Закон Лос-Анджелеса

Поделись знанием:
(перенаправлено с «L.A. Law»)
Перейти к: навигация, поиск
Закон Лос-Анджелеса
L.A. Law
Жанр

Юридическая драма

В ролях

Корбин Бернсен
Джилл Айкенберри
Ларри Дрейк
Блэр Андервуд
Майкл Такер
Сьюзан Дей
Эй Мартинес
Сьюзан Руттан

Страна

США США

Количество сезонов

8

Количество серий

172

Производство
Продюсер

Роберт Брич
Рик Уоллес
Элоди Кин

Режиссёр

Вин Фелпс
Элоди Кин
Том Мур

Сценарист

Дэвид Э. Келли
Уильям М. Финкельштейн
Стивен Бочко

Трансляция
Телеканал

NBC

На экранах

с 15 сентября 1986
по 19 мая 1994

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

«Закон Лос-Анджелеса» (англ. L.A. Law) — американский телесериал, выходивший на канале NBC с 1986 по 1994 год. Сериал достиг успеха как у зрителей, так и среди критиков, выиграв 15 премий «Эмми», в том числе и дважды в категории за «Лучший драматический сериал»[1].





Обзор

В середине 80-х годов XX века обилие полицейских сериалов привело к падению их популярности. Зрителей волновал главный вопрос: «А возможно ли правосудие на самом деле?»

Продюсер известного сериала «Блюз Хилл стрит» Стивен Бочко выступил с идеей создания телепроекта, сюжеты которого основывались бы на реальных событиях. Так родился сериал, положивший начало целому направлению в телеиндустрии. Теперь главными героями становятся не полицейские, а адвокаты, обсуждающие актуальные вопросы, связанные с соблюдением законов, преступностью, возмездием.

Идеи сценариев заимствовались прямо из газетных передовиц. При этом многие серии даже основывались на реальных событиях. Юридические и моральные проблемы, которые выносятся на обсуждение в каждой серии, вовлекают зрителя в дискуссию, находятся в центре внимания суда, размышляющего, с какой стороны подойти к решению вопросов.

Так, например, персонажа по имени Мортон Дауни, ведущего телешоу, в сериале судили за то, что в своих передачах он подстрекал неонацистов к погромам и насилию. При этом подобные подстрекательства действительно имели место в реальном «Шоу М. Дауни-младшего» и в «Шоу Джеральдо» за несколько месяцев до этого.

«Закон Лос-Анджелеса» стал самым популярным и самым злободневным сериалом на ТВ. Об этом свидетельствуют многочисленные номинации на премию «Эмми», отзывы критиков и мешки зрительских писем. Пиком значимости телепроекта можно считать выход серий после знаменитых лос-анджелесских беспорядков. В сериале показали не только несколько версий по делу Родни Кинга, но и воссоздали нашумевшие процессы над офицерами полиции, а также уличный бунт.

Таким образом, телевидение стало не просто видом искусства, имитирующим окружающую действительность. Мгновенно реагируя на события жизни, оно стало идеологическим дайджестом, с помощью телевизионной драмы удовлетворяющим потребность общества в глубоком осмыслении происходящего.

В течение восьми сезонов зрители сопереживали происходящему на экране. По сути, лос-анджелесский телевизионный взгляд на юриспруденцию учил их нормам поведения в современной жизни, возможностям противостоять ситуациям, противоречащим их моральным и нравственным принципам.

Постепенно сериал вытеснили из эфира более реалистичные, так называемые «судебные шоу». Вслед за «Законом Лос-Анджелеса» появилось полдюжины прайм-таймовых юридических сериалов, среди которых можно назвать «Закон и порядок», дневные судебные сериалы «Суд по бракоразводным делам» и «Судья», а также программы, посвящённые реальным судебным процессам (например, «Народный суд» и успешный кабельный канал «Судебное ТВ»).

Актёры

На протяжении восьми сезонов в сериале снималось несколько десятков актёров. Для некоторых из них проект стал своеобразной «путёвкой в жизнь».

Из актёров, известных российскому зрителю, в одной из основных ролей засветился Эй Мартинес (Круз Кастильо из «Санта-Барбары»). Яркий образ создала на экране Сьюзан ДейЭхо-парк»), сыгравшая строгого, справедливого и честного помощника окружного прокурора.

В основных ролях заняты:

В разное время в сериале появлялись такие актёры, как Джеймс Эрл Джонс (в роли Ли Эткинса), Сила Уорд (Линетт Пирс), Дженнифер Родс (мисс Гилковски), Винсент Айризарри (Питер Брозенс), Николас Костер (Брайан Янг), Тери Хэтчер (Трейси Шу), Майкл Даррел (Джозеф Шеффер), Харли Козак (Рикки Дэвис), Дон Синклер Дэвис (судья Ричард Бартек), Кевин Спейси (Жилс Кинан). Также в «Законе Лос-Анджелеса» были заняты Дэн Кастелланета, Аманда Донохью, Гриффин Данн, Дэннис Фарина, Дэвид Швиммер, Джоан Северанс.

Интересные факты

  • Сопродюсер, а с третьего сезона главный продюсер сериала Дэвид Келли (юрист по образованию, имевший юридическую практику в Бостоне) написал сценарии около 70 серий. Его работы считаются наиболее успешными, поскольку именно при нём фильм получал премию Эмми как «Лучший драматический сериал».
  • Премьера сериала в США состоялась 3 октября 1986 года, а уже через год, в сентябре 1987-го проект был запущен в Европе. «Закон Лос-Анджелеса» показали в Великобритании, Швеции и Франции.
  • С 1986 по 1994 год фильм номинировался более 100 раз на различные кинонаграды. Среди самых престижных премий, полученных создателями проекта, можно назвать приз Американской гильдии режиссёров (Directors Guild of America) в 1990 году, Эмми за «Лучший драматический сериал» (1987, 1989, 1990, 1991) и «Лучший сценарий» (1987, 1990), Золотой глобус в 1987 году за «Лучший телевизионный сериал», а также Золотой глобус Сьюзен Дэй ("Лучшая актриса сериала, 1988), Джил Айкенберри («Лучшая актриса сериала», 1989) и Аманде Донохью («Лучшая актриса второго плана», 1992).

Напишите отзыв о статье "Закон Лос-Анджелеса"

Примечания

  1. Internet Movie Database. [www.imdb.com/title/tt0090466/awards Awards for "L.A. Law" (1986)]. Проверено 8 февраля 2012. [www.webcitation.org/68GVPDZtW Архивировано из первоисточника 8 июня 2012].

Ссылки

  • [www.imdb.com/title/tt0090466/awards/ Награды на imdb]

Отрывок, характеризующий Закон Лос-Анджелеса

– Что ж, тебе два батальона конвоя дать, которого нет? Пустить их, и всё!
– Ваше сиятельство, есть политические: Мешков, Верещагин.
– Верещагин! Он еще не повешен? – крикнул Растопчин. – Привести его ко мне.


К девяти часам утра, когда войска уже двинулись через Москву, никто больше не приходил спрашивать распоряжений графа. Все, кто мог ехать, ехали сами собой; те, кто оставались, решали сами с собой, что им надо было делать.
Граф велел подавать лошадей, чтобы ехать в Сокольники, и, нахмуренный, желтый и молчаливый, сложив руки, сидел в своем кабинете.
Каждому администратору в спокойное, не бурное время кажется, что только его усилиями движется всо ему подведомственное народонаселение, и в этом сознании своей необходимости каждый администратор чувствует главную награду за свои труды и усилия. Понятно, что до тех пор, пока историческое море спокойно, правителю администратору, с своей утлой лодочкой упирающемуся шестом в корабль народа и самому двигающемуся, должно казаться, что его усилиями двигается корабль, в который он упирается. Но стоит подняться буре, взволноваться морю и двинуться самому кораблю, и тогда уж заблуждение невозможно. Корабль идет своим громадным, независимым ходом, шест не достает до двинувшегося корабля, и правитель вдруг из положения властителя, источника силы, переходит в ничтожного, бесполезного и слабого человека.
Растопчин чувствовал это, и это то раздражало его. Полицеймейстер, которого остановила толпа, вместе с адъютантом, который пришел доложить, что лошади готовы, вошли к графу. Оба были бледны, и полицеймейстер, передав об исполнении своего поручения, сообщил, что на дворе графа стояла огромная толпа народа, желавшая его видеть.
Растопчин, ни слова не отвечая, встал и быстрыми шагами направился в свою роскошную светлую гостиную, подошел к двери балкона, взялся за ручку, оставил ее и перешел к окну, из которого виднее была вся толпа. Высокий малый стоял в передних рядах и с строгим лицом, размахивая рукой, говорил что то. Окровавленный кузнец с мрачным видом стоял подле него. Сквозь закрытые окна слышен был гул голосов.
– Готов экипаж? – сказал Растопчин, отходя от окна.
– Готов, ваше сиятельство, – сказал адъютант.
Растопчин опять подошел к двери балкона.
– Да чего они хотят? – спросил он у полицеймейстера.
– Ваше сиятельство, они говорят, что собрались идти на французов по вашему приказанью, про измену что то кричали. Но буйная толпа, ваше сиятельство. Я насилу уехал. Ваше сиятельство, осмелюсь предложить…
– Извольте идти, я без вас знаю, что делать, – сердито крикнул Растопчин. Он стоял у двери балкона, глядя на толпу. «Вот что они сделали с Россией! Вот что они сделали со мной!» – думал Растопчин, чувствуя поднимающийся в своей душе неудержимый гнев против кого то того, кому можно было приписать причину всего случившегося. Как это часто бывает с горячими людьми, гнев уже владел им, но он искал еще для него предмета. «La voila la populace, la lie du peuple, – думал он, глядя на толпу, – la plebe qu'ils ont soulevee par leur sottise. Il leur faut une victime, [„Вот он, народец, эти подонки народонаселения, плебеи, которых они подняли своею глупостью! Им нужна жертва“.] – пришло ему в голову, глядя на размахивающего рукой высокого малого. И по тому самому это пришло ему в голову, что ему самому нужна была эта жертва, этот предмет для своего гнева.
– Готов экипаж? – в другой раз спросил он.
– Готов, ваше сиятельство. Что прикажете насчет Верещагина? Он ждет у крыльца, – отвечал адъютант.
– А! – вскрикнул Растопчин, как пораженный каким то неожиданным воспоминанием.
И, быстро отворив дверь, он вышел решительными шагами на балкон. Говор вдруг умолк, шапки и картузы снялись, и все глаза поднялись к вышедшему графу.
– Здравствуйте, ребята! – сказал граф быстро и громко. – Спасибо, что пришли. Я сейчас выйду к вам, но прежде всего нам надо управиться с злодеем. Нам надо наказать злодея, от которого погибла Москва. Подождите меня! – И граф так же быстро вернулся в покои, крепко хлопнув дверью.
По толпе пробежал одобрительный ропот удовольствия. «Он, значит, злодеев управит усех! А ты говоришь француз… он тебе всю дистанцию развяжет!» – говорили люди, как будто упрекая друг друга в своем маловерии.
Через несколько минут из парадных дверей поспешно вышел офицер, приказал что то, и драгуны вытянулись. Толпа от балкона жадно подвинулась к крыльцу. Выйдя гневно быстрыми шагами на крыльцо, Растопчин поспешно оглянулся вокруг себя, как бы отыскивая кого то.
– Где он? – сказал граф, и в ту же минуту, как он сказал это, он увидал из за угла дома выходившего между, двух драгун молодого человека с длинной тонкой шеей, с до половины выбритой и заросшей головой. Молодой человек этот был одет в когда то щегольской, крытый синим сукном, потертый лисий тулупчик и в грязные посконные арестантские шаровары, засунутые в нечищеные, стоптанные тонкие сапоги. На тонких, слабых ногах тяжело висели кандалы, затруднявшие нерешительную походку молодого человека.
– А ! – сказал Растопчин, поспешно отворачивая свой взгляд от молодого человека в лисьем тулупчике и указывая на нижнюю ступеньку крыльца. – Поставьте его сюда! – Молодой человек, брянча кандалами, тяжело переступил на указываемую ступеньку, придержав пальцем нажимавший воротник тулупчика, повернул два раза длинной шеей и, вздохнув, покорным жестом сложил перед животом тонкие, нерабочие руки.
Несколько секунд, пока молодой человек устанавливался на ступеньке, продолжалось молчание. Только в задних рядах сдавливающихся к одному месту людей слышались кряхтенье, стоны, толчки и топот переставляемых ног.
Растопчин, ожидая того, чтобы он остановился на указанном месте, хмурясь потирал рукою лицо.
– Ребята! – сказал Растопчин металлически звонким голосом, – этот человек, Верещагин – тот самый мерзавец, от которого погибла Москва.
Молодой человек в лисьем тулупчике стоял в покорной позе, сложив кисти рук вместе перед животом и немного согнувшись. Исхудалое, с безнадежным выражением, изуродованное бритою головой молодое лицо его было опущено вниз. При первых словах графа он медленно поднял голову и поглядел снизу на графа, как бы желая что то сказать ему или хоть встретить его взгляд. Но Растопчин не смотрел на него. На длинной тонкой шее молодого человека, как веревка, напружилась и посинела жила за ухом, и вдруг покраснело лицо.
Все глаза были устремлены на него. Он посмотрел на толпу, и, как бы обнадеженный тем выражением, которое он прочел на лицах людей, он печально и робко улыбнулся и, опять опустив голову, поправился ногами на ступеньке.
– Он изменил своему царю и отечеству, он передался Бонапарту, он один из всех русских осрамил имя русского, и от него погибает Москва, – говорил Растопчин ровным, резким голосом; но вдруг быстро взглянул вниз на Верещагина, продолжавшего стоять в той же покорной позе. Как будто взгляд этот взорвал его, он, подняв руку, закричал почти, обращаясь к народу: – Своим судом расправляйтесь с ним! отдаю его вам!
Народ молчал и только все теснее и теснее нажимал друг на друга. Держать друг друга, дышать в этой зараженной духоте, не иметь силы пошевелиться и ждать чего то неизвестного, непонятного и страшного становилось невыносимо. Люди, стоявшие в передних рядах, видевшие и слышавшие все то, что происходило перед ними, все с испуганно широко раскрытыми глазами и разинутыми ртами, напрягая все свои силы, удерживали на своих спинах напор задних.
– Бей его!.. Пускай погибнет изменник и не срамит имя русского! – закричал Растопчин. – Руби! Я приказываю! – Услыхав не слова, но гневные звуки голоса Растопчина, толпа застонала и надвинулась, но опять остановилась.