Libération
Обложка газеты | |
Тип |
ежедневная газета |
---|---|
| |
Главный редактор |
Laurent Joffrin |
Основана | |
Политическая принадлежность |
социал-либеральная (первоначально леворадикальная) |
Язык |
французский |
Цена |
1,30 € |
Главный офис | |
Тираж |
139 959 экз. |
ISSN |
[www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=0335-1793&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 0335-1793] |
| |
Сайт: www.liberation.fr/ |
«Либерасьон»[1] (фр. Libération, с фр. «Освобождение») — самая молодая из трёх крупнейших национальных французских газет, выпускающаяся с 1973 года (первоначально при участии Жана-Поля Сартра).
Содержание
История
Первый выход газеты планировался на 5 февраля 1973 года, но по техническим причинам и из-за финансовых трудностей дата была перенесена. Вместо этого было выпущено несколько «нулевых» экземпляров, призванных создать ей известность авансом. Первый номер («0») вышел 22 февраля 1973 года, а номер «1» — 18 апреля того же года. В то время это были всего лишь листовки. Представляя различные течения и настроения, восходящие главным образом к событиям мая 1968 года и студенческих бунтов новых левых 60-х гг., газета придерживалась крайне левой позиции.
Создав новый стиль во французской журналистике, «Либерасьон» объявила о намерении «дать слово народу» (что фактически значило — леворадикальным журналистам), а по отношению ко власть имущим занимала резко критическую позицию и была склонна высмеивать любого представителя правительства. Проповедуя левые взгляды, она ставила целью обличать крупные корпорации и их владельцев, видных политиков, государственных функционеров и представителей структуры власти. Публиковалось много карикатур и комиксов политического характера, где левая политическая идея была доведена до предельно упрощённой презентации. Становясь «на сторону угнетённых» (то есть апеллируя к традиционному электорату коммунистов: студентам, либеральной интеллигенции и т.п.), «Либерасьон» провоцировала споры на темы, которые волновали современное общество: расизм, проблемы гомосексуалистов, угнетение женщин и рабочих. Отказавшись печатать рекламу, газета подчёркивала свою независимость.
В прошлом «левая» газета, «Либерасьон» стала более «буржуазной» ещё в 80-х годах ХХ века, и в дальнейшем этот сдвиг в в сторону респектабельности продолжался[2]. Уже в 80-х газета начинает публиковать рекламу, обзаводится корреспондентами в других странах. С 1996 года, после того, как над группой взял контроль Жером Сейду: появилась иерархия зарплат среди сотрудников. Однако газета сохранила свободный стиль, резкие и эффектные заголовки и внимание к острым общественным проблемам. Подача материалов «Либерасьон» часто весела и иронична, анализ же серьёзных сюжетов относительно профессионален и зиждется на документальной базе, — что поддерживает репутацию газеты. Тем не менее, её тираж постоянно снижается, с рекордных для неё более чем 174 тысяч экземпляров в 2001 году до менее чем 102 тысяч экземпляров в 2013. По утверждению её левых противников, когда треть акций газеты якобы перешли к Эдуару де Ротшильду, она ещё дальше сместилась от своих изначальных позиций. И действительно, она призывала голосовать на референдуме за проект Евроконституции, в известном противоречии с её былыми анархо-коммунистическими идеалами.
Формат
«Либерасьон» выходит на 36 страницах (приблизительно), а её формат ещё меньше, чем у Le Monde. Заголовок газеты — чёрно-белые буквы на фоне красного ромба. В отличие от Le Figaro и от Le Monde, она, как правило, печатает мало текста на первой полосе, которая на три четверти занята большой цветной фотографией, слева от которой — фотографии поменьше с цветными заголовками разных шрифтов. Первые страницы посвящены событиям, произошедшим недавно (рубрика События), далее идёт рубрика Новейших открытий, потом — международные новости, затем политика, общество, экономика, массмедиа, спорт, культура, метеопрогноз, телегид. Страницы газеты усеяны фотографиями и юмористическими рисунками с целью заинтересовать человека с улицы и молодёжь, которые для краткости называют газету «Либэ» («Libé»).
Тираж
Год | 2000 | 2001 | 2002 | 2003 | 2004 | 2006 | 2008 | 2010 | 2013 |
---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
Тираж | 169 011 | 174 310 | 164 286 | 158 115 | 146 109 | 133 270 | 123 317 | 113 108 | 101 616 |
«Либерасьон» сегодня
В настоящее время «Либерасьон» переживает не лучшие времена. В 2006 году Серж Жюли, один из основателей газеты, ушёл в отставку из-за разногласий с Эдуаром Ротшильдом (основным акционером компании, контролирующим 38,8 % акций) и ухудшающегося финансового положения издательства (к апрелю 2006 г. убытки газеты составили 950 тысяч евро)[3]
В 2007 году бывшие журналисты «Либерасьон» создали веб-сайт Rue 89 (в своё время[когда?] «Либерасьон» стала первой французской ежедневной газетой, которая обзавелась веб-сайтом).
Напишите отзыв о статье "Libération"
Примечания
- ↑ Зарубежная печать : Краткий справочник. Газеты. Журналы. Информационные агентства / гл. ред. С. А. Лосев. — М. : Политиздат, 1986. — С. 128.</span>
- ↑ V.Bethery A. Revues et magasines d’aujourd’hui: guide des periodiques a l’intention des bibliotheques publiques. — Editions du cercle de la librairie, 1997. — P. 44
- ↑ [www.arpp.ru/content/view/13491/ Газета "Liberation" осталась без руководителя - АРПП Ассоциация Распространителей Печатной Продукции]
</ol>
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?:
|
Отрывок, характеризующий Libération
– Ну, добилась своего, – вмешался Николай, – наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую.Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.
– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.
В гостиной продолжался разговор.
– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.
– Ах, душа моя! – отвечала княгиня Анна Михайловна. – Не дай Бог тебе узнать, как тяжело остаться вдовой без подпоры и с сыном, которого любишь до обожания. Всему научишься, – продолжала она с некоторою гордостью. – Процесс мой меня научил. Ежели мне нужно видеть кого нибудь из этих тузов, я пишу записку: «princesse une telle [княгиня такая то] желает видеть такого то» и еду сама на извозчике хоть два, хоть три раза, хоть четыре, до тех пор, пока не добьюсь того, что мне надо. Мне всё равно, что бы обо мне ни думали.
– Ну, как же, кого ты просила о Бореньке? – спросила графиня. – Ведь вот твой уже офицер гвардии, а Николушка идет юнкером. Некому похлопотать. Ты кого просила?
– Князя Василия. Он был очень мил. Сейчас на всё согласился, доложил государю, – говорила княгиня Анна Михайловна с восторгом, совершенно забыв всё унижение, через которое она прошла для достижения своей цели.
– Что он постарел, князь Василий? – спросила графиня. – Я его не видала с наших театров у Румянцевых. И думаю, забыл про меня. Il me faisait la cour, [Он за мной волочился,] – вспомнила графиня с улыбкой.
– Всё такой же, – отвечала Анна Михайловна, – любезен, рассыпается. Les grandeurs ne lui ont pas touriene la tete du tout. [Высокое положение не вскружило ему головы нисколько.] «Я жалею, что слишком мало могу вам сделать, милая княгиня, – он мне говорит, – приказывайте». Нет, он славный человек и родной прекрасный. Но ты знаешь, Nathalieie, мою любовь к сыну. Я не знаю, чего я не сделала бы для его счастья. А обстоятельства мои до того дурны, – продолжала Анна Михайловна с грустью и понижая голос, – до того дурны, что я теперь в самом ужасном положении. Мой несчастный процесс съедает всё, что я имею, и не подвигается. У меня нет, можешь себе представить, a la lettre [буквально] нет гривенника денег, и я не знаю, на что обмундировать Бориса. – Она вынула платок и заплакала. – Мне нужно пятьсот рублей, а у меня одна двадцатипятирублевая бумажка. Я в таком положении… Одна моя надежда теперь на графа Кирилла Владимировича Безухова. Ежели он не захочет поддержать своего крестника, – ведь он крестил Борю, – и назначить ему что нибудь на содержание, то все мои хлопоты пропадут: мне не на что будет обмундировать его.
Графиня прослезилась и молча соображала что то.
– Часто думаю, может, это и грех, – сказала княгиня, – а часто думаю: вот граф Кирилл Владимирович Безухой живет один… это огромное состояние… и для чего живет? Ему жизнь в тягость, а Боре только начинать жить.
– Он, верно, оставит что нибудь Борису, – сказала графиня.
– Бог знает, chere amie! [милый друг!] Эти богачи и вельможи такие эгоисты. Но я всё таки поеду сейчас к нему с Борисом и прямо скажу, в чем дело. Пускай обо мне думают, что хотят, мне, право, всё равно, когда судьба сына зависит от этого. – Княгиня поднялась. – Теперь два часа, а в четыре часа вы обедаете. Я успею съездить.
И с приемами петербургской деловой барыни, умеющей пользоваться временем, Анна Михайловна послала за сыном и вместе с ним вышла в переднюю.
– Прощай, душа моя, – сказала она графине, которая провожала ее до двери, – пожелай мне успеха, – прибавила она шопотом от сына.
– Вы к графу Кириллу Владимировичу, ma chere? – сказал граф из столовой, выходя тоже в переднюю. – Коли ему лучше, зовите Пьера ко мне обедать. Ведь он у меня бывал, с детьми танцовал. Зовите непременно, ma chere. Ну, посмотрим, как то отличится нынче Тарас. Говорит, что у графа Орлова такого обеда не бывало, какой у нас будет.
– Mon cher Boris, [Дорогой Борис,] – сказала княгиня Анна Михайловна сыну, когда карета графини Ростовой, в которой они сидели, проехала по устланной соломой улице и въехала на широкий двор графа Кирилла Владимировича Безухого. – Mon cher Boris, – сказала мать, выпрастывая руку из под старого салопа и робким и ласковым движением кладя ее на руку сына, – будь ласков, будь внимателен. Граф Кирилл Владимирович всё таки тебе крестный отец, и от него зависит твоя будущая судьба. Помни это, mon cher, будь мил, как ты умеешь быть…
– Ежели бы я знал, что из этого выйдет что нибудь, кроме унижения… – отвечал сын холодно. – Но я обещал вам и делаю это для вас.
Несмотря на то, что чья то карета стояла у подъезда, швейцар, оглядев мать с сыном (которые, не приказывая докладывать о себе, прямо вошли в стеклянные сени между двумя рядами статуй в нишах), значительно посмотрев на старенький салоп, спросил, кого им угодно, княжен или графа, и, узнав, что графа, сказал, что их сиятельству нынче хуже и их сиятельство никого не принимают.
– Мы можем уехать, – сказал сын по французски.
– Mon ami! [Друг мой!] – сказала мать умоляющим голосом, опять дотрогиваясь до руки сына, как будто это прикосновение могло успокоивать или возбуждать его.
Борис замолчал и, не снимая шинели, вопросительно смотрел на мать.
– Голубчик, – нежным голоском сказала Анна Михайловна, обращаясь к швейцару, – я знаю, что граф Кирилл Владимирович очень болен… я затем и приехала… я родственница… Я не буду беспокоить, голубчик… А мне бы только надо увидать князя Василия Сергеевича: ведь он здесь стоит. Доложи, пожалуйста.
Швейцар угрюмо дернул снурок наверх и отвернулся.
– Княгиня Друбецкая к князю Василию Сергеевичу, – крикнул он сбежавшему сверху и из под выступа лестницы выглядывавшему официанту в чулках, башмаках и фраке.
Мать расправила складки своего крашеного шелкового платья, посмотрелась в цельное венецианское зеркало в стене и бодро в своих стоптанных башмаках пошла вверх по ковру лестницы.