Агассис, Луи

Поделись знанием:
(перенаправлено с «L. Agassiz»)
Перейти к: навигация, поиск
Жан Луи Родольф Агассис
англ. Jean Louis Rodolphe Agassiz
Дата рождения:

28 мая 1807(1807-05-28)

Место рождения:

Фрибур (Швейцария)

Дата смерти:

14 декабря 1873(1873-12-14) (66 лет)

Место смерти:

Кембридж

Награды и премии:


Медаль Волластона (1836)
Медаль Копли (1861)

Систематик живой природы
Исследователь, описавший ряд зоологических таксонов. Для указания авторства, названия этих таксонов сопровождают обозначением «Agassiz».

Жан Луи́ Родольф Агасси́с (фр. Jean Louis Rodolphe Agassiz; 28 мая 1807, Швейцария — 14 декабря 1873, США) — естествоиспытатель. Один из основоположников гляциологии.





Биография

Родился в городке Мотье (ныне в составе общины О-Вюйи[en] кантона Фрибур); изучал медицину в Цюрихе, Хайдельберге и Мюнхене.

В 1831 году был приглашён занять кафедру естественных наук в Невшателе, где поселился и прожил до 1846 года.

Переселившись затем в США, он был профессором в Бостоне, Чарльстауне[en] и, наконец, в Нью-Кембридже близ Бостона. Встретив здесь общий почёт и широкое материальное содействие для своих путешествий, он полностью посвятил себя науке и обогатил коллекциями великолепный нью-кембриджский музей — «Museum of Comparative Anatomy» (ныне — Музей сравнительной анатомии при Гарвардском университете).

С 1835 года он был корреспондентом Парижской академии наук. Иностранный член Баварской АН (1853). С 5 декабря 1869 года член-корреспондент Санкт-Петербургской академии наук.

Агассис работал по нескольким отраслям естественных наук, совершил несколько путешествий по Европе, Северной Америке и Бразилии. В последние годы своей жизни он был ярым противником теории Дарвина, оставаясь верным школе Ж. Л. Кювье.

Учёный принимал активное участие в изучении коллекций доставляемых для Годефруа, который размещал их в основанном им «Музее Годефруа» (нем. «Museum Godeffroy»)[1].

Его важнейшие исследования касаются рыб, морских ежей и глетчеров. Капитальнейший из его трудов о рыбах: «Recherches sur les poissons fossiles» (5 т., Невшатель, 18331842, с 311 литографическими таблицами in folio), и продолжение этого труда «Monographie des poissons fossiles du vieux grès rouge du système Dévonien des Iles Britanniques» (Золот., 1845; с 41 табл.).

Исследование о пресноводных рыбах Средней Европы остановилось на одном выпуске таблиц, изданной К. Фохтом «Embryologie des Salmones» (1840) и обработанной тем же К. Фохтом в сотрудничестве с Агассисом «Anatomie des Salmones».

Агассис совместно с Дезором[en] написал несколько монографий о морских ежах — анатомию ежей разработал Габриэль Валентин.

Наблюдение за ледниками

Агассис — один из основоположников гляциологии, результаты многочисленных и продолжительных наблюдений над ледниками (Аарскими) изложены им в его «Etudes sur les glaciers» (Невшатель, 1840, с 32 табл.) и «Sistème glaciaire» (P., 1847). Он был ревностным защитником теории Шарпантье о распространении ледников. В Америке занимался главным образом продолжением своих наблюдений над ледниками, исследованиями фауны, чтением популярных лекций и изданием популярных книг.

Путешествие в Бразилию, предпринятое им в 1865 году, важных научных результатов не принесло, но зато им были привезены богатые коллекции. Такие же результаты дало и его путешествие с целью измерения глубин вокруг мыса Горн (1870).

Сын его, Александр Агассис, родился 17 декабря 1835 года в Невшателе, преемник отца в управлении музеем, один из выдающихся учёных своего времени.

В 1923 году в честь Ж. Л. Агассиса названо древнее пресноводное приледниковое озеро в Северной Америке.

Награды

Напишите отзыв о статье "Агассис, Луи"

Примечания

Источники

Ссылки

  • [elementy.ru/lib/430574 Неожиданный ракурс. Жан Луи Родольф Агассис]
  • [www.ras.ru/win/db/show_per.asp?P=.id-49289.ln-ru Профиль Жана Луи Родольфа Агассиса] на официальном сайте РАН

Отрывок, характеризующий Агассис, Луи

– Ну, новенького ты мне ничего не сказал. – И старик задумчиво проговорил про себя скороговоркой: – Dieu sait quand reviendra. – Иди в cтоловую.


В назначенный час, напудренный и выбритый, князь вышел в столовую, где ожидала его невестка, княжна Марья, m lle Бурьен и архитектор князя, по странной прихоти его допускаемый к столу, хотя по своему положению незначительный человек этот никак не мог рассчитывать на такую честь. Князь, твердо державшийся в жизни различия состояний и редко допускавший к столу даже важных губернских чиновников, вдруг на архитекторе Михайле Ивановиче, сморкавшемся в углу в клетчатый платок, доказывал, что все люди равны, и не раз внушал своей дочери, что Михайла Иванович ничем не хуже нас с тобой. За столом князь чаще всего обращался к бессловесному Михайле Ивановичу.
В столовой, громадно высокой, как и все комнаты в доме, ожидали выхода князя домашние и официанты, стоявшие за каждым стулом; дворецкий, с салфеткой на руке, оглядывал сервировку, мигая лакеям и постоянно перебегая беспокойным взглядом от стенных часов к двери, из которой должен был появиться князь. Князь Андрей глядел на огромную, новую для него, золотую раму с изображением генеалогического дерева князей Болконских, висевшую напротив такой же громадной рамы с дурно сделанным (видимо, рукою домашнего живописца) изображением владетельного князя в короне, который должен был происходить от Рюрика и быть родоначальником рода Болконских. Князь Андрей смотрел на это генеалогическое дерево, покачивая головой, и посмеивался с тем видом, с каким смотрят на похожий до смешного портрет.
– Как я узнаю его всего тут! – сказал он княжне Марье, подошедшей к нему.
Княжна Марья с удивлением посмотрела на брата. Она не понимала, чему он улыбался. Всё сделанное ее отцом возбуждало в ней благоговение, которое не подлежало обсуждению.
– У каждого своя Ахиллесова пятка, – продолжал князь Андрей. – С его огромным умом donner dans ce ridicule! [поддаваться этой мелочности!]
Княжна Марья не могла понять смелости суждений своего брата и готовилась возражать ему, как послышались из кабинета ожидаемые шаги: князь входил быстро, весело, как он и всегда ходил, как будто умышленно своими торопливыми манерами представляя противоположность строгому порядку дома.
В то же мгновение большие часы пробили два, и тонким голоском отозвались в гостиной другие. Князь остановился; из под висячих густых бровей оживленные, блестящие, строгие глаза оглядели всех и остановились на молодой княгине. Молодая княгиня испытывала в то время то чувство, какое испытывают придворные на царском выходе, то чувство страха и почтения, которое возбуждал этот старик во всех приближенных. Он погладил княгиню по голове и потом неловким движением потрепал ее по затылку.
– Я рад, я рад, – проговорил он и, пристально еще взглянув ей в глаза, быстро отошел и сел на свое место. – Садитесь, садитесь! Михаил Иванович, садитесь.
Он указал невестке место подле себя. Официант отодвинул для нее стул.
– Го, го! – сказал старик, оглядывая ее округленную талию. – Поторопилась, нехорошо!
Он засмеялся сухо, холодно, неприятно, как он всегда смеялся, одним ртом, а не глазами.
– Ходить надо, ходить, как можно больше, как можно больше, – сказал он.
Маленькая княгиня не слыхала или не хотела слышать его слов. Она молчала и казалась смущенною. Князь спросил ее об отце, и княгиня заговорила и улыбнулась. Он спросил ее об общих знакомых: княгиня еще более оживилась и стала рассказывать, передавая князю поклоны и городские сплетни.
– La comtesse Apraksine, la pauvre, a perdu son Mariei, et elle a pleure les larmes de ses yeux, [Княгиня Апраксина, бедняжка, потеряла своего мужа и выплакала все глаза свои,] – говорила она, всё более и более оживляясь.
По мере того как она оживлялась, князь всё строже и строже смотрел на нее и вдруг, как будто достаточно изучив ее и составив себе ясное о ней понятие, отвернулся от нее и обратился к Михайлу Ивановичу.
– Ну, что, Михайла Иванович, Буонапарте то нашему плохо приходится. Как мне князь Андрей (он всегда так называл сына в третьем лице) порассказал, какие на него силы собираются! А мы с вами всё его пустым человеком считали.
Михаил Иванович, решительно не знавший, когда это мы с вами говорили такие слова о Бонапарте, но понимавший, что он был нужен для вступления в любимый разговор, удивленно взглянул на молодого князя, сам не зная, что из этого выйдет.
– Он у меня тактик великий! – сказал князь сыну, указывая на архитектора.
И разговор зашел опять о войне, о Бонапарте и нынешних генералах и государственных людях. Старый князь, казалось, был убежден не только в том, что все теперешние деятели были мальчишки, не смыслившие и азбуки военного и государственного дела, и что Бонапарте был ничтожный французишка, имевший успех только потому, что уже не было Потемкиных и Суворовых противопоставить ему; но он был убежден даже, что никаких политических затруднений не было в Европе, не было и войны, а была какая то кукольная комедия, в которую играли нынешние люди, притворяясь, что делают дело. Князь Андрей весело выдерживал насмешки отца над новыми людьми и с видимою радостью вызывал отца на разговор и слушал его.