Kinder, Küche, Kirche
Kinder, Küche, Kirche ([ˈkɪndɐ ˈkʏçə ˈkɪʁçə], киндер, кюхе, кирхе; с нем. — «дети, кухня, церковь»), или 3 K, — немецкое устойчивое выражение, описывающее основные представления о социальной роли женщины в германской консервативной системе ценностей. Автором данной аллитерации принято считать кайзера Вильгельма II. Авторство также иногда ошибочно приписывают канцлеру Германской империи Отто Эдуарду Леопольду Бисмарку, что выразилось в «знаменитых трёх „К“ Бисмарка».
Существуют менее распространённые варианты изречения вроде «Kinder, Küche, Kaiser». В некоторых из них выражение принимает вид «4 К»: «Kinder, Küche, Kirche, Kleider»[1].
Третий рейх
После прихода к власти Гитлера в 1933 году он принял «Закон о поощрении брака», по которому каждая пара новобрачных получала заём в размере 1000 марок (примерно в 9 раз больше среднемесячной зарплаты). После рождения каждого ребёнка вплоть до четвёртого с займа списывались 250 марок.
В сентябре 1934 года, выступая перед Женской национал-социалистической организацией, Гитлер заявил, что «мир немецкой женщины — это её муж, её семья, её дети и её дом». Был учреждён специальный знак отличия — Почётный крест немецкой матери — который получали немки, родившие четырёх и более детей. Последнюю часть лозунга — церковь — из-за антирелигиозных кампаний во времена нацистов старались опускать.
В то же время медицина, юриспруденция и служба в правительственных структурах были разрешены только мужчинам[2]. Только к концу войны из-за тяжёлых потерь в вооружённых силах и острой нехватки оружия и амуниции пришлось вернуть женщин на фабрики.
После Второй мировой войны
В 1967 американская феминистка Наоми Вайсштайн (Naomi Weisstein) написала книгу «Kinder, Küche, Kirche как научный закон: психология создаёт женщину» («Kinder, Küche, Kirche as Scientific Law: Psychology Constructs the Female») — один из первых трудов в области психологии женщин, который переиздавался 42 раза на 6 языках.
Напишите отзыв о статье "Kinder, Küche, Kirche"
Примечания
- ↑ Bock, Gisela. [books.google.de/books?id=mw3vBpwyQRwC&pg=PA152&hl=de Frauen in der europäischen Geschichte: vom Mittelalter bis zur Gegenwart]. — C.H.Beck, 2005. — P. 152. — 393 p. — ISBN 9783406527951.
- ↑ [www.spartacus.schoolnet.co.uk/GERwomen.htm Women in Nazi Germany] (англ.)
Литература
- Weisstein, Naomi. Kinder, Küche, Kirche as Scientific Law: Psychology Constructs the Female. — Boston: New England Free Press, 1968.
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?:
|
Отрывок, характеризующий Kinder, Küche, Kirche
В это время Петя, в первой комнате, увидав и схватив сабли, и испытывая тот восторг, который испытывают мальчики, при виде воинственного старшего брата, и забыв, что сестрам неприлично видеть раздетых мужчин, отворил дверь.– Это твоя сабля? – кричал он. Девочки отскочили. Денисов с испуганными глазами спрятал свои мохнатые ноги в одеяло, оглядываясь за помощью на товарища. Дверь пропустила Петю и опять затворилась. За дверью послышался смех.
– Николенька, выходи в халате, – проговорил голос Наташи.
– Это твоя сабля? – спросил Петя, – или это ваша? – с подобострастным уважением обратился он к усатому, черному Денисову.
Ростов поспешно обулся, надел халат и вышел. Наташа надела один сапог с шпорой и влезала в другой. Соня кружилась и только что хотела раздуть платье и присесть, когда он вышел. Обе были в одинаковых, новеньких, голубых платьях – свежие, румяные, веселые. Соня убежала, а Наташа, взяв брата под руку, повела его в диванную, и у них начался разговор. Они не успевали спрашивать друг друга и отвечать на вопросы о тысячах мелочей, которые могли интересовать только их одних. Наташа смеялась при всяком слове, которое он говорил и которое она говорила, не потому, чтобы было смешно то, что они говорили, но потому, что ей было весело и она не в силах была удерживать своей радости, выражавшейся смехом.
– Ах, как хорошо, отлично! – приговаривала она ко всему. Ростов почувствовал, как под влиянием жарких лучей любви, в первый раз через полтора года, на душе его и на лице распускалась та детская улыбка, которою он ни разу не улыбался с тех пор, как выехал из дома.
– Нет, послушай, – сказала она, – ты теперь совсем мужчина? Я ужасно рада, что ты мой брат. – Она тронула его усы. – Мне хочется знать, какие вы мужчины? Такие ли, как мы? Нет?
– Отчего Соня убежала? – спрашивал Ростов.
– Да. Это еще целая история! Как ты будешь говорить с Соней? Ты или вы?
– Как случится, – сказал Ростов.
– Говори ей вы, пожалуйста, я тебе после скажу.
– Да что же?
– Ну я теперь скажу. Ты знаешь, что Соня мой друг, такой друг, что я руку сожгу для нее. Вот посмотри. – Она засучила свой кисейный рукав и показала на своей длинной, худой и нежной ручке под плечом, гораздо выше локтя (в том месте, которое закрыто бывает и бальными платьями) красную метину.
– Это я сожгла, чтобы доказать ей любовь. Просто линейку разожгла на огне, да и прижала.
Сидя в своей прежней классной комнате, на диване с подушечками на ручках, и глядя в эти отчаянно оживленные глаза Наташи, Ростов опять вошел в тот свой семейный, детский мир, который не имел ни для кого никакого смысла, кроме как для него, но который доставлял ему одни из лучших наслаждений в жизни; и сожжение руки линейкой, для показания любви, показалось ему не бесполезно: он понимал и не удивлялся этому.
