Курода, Нагамити
| Нагамити Курода | |
| 黒田 長礼 | |
 Нагамити Курода (слева) со своим сыном-орнитологом, 27 февраля 1959 | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Дата смерти: | |
| Научная сфера: | |
| Альма-матер: | |
| Известен как: | |
| Систематик живой природы | |
|
Исследователь, описавший ряд зоологических таксонов. Для указания авторства, названия этих таксонов сопровождают обозначением «Kuroda».
|
Нагамити Курода (яп. 黒田 長礼 Курода Нагамити?, 24 ноября 1889 — 16 апреля 1978) — японский учёный, автор статей и академических публикаций о птицах.
Биография
Нагамити Курода — потомок даймё княжества Фукуока, которое было основано в 1600 году Куродой Нагамасой. Нагамити Курода был главой рода в 14-м поколении от его основателя. Уже в детстве его любимым делом были наблюдения за птицами. Во владении его семьи был большой водоём, где ежегодно собрались тысячи диких уток.
Нагамити Курода получил образование в университете Гакусюин и в течение времени обучения дополнительно специализировался в зоологии в Императорском Токийском университете (ныне Токийский университет). В 1916 году он отправился в путешествие в Корею, где он приобрёл, вероятно, один из последних экземпляров в настоящее время, по-видимому, вымершего вида — хохлатой пеганки. В 1917 году он опубликовал первоописание этой редчайшей птицы. В последующий период Курода совершил многочисленные поездки на острова Огасавара, острова Дайто (Минамидайто, Китадайто и Окидайто) и острова Рюкю, где исследовал орнитофауну. В 1922 году он описал качурку Матсудайра[1] (Oceanodroma matsudairae). В 1924 году по своим исследованиям на островах Рюкю Курода защитил докторскую диссертацию. После смерти своего отца в 1939 году он унаследовал родовое имение и был удостоен дворянского звания кадзоку (аналогично званию пэра в Англии). С 1947 по 1963 год Курода был президентом Японского орнитологического общества.
Курода был одним из самых известных орнитологов Японии в ХХ веке. Он является автором многочисленных научных статей по птицам и млекопитающим, опубликованных в престижных международных журналах, например таких как Bulletin of the British Ornithologists' Club (Бюллетень Клуба британских орнитологов). Его важнейшие труды включают двухтомник по птицам острова Ява (1933—1936), книгу по певчим воробьиным (1933) и монографию по попугаям мировой фауны (1975).
Его сын Нагахиса Курода (1916—2009) был также известным орнитологом.
Избранные сочинения
- Passeres (1933)
- Birds of the Island of Java (2 Volumes, 1933—1936)
- Parrots of the World in Life Colours (1975)
- Kuroda, N. 1953. On the skeletons of Puffinus nativitatus and Pagodroma nivea. // Tori 13: 50-67. Kuroda, N. 1983. Some osteological notes on Procellariiformes. Tori 32:41-61.
Напишите отзыв о статье "Курода, Нагамити"
Примечания
- ↑ Название приведено по: Бёме Р. Л., Флинт В. Е. Пятиязычный словарь названий животных. Птицы. М.: Руссо-Русский язык. 1994. с. 254. Однако вид назван в честь японского орнитолога Yorikatsu Matsudaira, и правильная транскрипция названия - "качурка Мацудайры"
Отрывок, характеризующий Курода, Нагамити
В деревне Гостиерадеке были хотя и спутанные, но в большем порядке русские войска, шедшие прочь с поля сражения. Сюда уже не доставали французские ядра, и звуки стрельбы казались далекими. Здесь все уже ясно видели и говорили, что сражение проиграно. К кому ни обращался Ростов, никто не мог сказать ему, ни где был государь, ни где был Кутузов. Одни говорили, что слух о ране государя справедлив, другие говорили, что нет, и объясняли этот ложный распространившийся слух тем, что, действительно, в карете государя проскакал назад с поля сражения бледный и испуганный обер гофмаршал граф Толстой, выехавший с другими в свите императора на поле сражения. Один офицер сказал Ростову, что за деревней, налево, он видел кого то из высшего начальства, и Ростов поехал туда, уже не надеясь найти кого нибудь, но для того только, чтобы перед самим собою очистить свою совесть. Проехав версты три и миновав последние русские войска, около огорода, окопанного канавой, Ростов увидал двух стоявших против канавы всадников. Один, с белым султаном на шляпе, показался почему то знакомым Ростову; другой, незнакомый всадник, на прекрасной рыжей лошади (лошадь эта показалась знакомою Ростову) подъехал к канаве, толкнул лошадь шпорами и, выпустив поводья, легко перепрыгнул через канаву огорода. Только земля осыпалась с насыпи от задних копыт лошади. Круто повернув лошадь, он опять назад перепрыгнул канаву и почтительно обратился к всаднику с белым султаном, очевидно, предлагая ему сделать то же. Всадник, которого фигура показалась знакома Ростову и почему то невольно приковала к себе его внимание, сделал отрицательный жест головой и рукой, и по этому жесту Ростов мгновенно узнал своего оплакиваемого, обожаемого государя.«Но это не мог быть он, один посреди этого пустого поля», подумал Ростов. В это время Александр повернул голову, и Ростов увидал так живо врезавшиеся в его памяти любимые черты. Государь был бледен, щеки его впали и глаза ввалились; но тем больше прелести, кротости было в его чертах. Ростов был счастлив, убедившись в том, что слух о ране государя был несправедлив. Он был счастлив, что видел его. Он знал, что мог, даже должен был прямо обратиться к нему и передать то, что приказано было ему передать от Долгорукова.
Но как влюбленный юноша дрожит и млеет, не смея сказать того, о чем он мечтает ночи, и испуганно оглядывается, ища помощи или возможности отсрочки и бегства, когда наступила желанная минута, и он стоит наедине с ней, так и Ростов теперь, достигнув того, чего он желал больше всего на свете, не знал, как подступить к государю, и ему представлялись тысячи соображений, почему это было неудобно, неприлично и невозможно.
«Как! Я как будто рад случаю воспользоваться тем, что он один и в унынии. Ему неприятно и тяжело может показаться неизвестное лицо в эту минуту печали; потом, что я могу сказать ему теперь, когда при одном взгляде на него у меня замирает сердце и пересыхает во рту?» Ни одна из тех бесчисленных речей, которые он, обращая к государю, слагал в своем воображении, не приходила ему теперь в голову. Те речи большею частию держались совсем при других условиях, те говорились большею частию в минуту побед и торжеств и преимущественно на смертном одре от полученных ран, в то время как государь благодарил его за геройские поступки, и он, умирая, высказывал ему подтвержденную на деле любовь свою.
