Lam Son 719

Lam Son 719
Основной конфликт: Война во Вьетнаме Гражданская война в Лаосе
Схема действий южновьетнамской армии в ходе Lam Son 719
Дата	8 февраля — 25 марта 1971
Место	Южный Лаос, Южный Вьетнам
Причина	Стремление уничтожить «тропу Хо Ши Мина»
Итог	Военное поражение южан
Противники
Республика Вьетнам США Королевство Лаос ДРВ НФОЮВ Патет Лао
Командующие
неизвестно неизвестно
Силы сторон
20 тысяч 10 тысяч на территории Южного Вьетнама от 25 до 35 тысяч
Потери
от 9065 до 19960 убито и ранено, 1142 пленных, 556 летательных аппарата, 1138 боевых машин, 112 позиций артиллерии от 8349 убитых и раненых до 19360 убитых, 2001 грузовик, 106 танков

Lam Son 719 (Ламшон 719; вьетн. Chiến dịch Lam Sơn 719) — кодовое название вторжения южновьетнамской армии на территорию Лаоса в 1971 году в ходе Вьетнамской войны. Операция сопровождалась ожесточёнными боевыми действиями и завершилась провалом.

Предпосылки

В ходе войны во Вьетнаме северовьетнамская армия создала на территории Лаоса и Камбоджи так называемую «тропу Хо Ши Мина» — систему коммуникаций, позволявшую перебрасывать в Южный Вьетнам крупные воинские подразделения и снабжать их. Начав программу «вьетнамизации» и вывод американских войск из Южного Вьетнама, Никсон полагал, что необходимо выиграть время для обоих мероприятий. Чтобы сорвать надвигающееся крупное наступление противника, в мае—июне 1970 года южновьетнамские и американские силы совершили вторжение в Камбоджу, уничтожив часть расположенных там базовых лагерей и складов северовьетнамцев. Операция была признана успешной. Под влиянием успеха в Камбодже было начато планирование более амбициозной операции против «тропы Хо Ши Мина», на этот раз в Лаосе.

План операции Lam Son 719 предусматривал вторжение в южную часть Лаоса вдоль французской колониальной дороги № 9 (пролегавшей на территории как Лаоса, так и Южного Вьетнама), захват населённого пункта А-Луой (Бандонг) и развитие наступления на Чепон. Предполагалось на короткое время перерезать «тропу Хо Ши Мина» и уничтожить находившиеся в этом районе базы противника. Целью операции было отсрочить ближайшее северовьетнамское наступление, что позволило бы дополнительно укрепить южновьетнамскую армию.

Принятая Конгрессом США поправка Купера—Чёрча запрещала присутствие на территории Лаоса и Камбоджи каких-либо наземных подразделений США или даже отдельных американских военнослужащих. Это значило, что операция Lam Son 719 должна была проводиться исключительно южновьетнамскими войсками, причём даже без традиционного контроля со стороны американских военных советников. США могли оказать южновьетнамцам лишь артиллерийскую и авиационную поддержку, а также предоставить вертолёты для переброски войск.

Название

Название операции было дано по деревне Ламшон в Северном Вьетнаме — родине национального героя Вьетнама Ле Лоя. Число 719 включало в себя год операции — 1971, а также номер направления (дороги) — 9.

Проведение

Предварительный этап операции, имеющий кодовое название «Dewey Canyon II», начался 30 января 1971 года. В ходе этого этапа американские подразделения установили контроль над южновьетнамским участком дороги № 9 и создали несколько артиллерийских баз для поддержки будущего вторжения (в частности, была восстановлена база Кхешань, брошенная три года назад).

Уже в этот период произошли утечки информации о вторжении в американскую прессу. Несмотря на потерю элемента неожиданности, основная часть Lam Son 719 началась утром 8 февраля 1971 года, когда передовые подразделения южновьетнамских сил (всего во вторжении участвовали до 20 тысяч южновьетнамских военнослужащих) перешли границу. Удар наносился вдоль дороги № 9. Для прикрытия основных сил севернее и южнее дороги была создана серия артиллерийских баз. В первые дни наступающие не встречали сопротивления, и без каких-либо трудностей заняли А-Луой. После этого наступление остановилось.

Пока южновьетнамские войска стояли на месте и укрепляли свои оборонительные позиции, северовьетнамцы оценили ситуацию и перебросили на юг Лаоса подкрепления. С середины февраля северовьетнамские войска начали методично уничтожать базы противника севернее дороги № 9. За каждую артиллерийскую базу происходило ожесточённое сражение, завершавшееся разгромом оборонявших базу подразделений. В своих атаках северовьетнамцы использовали танки (ПТ-76, Т-54, Т-34-85).

В результате этих действий правый фланг южновьетнамской группировки в Лаосе очень скоро оказался оголённым, что создавало предпосылки для её окружения. Видя, что операция находится под угрозой срыва, южновьетнамское командование решилось на проведение символической акции по захвату Чепона. 6 марта два батальона рейнджеров были на американских вертолётах переброшены в Чепон, а затем были эвакуированы. «Взятием» Чепона цель операции Lam Son 719 была формально достигнута. Южновьетнамские войска начали выход из Лаоса, отражая постоянные атаки северовьетнамцев и неся тяжёлые потери. К 25 марта вывод войск был завершён.

Итоги

Об успехе рейда в Лаос заявляли американские официальные лица, включая президента Никсона. В действительности исход операции был более чем спорным. Немотивированное прекращение наступления после первых нескольких дней привело к тому, что в дальнейшем инициатива полностью перешла к северовьетнамской армии, у которой, к тому же, появилось время на переброску дополнительных частей в район операции. Наступавшие не имели даже численного превосходства над противником: в Лаосе находилось около 20 тысяч южновьетнамских военнослужащих, не считая американцев, чьи наземные войска не участвовали в операции, в то время как у северовьетнамцев только потери составили более 20 (по другим данным Северный Вьетнам потерял всего 8349 человек) тысяч человек. Провал Lam Son 719 показал, что армия Южного Вьетнама пока не способна действовать самостоятельно, без американской поддержки.

Литература

• Дэвидсон Ф. Б. Война во Вьетнаме (1946—1975) = Vietnam at War: The History 1946-1975. — М.: Изографус, Эксмо, 2002. — С. 816.

Военная история   Вьетнам   США

Отрывок, характеризующий Lam Son 719

– Ах, Наташа, – сказала Соня, восторженно и серьезно глядя на свою подругу, как будто она считала ее недостойной слышать то, что она намерена была сказать, и как будто она говорила это кому то другому, с кем нельзя шутить. – Я полюбила раз твоего брата, и, что бы ни случилось с ним, со мной, я никогда не перестану любить его во всю жизнь.
Наташа удивленно, любопытными глазами смотрела на Соню и молчала. Она чувствовала, что то, что говорила Соня, была правда, что была такая любовь, про которую говорила Соня; но Наташа ничего подобного еще не испытывала. Она верила, что это могло быть, но не понимала.
– Ты напишешь ему? – спросила она.
Соня задумалась. Вопрос о том, как писать к Nicolas и нужно ли писать и как писать, был вопрос, мучивший ее. Теперь, когда он был уже офицер и раненый герой, хорошо ли было с ее стороны напомнить ему о себе и как будто о том обязательстве, которое он взял на себя в отношении ее.
– Не знаю; я думаю, коли он пишет, – и я напишу, – краснея, сказала она.
– И тебе не стыдно будет писать ему?
Соня улыбнулась.
– Нет.
– А мне стыдно будет писать Борису, я не буду писать.
– Да отчего же стыдно?Да так, я не знаю. Неловко, стыдно.
– А я знаю, отчего ей стыдно будет, – сказал Петя, обиженный первым замечанием Наташи, – оттого, что она была влюблена в этого толстого с очками (так называл Петя своего тезку, нового графа Безухого); теперь влюблена в певца этого (Петя говорил об итальянце, Наташином учителе пенья): вот ей и стыдно.
– Петя, ты глуп, – сказала Наташа.
– Не глупее тебя, матушка, – сказал девятилетний Петя, точно как будто он был старый бригадир.
Графиня была приготовлена намеками Анны Михайловны во время обеда. Уйдя к себе, она, сидя на кресле, не спускала глаз с миниатюрного портрета сына, вделанного в табакерке, и слезы навертывались ей на глаза. Анна Михайловна с письмом на цыпочках подошла к комнате графини и остановилась.
– Не входите, – сказала она старому графу, шедшему за ней, – после, – и затворила за собой дверь.
Граф приложил ухо к замку и стал слушать.
Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице Анны Михайловны было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для того, чтоб она могла оценить его искусство.
– C'est fait! [Дело сделано!] – сказала она графу, торжественным жестом указывая на графиню, которая держала в одной руке табакерку с портретом, в другой – письмо и прижимала губы то к тому, то к другому.
Увидав графа, она протянула к нему руки, обняла его лысую голову и через лысую голову опять посмотрела на письмо и портрет и опять для того, чтобы прижать их к губам, слегка оттолкнула лысую голову. Вера, Наташа, Соня и Петя вошли в комнату, и началось чтение. В письме был кратко описан поход и два сражения, в которых участвовал Николушка, производство в офицеры и сказано, что он целует руки maman и papa, прося их благословения, и целует Веру, Наташу, Петю. Кроме того он кланяется m r Шелингу, и m mе Шос и няне, и, кроме того, просит поцеловать дорогую Соню, которую он всё так же любит и о которой всё так же вспоминает. Услыхав это, Соня покраснела так, что слезы выступили ей на глаза. И, не в силах выдержать обратившиеся на нее взгляды, она побежала в залу, разбежалась, закружилась и, раздув баллоном платье свое, раскрасневшаяся и улыбающаяся, села на пол. Графиня плакала.
– О чем же вы плачете, maman? – сказала Вера. – По всему, что он пишет, надо радоваться, а не плакать.
Это было совершенно справедливо, но и граф, и графиня, и Наташа – все с упреком посмотрели на нее. «И в кого она такая вышла!» подумала графиня.
Письмо Николушки было прочитано сотни раз, и те, которые считались достойными его слушать, должны были приходить к графине, которая не выпускала его из рук. Приходили гувернеры, няни, Митенька, некоторые знакомые, и графиня перечитывала письмо всякий раз с новым наслаждением и всякий раз открывала по этому письму новые добродетели в своем Николушке. Как странно, необычайно, радостно ей было, что сын ее – тот сын, который чуть заметно крошечными членами шевелился в ней самой 20 лет тому назад, тот сын, за которого она ссорилась с баловником графом, тот сын, который выучился говорить прежде: «груша», а потом «баба», что этот сын теперь там, в чужой земле, в чужой среде, мужественный воин, один, без помощи и руководства, делает там какое то свое мужское дело. Весь всемирный вековой опыт, указывающий на то, что дети незаметным путем от колыбели делаются мужами, не существовал для графини. Возмужание ее сына в каждой поре возмужания было для нее так же необычайно, как бы и не было никогда миллионов миллионов людей, точно так же возмужавших. Как не верилось 20 лет тому назад, чтобы то маленькое существо, которое жило где то там у ней под сердцем, закричало бы и стало сосать грудь и стало бы говорить, так и теперь не верилось ей, что это же существо могло быть тем сильным, храбрым мужчиной, образцом сыновей и людей, которым он был теперь, судя по этому письму.
– Что за штиль, как он описывает мило! – говорила она, читая описательную часть письма. – И что за душа! Об себе ничего… ничего! О каком то Денисове, а сам, верно, храбрее их всех. Ничего не пишет о своих страданиях. Что за сердце! Как я узнаю его! И как вспомнил всех! Никого не забыл. Я всегда, всегда говорила, еще когда он вот какой был, я всегда говорила…
Более недели готовились, писались брульоны и переписывались набело письма к Николушке от всего дома; под наблюдением графини и заботливостью графа собирались нужные вещицы и деньги для обмундирования и обзаведения вновь произведенного офицера. Анна Михайловна, практическая женщина, сумела устроить себе и своему сыну протекцию в армии даже и для переписки. Она имела случай посылать свои письма к великому князю Константину Павловичу, который командовал гвардией. Ростовы предполагали, что русская гвардия за границей , есть совершенно определительный адрес, и что ежели письмо дойдет до великого князя, командовавшего гвардией, то нет причины, чтобы оно не дошло до Павлоградского полка, который должен быть там же поблизости; и потому решено было отослать письма и деньги через курьера великого князя к Борису, и Борис уже должен был доставить их к Николушке. Письма были от старого графа, от графини, от Пети, от Веры, от Наташи, от Сони и, наконец, 6 000 денег на обмундировку и различные вещи, которые граф посылал сыну.


12 го ноября кутузовская боевая армия, стоявшая лагерем около Ольмюца, готовилась к следующему дню на смотр двух императоров – русского и австрийского. Гвардия, только что подошедшая из России, ночевала в 15 ти верстах от Ольмюца и на другой день прямо на смотр, к 10 ти часам утра, вступала на ольмюцкое поле.
Николай Ростов в этот день получил от Бориса записку, извещавшую его, что Измайловский полк ночует в 15 ти верстах не доходя Ольмюца, и что он ждет его, чтобы передать письмо и деньги. Деньги были особенно нужны Ростову теперь, когда, вернувшись из похода, войска остановились под Ольмюцом, и хорошо снабженные маркитанты и австрийские жиды, предлагая всякого рода соблазны, наполняли лагерь. У павлоградцев шли пиры за пирами, празднования полученных за поход наград и поездки в Ольмюц к вновь прибывшей туда Каролине Венгерке, открывшей там трактир с женской прислугой. Ростов недавно отпраздновал свое вышедшее производство в корнеты, купил Бедуина, лошадь Денисова, и был кругом должен товарищам и маркитантам. Получив записку Бориса, Ростов с товарищем поехал до Ольмюца, там пообедал, выпил бутылку вина и один поехал в гвардейский лагерь отыскивать своего товарища детства. Ростов еще не успел обмундироваться. На нем была затасканная юнкерская куртка с солдатским крестом, такие же, подбитые затертой кожей, рейтузы и офицерская с темляком сабля; лошадь, на которой он ехал, была донская, купленная походом у казака; гусарская измятая шапочка была ухарски надета назад и набок. Подъезжая к лагерю Измайловского полка, он думал о том, как он поразит Бориса и всех его товарищей гвардейцев своим обстреленным боевым гусарским видом.