Laima

AS "Laima"
Тип	Предприятие
Основание	1870
Основатели	Теодор Ригерт
Расположение	Латвия Латвия: Рига
Отрасль	Производство продуктов питания
Оборот	▲ € 10,842 млн (2013 год)
Чистая прибыль	€ 5,75 млн
Число сотрудников	148 (2013 год)
Материнская компания	NP Foods
Сайт	[www.laima.lv/ ma.lv]

К:Компании, основанные в 1870 году

«Лайма» — латвийское предприятие по производству шоколадных изделий. Норвежская компания Orkla стала владельцем предприятия Laima.

История создания

Считается, что одним из исторических прототипов современной «Лаймы» является фабрика лифляндского предпринимателя еврейского происхождения Теодора Ригерта, который открыл своё производство в Риге в 1870 году. Именно поэтому на упаковках с продукцией «Лайма» значится этот год. На самом деле его предприятие было первым такого рода в Риге, а вскоре оно завоевало популярность в масштабе всех Прибалтийских губерний Российской империи, а его продукция экспортировалась и в крупные российские города.

Период межвоенной Латвии

В 1925 году, в период существования Латвии между двумя мировыми войнами, предприятие стало называться «Лайма», по имени Лаймы, древнебалтийской богини счастья и процветания. К 1938 году продукция этой фабрики отправлялась на экспорт во все европейские государства, а производство было налажено по самым передовым стандартам с использованием новейшего оборудования. В этот год «Лайма» перешла в ведение кредитного банка, который выделил деньги на строительство нового корпуса, расположенного в наше время по улице Миера, 22 и оснащённого по последнему слову техники. Именно к концу 1930-х, когда власть в Латвии принадлежала Карлису Ульманису, делавшему ставку на развитие сельскохозяйственного комплекса республики и на совершенствование пищевой отрасли промышленности, «Лайма» приносила от 4 до 5 миллионов латов прибыли в год, а на предприятии было занято более 1000 человек. Посредством широкой сети складов и магазинов происходили транспортировка, хранение и реализация шоколадной продукции. Согласно статистическим данным, общий удельный вес продукции фабрики «Лайма» на латвийском рынке производства сладостей достигал 39%, а также составлял 77% от экспорта из Латвии продукции такого рода. Первыми импортёрами изделий этого предприятия были Великобритания, Франция и Швеция. Также был налажен экспорт продукции «Лаймы» в Канаду, Норвегию и Германию. Предприятие также осуществляло поставки в Южная Африка, Бермудские острова и Индия. Общий объём экспорта продукции «Лайма» по статистическому обобщению конца 1939 года составил более 500 тонн в год.

Нацистская оккупация

Нацистская оккупация Риги, начавшаяся 1 июля 1941 года и завершившаяся в середине октября 1944 года, внесла свои коррективы в деятельность этого предприятия. В условиях, когда объекты тяжёлой машиностроительной промышленности в Латвии («Вайрогс», «ВЭФ», Рижский цементный завод) были вынуждены удовлетворять потребности военно-промышленного комплекса Третьего рейха, развитие пищевой промышленности было практически остановлено— судьба «Лаймы» не стала исключением. Станки к середине 1943 года почти перестали работать, экспорт был прерван, фабрика переживала тяжёлые времена.

Советская Латвия

После войны фабрика «Лайма» возобновила свою работу в Советской Латвии и начала выпускать новые сорта шоколадной и кондитерской продукции. Одной карамели выпускалось по 40 — 45 тонн в день, что было естественным в условиях повышенного спроса, которым пользовались изделия шоколадной фабрики, особенно среди жителей других республик СССР. Уже к 1960-м годам продукция фабрики «Лайма» стала ассоциироваться с одним из ключевых пищевых сувениров, который жители других советских республик привозили из путешествия в Латвию наряду со шпротами и рижским чёрным бальзамом. Всего существовало 60 сортов продукции на фабрике «Лайма», при этом производители регулярно придумывали новые оригинальные изделия, завоёвывавшие призы, премии и медали на различных международных выставках. В начале 1960-х фабрика несколько сместила акценты и начала специализироваться на производстве ириса, конфет, шоколада и шоколадных изделий. Благодаря тому, что в этот период оборудование в производственных цехах было заменено на более мощное, рост объёмов продукции увеличился в 5,6 раза. Процесс производства происходил в тех же помещениях — он составил 13,9 тысяч тонн в год.

Сорта и разновидности

К 1987 году существовало 96 разновидностей изделий, произведённых на фабрике, а 36 из них были разработаны и пущены в массовое производство самими мастерами «Лаймы». Особой популярностью у любителей шоколада пользовались такие образцы продукции, как наборы конфет «Лайма», «Весма», «Дайле», а также шоколад «Ригонда» и шоколадные наборы «Ave sol», «Рига», «Сувенир», «Огонь и ночь» (последний шоколадный набор назван по одноименной пьесе латышского поэта, драматурга и социал-демократа Райниса). Также чрезвычайно популярными являются такие сорта конфет, как «Белочка», «Серенада», Красный мак» и «Трюфель».

История «Серенады»

Что касается «Серенады», то в 2010 году она торжественно отметила своё 73-летие, а сотрудница информационного отдела предприятия Рита Воронкова даже поведала журналистам русскоязычной рижской газеты «Час» весьма романтическую легенду о том, что некогда (в 1930-е годы) кондитером на фабрике работал молодой парень, влюблённый в симпатичную девушку, жившую неподалёку, но у него не хватало смелости признаться ей в своём чувстве, поэтому он разработал рецепт шоколадной конфеты и назвал его «Серенадой», продемонстрировав то, что он выражает своё чувство не в словах, а в шоколаде. Первые конфеты под названием «Серенада» были в необычной упаковке, на которой было изображено южное залитое солнцем небо, раскидистые пальмы и пёстрые райские птицы. Впоследствии упаковка поменяла свой оригинальный исторический дизайн и стала нежно-голубого цвета. Современный дизайн упаковки является уже девятым или десятым по счёту. В 2007 году, когда сорт «Серенада» отметил своё семидесятилетие, на упаковке появилось изображение печального Пьеро, однако это произошло не впервые – Пьеро уже был прописан на обёртке одной из самых любимых рижских конфет несколько десятилетий назад.

Награды и премии

В довоенный период предприятие «Лайма» приняло участие в нескольких международных ремесленно-промышленных выставках мирового значения, которые прошли в Париже и Лондоне; тогда фабрика получила Гран-при. Одного из высших призов на выставке в Париже удостоилась и новинка фабричного шоколадного производства, та самая «Серенада», ставшая легендарной буквально сразу после создания. В 1966 году «Лайма», один из лидеров пищевой промышленности Советской Латвии, была награждена Трудовым орденом Красного Знамени. В больших количествах в советский период продукция «Лаймы», помимо Латвии и РСФСР, экспортировалась в ГДР и Болгарии, где латвийские изделия из шоколада пользовались особенным спросом. На международных вставках в Нью-Йорке, Лейпциге, Вене, Брюсселе и на территории Чехословакии удостаивалась золотых и серебряных наград.

Современный период

В 1993 году промышленное предприятие «Лайма» было денационализировано. В настоящий момент, несмотря на сильное маркетинговое противостояние в условиях либеральной экономики «Лайма» работает достаточно успешно и активно участвует в поставках своей продукции за рубеж. «Лайма» является одним из немногих предприятий пищевой промышленности в Восточной Европе, на котором производят конфетные и шоколадные изделия непосредственно на месте, а на территорию цехов поставляют субпродукты из различных регионов мира. Например, какао-бобы, основа любого изделия из шоколада, поставляются в Латвию из Ганы, а в советский период изготовление продукции на «Лайме» базировалось на схожем принципе, только тогда какао-бобы поставлялись из Кот-д`Ивуара. Несколько изменился состав отдельных сортов продукции, в частности, в советский период при изготовлении конфет с алкогольной начинкой «Прозит» использовались кагор и коньяк, то сейчас составляющие несколько иные.

Предприятия-партнеры

• NP Foods
• NP Logistics
• Gutta
• Staburadzes konditoreja
• Margiris

Литература

• Рига: Энциклопедия = Enciklopēdija «Rīga» / Гл. ред. П. П. Еран. — 1-е изд.. — Рига: Главная редакция энциклопедий, 1989. — С. 399. — 880 с. — 60 000 экз. — ISBN 5-89960-002-0.

Примечания

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Laima

– Ах, и кучер уехал.
Но Соня, пошедшая в переднюю искать бумаги, нашла их в шляпе Пьера, куда он их старательно заложил за подкладку. Пьер было хотел читать.
– Нет, после обеда, – сказал старый граф, видимо, в этом чтении предвидевший большое удовольствие.
За обедом, за которым пили шампанское за здоровье нового Георгиевского кавалера, Шиншин рассказывал городские новости о болезни старой грузинской княгини, о том, что Метивье исчез из Москвы, и о том, что к Растопчину привели какого то немца и объявили ему, что это шампиньон (так рассказывал сам граф Растопчин), и как граф Растопчин велел шампиньона отпустить, сказав народу, что это не шампиньон, а просто старый гриб немец.
– Хватают, хватают, – сказал граф, – я графине и то говорю, чтобы поменьше говорила по французски. Теперь не время.
– А слышали? – сказал Шиншин. – Князь Голицын русского учителя взял, по русски учится – il commence a devenir dangereux de parler francais dans les rues. [становится опасным говорить по французски на улицах.]
– Ну что ж, граф Петр Кирилыч, как ополченье то собирать будут, и вам придется на коня? – сказал старый граф, обращаясь к Пьеру.
Пьер был молчалив и задумчив во все время этого обеда. Он, как бы не понимая, посмотрел на графа при этом обращении.
– Да, да, на войну, – сказал он, – нет! Какой я воин! А впрочем, все так странно, так странно! Да я и сам не понимаю. Я не знаю, я так далек от военных вкусов, но в теперешние времена никто за себя отвечать не может.
После обеда граф уселся покойно в кресло и с серьезным лицом попросил Соню, славившуюся мастерством чтения, читать.
– «Первопрестольной столице нашей Москве.
Неприятель вошел с великими силами в пределы России. Он идет разорять любезное наше отечество», – старательно читала Соня своим тоненьким голоском. Граф, закрыв глаза, слушал, порывисто вздыхая в некоторых местах.
Наташа сидела вытянувшись, испытующе и прямо глядя то на отца, то на Пьера.
Пьер чувствовал на себе ее взгляд и старался не оглядываться. Графиня неодобрительно и сердито покачивала головой против каждого торжественного выражения манифеста. Она во всех этих словах видела только то, что опасности, угрожающие ее сыну, еще не скоро прекратятся. Шиншин, сложив рот в насмешливую улыбку, очевидно приготовился насмехаться над тем, что первое представится для насмешки: над чтением Сони, над тем, что скажет граф, даже над самым воззванием, ежели не представится лучше предлога.
Прочтя об опасностях, угрожающих России, о надеждах, возлагаемых государем на Москву, и в особенности на знаменитое дворянство, Соня с дрожанием голоса, происходившим преимущественно от внимания, с которым ее слушали, прочла последние слова: «Мы не умедлим сами стать посреди народа своего в сей столице и в других государства нашего местах для совещания и руководствования всеми нашими ополчениями, как ныне преграждающими пути врагу, так и вновь устроенными на поражение оного, везде, где только появится. Да обратится погибель, в которую он мнит низринуть нас, на главу его, и освобожденная от рабства Европа да возвеличит имя России!»
– Вот это так! – вскрикнул граф, открывая мокрые глаза и несколько раз прерываясь от сопенья, как будто к носу ему подносили склянку с крепкой уксусной солью. – Только скажи государь, мы всем пожертвуем и ничего не пожалеем.
Шиншин еще не успел сказать приготовленную им шутку на патриотизм графа, как Наташа вскочила с своего места и подбежала к отцу.
– Что за прелесть, этот папа! – проговорила она, целуя его, и она опять взглянула на Пьера с тем бессознательным кокетством, которое вернулось к ней вместе с ее оживлением.
– Вот так патриотка! – сказал Шиншин.
– Совсем не патриотка, а просто… – обиженно отвечала Наташа. – Вам все смешно, а это совсем не шутка…
– Какие шутки! – повторил граф. – Только скажи он слово, мы все пойдем… Мы не немцы какие нибудь…
– А заметили вы, – сказал Пьер, – что сказало: «для совещания».
– Ну уж там для чего бы ни было…
В это время Петя, на которого никто не обращал внимания, подошел к отцу и, весь красный, ломающимся, то грубым, то тонким голосом, сказал:
– Ну теперь, папенька, я решительно скажу – и маменька тоже, как хотите, – я решительно скажу, что вы пустите меня в военную службу, потому что я не могу… вот и всё…
Графиня с ужасом подняла глаза к небу, всплеснула руками и сердито обратилась к мужу.
– Вот и договорился! – сказала она.
Но граф в ту же минуту оправился от волнения.
– Ну, ну, – сказал он. – Вот воин еще! Глупости то оставь: учиться надо.
– Это не глупости, папенька. Оболенский Федя моложе меня и тоже идет, а главное, все равно я не могу ничему учиться теперь, когда… – Петя остановился, покраснел до поту и проговорил таки: – когда отечество в опасности.
– Полно, полно, глупости…
– Да ведь вы сами сказали, что всем пожертвуем.
– Петя, я тебе говорю, замолчи, – крикнул граф, оглядываясь на жену, которая, побледнев, смотрела остановившимися глазами на меньшого сына.
– А я вам говорю. Вот и Петр Кириллович скажет…
– Я тебе говорю – вздор, еще молоко не обсохло, а в военную службу хочет! Ну, ну, я тебе говорю, – и граф, взяв с собой бумаги, вероятно, чтобы еще раз прочесть в кабинете перед отдыхом, пошел из комнаты.
– Петр Кириллович, что ж, пойдем покурить…
Пьер находился в смущении и нерешительности. Непривычно блестящие и оживленные глаза Наташи беспрестанно, больше чем ласково обращавшиеся на него, привели его в это состояние.
– Нет, я, кажется, домой поеду…
– Как домой, да вы вечер у нас хотели… И то редко стали бывать. А эта моя… – сказал добродушно граф, указывая на Наташу, – только при вас и весела…
– Да, я забыл… Мне непременно надо домой… Дела… – поспешно сказал Пьер.
– Ну так до свидания, – сказал граф, совсем уходя из комнаты.
– Отчего вы уезжаете? Отчего вы расстроены? Отчего?.. – спросила Пьера Наташа, вызывающе глядя ему в глаза.
«Оттого, что я тебя люблю! – хотел он сказать, но он не сказал этого, до слез покраснел и опустил глаза.
– Оттого, что мне лучше реже бывать у вас… Оттого… нет, просто у меня дела.
– Отчего? нет, скажите, – решительно начала было Наташа и вдруг замолчала. Они оба испуганно и смущенно смотрели друг на друга. Он попытался усмехнуться, но не мог: улыбка его выразила страдание, и он молча поцеловал ее руку и вышел.
Пьер решил сам с собою не бывать больше у Ростовых.


Петя, после полученного им решительного отказа, ушел в свою комнату и там, запершись от всех, горько плакал. Все сделали, как будто ничего не заметили, когда он к чаю пришел молчаливый и мрачный, с заплаканными глазами.
На другой день приехал государь. Несколько человек дворовых Ростовых отпросились пойти поглядеть царя. В это утро Петя долго одевался, причесывался и устроивал воротнички так, как у больших. Он хмурился перед зеркалом, делал жесты, пожимал плечами и, наконец, никому не сказавши, надел фуражку и вышел из дома с заднего крыльца, стараясь не быть замеченным. Петя решился идти прямо к тому месту, где был государь, и прямо объяснить какому нибудь камергеру (Пете казалось, что государя всегда окружают камергеры), что он, граф Ростов, несмотря на свою молодость, желает служить отечеству, что молодость не может быть препятствием для преданности и что он готов… Петя, в то время как он собирался, приготовил много прекрасных слов, которые он скажет камергеру.
Петя рассчитывал на успех своего представления государю именно потому, что он ребенок (Петя думал даже, как все удивятся его молодости), а вместе с тем в устройстве своих воротничков, в прическе и в степенной медлительной походке он хотел представить из себя старого человека. Но чем дальше он шел, чем больше он развлекался все прибывающим и прибывающим у Кремля народом, тем больше он забывал соблюдение степенности и медлительности, свойственных взрослым людям. Подходя к Кремлю, он уже стал заботиться о том, чтобы его не затолкали, и решительно, с угрожающим видом выставил по бокам локти. Но в Троицких воротах, несмотря на всю его решительность, люди, которые, вероятно, не знали, с какой патриотической целью он шел в Кремль, так прижали его к стене, что он должен был покориться и остановиться, пока в ворота с гудящим под сводами звуком проезжали экипажи. Около Пети стояла баба с лакеем, два купца и отставной солдат. Постояв несколько времени в воротах, Петя, не дождавшись того, чтобы все экипажи проехали, прежде других хотел тронуться дальше и начал решительно работать локтями; но баба, стоявшая против него, на которую он первую направил свои локти, сердито крикнула на него:
– Что, барчук, толкаешься, видишь – все стоят. Что ж лезть то!
– Так и все полезут, – сказал лакей и, тоже начав работать локтями, затискал Петю в вонючий угол ворот.
Петя отер руками пот, покрывавший его лицо, и поправил размочившиеся от пота воротнички, которые он так хорошо, как у больших, устроил дома.
Петя чувствовал, что он имеет непрезентабельный вид, и боялся, что ежели таким он представится камергерам, то его не допустят до государя. Но оправиться и перейти в другое место не было никакой возможности от тесноты. Один из проезжавших генералов был знакомый Ростовых. Петя хотел просить его помощи, но счел, что это было бы противно мужеству. Когда все экипажи проехали, толпа хлынула и вынесла и Петю на площадь, которая была вся занята народом. Не только по площади, но на откосах, на крышах, везде был народ. Только что Петя очутился на площади, он явственно услыхал наполнявшие весь Кремль звуки колоколов и радостного народного говора.