флота Третьего рейха, предназначенное для ведения диверсионных и штурмовых операций в водных объектах и прибрежной зоне. Полное название соединения: Kleinkampfverbände der Kriegsmarine (с нем. — «Малые боевые единицы Военно-морского флота; Подразделение малых боевых сил Военно-морского флота»). В состав соединения входили подразделения взрывающихся и торпедных катеров, лодок-малюток, человекоуправляемых торпед и боевых пловцов.
Содержание
История создания
Немецкое командование военно-морскими силами во время Второй мировой войны долгое время скептически относилось к использованию малых боевых групп. Это было связано как с немецкой концепцией войны на море, так и с успехами Германии в войне.
Первые проекты человекоуправляемых торпед, основанные на применявшихся в Первую мировую войну итальянских торпедах Mignatta (с итал. — «Пиявка»), были представлены руководству рейхсмарине в 1929 году, но они были отклонены в связи с ограничениями, наложенными на Германию условиями Версальского договора. Начиная с 1938 года в командование кригсмарине поступило ещё несколько проектов, но они также не были реализованы. В октябре 1941 года профессор Драгер из компании Drägerwerk предложил проект малой подводной лодки, водоизмещением 120 тонн. Он полагал, что такая лодка могла бы иметь применение в прибрежных водах Средиземноморья и Британии, а также использоваться для обороны прибрежной линии оккупированной Европы. Однако, на тот момент планы высадки союзников не рассматривались всерьёз, а по поводу возможностей наступательных действий государственный советник Рудольф Блом 22 января 1942 года заявил, что:
|
Даже если мини-подлодки могут быть доведены до пика технических требований, мы не сможем их рассматривать как соответствующие оперативным целям, потому что две торпеды это слишком маленькое вооружение и потому что неблагоприятные погодные условия в виде сильного волнения не позволят надлежащим образом использовать такой тип судов в ходе операций. Более того, недостаточен радиус действия, имея в виду увеличившиеся расстояния, в которых нам приходится вести войну.[1]
Оригинальный текст (англ.)
Even if the small U-Boat can be brought to the point of fulfilling technical requirements, we cannot regard it as adequate for operational purposes because, carrying only two torpedo’s, it has a minimal armament and because in adverse weather conditions heavy seas do not allow such vessels to be used adequately in operations. Furthermore the radius of operation, in the light of increasing distances over which we are having to wage war, is insufficient. |
|
Летом 1942 года инженер Адольф Шнеевайсе вновь выдвинул предложение об использовании сверхмалых подводных лодок, водоизмещением около 10 тонн и вооружённых двумя-тремя торпедами. По его замыслу три-четыре таких лодки могли быть погружены на одну большую подводную лодку и затем эффективно использоваться в борьбе с конвоями союзников. И это предложение тоже было отвергнуто. По большому счёту в 1942 году в германском военно-морском флоте не было никакой специальной службы малых сил, аналогичной итальянской, японской или даже английской. Командир итальянской диверсионной 10-й флотилии Боргезе летом 1942 года посетил базу немецких боевых пловцов близ Бранденбурга (на тот момент входивших в состав диверсионных сил военной контрразведки), и отозвался о их морской подготовке достаточно нелестно, сказав, что немцы лишь в самом начале пути, у них нет ничего, что могло бы иметь хоть какое-то сравнение с итальянским вооружением и они тратят время на детские эксперименты, давно отвергнутые в Италии. Но при этом он высоко оценил общую диверсионную подготовку[1][2]. По результатам поездки немцы и итальянцы достигли соглашения о том, что итальянская 10-я флотилия примет несколько немецких курсантов для подготовки.
Но кардинально ситуация начала меняться на рубеже 1942—1943 годов. Карл Дёниц, новый командующий кригсмарине, находясь под впечатлением от действий итальянских и британских боевых пловцов, в частности от операции коммандос в Сен-Назере, и будучи обеспокоенным возрастающими потерями флота, задумался о создании специальной службы, по образцу английской. «Чтобы построить линкор, — сказал он, — нам нужно четыре года. А на производство десятка одноместных торпед — всего четыре дня. Это очень существенно»[3]. На создание специальной службы повлиял и общий ход войны: нехватка ресурсов для строительства кораблей (тем более учитывая тот факт, что ресурсы в приоритетном порядке поступали на нужды сухопутных войск и люфтваффе), невозможность ввиду бомбардировок строительства крупных кораблей на верфях и возможно основным фактором стал тот, что угроза высадки союзников в Европе становилась всё более реальной. Командованием морским флотом был разработан сценарий высадки, согласно которому создание и расширение вражеских плацдармов признавалось неизбежным, ввиду подавляющего перевеса войск союзников в численности и вооружении и полного господства в воздухе над плацдармами. Таким образом, был сделан вывод, что единственным результативным способом продолжения боевых действий станет прекращение снабжения плацдармов. В свою очередь, перерезать линии снабжения возможно было только используя подводные силы флота. Лодки-малютки, которые плохо поддавались обнаружению, действуя в прибрежной зоне, могли бы нанести урон транспортам и портовым сооружениям противника. Такие лодки имели ещё одно преимущество: они могли быть быстро переброшены железной дорогой к месту высадки, в какой части побережья она бы ни произошла[4].
30 января 1943 года Карл Дёниц выступил на совещании высшего командного состава флота, где озвучил основные положения о создании нового специального подразделения. В числе первых задач, которые необходимо было решить были названы:
- разработка и создание отвечающей требованиям субмарины-малютки по английскому образцу и её дальнейшее использование в точечных индивидуальных целях;
- разработка и создание нескольких моделей торпедных катеров различного назначения, включая создание катеров-торпед, гружёных взрывчаткой по итальянским образцам;
- подготовка и тренировка специальных сил, которые посредством управляемых торпед и мини-субмарин, будут уничтожать как вражеские суда, так и береговые объекты[4].
Тогда же впервые и прозвучало название подразделения K-Verbande.
Дёниц хотел поручить организацию подразделения вице-адмиралу Хейе Хельмуту. Командующий кригсмарине хотел видеть Хельмута «Маунтбеттеном[comment 1] немецкого военно-морского флота». Однако Дёница убедили, что Хельмут принесёт больше пользы на своём текущем посту, и вместо него был назначен вице-адмирал Вейхольд, который занялся организационными и теоретическими вопросами[5].
Весной 1943 года военно-морскому атташе Германии в Токио контр-адмиралу Веннеке была поставлена задача получить подробную информацию о японской сверхмалой подводной лодке Ko-hyoteki. Японцы неохотно согласились сотрудничать, и Веннеке смог передать в Берлин ответы на часть из поставленных перед ним 46 вопросов.
Но фактически до конца 1943 года было мало что сделано. Вейхольду не удалось добиться сотрудничества между флотом, министерством вооружений и боеприпасов и промышленностью, которые должны были разработать и поставить в подразделение специальное вооружение и оборудование. Развитие подразделения подстегнула удачная операция британских коммандос, проведённая 21 сентября 1943 года, в результате которой был выведен из строя линкор Tirpitz. В декабре 1943 года задача формирования отряда была поручена Хейе Хельмуту (официально назначен на должность лишь в апреле 1944, а до этого продолжал совмещать командование отрядом со службой в штабе кригсмарине).
Хельмуту в помощь был выделен корветтенкапитан Фрауэнгейм, затем сам Хельмут вызвал на службу из резерва капитан-лейтенанта Михаэля Опладена и перевёл к себе корветтенкапитана Ханса Бартельса. Именно они на рубеже 1943—1944 годов набрали первых тридцать человек и разбили казарму в бараке на побережье Балтийского моря близ Хайлигенхафена. Адмирал Хельмут затребовал для себя широкие полномочия, включая переговоры с руководителями промышленности, и сумел быстро найти общий язык[6].
17 января 1944 года в место дислокации лагеря были доставлены две трофейные английские лодки-малютки, захваченные в Норвегии. Они были опробованы и на их базе были изготовлены первые минисубмарины «Хехт» (нем. Hecht, щука). В марте 1944 года были проведены испытания управляемой человеком торпеды, названной «Негер» (нем. Neger, негр) изготовленной на базе торпеды G7e.
К весне 1944 года подразделение «К» расширилось. Штаб соединения расположился в курортном городке Тиммердорферштранде и условно назывался «Береговой участок». Добровольцы направлялись в Любек («Каменный участок»), а оттуда отобранные военнослужащие направлялись в отряды. Один из них, например, располагался на берегу реки Траве между Любеком и Штулупом («Голубой участок»). Позднее возникли и другие участки, так, 15 мая 1944 года в Шёнеберге (Мекленбург) возник научно-исследовательский центр «Кабинетный участок».
Весной 1944 года в соединение прибыло техническое оснащение, что позволило сформировать три первых морских штурмовых отряда (MEK от нем. Marine Einzatz Kommando): 60-й (командир оберлейтенант резерва Принцхорн), 65-й (оберлейтенант цур зее Рихард) и 71-й (оберлейтенант резерва Вальтерс). Каждый отряд состоял из 23 человек, включая командира. В распоряжении отряда было 15 автомобилей (в их числе 3 рации на колёсах, 2 амфибии, 1 кухня). Отряд был обеспечен запасами продовольствия на 6 недель ведения автономных боевых действий.[7]
Боевое крещение созданного соединения состоялось в ночь с 20 на 21 апреля 1944 года в районе Анцио.
Вооружение
Торпедные катера
«Хидра»
«Хидра» (нем. Hydra — гидра) — наиболее удачный торпедный катер, стоявший на вооружении K-Verband. Первый проект катера, основанный на разработках люфтваффе, был представлен 13 июня 1944 года, 25 августа 1944 года были проведены испытания катера, 19 сентября 1944 года катер был утверждён для серийного производства и 4 декабря 1944 года был подписан контракт на изготовление 50 судов этого типа.
Основным вооружением катера были две торпеды F5b, которые находились на вооружении торпедоносцев люфтваффе. Кроме того, в 1945 году на катер был установлен пулемёт. Экипаж катера состоял из двух человек. Авиационный двигатель катера Hispano-Suiza 12 мощностью в 650 лошадиных сил позволял развивать максимальную скорость в 36 узлов (~ 67 километров в час). Первоначальная вместимость топливного бака в 1100 литров и увеличенная в декабре 1944 года до 1400 литров, позволяла на одной заправке преодолеть 370 морских миль на скорости в 25 узлов или 160 миль на скорости в 36 узлов. В конце войны на катер стали устанавливать 1000-сильный двигатель Rolls-Royce.
Зимой 1944-1945 годов были проведены сравнительные испытания катеров, где «Хидра» была признана лучшей по мореходным качествам и бесшумности, а по возможностям транспортировки воздухом была вне конкуренции из-за своих габаритов.
«M.T.S.M.»
«M.T.S.M.» (итал. Motoscafo da Turismo Silurante Modificato — модифицированный быстроходный торпедный катер) — итальянский торпедный катер, который использовался кригсмарине в 1945 году. Является продолжением серии катеров MTS, отличаясь от них усиленным килем и более острым носом. На катер были установлены два двигателя Alfa-Romeo, который позволяли катеру достигать максимальной скорости в 34 узла. Экипаж состоял из двух человек, вооружённых для самообороны личным оружием. Вооружение катера состояло как правило из одной четырёхсоткилограммовой торпеды и двух глубинных бомб, но были и модификации с двумя торпедами вместо бомб. Катер, обладая небольшой осадкой, предназначался для действий в мелководье.
«M.T.S.M.A.»
«M.T.S.M.A.» (итал. Motoscafo da Turismo Silurante Modificato Allargato — быстроходный торпедный катер увеличенных размеров) — следующая модификация катера M.T.S.M., отличался увеличенными размерами (длиной 8,8 метра против 8,4 метров, шириной 2,32 метра против 2,2 метров). Соответственно, обладал меньшей скоростью, развивая 29 узлов. Использовался в конце войны, по большей части не по прямому назначению, а для тайной высадки диверсионных групп и агентов на побережье.
«M.T.L.»
«M.T.L.» (итал. Motoscafo Turismo Lento — медленный торпедный катер) — итальянский торпедный катер, выпущен лишь в двух экземплярах. Предназначался для перевозки двух торпед и четырёх военнослужащих. Был оборудован двумя двигателями: внутреннего сгорания и электрическим. На первом катер мог передвигаться со скоростью 5 узлов, на втором только 4 узла. Один из таких катеров участвовал в диверсионной операции на Мальте в июле 1941 года, а второй в 1944 году попал в распоряжение K-Verband и использовался им.
«Зеедрахе»
«Зеедрахе» (нем. Seedrache — морской дракон) — прототип торпедного катера, катамаран[8]. Весной 1945 года он был разработан на базе «Хидры», путём соединения её двух корпусов. Отличался тем, что во-первых, мог нести четыре торпеды F5b, а во-вторых тем, что на нём был установлен водомёт Pulso-Schubrohr Argus-As-014. Катер развивал скорость до 60 узлов (~ 111 километров в час), на такой скорости был неустойчив и в серию не пошёл.
«Валь»
«Валь» (нем. Wal — кит) — прототип торпедного катера, был представлен в трёх модификациях. Первая модификация лета 1944 года представляла собой полностью стальную лодку с двумя специально разработанными 320-килограммовыми торпедами (стандартные F5b оказались слишком тяжёлыми). Катер достигал скорости в 39 узлов с торпедами и 42 узла без них. Кроме торпед экипаж катера располагал пулемётом и двумя ракетными установками калибра 86 мм , которые снабжались как боевыми ракетами, так осветительными и дымовыми. Но проект был отклонён в связи с сомнительными мореходными качествами. Второй прототип стал длиннее, на него был поставлен самолётный двигатель мощностью 700 лошадиных сил, что позволило увеличить скорость ещё на 4 узла. Несмотря на то, что сомнений в мореходных качествах уже не было, снова последовал отказ, со ссылкой на недостаток стали. Третий прототип был деревянный. Экипаж был увеличен до 3-4 человек. Скорость катера с 600-сильным двигателем была 35 узлов с торпедами и 38 без них. Установка 800-сильного двигателя увеличила скорость до 39 и 42 узлов соответственно. Но в сравнительных испытаниях «Валь» уступил «Хидре» и в серию не пошёл.
«Шлиттен»
«Шлиттен» (нем. Schlitten — сани) — прототип торпедного катера, был представлен в двух модификациях. Первая модификация начала лета 1944 года представляла собой стальной (из четырёх штампованных листов) глиссер[9], вооружённый двумя торпедами G7a. Экипаж состоял из одного человека. На катере был установлен слабый 90-сильный двигатель и катер достигал скорости всего в 12 узлов с торпедами. Поэтому на второй прототип был установлен самолётный двигатель BMW, мощностью в 600 лошадиных сил. Это вынудило ввести в экипаж второго человека, что в свою очередь позволило поставить на катер пулемёт. Обновлённый прототип достигал скорости в 48 узлов без торпед. Однако на испытаниях предпочтение было отдано «Хидре». Немаловажным фактором также стала нехватка авиационных двигателей.
«Кобра»
«Кобра» (нем. Kobra — кобра) — прототип торпедного катера. Был представлен летом 1944 года. Был вооружён одной торпедой типа F5a. В отличие от остальных прототипов, запуск торпеды осуществлялся с кормы, из аппарата, расположенного между двух двигателей. В серию не пошёл.
Иные прототипы
Помимо указанных катеров для K-Verband были разработаны 6 прототипов торпедных катеров, с экипажем от 3 до 8 человек, со скоростью до 60 узлов. Все они в качестве основного вооружения несли две торпеды F5b. В связи с окончанием войны все разработки были закончены.
Мини-субмарины
| Мини-субмарины соединения «K» | |||
| «Хехт» (с мая 1944) |
«Бибер» (с мая 1944) |
«Мольх» (с июня 1944) |
«Зеехунд» (с сентября 1944) |
|---|---|---|---|
|
|
|
|
«Хехт»
«Хехт» (нем. Hecht — щука) — сверхмалая подводная лодка немецких подводных сил. Экипаж лодки два человека; в качестве основного вооружения лодка несла одну торпеду класса G7 или одну морскую мину. Лодка была оборудована только электродвигателем, который позволял лодке развивать 4 узла при дальности хода в 79 морских миль. Конструкция лодки оказалась неудачной, она практически не применялась в боевых действиях, и использовалась для подготовки личного состава.
«Бибер»
«Бибер» (нем. Biber — бобр) — сверхмалая подводная лодка немецких подводных сил. Экипаж лодки один человек; в качестве основного вооружения лодка несла две торпеды класса G7. На лодку был установлен 2,5-литровый бензиновый двигатель Opel (предназначавшийся для одной из модификаций Opel Blitz) и электродвигатель, которые позволяли лодке развивать 6,5 узлов над водой и 5,3 узла под водой соответственно. Выпущена в количестве 324 штук. Имевшиеся «Биберы» были сведены в 9 флотилий. Лодка по ряду причин оказалась неудачной, соответственно её боевое применение также не принесло результатов, и напротив, принесло потери.
«Мольх»
«Мольх» (нем. Molch — тритон) — сверхмалая подводная лодка немецких подводных сил. Экипаж лодки один человек; в качестве основного вооружения лодка несла две торпеды класса G7. Лодка была оборудована только электродвигателем, который позволял лодке развивать 5 узлов при дальности хода в 40 морских миль, соответственно и применение лодки предполагалось в прибрежной зоне. Из-за низких мореходных качеств использовалась ограниченно, а после нескольких неудачных попыток, была переведена в учебные.
«Зеехунд»
«Зеехунд» (нем. Seehund — тюлень) — сверхмалая подводная лодка немецких подводных сил, самая удачная конструкция сверхмалых лодок не только Германии, но и вообще времён Второй мировой войны. Разработана на основе лодки «Хехт». Экипаж лодки составляли два человека; в качестве основного вооружения лодка несла две торпеды класса G7. На лодку был установлен 60-сильный дизельный двигатель Büssing и электродвигатель AEG, которые позволяли лодке развивать 7,7 узлов над водой и 6 узлов под водой соответственно. Лодка могла пройти в автономном плавании 300 миль над водой и 63 мили под водой; погружалась на глубину до 50 метров, при этом глубины в 5 метров могла достичь с поверхности за 4 секунды. Выпущена в количестве 285 штук. Использовалась в 1945 году.
«Дельфин»
«Дельфин» (нем. Delphin — Дельфин) — прототип сверхмалой подводной лодки третьего рейха. По существу, прототип представлял собой управляемую торпеду. Предполагалось, что лодка на большой скорости (а она развивала под водой скорость до 18 узлов, приблизительно 34 километра в час) должна была сблизиться с противником, после чего водитель лодки должен был её покинуть, а лодка с 1200 килограммами взрывчатки взорваться при соприкосновении с бортом корабля. Было построено лишь три экземпляра, в боях не принимавших участия.
«Швертваль»
«Швертваль» (нем. Schwertwal — косатка) — прототип сверхмалой подводной лодки третьего рейха, охотник за вражескими подводными лодками. Ещё один проект сверхмалой скоростной подводной лодки. Скорость оборудованной турбинами лодки должна была достигать 30 узлов, она должна была быть вооружена двумя новыми акустическими торпедами серии G7. Был построен лишь один опытный образец.
«Зеетойфель»
«Зеетойфель» (нем. Seeteufel — морской чёрт) — оригинальный прототип сверхмалой подводной лодки с гусеничным движителем, лодка-амфибия. Лодка на дизеле, под управлением экипажа из двух человек, должна была спускаться в воду на гусеницах с любого места берега, и далее двигаться к судам противника посредством гребного винта от электродвигателя. Предполагалось её вооружение двумя торпедами, а также пулемётом или огнемётом. Опытный образец выявил недостатки (узкие гусеницы, слабый двигатель), и образец был отправлен на доработку, которой помешало окончание войны.
Пилотируемые торпеды
«Негер»
«Негер» (нем. Neger — негр) — торпеда, управляемая человеком. Конструктивно представляла собой соединённые две торпеды G7е, в одной из которых, верхней, вместо запаса взрывчатого вещества, располагалась кабина пилота. «Негер» двигался по поверхности воды, при постановке на курс пилот запускал боевую торпеду, а сам возвращался на ведущей торпеде. «Негер» мог двигаться со скоростью 4 узла и при такой скорости способен был преодолеть 48 морских миль.
«Мардер»
«Мардер» (нем. Marder — куница) — усовершенствованный образец торпеды «Негер». Отличался от прототипа наличием балластной ёмкости, которая позволяла погружаться торпеде на глубину до 10 метров, что сближало торпеду с мини-субмариной. В остальном повторяла торпеду «Негер». Несколько увеличившиеся габариты уменьшили радиус действия до 35 морских миль.
«SLC»
«SLC» (итал. siluro a lenta corsa — тихоходная торпеда) или «Майале» (итал. maiale — поросёнок) — итальянская человекоуправляемая торпеда. Экипаж торпеды составлял два человека, сидевших верхом на торпеде Максимальная скорость торпеды составляла 4,5 узла. Доставлялась к месту проведения операции лодкой-носителем, откуда скрытно подбиралась к стоящему судну противника и крепилась к килю, после чего начинал работать часовой механизм.
«Хай»
«Хай» (нем. Hai — акула) — прототип усовершенствованной торпеды «Мардер». Отличался от прототипа большей длиной управляемой части, что позволило разместить больший запас батарей, что в свою очередь позволило бы увеличить скорость до 20 узлов в подводном положении (во время атаки). Радиус действия при крейсерской скорости в 3 узла составлял бы до 63 морских миль. Однако дальше прототипа дело не пошло[10].
Взрывающиеся катера
«Линзе»
«Линзе» (нем. Linse — чечевица) — единственный взрывающийся катер, катер-брандер германских вооружённых сил. Разработка катера началась ещё в 1942 году, и в апреле 1944 года первые катера поступили на вооружение K-Verband. Представлял собой катер, водоизмещением 1,8 — 1,85 тонн, длиной в зависимости от модификации от 5,5 до 5,98 метра, шириной от 1,58 до 1,75 метра, высотой борта от 65 до 80 сантиметров и гружёный взрывчатым веществом от 300 до 480 килограммов. На катер был установлен мотор Ford V-8 мощностью в 95 лошадиных сил, который позволял развивать максимальную скорость до 33 узлов. При крейсерской скорости в 15 узлов, в зависимости от модификации катер мог пройти 80-100 морских миль. Экипаж «Линзе» состоял из одного человека. На катере также мог устанавливаться пулемёт и устройства для постановки дымовой завесы. Боевое применение катера было следующим: на задание отправлялись три катера, два боевых и один катер управления. Боевые катера подходили к цели на расстояние около 300 метров, вставали на курс, после чего водитель катера покидал его, а дальнейшее управление катером происходило по радио. После того как боевые катера нашли цель (или прошли мимо), катер управления подбирал водителей с воды и отправлялся в обратное плавание[8].
Иное вооружение
Костюм боевого пловца для боевых операций в воде представлял собой резиновый костюм, толщиной в 3 миллиметра. Костюм был раздельный: брюки и верхняя часть; брюки были объединены с сапогами, а верхняя часть с перчатками и капюшоном. На запястьях и лодыжках были гибкие манжеты. Обе части скреплялись резиновой лентой. Под костюм пловец надевал белое шерстяное бельё, зимой для дополнительной теплоизоляции два комплекта. Костюм для действий на суше дополняла чёрная или тёмно-зелёная шерстяная шапка и камуфляжный комбинезон. Лицо зачернялось жирным чёрным кремом и дополнительно могло маскироваться сеткой. В оснащение боевого пловца входили нож, компас, часы с глубиномером, ласты, пояс для погружения и компактный водолазный аппарат, который использовался на заключительной стадии операции.
Боевые пловцы K-Verband вооружались для действий на суше обычным пехотным оружием, дополненным различными видами мин для диверсионных операций. Под водой боевые пловцы пользовались минами и пакетами взрывчатки. Диверсионная мина первого типа была обычной, круглой, второго и третьего типов были мини-торпедами. Они представляли собой алюминиевый цилиндр с взрывчатым веществом (массой до 1000 килограммов). Посредством газа (как правило, аммиака) обеспечивалась минимальная отрицательная плавучесть (30-40 граммов), таким образом, торпеда могла держаться чуть ниже поверхности воды и легко могла быть отбуксирована боевыми пловцами. Обычно такую мину-торпеду буксировало под водой трое пловцов, два из которых собственно придавали торпеде движение, а третий корректировал сзади курс торпеды. По прибытии на место нажималась кнопка затопления торпеды, после этого — кнопка взвода часового механизма[11]. Пакеты взрывчатки Muni-Paket весил 600 килограммов, Nyr-Paket 1600 килограммов. Кроме того, в распоряжении пловцов были мини-мины, весом всего в 7,5 килограммов, в форме мины для миномёта.
Производство основного вооружения
| Производство вооружения | |||||||||||||
| Вооружение | 05/1944 | 06/1944 | 07/1944 | 08/1944 | 09/1944 | 10/1944 | 11/1944 | 12/1944 | 01/1945 | 02/1945 | 03/1945 | 04/1945 | Всего |
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| Мольх | – | 3 | 8 | 125 | 110 | 57 | – | 28 | 32 | – | – | – | 363 |
| Бибер | 3 | 6 | 19 | 50 | 117 | 73 | 56 | – | – | – | – | – | 324 |
| Хехт | 2 | 1 | 7 | 43 | – | – | – | – | – | – | – | – | 53 |
| Зеехунд | – | – | – | – | 3 | 35 | 61 | 70 | 35 | 27 | 46 | 8 | 285 |
| Линзе | 36 | – | 72 | 144 | 233 | 385 | 222 | 61 | 37 | 11 | – | – | 1201 |
| MTM | – | 10 | 45 | – | 50 | 58 | 50 | 52 | 83 | – | – | – | 348 |
| SMA | 1 | 16 | 3 | 4 | 3 | 7 | 6 | 7 | 16 | – | – | – | 63 |
| Хидра | – | – | – | – | – | – | – | – | 13 | 11 | 9 | 6 | 39 |
| Всего | 42 | 36 | 154 | 366 | 516 | 615 | 395 | 218 | 216 | 49 | 55 | 14 | 2676 |
Организация
Соединение «К» возглавлялось его командиром вице-адмиралом Хельмутом Хейе, начальником штаба был фрегаттенкапитан Фриц Фрауэнхейм. Штаб состоял из нескольких офицеров, в частности включал в себя начальника оперативного отдела, личного советника командира, начальника научного отдела, начальника тыла, уполномоченного НСДАП, офицера пресс-службы и других. Командиру подчинялся также отдел подбора персонала и кадров и штаб квартирмейстера.
Территориально в структуре K-Verband были также созданы штаб «Запад» (Вильгельмсхафен), штаб «Север» (Осло), штаб «Скагеррак», штаб «Голландия» и штаб «Юг» (Италия).
Основным звеном соединения «К» были учебные команды, в состав которых входили специализированные флотилии «К» (нем. K-Flottille), которые использовали те или иные средства вооружения. Кроме того, отдельно существовали диверсионно-штурмовые отряды или M.E.K. (от нем. Marine Einzatz Kommando), аналогичные британским коммандос. Часть и тех и тех подразделений были сведены в шесть «К»-дивизий (нем. K-Division). Кроме того, в структуру K-Verband входили ещё некоторые подразделения.
Структура
| Подразделение | Вооружение (персонал, деятельность) | Дислокация | Флотилии |
|---|---|---|---|
| Штаб соединения | - | Тиммендорфер-Штранд | - |
| Lehrkommando 200 | Катера «Линзе» | Варен и Плён | K-Flottille №№ 211—221 (или флотилии катеров-брандеров №№ 1-11) |
| Lehrkommando 250 | Мини-субмарины «Бибер» | Любек | K-Flottille №№ 261—270 (или флотилии «Биберов» №№ 1-9) |
| Lehrkommando 300 | Мини-субмарины «Зеехунд» | Нойштадт-ин-Хольштайн и Вильгельмсхафен | K-Flottille №№ 312—314 (или флотилии «Зеехундов» №№ 1-3) |
| Lehrkommando 350 | Торпеды «Негер» и «Мардер» | Торпедная база Сурендорф | K-Flottille №№ 361—366 (или флотилии «Мардеров» №№ 1-6) |
| Lehrkommando 400 | Мини-субмарины «Хехт» и «Мольх» | Торпедная база Сурендорф | K-Flottille №№ 411—417 (или флотилии «Мольхов» №№ 1-7) |
| Lehrkommando 600 (вскоре 601) | Катера «М.T.M.», «М.T.M.S.A.», «М.A.S.» | Сесто-Календе | K-Flottille №№ 611—613 (или флотилии торпедных катеров №№ 1-3) |
| Lehrkommando 602 | Катера «М.T.M.», «М.T.M.S.A.», «М.A.S.» | Стреза | - |
| Lehrkommando 700 | Боевые пловцы | Вальданьо, с октября 1944 Лист | - |
| Lehrkommando 701 | Боевые пловцы | о. Сан-Джорджо с октября 1944 Лист | - |
| Lehrkommando 702 | Боевые пловцы из состава СС | Школа юнкеров SS в городе Бад-Тёльц | - |
| Lehrkommando 704 | Боевые пловцы | Вальданьо, с октября 1944 Лист | - |
| Lehrkommando 800 | Береговой обслуживающий персонал и подразделения связи | неизвестно | - |
| Исследовательский центр нем. Wissenschaftlicher Stab | Подготовка документации, карт, оборудования и пр. | Шёнберг | - |
| Школа водителей нем. Kraftfahrausbildung | Водители мини-субмарин «Мольх» | Любек | - |
| Школа MEK нем. M.E.K.-Ausbildung | Базовая пехотная подготовка штурмовых отрядов | Бад-Зюльце | - |
| Группа АА нем. Gruppe AA | Неизвестно | Куксхафен | - |
| M.E.K. 40 | Обучение боевых пловцов | о. Альс | - |
Диверсионно-штурмовые подразделения
| M.E.K. | Район действия |
|---|---|
| M.E.K. «Чёрное море» нем. Schwarzes Meer Создана была ещё в структуре абвера |
Восточный фронт |
| M.E.K. 20 | Южный фронт |
| M.E.K. 30 | Северный фронт (Норвегия) |
| M.E.K. 35 | Северный фронт (Норвегия) |
| M.E.K. 40 | Северный фронт (Дания) |
| M.E.K. 60 | Западный фронт |
| M.E.K. 65 | Западный фронт |
| M.E.K. 71 | Юго-Восточный фронт |
| M.E.K. 75 | неизвестно |
| M.E.K. 80 | Юго-Западный фронт |
| M.E.K. 85 | Восточный фронт |
| M.E.K. 90 | Юго-Восточный фронт |
| M.E.K. z.b.V | неизвестно |
| M.E.K. «Werschetz» | неизвестно |
К-дивизии
| 1. K-Division | 2. K-Division | 3. K-Division |
|---|---|---|
|
| 4. K-Division | 5. K-Division | 6. K-Division |
|---|---|---|
|
|
Личный состав
Личный состав K-Verband набирался исключительно из добровольцев разных родов войск и зачислялся в состав военно-морских сил. Для поисков добровольцев создавались специальные рекрутинговые команды. При этом изначально, по распоряжению Дёница, в K-Verband было запрещено набирать военнослужащих подводного флота кригсмарине, но в 1945 году это распоряжение было отменено. Все поступавшие в подразделение отбирались сначала по личным качествам и затем происходил отсев в результате весьма жёстких тренировок. Каждый зачисленный в подразделение подписывал обязательство о сохранении строжайшей тайны, службу без увольнений и отпусков, разрыв всех связей с «гражданской средой», в том числе обязательство не сообщать ничего о себе даже родным, если того потребует служба. Подготовка будущих «коммандос» проводилась по нескольким направлениям. Пехотная и подрывная подготовка проводилась инструкторами-пехотинцами и инструкторами инженерных войск, которые имели опыт боёв на Восточном фронте (то есть, по общему мнению, преодолевшие самое трудное, что могло быть в войне). Затем проводились занятия по гимнастике, плаванию и джиу-джитсу, авто- и радиоделу, обеспечивалась водолазная подготовка, проводились занятия по изучению языков вероятных противников. Подготовка была очень жёсткой. Так, например, один из морских диверсантов вспоминал:
«Наша группа держала так называемый „экзамен мужества“ по методу Опладена. Нас, человек восемь — десять, выводят на открытую местность и приказывают лечь на землю головой к центру воображаемого круга диаметром 4 метра. Затем в центре устанавливается ручная граната, из которой выдёргивается предохранительная чека. Мы считаем секунды. Раздаётся взрыв, и осколки летят над нами… Ах да, я забыл сказать, что на нас, конечно, были стальные шлемы. И всё же…»— [13]
Количество личного состава в соединении на этапе планирования определялось в 17 402 человека (794 офицера и 16 608 унтер-офицеров и рядовых). Однако в личных делах военнослужащих не ставилось каких-либо отметок о службе в K-Verband[14], в связи с этим точное количество военнослужащих соединения посчитать тяжело. Приводятся общие данные, согласно которым количество военнослужащих K-Verband к концу войны составляло от 10 000 до 16 000 человек, включая наземные, обеспечивающие, исследовательские службы, преподавательский и инструкторский состав. Из этого состава приблизительно 2 500 человек были водителями управляемых торпед или мини-субмарин (250 человек) и приблизительно 450 боевых пловцов.
Для личного состава были созданы возможно наилучшие бытовые условия службы, так, отмечалось, что рацион (паёк) военнослужащих был лучшим в германских вооружённых силах[15].
В коллективе K-Verband поддерживался товарищеский дух: военнослужащие часто не носили знаков различия и вообще довольно свободно относились к установленной униформе. Сплочённость подразделения была весьма высока: так, экипаж катера управления катерами-брандерами «Линзе» никогда не возвращался на базу, не подобрав экипажи боевых катеров. Поскольку атаки такими катерами проводились ночью, то экипаж катера управления продолжал поиски до утра, а с восходом солнца, как правило, уничтожался вражеской авиацией [16]. Единственным наказанием, которое применялось в K-Verband, было исключение из состава соединения.
Между тем, служащие K-Verband, несмотря на очень большие потери в сравнении с другими родами войск, никогда официально не были смертниками. Адмирал Хейе всегда подчёркивал, что каждый боец перед операцией должен иметь уверенность в том, что его шансы выжить высоки, и что им всегда следует выбирать плен, а не героическую смерть. Хейе отмечал, что вполне возможно, что «в наших людях есть и готовность умереть, и духовные силы для этого. Но я придерживался и придерживаюсь того мнения, что это недопустимо для цивилизованных белых народов… У европейцев нет религиозного фанатизма, который бы оправдывал такие акты; у них нет примитивного презрения к смерти…». Однако в неофициальной обстановке бойцы K-Verband нередко назывались «камикадзе» или иными, схожими по смыслу терминами. Тому были и подтверждения: так, 10 моряков из K-Flottille 361, флотилии человекоуправляемых торпед «Мардер», заявили, что они не собираются оставлять торпеду так, как это предписано руководством, а будут направлять её на цель до момента взрыва. С задания не вернулся ни один человек, правда и результатов тоже не было никаких.
Репутация личного состава подразделения была исключительно высока. Так, в апреле 1945 года, Адольф Гитлер не доверяя больше Гиммлеру и подчинённым ему войскам СС, затребовал в рейхсканцелярию для своей личной охраны именно военнослужащих K-Verband[17]. 27 апреля 1945 года 30 военнослужащих K-Verband вылетели в Берлин на Ju 52, однако самолёт не смог осуществить посадку ввиду сильного зенитного огня советских войск. 28 апреля 1945 года вылет был отменён по причине невозможности посадки на взлётную полосу изуродованную воронками. На 29 апреля 1945 года была назначена высадка парашютистов, но она тоже оказалась невозможной из-за сильной задымлённости. Самоубийство Гитлера 30 апреля 1945 года сделало ненужной эту операцию.
Личный состав награждался так же, как и личный состав других родов войск. Рыцарский крест был вручён нескольким военнослужащим. Как обычная награда за потопление торгового судна или эсминца предполагался Немецкий крест в золоте, и награждения им производились неоднократно. На Железный крест 1-й или 2-й степени могли рассчитывать военнослужащие, принявшие участие в операции, пусть даже и безрезультатной. Военнослужащие 611-й K-флотилии в дополнение имели право носить нарукавную повязку 12-й танковой дивизии СС «Гитлерюгенд», которая отличалась от обычной лишь синим фоном. Это правило было введено после того, как шеф гитлерюгенд Артур Аксман во время военного парада в Дрездене торжественно вручил такую повязку командиру флотилии лейтенанту Ульриху, который присутствовал на параде.
Для военнослужащих K-Verband 30 ноября 1944 года была введена особая награда и одновременно знак принадлежности к подразделению. Знак был учреждён в семи степенях. Первые четыре представляли собой стилизованное изображение рыбы-пилы, окружённой канатом, завязанным морским узлом и расположенной на фоне меча или мечей в зависимости от степени. Эти знаки были выполнены жёлтой вышивкой на синем матерчатом круге и носились на правом плече. Три высшие степени награды изготавливались из металла, представляли собой значок-планку в виде рыбы-пилы на свёрнутом узлами канате. Эти награды носились на кителе выше остальных наград[18].
- 1-я степень (рыба-пила, окружённая канатом без мечей) вручалась всем военнослужащим соединения, прошедшим подготовку;
- 2-я степень (рыба-пила, окружённая канатом на фоне одного меча) вручалась военнослужащим соединения, принявшим участие в одной боевой операции;
- 3-я степень (рыба-пила, окружённая канатом на фоне двух мечей) вручалась военнослужащим соединения, принявшим участие в двух боевых операциях;
- 4-я степень (рыба-пила, окружённая канатом на фоне трёх мечей) вручалась военнослужащим соединения, принявшим участие в трёх боевых операциях;
- 5-я степень (бронзовый знак) вручалась военнослужащим соединения, принявшим участие в четырёх боевых операциях;
- 6-я степень (серебряный знак) вручалась военнослужащим соединения, принявшим участие в семи боевых операциях;
- 7-я степень (золотой знак) вручалась военнослужащим соединения, принявшим участие в десяти боевых операциях;
Награждение могло проводиться и не последовательно, так, военнослужащий, которому по статуту полагалась 5-я степень, мог быть за особые заслуги награждён сразу 7-й степенью. Общее количество награждений остаётся неизвестным.
Боевая деятельность K-Verband
Боевое крещение K-Verband состоялось в ночь на 21 апреля 1944 года в море близ Анцио. Была предпринята попытка посредством управляемых торпед «Негер» нанести удар по судам противника, располагавшимся в Анцио. В целом, погода располагала, поверхность моря была спокойной, расстояние до стоянки судов по прямой не превышало девяти миль. После спуска торпед на воду, устранения неисправностей и т.п., осталось 17 боеготовых управляемых торпед. Однако результатом операции было потопление только двух небольших сторожевых кораблей и одного малого судна: все крупные суда накануне покинули гавань. Подразделение потеряло 3 человек; один из них отравился диоксидом углерода от работающего двигателя и противник смог поднять «Негер» в сохранности.
Следующей операцией управляемых торпед «Негер» стала атака судов союзников на стоянках, захваченных в ходе операции «Оверлорд». Она началась в первые дни июля 1944 года, в ночь на 6 июля 1944 года со специально построенных пирсов в курортном местечке Виллер-сюр-Мер стартовали первые 30 торпед «Негер». Из них обратно вернулись 11 торпед с пилотами и 3 пилота; 16 пилотов были потеряны (называются цифры от 9 до 16). В ночь на 8 июля 1944 года 11 вернувшихся и 9 остававшихся торпед были спущены на воду. Из результатов операций можно отметить потопление польского (незадолго до этого британского) лёгкого крейсера «Dragon», двух тральщиков HMS «Magic» и HMS «Cato», а также тяжёлые повреждения британскому фрегату HMS «Trollope». Всего потери союзников от операции оцениваются в шесть судов.
Напишите отзыв о статье "K-Verbände"
Комментарии
- ↑ Адмирал флота, граф Маунтбеттен с 27 октября 1941 по август 1943 года возглавлял Управление комбинированных операций, которому подчинялись коммандос, и много сделал для развития этого специального вида вооружённых сил.
Примечания
- ↑ 1 2 [www.thelincolnshireregiment.org/waal1945/KVerband.pdf The K-Verband Research]. Graham Pickles. Проверено 14 января 2015.
- ↑ К. Беккер, В. Боргезе. Подводные легионы фюрера и дуче. — М.: «Вече», 2005. — С. 402. — 480 с. — (Загадки Третьего рейха). — ISBN 5-9533-0633-4.
- ↑ К. Беккер, В. Боргезе. Подводные легионы фюрера и дуче. — М.: «Вече», 2005. — С. 31. — 480 с. — (Загадки Третьего рейха). — ISBN 5-9533-0633-4.
- ↑ 1 2 [www.desertwar.net/k-verband.html K-Verband]. Проверено 14 января 2015.
- ↑ К. Дёниц. Десять лет и двадцать дней. Воспоминания главнокомандующего военно-морскими силами Германии. — М.: «Центрполиграф», 2004. — 495 с. — (За линией фронта. Мемуары). — ISBN 5-9524-1356-0.
- ↑ К. Беккер, В. Боргезе. Подводные легионы фюрера и дуче. — М.: «Вече», 2005. — С. 14. — 480 с. — (Загадки Третьего рейха). — ISBN 5-9533-0633-4.
- ↑ К. Беккер, В. Боргезе. Подводные легионы фюрера и дуче. — М.: «Вече», 2005. — С. 22. — 480 с. — (Загадки Третьего рейха). — ISBN 5-9533-0633-4.
- ↑ 1 2 Иванов С. В. Сверхмалые субмарины и человеко-торпеды. Часть 4. — Белорецк: «Нота», 2005. — («Война на море». Периодическое научно-популярное издание для членов военно-исторических клубов).
- ↑ Калмыков Д. И., Калмыкова И. А. Торпедой — пли!: История малых торпедных кораблей. — Мн.: «Харвест», 1999. — 368 с. — (Библиотека военной истории). — ISBN ISBN 985-433-419-8.
- ↑ [www.uboat.net/types/hai.htm Hai (Shark) - Midget Submarines - German U-boats of WWII - Kriegsmarine - uboat.net]
- ↑ К. Беккер, В. Боргезе. Подводные легионы фюрера и дуче. — М.: «Вече», 2005. — С. 136-137. — 480 с. — (Загадки Третьего рейха). — ISBN 5-9533-0633-4.
- ↑ Lawrence Paterson: Waffen der Verzweiflung – Deutsche Kampfschwimmer und Kleinst-U-Boote im Zweiten Weltkrieg. 1. Auflage. Ullstein Verlag, 2009, S. 61, 170, 271ff, 283
- ↑ К. Беккер, В. Боргезе. Подводные легионы фюрера и дуче. — М.: «Вече», 2005. — С. 16-17. — 480 с. — (Загадки Третьего рейха). — ISBN 5-9533-0633-4.
- ↑ [www.ubootarchiv.de/ubootwiki/index.php/Der_K-Verband Der K-Verband – U-Boot-Archiv Wiki]
- ↑ К. Беккер, В. Боргезе. Подводные легионы фюрера и дуче. — М.: «Вече», 2005. — С. 41. — 480 с. — (Загадки Третьего рейха). — ISBN 5-9533-0633-4.
- ↑ Курылёв О. П. Боевые награды третьего рейха. — М.: «Эксмо», 2007. — 352 с. — ISBN 978-5-699-12721-4.
- ↑ [oficery.ru/security/2823 Боевые пловцы: воины трех стихий | ОФИЦЕРЫ РОССИИ]
- ↑ [medalww.ru/nagrady-germanii-3-reih/nagrudnye-znaki-germanii-badges-germany/znaki-krigsmarine/ Знаки Кригсмарине | Боевые награды ВОВ]
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий K-Verbände
– Честное слово!Уже был второй час ночи, когда Пьер вышел oт своего друга. Ночь была июньская, петербургская, бессумрачная ночь. Пьер сел в извозчичью коляску с намерением ехать домой. Но чем ближе он подъезжал, тем более он чувствовал невозможность заснуть в эту ночь, походившую более на вечер или на утро. Далеко было видно по пустым улицам. Дорогой Пьер вспомнил, что у Анатоля Курагина нынче вечером должно было собраться обычное игорное общество, после которого обыкновенно шла попойка, кончавшаяся одним из любимых увеселений Пьера.
«Хорошо бы было поехать к Курагину», подумал он.
Но тотчас же он вспомнил данное князю Андрею честное слово не бывать у Курагина. Но тотчас же, как это бывает с людьми, называемыми бесхарактерными, ему так страстно захотелось еще раз испытать эту столь знакомую ему беспутную жизнь, что он решился ехать. И тотчас же ему пришла в голову мысль, что данное слово ничего не значит, потому что еще прежде, чем князю Андрею, он дал также князю Анатолю слово быть у него; наконец, он подумал, что все эти честные слова – такие условные вещи, не имеющие никакого определенного смысла, особенно ежели сообразить, что, может быть, завтра же или он умрет или случится с ним что нибудь такое необыкновенное, что не будет уже ни честного, ни бесчестного. Такого рода рассуждения, уничтожая все его решения и предположения, часто приходили к Пьеру. Он поехал к Курагину.
Подъехав к крыльцу большого дома у конно гвардейских казарм, в которых жил Анатоль, он поднялся на освещенное крыльцо, на лестницу, и вошел в отворенную дверь. В передней никого не было; валялись пустые бутылки, плащи, калоши; пахло вином, слышался дальний говор и крик.
Игра и ужин уже кончились, но гости еще не разъезжались. Пьер скинул плащ и вошел в первую комнату, где стояли остатки ужина и один лакей, думая, что его никто не видит, допивал тайком недопитые стаканы. Из третьей комнаты слышались возня, хохот, крики знакомых голосов и рев медведя.
Человек восемь молодых людей толпились озабоченно около открытого окна. Трое возились с молодым медведем, которого один таскал на цепи, пугая им другого.
– Держу за Стивенса сто! – кричал один.
– Смотри не поддерживать! – кричал другой.
– Я за Долохова! – кричал третий. – Разними, Курагин.
– Ну, бросьте Мишку, тут пари.
– Одним духом, иначе проиграно, – кричал четвертый.
– Яков, давай бутылку, Яков! – кричал сам хозяин, высокий красавец, стоявший посреди толпы в одной тонкой рубашке, раскрытой на средине груди. – Стойте, господа. Вот он Петруша, милый друг, – обратился он к Пьеру.
Другой голос невысокого человека, с ясными голубыми глазами, особенно поражавший среди этих всех пьяных голосов своим трезвым выражением, закричал от окна: «Иди сюда – разойми пари!» Это был Долохов, семеновский офицер, известный игрок и бретёр, живший вместе с Анатолем. Пьер улыбался, весело глядя вокруг себя.
– Ничего не понимаю. В чем дело?
– Стойте, он не пьян. Дай бутылку, – сказал Анатоль и, взяв со стола стакан, подошел к Пьеру.
– Прежде всего пей.
Пьер стал пить стакан за стаканом, исподлобья оглядывая пьяных гостей, которые опять столпились у окна, и прислушиваясь к их говору. Анатоль наливал ему вино и рассказывал, что Долохов держит пари с англичанином Стивенсом, моряком, бывшим тут, в том, что он, Долохов, выпьет бутылку рому, сидя на окне третьего этажа с опущенными наружу ногами.
– Ну, пей же всю! – сказал Анатоль, подавая последний стакан Пьеру, – а то не пущу!
– Нет, не хочу, – сказал Пьер, отталкивая Анатоля, и подошел к окну.
Долохов держал за руку англичанина и ясно, отчетливо выговаривал условия пари, обращаясь преимущественно к Анатолю и Пьеру.
Долохов был человек среднего роста, курчавый и с светлыми, голубыми глазами. Ему было лет двадцать пять. Он не носил усов, как и все пехотные офицеры, и рот его, самая поразительная черта его лица, был весь виден. Линии этого рта были замечательно тонко изогнуты. В средине верхняя губа энергически опускалась на крепкую нижнюю острым клином, и в углах образовывалось постоянно что то вроде двух улыбок, по одной с каждой стороны; и всё вместе, а особенно в соединении с твердым, наглым, умным взглядом, составляло впечатление такое, что нельзя было не заметить этого лица. Долохов был небогатый человек, без всяких связей. И несмотря на то, что Анатоль проживал десятки тысяч, Долохов жил с ним и успел себя поставить так, что Анатоль и все знавшие их уважали Долохова больше, чем Анатоля. Долохов играл во все игры и почти всегда выигрывал. Сколько бы он ни пил, он никогда не терял ясности головы. И Курагин, и Долохов в то время были знаменитостями в мире повес и кутил Петербурга.
Бутылка рому была принесена; раму, не пускавшую сесть на наружный откос окна, выламывали два лакея, видимо торопившиеся и робевшие от советов и криков окружавших господ.
Анатоль с своим победительным видом подошел к окну. Ему хотелось сломать что нибудь. Он оттолкнул лакеев и потянул раму, но рама не сдавалась. Он разбил стекло.
– Ну ка ты, силач, – обратился он к Пьеру.
Пьер взялся за перекладины, потянул и с треском выворотип дубовую раму.
– Всю вон, а то подумают, что я держусь, – сказал Долохов.
– Англичанин хвастает… а?… хорошо?… – говорил Анатоль.
– Хорошо, – сказал Пьер, глядя на Долохова, который, взяв в руки бутылку рома, подходил к окну, из которого виднелся свет неба и сливавшихся на нем утренней и вечерней зари.
Долохов с бутылкой рома в руке вскочил на окно. «Слушать!»
крикнул он, стоя на подоконнике и обращаясь в комнату. Все замолчали.
– Я держу пари (он говорил по французски, чтоб его понял англичанин, и говорил не слишком хорошо на этом языке). Держу пари на пятьдесят империалов, хотите на сто? – прибавил он, обращаясь к англичанину.
– Нет, пятьдесят, – сказал англичанин.
– Хорошо, на пятьдесят империалов, – что я выпью бутылку рома всю, не отнимая ото рта, выпью, сидя за окном, вот на этом месте (он нагнулся и показал покатый выступ стены за окном) и не держась ни за что… Так?…
– Очень хорошо, – сказал англичанин.
Анатоль повернулся к англичанину и, взяв его за пуговицу фрака и сверху глядя на него (англичанин был мал ростом), начал по английски повторять ему условия пари.
– Постой! – закричал Долохов, стуча бутылкой по окну, чтоб обратить на себя внимание. – Постой, Курагин; слушайте. Если кто сделает то же, то я плачу сто империалов. Понимаете?
Англичанин кивнул головой, не давая никак разуметь, намерен ли он или нет принять это новое пари. Анатоль не отпускал англичанина и, несмотря на то что тот, кивая, давал знать что он всё понял, Анатоль переводил ему слова Долохова по английски. Молодой худощавый мальчик, лейб гусар, проигравшийся в этот вечер, взлез на окно, высунулся и посмотрел вниз.
– У!… у!… у!… – проговорил он, глядя за окно на камень тротуара.
– Смирно! – закричал Долохов и сдернул с окна офицера, который, запутавшись шпорами, неловко спрыгнул в комнату.
Поставив бутылку на подоконник, чтобы было удобно достать ее, Долохов осторожно и тихо полез в окно. Спустив ноги и расперевшись обеими руками в края окна, он примерился, уселся, опустил руки, подвинулся направо, налево и достал бутылку. Анатоль принес две свечки и поставил их на подоконник, хотя было уже совсем светло. Спина Долохова в белой рубашке и курчавая голова его были освещены с обеих сторон. Все столпились у окна. Англичанин стоял впереди. Пьер улыбался и ничего не говорил. Один из присутствующих, постарше других, с испуганным и сердитым лицом, вдруг продвинулся вперед и хотел схватить Долохова за рубашку.
– Господа, это глупости; он убьется до смерти, – сказал этот более благоразумный человек.
Анатоль остановил его:
– Не трогай, ты его испугаешь, он убьется. А?… Что тогда?… А?…
Долохов обернулся, поправляясь и опять расперевшись руками.
– Ежели кто ко мне еще будет соваться, – сказал он, редко пропуская слова сквозь стиснутые и тонкие губы, – я того сейчас спущу вот сюда. Ну!…
Сказав «ну»!, он повернулся опять, отпустил руки, взял бутылку и поднес ко рту, закинул назад голову и вскинул кверху свободную руку для перевеса. Один из лакеев, начавший подбирать стекла, остановился в согнутом положении, не спуская глаз с окна и спины Долохова. Анатоль стоял прямо, разинув глаза. Англичанин, выпятив вперед губы, смотрел сбоку. Тот, который останавливал, убежал в угол комнаты и лег на диван лицом к стене. Пьер закрыл лицо, и слабая улыбка, забывшись, осталась на его лице, хоть оно теперь выражало ужас и страх. Все молчали. Пьер отнял от глаз руки: Долохов сидел всё в том же положении, только голова загнулась назад, так что курчавые волосы затылка прикасались к воротнику рубахи, и рука с бутылкой поднималась всё выше и выше, содрогаясь и делая усилие. Бутылка видимо опорожнялась и с тем вместе поднималась, загибая голову. «Что же это так долго?» подумал Пьер. Ему казалось, что прошло больше получаса. Вдруг Долохов сделал движение назад спиной, и рука его нервически задрожала; этого содрогания было достаточно, чтобы сдвинуть всё тело, сидевшее на покатом откосе. Он сдвинулся весь, и еще сильнее задрожали, делая усилие, рука и голова его. Одна рука поднялась, чтобы схватиться за подоконник, но опять опустилась. Пьер опять закрыл глаза и сказал себе, что никогда уж не откроет их. Вдруг он почувствовал, что всё вокруг зашевелилось. Он взглянул: Долохов стоял на подоконнике, лицо его было бледно и весело.
– Пуста!
Он кинул бутылку англичанину, который ловко поймал ее. Долохов спрыгнул с окна. От него сильно пахло ромом.
– Отлично! Молодцом! Вот так пари! Чорт вас возьми совсем! – кричали с разных сторон.
Англичанин, достав кошелек, отсчитывал деньги. Долохов хмурился и молчал. Пьер вскочил на окно.
Господа! Кто хочет со мною пари? Я то же сделаю, – вдруг крикнул он. – И пари не нужно, вот что. Вели дать бутылку. Я сделаю… вели дать.
– Пускай, пускай! – сказал Долохов, улыбаясь.
– Что ты? с ума сошел? Кто тебя пустит? У тебя и на лестнице голова кружится, – заговорили с разных сторон.
– Я выпью, давай бутылку рому! – закричал Пьер, решительным и пьяным жестом ударяя по столу, и полез в окно.
Его схватили за руки; но он был так силен, что далеко оттолкнул того, кто приблизился к нему.
– Нет, его так не уломаешь ни за что, – говорил Анатоль, – постойте, я его обману. Послушай, я с тобой держу пари, но завтра, а теперь мы все едем к***.
– Едем, – закричал Пьер, – едем!… И Мишку с собой берем…
И он ухватил медведя, и, обняв и подняв его, стал кружиться с ним по комнате.
Князь Василий исполнил обещание, данное на вечере у Анны Павловны княгине Друбецкой, просившей его о своем единственном сыне Борисе. О нем было доложено государю, и, не в пример другим, он был переведен в гвардию Семеновского полка прапорщиком. Но адъютантом или состоящим при Кутузове Борис так и не был назначен, несмотря на все хлопоты и происки Анны Михайловны. Вскоре после вечера Анны Павловны Анна Михайловна вернулась в Москву, прямо к своим богатым родственникам Ростовым, у которых она стояла в Москве и у которых с детства воспитывался и годами живал ее обожаемый Боренька, только что произведенный в армейские и тотчас же переведенный в гвардейские прапорщики. Гвардия уже вышла из Петербурга 10 го августа, и сын, оставшийся для обмундирования в Москве, должен был догнать ее по дороге в Радзивилов.
У Ростовых были именинницы Натальи, мать и меньшая дочь. С утра, не переставая, подъезжали и отъезжали цуги, подвозившие поздравителей к большому, всей Москве известному дому графини Ростовой на Поварской. Графиня с красивой старшею дочерью и гостями, не перестававшими сменять один другого, сидели в гостиной.
Графиня была женщина с восточным типом худого лица, лет сорока пяти, видимо изнуренная детьми, которых у ней было двенадцать человек. Медлительность ее движений и говора, происходившая от слабости сил, придавала ей значительный вид, внушавший уважение. Княгиня Анна Михайловна Друбецкая, как домашний человек, сидела тут же, помогая в деле принимания и занимания разговором гостей. Молодежь была в задних комнатах, не находя нужным участвовать в приеме визитов. Граф встречал и провожал гостей, приглашая всех к обеду.
«Очень, очень вам благодарен, ma chere или mon cher [моя дорогая или мой дорогой] (ma сherе или mon cher он говорил всем без исключения, без малейших оттенков как выше, так и ниже его стоявшим людям) за себя и за дорогих именинниц. Смотрите же, приезжайте обедать. Вы меня обидите, mon cher. Душевно прошу вас от всего семейства, ma chere». Эти слова с одинаковым выражением на полном веселом и чисто выбритом лице и с одинаково крепким пожатием руки и повторяемыми короткими поклонами говорил он всем без исключения и изменения. Проводив одного гостя, граф возвращался к тому или той, которые еще были в гостиной; придвинув кресла и с видом человека, любящего и умеющего пожить, молодецки расставив ноги и положив на колена руки, он значительно покачивался, предлагал догадки о погоде, советовался о здоровье, иногда на русском, иногда на очень дурном, но самоуверенном французском языке, и снова с видом усталого, но твердого в исполнении обязанности человека шел провожать, оправляя редкие седые волосы на лысине, и опять звал обедать. Иногда, возвращаясь из передней, он заходил через цветочную и официантскую в большую мраморную залу, где накрывали стол на восемьдесят кувертов, и, глядя на официантов, носивших серебро и фарфор, расставлявших столы и развертывавших камчатные скатерти, подзывал к себе Дмитрия Васильевича, дворянина, занимавшегося всеми его делами, и говорил: «Ну, ну, Митенька, смотри, чтоб всё было хорошо. Так, так, – говорил он, с удовольствием оглядывая огромный раздвинутый стол. – Главное – сервировка. То то…» И он уходил, самодовольно вздыхая, опять в гостиную.
– Марья Львовна Карагина с дочерью! – басом доложил огромный графинин выездной лакей, входя в двери гостиной.
Графиня подумала и понюхала из золотой табакерки с портретом мужа.
– Замучили меня эти визиты, – сказала она. – Ну, уж ее последнюю приму. Чопорна очень. Проси, – сказала она лакею грустным голосом, как будто говорила: «ну, уж добивайте!»
Высокая, полная, с гордым видом дама с круглолицей улыбающейся дочкой, шумя платьями, вошли в гостиную.
«Chere comtesse, il y a si longtemps… elle a ete alitee la pauvre enfant… au bal des Razoumowsky… et la comtesse Apraksine… j'ai ete si heureuse…» [Дорогая графиня, как давно… она должна была пролежать в постеле, бедное дитя… на балу у Разумовских… и графиня Апраксина… была так счастлива…] послышались оживленные женские голоса, перебивая один другой и сливаясь с шумом платьев и передвиганием стульев. Начался тот разговор, который затевают ровно настолько, чтобы при первой паузе встать, зашуметь платьями, проговорить: «Je suis bien charmee; la sante de maman… et la comtesse Apraksine» [Я в восхищении; здоровье мамы… и графиня Апраксина] и, опять зашумев платьями, пройти в переднюю, надеть шубу или плащ и уехать. Разговор зашел о главной городской новости того времени – о болезни известного богача и красавца Екатерининского времени старого графа Безухого и о его незаконном сыне Пьере, который так неприлично вел себя на вечере у Анны Павловны Шерер.
– Я очень жалею бедного графа, – проговорила гостья, – здоровье его и так плохо, а теперь это огорченье от сына, это его убьет!
– Что такое? – спросила графиня, как будто не зная, о чем говорит гостья, хотя она раз пятнадцать уже слышала причину огорчения графа Безухого.
– Вот нынешнее воспитание! Еще за границей, – проговорила гостья, – этот молодой человек предоставлен был самому себе, и теперь в Петербурге, говорят, он такие ужасы наделал, что его с полицией выслали оттуда.
– Скажите! – сказала графиня.
– Он дурно выбирал свои знакомства, – вмешалась княгиня Анна Михайловна. – Сын князя Василия, он и один Долохов, они, говорят, Бог знает что делали. И оба пострадали. Долохов разжалован в солдаты, а сын Безухого выслан в Москву. Анатоля Курагина – того отец как то замял. Но выслали таки из Петербурга.
– Да что, бишь, они сделали? – спросила графиня.
– Это совершенные разбойники, особенно Долохов, – говорила гостья. – Он сын Марьи Ивановны Долоховой, такой почтенной дамы, и что же? Можете себе представить: они втроем достали где то медведя, посадили с собой в карету и повезли к актрисам. Прибежала полиция их унимать. Они поймали квартального и привязали его спина со спиной к медведю и пустили медведя в Мойку; медведь плавает, а квартальный на нем.
– Хороша, ma chere, фигура квартального, – закричал граф, помирая со смеху.
– Ах, ужас какой! Чему тут смеяться, граф?
Но дамы невольно смеялись и сами.
– Насилу спасли этого несчастного, – продолжала гостья. – И это сын графа Кирилла Владимировича Безухова так умно забавляется! – прибавила она. – А говорили, что так хорошо воспитан и умен. Вот всё воспитание заграничное куда довело. Надеюсь, что здесь его никто не примет, несмотря на его богатство. Мне хотели его представить. Я решительно отказалась: у меня дочери.
– Отчего вы говорите, что этот молодой человек так богат? – спросила графиня, нагибаясь от девиц, которые тотчас же сделали вид, что не слушают. – Ведь у него только незаконные дети. Кажется… и Пьер незаконный.
Гостья махнула рукой.
– У него их двадцать незаконных, я думаю.
Княгиня Анна Михайловна вмешалась в разговор, видимо, желая выказать свои связи и свое знание всех светских обстоятельств.
– Вот в чем дело, – сказала она значительно и тоже полушопотом. – Репутация графа Кирилла Владимировича известна… Детям своим он и счет потерял, но этот Пьер любимый был.
– Как старик был хорош, – сказала графиня, – еще прошлого года! Красивее мужчины я не видывала.
– Теперь очень переменился, – сказала Анна Михайловна. – Так я хотела сказать, – продолжала она, – по жене прямой наследник всего именья князь Василий, но Пьера отец очень любил, занимался его воспитанием и писал государю… так что никто не знает, ежели он умрет (он так плох, что этого ждут каждую минуту, и Lorrain приехал из Петербурга), кому достанется это огромное состояние, Пьеру или князю Василию. Сорок тысяч душ и миллионы. Я это очень хорошо знаю, потому что мне сам князь Василий это говорил. Да и Кирилл Владимирович мне приходится троюродным дядей по матери. Он и крестил Борю, – прибавила она, как будто не приписывая этому обстоятельству никакого значения.
– Князь Василий приехал в Москву вчера. Он едет на ревизию, мне говорили, – сказала гостья.
– Да, но, entre nous, [между нами,] – сказала княгиня, – это предлог, он приехал собственно к графу Кирилле Владимировичу, узнав, что он так плох.
– Однако, ma chere, это славная штука, – сказал граф и, заметив, что старшая гостья его не слушала, обратился уже к барышням. – Хороша фигура была у квартального, я воображаю.
И он, представив, как махал руками квартальный, опять захохотал звучным и басистым смехом, колебавшим всё его полное тело, как смеются люди, всегда хорошо евшие и особенно пившие. – Так, пожалуйста же, обедать к нам, – сказал он.
Наступило молчание. Графиня глядела на гостью, приятно улыбаясь, впрочем, не скрывая того, что не огорчится теперь нисколько, если гостья поднимется и уедет. Дочь гостьи уже оправляла платье, вопросительно глядя на мать, как вдруг из соседней комнаты послышался бег к двери нескольких мужских и женских ног, грохот зацепленного и поваленного стула, и в комнату вбежала тринадцатилетняя девочка, запахнув что то короткою кисейною юбкою, и остановилась по средине комнаты. Очевидно было, она нечаянно, с нерассчитанного бега, заскочила так далеко. В дверях в ту же минуту показались студент с малиновым воротником, гвардейский офицер, пятнадцатилетняя девочка и толстый румяный мальчик в детской курточке.
Граф вскочил и, раскачиваясь, широко расставил руки вокруг бежавшей девочки.
– А, вот она! – смеясь закричал он. – Именинница! Ma chere, именинница!
– Ma chere, il y a un temps pour tout, [Милая, на все есть время,] – сказала графиня, притворяясь строгою. – Ты ее все балуешь, Elie, – прибавила она мужу.
– Bonjour, ma chere, je vous felicite, [Здравствуйте, моя милая, поздравляю вас,] – сказала гостья. – Quelle delicuse enfant! [Какое прелестное дитя!] – прибавила она, обращаясь к матери.
Черноглазая, с большим ртом, некрасивая, но живая девочка, с своими детскими открытыми плечиками, которые, сжимаясь, двигались в своем корсаже от быстрого бега, с своими сбившимися назад черными кудрями, тоненькими оголенными руками и маленькими ножками в кружевных панталончиках и открытых башмачках, была в том милом возрасте, когда девочка уже не ребенок, а ребенок еще не девушка. Вывернувшись от отца, она подбежала к матери и, не обращая никакого внимания на ее строгое замечание, спрятала свое раскрасневшееся лицо в кружевах материной мантильи и засмеялась. Она смеялась чему то, толкуя отрывисто про куклу, которую вынула из под юбочки.
– Видите?… Кукла… Мими… Видите.
И Наташа не могла больше говорить (ей всё смешно казалось). Она упала на мать и расхохоталась так громко и звонко, что все, даже чопорная гостья, против воли засмеялись.
– Ну, поди, поди с своим уродом! – сказала мать, притворно сердито отталкивая дочь. – Это моя меньшая, – обратилась она к гостье.
Наташа, оторвав на минуту лицо от кружевной косынки матери, взглянула на нее снизу сквозь слезы смеха и опять спрятала лицо.
Гостья, принужденная любоваться семейною сценой, сочла нужным принять в ней какое нибудь участие.
– Скажите, моя милая, – сказала она, обращаясь к Наташе, – как же вам приходится эта Мими? Дочь, верно?
Наташе не понравился тон снисхождения до детского разговора, с которым гостья обратилась к ней. Она ничего не ответила и серьезно посмотрела на гостью.
Между тем всё это молодое поколение: Борис – офицер, сын княгини Анны Михайловны, Николай – студент, старший сын графа, Соня – пятнадцатилетняя племянница графа, и маленький Петруша – меньшой сын, все разместились в гостиной и, видимо, старались удержать в границах приличия оживление и веселость, которыми еще дышала каждая их черта. Видно было, что там, в задних комнатах, откуда они все так стремительно прибежали, у них были разговоры веселее, чем здесь о городских сплетнях, погоде и comtesse Apraksine. [о графине Апраксиной.] Изредка они взглядывали друг на друга и едва удерживались от смеха.
Два молодые человека, студент и офицер, друзья с детства, были одних лет и оба красивы, но не похожи друг на друга. Борис был высокий белокурый юноша с правильными тонкими чертами спокойного и красивого лица; Николай был невысокий курчавый молодой человек с открытым выражением лица. На верхней губе его уже показывались черные волосики, и во всем лице выражались стремительность и восторженность.
Николай покраснел, как только вошел в гостиную. Видно было, что он искал и не находил, что сказать; Борис, напротив, тотчас же нашелся и рассказал спокойно, шутливо, как эту Мими куклу он знал еще молодою девицей с неиспорченным еще носом, как она в пять лет на его памяти состарелась и как у ней по всему черепу треснула голова. Сказав это, он взглянул на Наташу. Наташа отвернулась от него, взглянула на младшего брата, который, зажмурившись, трясся от беззвучного смеха, и, не в силах более удерживаться, прыгнула и побежала из комнаты так скоро, как только могли нести ее быстрые ножки. Борис не рассмеялся.
– Вы, кажется, тоже хотели ехать, maman? Карета нужна? – .сказал он, с улыбкой обращаясь к матери.
– Да, поди, поди, вели приготовить, – сказала она, уливаясь.
Борис вышел тихо в двери и пошел за Наташей, толстый мальчик сердито побежал за ними, как будто досадуя на расстройство, происшедшее в его занятиях.
Из молодежи, не считая старшей дочери графини (которая была четырьмя годами старше сестры и держала себя уже, как большая) и гостьи барышни, в гостиной остались Николай и Соня племянница. Соня была тоненькая, миниатюрненькая брюнетка с мягким, отененным длинными ресницами взглядом, густой черною косой, два раза обвившею ее голову, и желтоватым оттенком кожи на лице и в особенности на обнаженных худощавых, но грациозных мускулистых руках и шее. Плавностью движений, мягкостью и гибкостью маленьких членов и несколько хитрою и сдержанною манерой она напоминала красивого, но еще не сформировавшегося котенка, который будет прелестною кошечкой. Она, видимо, считала приличным выказывать улыбкой участие к общему разговору; но против воли ее глаза из под длинных густых ресниц смотрели на уезжавшего в армию cousin [двоюродного брата] с таким девическим страстным обожанием, что улыбка ее не могла ни на мгновение обмануть никого, и видно было, что кошечка присела только для того, чтоб еще энергичнее прыгнуть и заиграть с своим соusin, как скоро только они так же, как Борис с Наташей, выберутся из этой гостиной.
– Да, ma chere, – сказал старый граф, обращаясь к гостье и указывая на своего Николая. – Вот его друг Борис произведен в офицеры, и он из дружбы не хочет отставать от него; бросает и университет и меня старика: идет в военную службу, ma chere. А уж ему место в архиве было готово, и всё. Вот дружба то? – сказал граф вопросительно.
– Да ведь война, говорят, объявлена, – сказала гостья.
– Давно говорят, – сказал граф. – Опять поговорят, поговорят, да так и оставят. Ma chere, вот дружба то! – повторил он. – Он идет в гусары.
Гостья, не зная, что сказать, покачала головой.
– Совсем не из дружбы, – отвечал Николай, вспыхнув и отговариваясь как будто от постыдного на него наклепа. – Совсем не дружба, а просто чувствую призвание к военной службе.
Он оглянулся на кузину и на гостью барышню: обе смотрели на него с улыбкой одобрения.
– Нынче обедает у нас Шуберт, полковник Павлоградского гусарского полка. Он был в отпуску здесь и берет его с собой. Что делать? – сказал граф, пожимая плечами и говоря шуточно о деле, которое, видимо, стоило ему много горя.
– Я уж вам говорил, папенька, – сказал сын, – что ежели вам не хочется меня отпустить, я останусь. Но я знаю, что я никуда не гожусь, кроме как в военную службу; я не дипломат, не чиновник, не умею скрывать того, что чувствую, – говорил он, всё поглядывая с кокетством красивой молодости на Соню и гостью барышню.
Кошечка, впиваясь в него глазами, казалась каждую секунду готовою заиграть и выказать всю свою кошачью натуру.
– Ну, ну, хорошо! – сказал старый граф, – всё горячится. Всё Бонапарте всем голову вскружил; все думают, как это он из поручиков попал в императоры. Что ж, дай Бог, – прибавил он, не замечая насмешливой улыбки гостьи.
Большие заговорили о Бонапарте. Жюли, дочь Карагиной, обратилась к молодому Ростову:
– Как жаль, что вас не было в четверг у Архаровых. Мне скучно было без вас, – сказала она, нежно улыбаясь ему.
Польщенный молодой человек с кокетливой улыбкой молодости ближе пересел к ней и вступил с улыбающейся Жюли в отдельный разговор, совсем не замечая того, что эта его невольная улыбка ножом ревности резала сердце красневшей и притворно улыбавшейся Сони. – В середине разговора он оглянулся на нее. Соня страстно озлобленно взглянула на него и, едва удерживая на глазах слезы, а на губах притворную улыбку, встала и вышла из комнаты. Всё оживление Николая исчезло. Он выждал первый перерыв разговора и с расстроенным лицом вышел из комнаты отыскивать Соню.
– Как секреты то этой всей молодежи шиты белыми нитками! – сказала Анна Михайловна, указывая на выходящего Николая. – Cousinage dangereux voisinage, [Бедовое дело – двоюродные братцы и сестрицы,] – прибавила она.
– Да, – сказала графиня, после того как луч солнца, проникнувший в гостиную вместе с этим молодым поколением, исчез, и как будто отвечая на вопрос, которого никто ей не делал, но который постоянно занимал ее. – Сколько страданий, сколько беспокойств перенесено за то, чтобы теперь на них радоваться! А и теперь, право, больше страха, чем радости. Всё боишься, всё боишься! Именно тот возраст, в котором так много опасностей и для девочек и для мальчиков.
– Всё от воспитания зависит, – сказала гостья.
– Да, ваша правда, – продолжала графиня. – До сих пор я была, слава Богу, другом своих детей и пользуюсь полным их доверием, – говорила графиня, повторяя заблуждение многих родителей, полагающих, что у детей их нет тайн от них. – Я знаю, что я всегда буду первою confidente [поверенной] моих дочерей, и что Николенька, по своему пылкому характеру, ежели будет шалить (мальчику нельзя без этого), то всё не так, как эти петербургские господа.
– Да, славные, славные ребята, – подтвердил граф, всегда разрешавший запутанные для него вопросы тем, что всё находил славным. – Вот подите, захотел в гусары! Да вот что вы хотите, ma chere!
– Какое милое существо ваша меньшая, – сказала гостья. – Порох!
– Да, порох, – сказал граф. – В меня пошла! И какой голос: хоть и моя дочь, а я правду скажу, певица будет, Саломони другая. Мы взяли итальянца ее учить.
– Не рано ли? Говорят, вредно для голоса учиться в эту пору.
– О, нет, какой рано! – сказал граф. – Как же наши матери выходили в двенадцать тринадцать лет замуж?
– Уж она и теперь влюблена в Бориса! Какова? – сказала графиня, тихо улыбаясь, глядя на мать Бориса, и, видимо отвечая на мысль, всегда ее занимавшую, продолжала. – Ну, вот видите, держи я ее строго, запрещай я ей… Бог знает, что бы они делали потихоньку (графиня разумела: они целовались бы), а теперь я знаю каждое ее слово. Она сама вечером прибежит и всё мне расскажет. Может быть, я балую ее; но, право, это, кажется, лучше. Я старшую держала строго.
– Да, меня совсем иначе воспитывали, – сказала старшая, красивая графиня Вера, улыбаясь.
Но улыбка не украсила лица Веры, как это обыкновенно бывает; напротив, лицо ее стало неестественно и оттого неприятно.
Старшая, Вера, была хороша, была неглупа, училась прекрасно, была хорошо воспитана, голос у нее был приятный, то, что она сказала, было справедливо и уместно; но, странное дело, все, и гостья и графиня, оглянулись на нее, как будто удивились, зачем она это сказала, и почувствовали неловкость.
– Всегда с старшими детьми мудрят, хотят сделать что нибудь необыкновенное, – сказала гостья.
– Что греха таить, ma chere! Графинюшка мудрила с Верой, – сказал граф. – Ну, да что ж! всё таки славная вышла, – прибавил он, одобрительно подмигивая Вере.
Гостьи встали и уехали, обещаясь приехать к обеду.
– Что за манера! Уж сидели, сидели! – сказала графиня, проводя гостей.
Когда Наташа вышла из гостиной и побежала, она добежала только до цветочной. В этой комнате она остановилась, прислушиваясь к говору в гостиной и ожидая выхода Бориса. Она уже начинала приходить в нетерпение и, топнув ножкой, сбиралась было заплакать оттого, что он не сейчас шел, когда заслышались не тихие, не быстрые, приличные шаги молодого человека.
Наташа быстро бросилась между кадок цветов и спряталась.
Борис остановился посереди комнаты, оглянулся, смахнул рукой соринки с рукава мундира и подошел к зеркалу, рассматривая свое красивое лицо. Наташа, притихнув, выглядывала из своей засады, ожидая, что он будет делать. Он постоял несколько времени перед зеркалом, улыбнулся и пошел к выходной двери. Наташа хотела его окликнуть, но потом раздумала. «Пускай ищет», сказала она себе. Только что Борис вышел, как из другой двери вышла раскрасневшаяся Соня, сквозь слезы что то злобно шепчущая. Наташа удержалась от своего первого движения выбежать к ней и осталась в своей засаде, как под шапкой невидимкой, высматривая, что делалось на свете. Она испытывала особое новое наслаждение. Соня шептала что то и оглядывалась на дверь гостиной. Из двери вышел Николай.
– Соня! Что с тобой? Можно ли это? – сказал Николай, подбегая к ней.
– Ничего, ничего, оставьте меня! – Соня зарыдала.
– Нет, я знаю что.
– Ну знаете, и прекрасно, и подите к ней.
– Соооня! Одно слово! Можно ли так мучить меня и себя из за фантазии? – говорил Николай, взяв ее за руку.
Соня не вырывала у него руки и перестала плакать.
Наташа, не шевелясь и не дыша, блестящими главами смотрела из своей засады. «Что теперь будет»? думала она.
– Соня! Мне весь мир не нужен! Ты одна для меня всё, – говорил Николай. – Я докажу тебе.
– Я не люблю, когда ты так говоришь.
– Ну не буду, ну прости, Соня! – Он притянул ее к себе и поцеловал.
«Ах, как хорошо!» подумала Наташа, и когда Соня с Николаем вышли из комнаты, она пошла за ними и вызвала к себе Бориса.
– Борис, подите сюда, – сказала она с значительным и хитрым видом. – Мне нужно сказать вам одну вещь. Сюда, сюда, – сказала она и привела его в цветочную на то место между кадок, где она была спрятана. Борис, улыбаясь, шел за нею.
– Какая же это одна вещь ? – спросил он.
Она смутилась, оглянулась вокруг себя и, увидев брошенную на кадке свою куклу, взяла ее в руки.
– Поцелуйте куклу, – сказала она.
Борис внимательным, ласковым взглядом смотрел в ее оживленное лицо и ничего не отвечал.
– Не хотите? Ну, так подите сюда, – сказала она и глубже ушла в цветы и бросила куклу. – Ближе, ближе! – шептала она. Она поймала руками офицера за обшлага, и в покрасневшем лице ее видны были торжественность и страх.
– А меня хотите поцеловать? – прошептала она чуть слышно, исподлобья глядя на него, улыбаясь и чуть не плача от волненья.
Борис покраснел.
– Какая вы смешная! – проговорил он, нагибаясь к ней, еще более краснея, но ничего не предпринимая и выжидая.
Она вдруг вскочила на кадку, так что стала выше его, обняла его обеими руками, так что тонкие голые ручки согнулись выше его шеи и, откинув движением головы волосы назад, поцеловала его в самые губы.
Она проскользнула между горшками на другую сторону цветов и, опустив голову, остановилась.
– Наташа, – сказал он, – вы знаете, что я люблю вас, но…
– Вы влюблены в меня? – перебила его Наташа.
– Да, влюблен, но, пожалуйста, не будем делать того, что сейчас… Еще четыре года… Тогда я буду просить вашей руки.
Наташа подумала.
– Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать… – сказала она, считая по тоненьким пальчикам. – Хорошо! Так кончено?
И улыбка радости и успокоения осветила ее оживленное лицо.
– Кончено! – сказал Борис.
– Навсегда? – сказала девочка. – До самой смерти?
И, взяв его под руку, она с счастливым лицом тихо пошла с ним рядом в диванную.
Графиня так устала от визитов, что не велела принимать больше никого, и швейцару приказано было только звать непременно кушать всех, кто будет еще приезжать с поздравлениями. Графине хотелось с глазу на глаз поговорить с другом своего детства, княгиней Анной Михайловной, которую она не видала хорошенько с ее приезда из Петербурга. Анна Михайловна, с своим исплаканным и приятным лицом, подвинулась ближе к креслу графини.
– С тобой я буду совершенно откровенна, – сказала Анна Михайловна. – Уж мало нас осталось, старых друзей! От этого я так и дорожу твоею дружбой.
Анна Михайловна посмотрела на Веру и остановилась. Графиня пожала руку своему другу.
– Вера, – сказала графиня, обращаясь к старшей дочери, очевидно, нелюбимой. – Как у вас ни на что понятия нет? Разве ты не чувствуешь, что ты здесь лишняя? Поди к сестрам, или…
Красивая Вера презрительно улыбнулась, видимо не чувствуя ни малейшего оскорбления.
– Ежели бы вы мне сказали давно, маменька, я бы тотчас ушла, – сказала она, и пошла в свою комнату.
Но, проходя мимо диванной, она заметила, что в ней у двух окошек симметрично сидели две пары. Она остановилась и презрительно улыбнулась. Соня сидела близко подле Николая, который переписывал ей стихи, в первый раз сочиненные им. Борис с Наташей сидели у другого окна и замолчали, когда вошла Вера. Соня и Наташа с виноватыми и счастливыми лицами взглянули на Веру.
Весело и трогательно было смотреть на этих влюбленных девочек, но вид их, очевидно, не возбуждал в Вере приятного чувства.
– Сколько раз я вас просила, – сказала она, – не брать моих вещей, у вас есть своя комната.
Она взяла от Николая чернильницу.
– Сейчас, сейчас, – сказал он, мокая перо.
– Вы всё умеете делать не во время, – сказала Вера. – То прибежали в гостиную, так что всем совестно сделалось за вас.
Несмотря на то, или именно потому, что сказанное ею было совершенно справедливо, никто ей не отвечал, и все четверо только переглядывались между собой. Она медлила в комнате с чернильницей в руке.
– И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, – всё одни глупости!
– Ну, что тебе за дело, Вера? – тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.
Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.
– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…
– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.
– Да уж я верно не стану перед гостями бегать за молодым человеком…
– Ну, добилась своего, – вмешался Николай, – наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую.
Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.
– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.
В гостиной продолжался разговор.
– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.
– Ах, душа моя! – отвечала княгиня Анна Михайловна. – Не дай Бог тебе узнать, как тяжело остаться вдовой без подпоры и с сыном, которого любишь до обожания. Всему научишься, – продолжала она с некоторою гордостью. – Процесс мой меня научил. Ежели мне нужно видеть кого нибудь из этих тузов, я пишу записку: «princesse une telle [княгиня такая то] желает видеть такого то» и еду сама на извозчике хоть два, хоть три раза, хоть четыре, до тех пор, пока не добьюсь того, что мне надо. Мне всё равно, что бы обо мне ни думали.
– Ну, как же, кого ты просила о Бореньке? – спросила графиня. – Ведь вот твой уже офицер гвардии, а Николушка идет юнкером. Некому похлопотать. Ты кого просила?
– Князя Василия. Он был очень мил. Сейчас на всё согласился, доложил государю, – говорила княгиня Анна Михайловна с восторгом, совершенно забыв всё унижение, через которое она прошла для достижения своей цели.
– Что он постарел, князь Василий? – спросила графиня. – Я его не видала с наших театров у Румянцевых. И думаю, забыл про меня. Il me faisait la cour, [Он за мной волочился,] – вспомнила графиня с улыбкой.
– Всё такой же, – отвечала Анна Михайловна, – любезен, рассыпается. Les grandeurs ne lui ont pas touriene la tete du tout. [Высокое положение не вскружило ему головы нисколько.] «Я жалею, что слишком мало могу вам сделать, милая княгиня, – он мне говорит, – приказывайте». Нет, он славный человек и родной прекрасный. Но ты знаешь, Nathalieie, мою любовь к сыну. Я не знаю, чего я не сделала бы для его счастья. А обстоятельства мои до того дурны, – продолжала Анна Михайловна с грустью и понижая голос, – до того дурны, что я теперь в самом ужасном положении. Мой несчастный процесс съедает всё, что я имею, и не подвигается. У меня нет, можешь себе представить, a la lettre [буквально] нет гривенника денег, и я не знаю, на что обмундировать Бориса. – Она вынула платок и заплакала. – Мне нужно пятьсот рублей, а у меня одна двадцатипятирублевая бумажка. Я в таком положении… Одна моя надежда теперь на графа Кирилла Владимировича Безухова. Ежели он не захочет поддержать своего крестника, – ведь он крестил Борю, – и назначить ему что нибудь на содержание, то все мои хлопоты пропадут: мне не на что будет обмундировать его.
Графиня прослезилась и молча соображала что то.
– Часто думаю, может, это и грех, – сказала княгиня, – а часто думаю: вот граф Кирилл Владимирович Безухой живет один… это огромное состояние… и для чего живет? Ему жизнь в тягость, а Боре только начинать жить.
