Liberté chérie

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Liberté chérie
Дата основания

1943 год

Дата роспуска

1944 год

Тип

масонская ложа

Досточтимый мастер

Поль Хэнсон

Город

Эстервеген, Германия

Масонство

Liberté Сhérie была одной из очень немногих[1] масонских лож, основанных в нацистских концентрационных лагерях во время Второй мировой войны[2].





Ложа

15 ноября 1943 года семь бельгийских масонов, бойцов сопротивления, основали масонскую ложу «Liberté chérie» («Милая свобода») внутри блока 6 Эмсландлагер VII (Эстервеген). Название ложи было взято из Марсельезы[2][3].

Первыми семью масонами ложи стали Поль Хенсон, Люк Сомерхаузен, Жан де Шрайвер, Жан Сагг, Анри Стори, Амиди Миклот, Франц Роша и Ги Аннекар и позднее они инициировали, возвысили и возвели бельгийца, брата Фернана Еро.

По словам Франца Бриду, бывшего заключённого Эстервегена № 6, членами-основателями ложи «Милая Свобода» были: Роша, Сагг, Аннекар, Хенсон, Сомерхаузен, Дегельдр и Mиклот[2][4].

Месье Шрайвер прибыл после создания ложи, и не был членом-учредителем, а только лишь участником.

Поль Хэнсон был избран досточтимым мастером. Братья встречались для проведения работ ложи в блоке № 6 вокруг стола, который обычно использовался для сортировки патронов.

Католический священник стоял на страже и предупреждал об опасности, так чтобы братья могли проводить свои работы, а также охранял их тайны.

Блок № 6 Nacht und Nebel (нем. «Ночь и туман») был использован для содержания иностранных заключённых. Группа лагерей Эмсаландлагер, история которого представлена постоянной экспозицией документов и информации в центра Папенбурга. Всего 15 лагерей были основаны в Нидерландах, с центром администрации в Папенбурге[2].

Люк Самерхаузен описал инициацию Eро и т. д., а также обычные обряды. Эти обряды, (в которых они просили католического священника о помощи в сохранении тайны их сообщества (в его молитве). «…на одном из заседаний… после очень сильного упрощенного ритуала, отдельные инициатические компоненты которого были объяснены священнику, он сказал, что отныне может принимать участие в работе ложи».

Более ста заключённых в блоке № 6 были заперты почти круглосуточно. Им разрешалось прогуливаться только полчаса в день, под наблюдением. В течение дня, половина лагеря сортировала патроны и радиодетали. Другая половина заключённых лагеря была вынуждена работать в ужасных условиях на разработке торфа. Питание было настолько плохим, что заключённые, в среднем, теряли до 4 кг веса каждый месяц[2].

После первой ритуальной встречи и приёма нового брата дальнейшие встречи были тематическими. Одна была посвящена символу Великого Архитектора Вселенной, другая «Будущему Бельгии», а также были темы посвящённые «Положению женщин в масонстве». Только Сомерхаузен и Eро выжили в таких условиях. Ложа перестала работать в начале 1944 года[3].

Судьбы членов ложи

Досточтимый мастер, Пол Хэнсон был перемещён, и умер в развалинах тюрьмы во время бомбардировки союзной авиации Эссена, 26 марта 1944 года[2].

Жан Сагг, и Франц Роша, принадлежали к ложе «Les Amis Philanthropes» № 5 Великого востока Бельгии.

Доктор Франц Роша, профессор университета, фармацевт и директор фармацевтической лаборатории, родился 10 марта 1908 года в Сен-Жиль. Он был сотрудником подпольной типографии в издании сопротивления «Голос бельгийцев». Был арестован 28 февраля 1942 года, прибыл в Унтермансфельд в апреле 1944 года, и умер там 6 апреля 1945 года.

Жан Сагг родился 8 сентября 1897 года в Генте, в немецкой части Голландии. Он сотрудничал с Францем Роша в подпольной типографии, переводил на немецкий и швейцарский языки тексты, и внёс вклад в публикации, в том числе, La Libre Belgique , La Legion Noire , Le Petit Belge и L’Anti Boche. Умер он в концентрационном лагере 8 февраля 1945 года.

Доктор Амиди Mиклот был школьным учителем. Он родился 20 декабря 1902 года в Лахамайде, и принадлежал к ложе «Союз и Прогресс». Последний раз его видели в заключении 8 февраля 1945 года.

Жан де Шрайвер, был полковником бельгийской армии. Он родился 23 августа 1893 года в Аалст (Бельгия) и был братом ложи «Свобода» в Генте. 2 сентября 1943 года он был арестован по обвинению в шпионаже и хранении оружия, и умер в феврале 1945 года.

Анри Стори родился 27 ноября 1897 года в Генте. Он был членом ложи «Север» в Генте. Умер 5 декабря 1944 года.

Люк Сомерхаузен, журналист, родился 26 августа 1903 года в Хоеилаарте. Он был арестован 28 мая 1943 года в Брюсселе, принадлежал к ложе «ASCO III», и был заместителем великого секретаря Великого востока Бельгии.

Фернан Eро, асессор аудиторского бюро, и офицер запаса пехоты. Родился 29 января 1914 года в Вемеле. Он был арестован 4 августа 1942 года, в качестве члена «Секретной армии». Но бежал и был арестован снова в 1943 году[4].

Ги Аннекар (1903—1945) адвокат и лидер «Голоса бельгийцев». Он также был членом ложи «Друзья Филантропии» (Les Amis Philanthropes) № 3 ВВБ.

Выжившие Eро и Сомерхаузен снова встретились в 1944 году в концентрационном лагере Ораниенбург (Заксенхаузен), и с тех пор находились в заключении вместе. Весной 1945 года они были вовлечены в «Марши смерти». И хотя Eро был 1,84 м в высоту, на 21 мая 1945 года он весил всего 32 кг. Такие данные Еро зафиксировали в брюссельской больнице в Сен-Пьер.

В августе 1945 года Люк Сомерхаузен послал подробный доклад великому мастеру Великого востока Бельгии, в котором он рассказал историю ложи «Liberté Chérie». Люк Сомерхаузен умер в 1982 году в возрасте 79 лет. Последний свидетель, Фернан Eро, умер в возрасте 83 лет, в 1997 году[4].

Другие подобные ложи

Кроме Liberté chérie, существовали ещё две подобные ложи, которые были также образованы в нацистских концлагерях. Это ложи:

  • «Les frères captifs d’Allach» и
  • Obstinée — эта ложа была образована членами Великого востока Бельгии. Также, примечательна тем, что оратором в ней был Жан Рей[5], после войны занимавший должность президента Еврокомиссии (1967—1970)[6].

Мемориал

Мемориал, созданный архитектором Жаном де Саль, был установлен бельгийскими и немецкими масонами в субботу 13 ноября 2004 года. Он является частью мемориала Кладбища Эстервегена[2]. Вим Руттен, великий мастер бельгийской федерации «Le Droit Humain», сказал на открытии:
Мы собрались здесь, сегодня, на этом кладбище, в Эстервегене, не сетовать, но, чтобы выразить свободу мысли в общественном месте — В память о наших братьях; правах человека, которые никогда не должны быть забыты[3].

См. также

Библиография

  • L. Somerhausen: Une loge belge dans un camp de concentration. In: Feuillets d’information du Grand Orient de Belgique. Nr 73, 1975
  • Fernand Erauw: L’odyssée de Liberté Chérie, 1993 — Histoire de la loge
  • Pierre Verhas: Liberté chérie: Une loge maçonnique dans un camp de concentration. Bruxelles, Labor, 2005.
  • Franz Bridoux, La Respectable Loge LIBERTE CHERIE au camp de concentration d’Esterwegen, Logos, 2012 (ISBN 9782960109740)

Напишите отзыв о статье "Liberté chérie"

Примечания

  1. Together with the lodges «Les Frères captifs d’Allach»(concentration camp), which register is now located at the Grand Orient of France museum, and L’Obstinée, in Oflag X-D).
  2. 1 2 3 4 5 6 7 Franz Bridoux: La Respectable Loge Liberté Chérie au camp de concentration d’Esterwegen, Nuit et Brouillard Éditions du Grand Orient de Belgique 2009
  3. 1 2 3 Pierre Verhas: Liberté chérie: Une loge maçonnique dans un camp de concentration. Bruxelles, Labor, 2005, ill., 62 p.
  4. 1 2 3 Fernand Erauw: L’odysée de Liberté Chérie, 1993 — History of this Lodge
  5. web.archive.org/web/20131101081924/www.mason.be/en/rey.htm Жан Рей
  6. aei.pitt.edu/1535/01/Commission_list.pdf

Ссылки

  • [hiram.canalblog.com/archives/2004/11/21/ Weblog]
  • [lalibre.be/article.phtml?id=5&subid=103&art_id=204768 La lumière dans les ténèbres des camps]
  • [www.diz-emslandlager.de Эмсаландлагер]
  • [mauriceorcher.blogspot.com/2009/01/cration-de-la-loge-libert-chrie-au-camp.html La création de la Loge Liberté Chérie au camp d’Esterwegen by Franz Bridoux]

Отрывок, характеризующий Liberté chérie

Утром, когда камердинер, внося кофе, вошел в кабинет, Пьер лежал на отоманке и с раскрытой книгой в руке спал.
Он очнулся и долго испуганно оглядывался не в силах понять, где он находится.
– Графиня приказала спросить, дома ли ваше сиятельство? – спросил камердинер.
Но не успел еще Пьер решиться на ответ, который он сделает, как сама графиня в белом, атласном халате, шитом серебром, и в простых волосах (две огромные косы en diademe [в виде диадемы] огибали два раза ее прелестную голову) вошла в комнату спокойно и величественно; только на мраморном несколько выпуклом лбе ее была морщинка гнева. Она с своим всёвыдерживающим спокойствием не стала говорить при камердинере. Она знала о дуэли и пришла говорить о ней. Она дождалась, пока камердинер уставил кофей и вышел. Пьер робко чрез очки посмотрел на нее, и, как заяц, окруженный собаками, прижимая уши, продолжает лежать в виду своих врагов, так и он попробовал продолжать читать: но чувствовал, что это бессмысленно и невозможно и опять робко взглянул на нее. Она не села, и с презрительной улыбкой смотрела на него, ожидая пока выйдет камердинер.
– Это еще что? Что вы наделали, я вас спрашиваю, – сказала она строго.
– Я? что я? – сказал Пьер.
– Вот храбрец отыскался! Ну, отвечайте, что это за дуэль? Что вы хотели этим доказать! Что? Я вас спрашиваю. – Пьер тяжело повернулся на диване, открыл рот, но не мог ответить.
– Коли вы не отвечаете, то я вам скажу… – продолжала Элен. – Вы верите всему, что вам скажут, вам сказали… – Элен засмеялась, – что Долохов мой любовник, – сказала она по французски, с своей грубой точностью речи, выговаривая слово «любовник», как и всякое другое слово, – и вы поверили! Но что же вы этим доказали? Что вы доказали этой дуэлью! То, что вы дурак, que vous etes un sot, [что вы дурак,] так это все знали! К чему это поведет? К тому, чтобы я сделалась посмешищем всей Москвы; к тому, чтобы всякий сказал, что вы в пьяном виде, не помня себя, вызвали на дуэль человека, которого вы без основания ревнуете, – Элен всё более и более возвышала голос и одушевлялась, – который лучше вас во всех отношениях…
– Гм… гм… – мычал Пьер, морщась, не глядя на нее и не шевелясь ни одним членом.
– И почему вы могли поверить, что он мой любовник?… Почему? Потому что я люблю его общество? Ежели бы вы были умнее и приятнее, то я бы предпочитала ваше.
– Не говорите со мной… умоляю, – хрипло прошептал Пьер.
– Отчего мне не говорить! Я могу говорить и смело скажу, что редкая та жена, которая с таким мужем, как вы, не взяла бы себе любовников (des аmants), а я этого не сделала, – сказала она. Пьер хотел что то сказать, взглянул на нее странными глазами, которых выражения она не поняла, и опять лег. Он физически страдал в эту минуту: грудь его стесняло, и он не мог дышать. Он знал, что ему надо что то сделать, чтобы прекратить это страдание, но то, что он хотел сделать, было слишком страшно.
– Нам лучше расстаться, – проговорил он прерывисто.
– Расстаться, извольте, только ежели вы дадите мне состояние, – сказала Элен… Расстаться, вот чем испугали!
Пьер вскочил с дивана и шатаясь бросился к ней.
– Я тебя убью! – закричал он, и схватив со стола мраморную доску, с неизвестной еще ему силой, сделал шаг к ней и замахнулся на нее.
Лицо Элен сделалось страшно: она взвизгнула и отскочила от него. Порода отца сказалась в нем. Пьер почувствовал увлечение и прелесть бешенства. Он бросил доску, разбил ее и, с раскрытыми руками подступая к Элен, закричал: «Вон!!» таким страшным голосом, что во всем доме с ужасом услыхали этот крик. Бог знает, что бы сделал Пьер в эту минуту, ежели бы
Элен не выбежала из комнаты.

Через неделю Пьер выдал жене доверенность на управление всеми великорусскими имениями, что составляло большую половину его состояния, и один уехал в Петербург.


Прошло два месяца после получения известий в Лысых Горах об Аустерлицком сражении и о погибели князя Андрея, и несмотря на все письма через посольство и на все розыски, тело его не было найдено, и его не было в числе пленных. Хуже всего для его родных было то, что оставалась всё таки надежда на то, что он был поднят жителями на поле сражения, и может быть лежал выздоравливающий или умирающий где нибудь один, среди чужих, и не в силах дать о себе вести. В газетах, из которых впервые узнал старый князь об Аустерлицком поражении, было написано, как и всегда, весьма кратко и неопределенно, о том, что русские после блестящих баталий должны были отретироваться и ретираду произвели в совершенном порядке. Старый князь понял из этого официального известия, что наши были разбиты. Через неделю после газеты, принесшей известие об Аустерлицкой битве, пришло письмо Кутузова, который извещал князя об участи, постигшей его сына.
«Ваш сын, в моих глазах, писал Кутузов, с знаменем в руках, впереди полка, пал героем, достойным своего отца и своего отечества. К общему сожалению моему и всей армии, до сих пор неизвестно – жив ли он, или нет. Себя и вас надеждой льщу, что сын ваш жив, ибо в противном случае в числе найденных на поле сражения офицеров, о коих список мне подан через парламентеров, и он бы поименован был».
Получив это известие поздно вечером, когда он был один в. своем кабинете, старый князь, как и обыкновенно, на другой день пошел на свою утреннюю прогулку; но был молчалив с приказчиком, садовником и архитектором и, хотя и был гневен на вид, ничего никому не сказал.
Когда, в обычное время, княжна Марья вошла к нему, он стоял за станком и точил, но, как обыкновенно, не оглянулся на нее.
– А! Княжна Марья! – вдруг сказал он неестественно и бросил стамеску. (Колесо еще вертелось от размаха. Княжна Марья долго помнила этот замирающий скрип колеса, который слился для нее с тем,что последовало.)
Княжна Марья подвинулась к нему, увидала его лицо, и что то вдруг опустилось в ней. Глаза ее перестали видеть ясно. Она по лицу отца, не грустному, не убитому, но злому и неестественно над собой работающему лицу, увидала, что вот, вот над ней повисло и задавит ее страшное несчастие, худшее в жизни, несчастие, еще не испытанное ею, несчастие непоправимое, непостижимое, смерть того, кого любишь.
– Mon pere! Andre? [Отец! Андрей?] – Сказала неграциозная, неловкая княжна с такой невыразимой прелестью печали и самозабвения, что отец не выдержал ее взгляда, и всхлипнув отвернулся.
– Получил известие. В числе пленных нет, в числе убитых нет. Кутузов пишет, – крикнул он пронзительно, как будто желая прогнать княжну этим криком, – убит!
Княжна не упала, с ней не сделалось дурноты. Она была уже бледна, но когда она услыхала эти слова, лицо ее изменилось, и что то просияло в ее лучистых, прекрасных глазах. Как будто радость, высшая радость, независимая от печалей и радостей этого мира, разлилась сверх той сильной печали, которая была в ней. Она забыла весь страх к отцу, подошла к нему, взяла его за руку, потянула к себе и обняла за сухую, жилистую шею.
– Mon pere, – сказала она. – Не отвертывайтесь от меня, будемте плакать вместе.
– Мерзавцы, подлецы! – закричал старик, отстраняя от нее лицо. – Губить армию, губить людей! За что? Поди, поди, скажи Лизе. – Княжна бессильно опустилась в кресло подле отца и заплакала. Она видела теперь брата в ту минуту, как он прощался с ней и с Лизой, с своим нежным и вместе высокомерным видом. Она видела его в ту минуту, как он нежно и насмешливо надевал образок на себя. «Верил ли он? Раскаялся ли он в своем неверии? Там ли он теперь? Там ли, в обители вечного спокойствия и блаженства?» думала она.
– Mon pere, [Отец,] скажите мне, как это было? – спросила она сквозь слезы.
– Иди, иди, убит в сражении, в котором повели убивать русских лучших людей и русскую славу. Идите, княжна Марья. Иди и скажи Лизе. Я приду.
Когда княжна Марья вернулась от отца, маленькая княгиня сидела за работой, и с тем особенным выражением внутреннего и счастливо спокойного взгляда, свойственного только беременным женщинам, посмотрела на княжну Марью. Видно было, что глаза ее не видали княжну Марью, а смотрели вглубь – в себя – во что то счастливое и таинственное, совершающееся в ней.