L’homme armé
L’homme armé (фр. «вооруженный человек») — французская песня эпохи Возрождения. Авторы стихов и музыки неизвестны. На мелодию этой песни в XV—XVI веках было сочинено более 40 месс, а также другие многоголосные композиции (в том числе, в жанрах кводлибета и шансон).
Характеристика и рецепция
Текст состоит из рефрена (L'homme, l'homme, l'homme armé) и куплета (On a fait partout crier), положенных на разную музыку. Содержание текста (сохранилась только одна строфа, написанная на одну рифму) традиционно связывают со Столетней войной. Наиболее ранние письменные памятники с песней датированы серединой XV века[1]; некоторые современные учёные считают её происхождение более ранним[2]. Мелодия сохранилась во многих версиях, из которых наибольшую известность приобрели две: одна «минорная» (в транспонированном дорийском ладу)[3], другая «мажорная» (в миксолидийском ладу).
О чрезвычайности популярности песни свидетельствуют её многочисленные обработки (в том числе, и особенно в церковной музыке) XV — XVI веков. Написание мессы на «L'homme armé» (используемую в качестве cantus firmus многоголосной композиции) в то время было едва ли не «обязательным делом» для каждого серьёзного полифониста во Франции, Фландрии, Италии, реже в Испании и Германии. Среди авторов месс на эту песню Гийом Дюфаи, Антуан Бюнуа, Антуан Брюмель, Йоханнес Окегем, Жоскен Депре (две), Пьер де ла Рю (две), Пьер Мутон, Якоб Обрехт, Луазе Компер, Иоанн Тинкторис, Костанцо Феста, Франсиско Герреро (2 редакции, значительно отличающиеся друг от друга музыкально), Кристобаль де Моралес (две), Людвиг Зенфль, Джованни Палестрина (две). Последняя по времени — барочная 12-голосная месса Джакомо Кариссими. В XX веке тему знаменитой песни спорадически использовали композиторы-авангардисты. В 1999 г. британский (валлийский) композитор Карл Дженкинс использовал тему L'homme armé (искусно обработанную в стилистике жиги) в своей оратории "Месса мира. Вооруженный человек"[4].
Текст
L'homme, l'homme, l'homme armé,
L'homme armé,
L'homme armé doibt on doubter, doibt on doubter.
On a fait partout crier,
Que chascun se viengne armer
D'un haubregon de fer[5].
Напишите отзыв о статье "L’homme armé"
Примечания
- ↑ Неаполитанская рукопись Biblioteca Nazionale, MS VI E 40, с шестью анонимными мессами, датированная «до 1475 года», — единственный источник, где сохранилась монодия с текстом. См. исследование этой рукописи у Джудит Коэн (Cohen в списке литературы).
- ↑ The nearly 50 masses and a few other pieces based on L’homme armé take as their point of departure a monophonic tune that probably dates from the first half of the 15th century. (Planchart, 2003, p.306; подробное библиографическое описание статьи см. в списке литературы).
- ↑ Как в кводлибете, цитируемом Тинкторисом (трактат «Музыкальные пропорции», ок.1476; кн. III, гл.4).
- ↑ Хотя сочинение Дженкинса названо «мессой» и даже включает (среди прочих текстов, главным образом, на английском языке) отдельные части ординария на латыни, в действительности (литургически и семантически) оно не имеет отношения к богослужению католиков и пропагандирует ценности мультикультурализма (например, вторая её часть не содержит ничего, кроме молитвенного призыва настоящего муэдзина на арабском языке).
- ↑ «Вооружённый человек... вооружённого человека следует бояться. Повсюду возглашают, что каждый должен одеться в железные доспехи». В конце стиха буквально — «вооружиться доспехами» (по-французски armer означает любое обмундирование воина — и атакующее и защитное). По поводу слова haubregon см. [www.cnrtl.fr/definition/ducange/HALSBERGA у Дюканжа].
Литература
- Gombosi O. Bemerkungen zur L'homme armé-Frage // Zeitschrift für Musikwissenschaft, X (1927–8), SS.609–12; Zeitschrift für Musikwissenschaft, XII (1929–30), S.378.
- Cohen J. The six anonymous L'homme armé masses in Naples, Biblioteca Nazionale, MS VI E 40 // Musicological Studies and Documents, vol.21. [Rome,] 1968.
- Lockwood L. Aspects of the 'L'Homme armé' tradition // Proceedings of the Royal Musical Association, Vol. 100 (1973 - 1974), pp. 97-122.
- Cohen J. Munus ab ignoto // Studia Musicologica Academiae Scientiarum Hungaricae, T. 22. Budapest, 1980, pp.187-204.
- Евдокимова Ю.К., Симакова Н.А. Музыка эпохи Возрождения: Cantus prius factus и работа с ним. Москва, 1982; 2010 (репринт).
- Haaß W. Studien zu den "L'homme armé"-Messen des 15. und 16. Jahrhunderts. Regensburg: Bosse 1984.
- Perkins L.L. The L'homme armé Masses of Busnoys and Okeghem: a Comparison // Jornal of Musicology III (1984), pp.363–96.
- Rees O. Guerrero's L'homme armé masses and their models // Early Music History, vo.12 (1993), pp.19–54.
- Gottwald C. Palestrina: „L’homme armé“ // Palestrina. Zwischen Démontage und Rettung, hrsg. v. H.-K.Metzger u. R.Riehn. München: edition text+kritik 1994. ISBN 3-88377-482-0, SS.43–59.
- Blackburn B. Masses on popular songs and syllables // The Josquin Companion, ed. R.Sherr. Oxford: Oxford University Press, 1999. ISBN 0-19-816335-5.
- Planchart A.E. The origins and early history of L'homme armé // Journal of Musicology, 20 (2003), pp.305-357.
- Лопатин М.В. Символика “L’homme armé” // Старинная музыка, №№ 1–2 (39–40), 2008. С. 25–29.
- Лопатин М.В. “L’homme armé” и литургическая практика эпохи позднего Средневековья // Старинная музыка, №№ 1–2 (47–48), 2010. С. 8–13.
Отрывок, характеризующий L’homme armé
– Оно значит: коли быть сраженью, – сказал он задумчиво, – и в скорости, так это так точно. Ну, а коли пройдет три дня апосля того самого числа, тогда, значит, это самое сражение в оттяжку пойдет.Наполеону перевели это так: «Si la bataille est donnee avant trois jours, les Francais la gagneraient, mais que si elle serait donnee plus tard, Dieu seul sait ce qui en arrivrait», [«Ежели сражение произойдет прежде трех дней, то французы выиграют его, но ежели после трех дней, то бог знает что случится».] – улыбаясь передал Lelorgne d'Ideville. Наполеон не улыбнулся, хотя он, видимо, был в самом веселом расположении духа, и велел повторить себе эти слова.
Лаврушка заметил это и, чтобы развеселить его, сказал, притворяясь, что не знает, кто он.
– Знаем, у вас есть Бонапарт, он всех в мире побил, ну да об нас другая статья… – сказал он, сам не зная, как и отчего под конец проскочил в его словах хвастливый патриотизм. Переводчик передал эти слова Наполеону без окончания, и Бонапарт улыбнулся. «Le jeune Cosaque fit sourire son puissant interlocuteur», [Молодой казак заставил улыбнуться своего могущественного собеседника.] – говорит Тьер. Проехав несколько шагов молча, Наполеон обратился к Бертье и сказал, что он хочет испытать действие, которое произведет sur cet enfant du Don [на это дитя Дона] известие о том, что тот человек, с которым говорит этот enfant du Don, есть сам император, тот самый император, который написал на пирамидах бессмертно победоносное имя.
Известие было передано.
Лаврушка (поняв, что это делалось, чтобы озадачить его, и что Наполеон думает, что он испугается), чтобы угодить новым господам, тотчас же притворился изумленным, ошеломленным, выпучил глаза и сделал такое же лицо, которое ему привычно было, когда его водили сечь. «A peine l'interprete de Napoleon, – говорит Тьер, – avait il parle, que le Cosaque, saisi d'une sorte d'ebahissement, no profera plus une parole et marcha les yeux constamment attaches sur ce conquerant, dont le nom avait penetre jusqu'a lui, a travers les steppes de l'Orient. Toute sa loquacite s'etait subitement arretee, pour faire place a un sentiment d'admiration naive et silencieuse. Napoleon, apres l'avoir recompense, lui fit donner la liberte, comme a un oiseau qu'on rend aux champs qui l'ont vu naitre». [Едва переводчик Наполеона сказал это казаку, как казак, охваченный каким то остолбенением, не произнес более ни одного слова и продолжал ехать, не спуская глаз с завоевателя, имя которого достигло до него через восточные степи. Вся его разговорчивость вдруг прекратилась и заменилась наивным и молчаливым чувством восторга. Наполеон, наградив казака, приказал дать ему свободу, как птице, которую возвращают ее родным полям.]
Наполеон поехал дальше, мечтая о той Moscou, которая так занимала его воображение, a l'oiseau qu'on rendit aux champs qui l'on vu naitre [птица, возвращенная родным полям] поскакал на аванпосты, придумывая вперед все то, чего не было и что он будет рассказывать у своих. Того же, что действительно с ним было, он не хотел рассказывать именно потому, что это казалось ему недостойным рассказа. Он выехал к казакам, расспросил, где был полк, состоявший в отряде Платова, и к вечеру же нашел своего барина Николая Ростова, стоявшего в Янкове и только что севшего верхом, чтобы с Ильиным сделать прогулку по окрестным деревням. Он дал другую лошадь Лаврушке и взял его с собой.
Княжна Марья не была в Москве и вне опасности, как думал князь Андрей.
После возвращения Алпатыча из Смоленска старый князь как бы вдруг опомнился от сна. Он велел собрать из деревень ополченцев, вооружить их и написал главнокомандующему письмо, в котором извещал его о принятом им намерении оставаться в Лысых Горах до последней крайности, защищаться, предоставляя на его усмотрение принять или не принять меры для защиты Лысых Гор, в которых будет взят в плен или убит один из старейших русских генералов, и объявил домашним, что он остается в Лысых Горах.
Но, оставаясь сам в Лысых Горах, князь распорядился об отправке княжны и Десаля с маленьким князем в Богучарово и оттуда в Москву. Княжна Марья, испуганная лихорадочной, бессонной деятельностью отца, заменившей его прежнюю опущенность, не могла решиться оставить его одного и в первый раз в жизни позволила себе не повиноваться ему. Она отказалась ехать, и на нее обрушилась страшная гроза гнева князя. Он напомнил ей все, в чем он был несправедлив против нее. Стараясь обвинить ее, он сказал ей, что она измучила его, что она поссорила его с сыном, имела против него гадкие подозрения, что она задачей своей жизни поставила отравлять его жизнь, и выгнал ее из своего кабинета, сказав ей, что, ежели она не уедет, ему все равно. Он сказал, что знать не хочет о ее существовании, но вперед предупреждает ее, чтобы она не смела попадаться ему на глаза. То, что он, вопреки опасений княжны Марьи, не велел насильно увезти ее, а только не приказал ей показываться на глаза, обрадовало княжну Марью. Она знала, что это доказывало то, что в самой тайне души своей он был рад, что она оставалась дома и не уехала.
