Lipton

Липтон
Отрасль:	производство чая
Страна происхождения:	Великобритания

Липтон (англ. Lipton) — торговая марка чая, зарегистрированная Томасом Липтоном в Великобритании в 1890 году. В настоящее время принадлежит компании Unilever.

Также до 1980-х в Великобритании существовала сеть супермаркетов Lipton, созданная в 1871 году тем же Томасом Липтоном.

История бренда

Предыстория. Томас Липтон

Томас Липтон стал известен в мире прежде всего как создатель чайного бренда Lipton. Однако такое мнение не совсем правильно, так как к моменту начала чайного бизнеса Томас Липтон уже около 20 лет был преуспевающим бизнесменом, сделавшим состояние на бакалейной торговле. Сам он отмечал в своей автобиографии, что если бы не этот опыт, он вряд ли смог бы оценить потенциал чая как товара и своевременно сделать на него ставку.

Томас Липтон родился 10 мая 1848 года в Глазго. Его родители были ирландскими эмигрантами, отец перепробовал несколько занятий и в 1860-х годах держал бакалейную лавку. В тринадцатилетнем возрасте Томас начал работать, в 1864 году выехал в США, где провёл последующие пять лет, сменив несколько профессий, в том числе занимаясь продовольственной торговлей в Нью-Йорке. Работая в США Липтон убедился в важности хорошо поставленной рекламы и эффективности неожиданных маркетинговых ходов в деле увеличения продаж. В 1870 году Томас вернулся в Великобританию, где сначала помогал родителям в их магазине, но уже в следующем году открыл первый собственный бакалейный магазин.

Торговая сеть Lipton

Предприятие Липтона оказалось успешным и вскоре он начал активно расширять свой бизнес, открывая новые бакалейные магазины под названием Lipton. Сначала сеть этих магазинов утвердилась в Глазго, затем по всей Шотландии, а через несколько лет бакалейные магазины Липтона были уже по всей Великобритании. К 1880 году бакалейная империя Липтона насчитывала более 200 магазинов, к 1888 — более 300, также Липтон владел складами и фабрикой по упаковке продуктов. Он инвестировал средства в животноводство в штатах Омаха и Небраска, но продал свои тамошние активы американским компаниям в 1887 году, поскольку решил переключить своё внимание на чайный бизнес. Впрочем, сеть магазинов Lipton продолжала существовать и внесла свой вклад в распространение чая Lipton. В 1929 году она была продана одной из компаний, входивших в торговую сеть «Home and Colonial Stores», имевшую более 3000 магазинов. После перепродажи в 1961 году бренд был использован как наименование сети супермаркетов для небольших городов. В 1981 году этот бизнес был поглощён компанией Agrile Foods, которая произвела ребрендинг — магазины стали работать под маркой Presto.

Чай Lipton

Интерес к чайной торговле Томас Липтон проявлял с начала 1880-х годов, когда начался уверенный рост потребления чая (с конца 1870-х до середины 1880 годов объём продаж вырос вдвое). Однако, по мнению Липтона, продаваемый в Великобритании чай был всё же слишком дорог для продукта массового спроса, и он начал изыскивать пути снижения цены чая. Первая партия чая для магазинов Липтона поступила в Глазго в 1889 году. Чай этот сразу стал продуктом ажиотажного спроса, в первую очередь — из-за цены, которая была почти вдвое ниже, чем у других продавцов (при средней розничной цене 3 шиллинга за фунт чая Липтон продавал свой чай по 1 шиллингу 7 пенсов).

На следующий год Томас Липтон отправился на Цейлон и купил там землю под собственные чайные плантации. В этом же году бренд «Lipton» был официально зарегистрирован как принадлежащая Томасу Липтону марка чая. В соответствии с принципами маркетинга бренд был соответствующим образом оформлен и подан: чай Lipton продавался только в специальной, уникальной упаковке — картонной коробке почти кубической формы (трёх размеров — фунт, полфунта или четверть фунта), на которой была изображена девушка с корзиной на голове и факсимильная подпись: «Thomas J. Lipton, Tea Planter, Ceylon». Упаковка защищала, в том числе, и от подделок. В рекламе использовался слоган «Direct from tea gardens to the tea pot» — «С чайного куста — прямо в чашку».

Ещё одним новшеством Томаса Липтона, также широко освещённым в рекламе его чая, был выпуск сортов чая, специально подобранных в соответствии с особенностями питьевой воды того региона, где продавался чай. Рекламный слоган «The perfect tea to suit the water of your own town» («Чай, который отлично подходит для воды в вашем городе») подчёркивал эту особенность чая Lipton.

В 1898 году королева Виктория посвятила Томаса Липтона в рыцари «за вклад в формирование и распространение английского образа жизни».. Летом того же года состоялось акционирование чайного бизнеса Липтона. Ажиотаж вокруг этого события был настолько велик, что в Национальный банк Шотландии, где происходила продажа акций, пришлось вызывать полицию для наведения порядка. Первый выпуск акций принёс Томасу Липтону более 2 миллионов фунтов стерлингов. 2 июня 1898 года состоялось первое собрание акционеров.

В 1909 году филиал компании открылся в Нью-Йорке. Тогда же торговая марка приобрела современный вид: сочетание жёлтого, красного и синего цветов. Лучший из трёх продаваемых в то время сортов чая Lipton, Quality1, выпускался в жёлтой пачке с красной эмблемой, на которой белыми буквами было написано «Lipton». Сейчас это оформление сохранилось в чае Lipton Yellow Label. Узнав об изобретении Роберта Салливана — чайном пакетике, Липтон организовал производство пакетированного чая. Этот чай был высоко оценён в годы Первой мировой войны, когда массово поставлялся в армию, его популярность способствовала дальнейшему коммерческому успеху.

В 1920-х годах активно развивающийся чайный бизнес Липтона столкнулся с сильной конкуренцией со стороны вышедших на рынок крупных компаний «Home and Colonial Stores» и «Van der Berghs». Вторая в 1927 году приобрела 25 % акций Lipton, став в результате владельцем контрольного пакета акций. Председателем акционерного общества стал Джон Фергюсон, за Томасом Липтоном осталось место Почётного президента компании, на котором он не имел реальной возможности вмешиваться в управление. Ещё два месяца спустя Томас Липтон продал свои акции одному из подразделений «Home and Colonial Stores» и покинул бизнес. Умер Томас Липтон в 2 октября 1931 года, в возрасте 83 лет.

В период с 1938 по 1972 годы чайный бизнес Lipton был по частям, в несколько торговых операций, приобретён концерном Unilever, в чьём распоряжении торговая марка находится на 2013 год. В 1991 году Unilever создал совместное предприятие с PepsiCo, Pepsi-Lipton Partnership, предназначенное для сбыта готового чая в бутылках и банках в Северную Америку. В 2003 году было основано второе совместное предприятие, Pepsi-Lipton International (PLI), занимающееся тем же в Европе и на других неамериканских рынках. PepsiCo и Unilever имеют по 50 % акций этих предприятий.

Современное состояние

На 2013 год торговая марка Lipton остаётся в активном употреблении, чай под этим брендом продаётся по всему миру (по утверждению официального сайта Lipton — в 110 странах). Основная часть продукции Lipton располагается в средней части ценового диапазона и характеризуется как средняя по качеству, но доступная по цене. Как и большинство фирменных сортов чая, чаи Lipton представляют собой купажи из множества чаёв различной сортности, собранных на плантациях многих стран, главным образом — Индии, Шри-Ланки, Кении и Китая. Так, наиболее известная марка Lipton Yellow Label включает 20 различных видов чая.

Помимо чёрного листового чая под старой маркой Lipton Yellow Label, производится и продаётся широкий спектр сортов, включающий рассыпные байховые, пакетированные и готовые к употреблению бутилированные чаи, чёрные, зелёные, чёрные ароматизированные, травяные чаи, «чай для похудения». На азиатских рынках также представлен чай Lipton с молоком.

Бренды

Основными «всемирными» брендами чая Lipton на сегодня являются созданная ещё в 1890 году марка «Lipton Yellow Label» и появившийся на рубеже XX—XXI веков бутилированный готовый чай «Lipton Iced Tea». Остальные линейки продукции ориентированы в большей или меньшей степени на определённые региональные рынки. Так, «Lipton Pyramid Tea» активно рекламируется в Европе и Северной Америке, «Lipton Milk Tea» — в Восточной Азии.

Lipton Yellow Label

Lipton Yellow Label — старейшая марка чая Lipton, зарегистрированная в 1890 году, когда Томас Липтон впервые использовал упаковку в виде жёлтой коробки с красным ярлыком «Lipton», которая по сей день в в первую очередь ассоциируется с брендом Lipton. Этот бренд зарегистрирован в 150 странах по всему миру. Чай Lipton Yellow Label представляет собой купаж из 20 различных сортов чая.

Lipton Iced Tea

Под маркой Lipton Iced Tea, на многих рынках известной как Lipton Ice Tea продаётся бутилированный готовый холодный чай Lipton. В этой линейке продукции представлен как чёрный, так и зелёный чай с различными типами добавок, упакованный в металлические банки (до 0,5 л) или пластиковые бутылки.

Lipton Pyramid Tea

Некоторые сорта чаёв Lipton продаются в пакетиках в виде треугольных пирамидок. Реклама утверждает, что благодаря большему объёму таких пакетиков чай в них лучше заваривается.

Lipton Linea

Бренд Lipton Linea был запущен в 2008 году в Западной Европе, рекламируется как «чай с повышенным содержанием катехинов для следящих за своим весом».

Маркетинг

Для продвижения продукции Lipton нередко используются не вполне стандартные маркетинговые ходы. Так, например, в попытке побороть предубеждение против холодного чая Lipton в Лондоне летом была проведена двухмесячная экспериментальная рекламная кампания под лозунгом «Don’t knock it 'til you’ve tried it!» («Не надо хаять, не попробовав!»). В ходе акции за 58 дней было роздано на пробу около полумиллиона порций холодного чая Lipton Ice Tea.

На некоторых рынках, в том числе Японии, России и Австралии, компания рекламирует чай Lipton с упором на психоактивные свойства, придаваемые ему теином.

Критика

Unilever все ещё владеет плантациями в Восточной Африке (Кении и Танзании), хотя в производстве чаёв Lipton используется и большое количество сырья, приобретённого у других производителей. В течение последних лет качество продукции Lipton несколько раз подвергалось серьёзной критике.

В одном случае это было связано с меламиновым скандалом 2008 года (когда выяснилось, что ряд китайских поставщиков сухого молока добавлял в него меламин для повышения измеряемых показателей питательности, и это молоко, содержащее меламин в опасных для здоровья концентрациях, использовалось производителями пищевых продуктов). Концерн Unilever произвёл ребрендинг порошкового молочного чая «Lipton milk tea», продаваемого в Гонконге и Макао, после того, как пришлось отозвать из продажи продукцию, произведённую с применением китайского сухого молока, так как внутренние тесты компании выявили в чае повышенное содержание меламина.

В ноябре 2011 года китайская Генеральная администрация по контролю качества, инспекции и карантину выявила повышенные уровни содержания токсинов в одной из разновидностей чая Lipton. Unilever в ответ отозвал из продажи все упомянутые в претензии продукты.. В апреле 2012 года неправительственная организация Гринпис подняла вопрос качества продукции Lipton снова, после проверки двух сортов чая Lipton, купленных в супермаркетах Пекина. Было заявлено, что в результате проверки были получены отрицательные результаты в тестах на безопасность. Кроме того, группа заявила: «Некоторые из обнаруженных пестицидов также запрещены для использования в производстве чая Министерством сельского хозяйства Китая». Китайское отделение Unilever отвергло обвинения, заявив, что вся продукция под маркой Lipton внутри страны соответствует стандартам безопасности.

В мае 2007 года Unilever взяла на себя обязательство обеспечения контроля над всеми источниками поставки чая на постоянной основе. Работая совместно с международной экологической неправительственной организацией Rainforest Alliance, компания Unilever объявила, что весь пакетированный чай под маркой Lipton Yellow Label, продаваемый в Западной Европе, будет сертифицирован к 2010 году, а весь пакетированный чай Lipton по всему миру — к 2015 году. Собственные чайные плантации Lipton были в числе первых, прошедших сертификацию. Продукция с печатью Rainforest Alliance появилась на рынках Западной Европы в 2008 году, а в Северной Америке — с 2009 года. 6 мая 2009 года Lipton получил Корпоративный Зелёный глобус за свою работу с Rainforest Alliance.

Ссылки

• [www.lipton.com/ www.lipton.com — Официальный сайт «Lipton»]
• [www.liptontea.ru/ www.liptontea.ru — Российский сайт «Lipton»]
• [brandnews.ua/news/Lipton/243/ История бренда Lipton, начало]
• [brandnews.ua/news/istoria-Lipton-1893 История бренда Lipton, 1893 г.]
• [brandnews.ua/news/istoria-Lipton-1898 История бренда Lipton, 1898 г.]

Отрывок, характеризующий Lipton

Ростов все думал об этом своем блестящем подвиге, который, к удивлению его, приобрел ему Георгиевский крест и даже сделал ему репутацию храбреца, – и никак не мог понять чего то. «Так и они еще больше нашего боятся! – думал он. – Так только то и есть всего, то, что называется геройством? И разве я это делал для отечества? И в чем он виноват с своей дырочкой и голубыми глазами? А как он испугался! Он думал, что я убью его. За что ж мне убивать его? У меня рука дрогнула. А мне дали Георгиевский крест. Ничего, ничего не понимаю!»
Но пока Николай перерабатывал в себе эти вопросы и все таки не дал себе ясного отчета в том, что так смутило его, колесо счастья по службе, как это часто бывает, повернулось в его пользу. Его выдвинули вперед после Островненского дела, дали ему батальон гусаров и, когда нужно было употребить храброго офицера, давали ему поручения.


Получив известие о болезни Наташи, графиня, еще не совсем здоровая и слабая, с Петей и со всем домом приехала в Москву, и все семейство Ростовых перебралось от Марьи Дмитриевны в свой дом и совсем поселилось в Москве.
Болезнь Наташи была так серьезна, что, к счастию ее и к счастию родных, мысль о всем том, что было причиной ее болезни, ее поступок и разрыв с женихом перешли на второй план. Она была так больна, что нельзя было думать о том, насколько она была виновата во всем случившемся, тогда как она не ела, не спала, заметно худела, кашляла и была, как давали чувствовать доктора, в опасности. Надо было думать только о том, чтобы помочь ей. Доктора ездили к Наташе и отдельно и консилиумами, говорили много по французски, по немецки и по латыни, осуждали один другого, прописывали самые разнообразные лекарства от всех им известных болезней; но ни одному из них не приходила в голову та простая мысль, что им не может быть известна та болезнь, которой страдала Наташа, как не может быть известна ни одна болезнь, которой одержим живой человек: ибо каждый живой человек имеет свои особенности и всегда имеет особенную и свою новую, сложную, неизвестную медицине болезнь, не болезнь легких, печени, кожи, сердца, нервов и т. д., записанных в медицине, но болезнь, состоящую из одного из бесчисленных соединений в страданиях этих органов. Эта простая мысль не могла приходить докторам (так же, как не может прийти колдуну мысль, что он не может колдовать) потому, что их дело жизни состояло в том, чтобы лечить, потому, что за то они получали деньги, и потому, что на это дело они потратили лучшие годы своей жизни. Но главное – мысль эта не могла прийти докторам потому, что они видели, что они несомненно полезны, и были действительно полезны для всех домашних Ростовых. Они были полезны не потому, что заставляли проглатывать больную большей частью вредные вещества (вред этот был мало чувствителен, потому что вредные вещества давались в малом количестве), но они полезны, необходимы, неизбежны были (причина – почему всегда есть и будут мнимые излечители, ворожеи, гомеопаты и аллопаты) потому, что они удовлетворяли нравственной потребности больной и людей, любящих больную. Они удовлетворяли той вечной человеческой потребности надежды на облегчение, потребности сочувствия и деятельности, которые испытывает человек во время страдания. Они удовлетворяли той вечной, человеческой – заметной в ребенке в самой первобытной форме – потребности потереть то место, которое ушиблено. Ребенок убьется и тотчас же бежит в руки матери, няньки для того, чтобы ему поцеловали и потерли больное место, и ему делается легче, когда больное место потрут или поцелуют. Ребенок не верит, чтобы у сильнейших и мудрейших его не было средств помочь его боли. И надежда на облегчение и выражение сочувствия в то время, как мать трет его шишку, утешают его. Доктора для Наташи были полезны тем, что они целовали и терли бобо, уверяя, что сейчас пройдет, ежели кучер съездит в арбатскую аптеку и возьмет на рубль семь гривен порошков и пилюль в хорошенькой коробочке и ежели порошки эти непременно через два часа, никак не больше и не меньше, будет в отварной воде принимать больная.
Что же бы делали Соня, граф и графиня, как бы они смотрели на слабую, тающую Наташу, ничего не предпринимая, ежели бы не было этих пилюль по часам, питья тепленького, куриной котлетки и всех подробностей жизни, предписанных доктором, соблюдать которые составляло занятие и утешение для окружающих? Чем строже и сложнее были эти правила, тем утешительнее было для окружающих дело. Как бы переносил граф болезнь своей любимой дочери, ежели бы он не знал, что ему стоила тысячи рублей болезнь Наташи и что он не пожалеет еще тысяч, чтобы сделать ей пользу: ежели бы он не знал, что, ежели она не поправится, он не пожалеет еще тысяч и повезет ее за границу и там сделает консилиумы; ежели бы он не имел возможности рассказывать подробности о том, как Метивье и Феллер не поняли, а Фриз понял, и Мудров еще лучше определил болезнь? Что бы делала графиня, ежели бы она не могла иногда ссориться с больной Наташей за то, что она не вполне соблюдает предписаний доктора?
– Эдак никогда не выздоровеешь, – говорила она, за досадой забывая свое горе, – ежели ты не будешь слушаться доктора и не вовремя принимать лекарство! Ведь нельзя шутить этим, когда у тебя может сделаться пневмония, – говорила графиня, и в произношении этого непонятного не для нее одной слова, она уже находила большое утешение. Что бы делала Соня, ежели бы у ней не было радостного сознания того, что она не раздевалась три ночи первое время для того, чтобы быть наготове исполнять в точности все предписания доктора, и что она теперь не спит ночи, для того чтобы не пропустить часы, в которые надо давать маловредные пилюли из золотой коробочки? Даже самой Наташе, которая хотя и говорила, что никакие лекарства не вылечат ее и что все это глупости, – и ей было радостно видеть, что для нее делали так много пожертвований, что ей надо было в известные часы принимать лекарства, и даже ей радостно было то, что она, пренебрегая исполнением предписанного, могла показывать, что она не верит в лечение и не дорожит своей жизнью.
Доктор ездил каждый день, щупал пульс, смотрел язык и, не обращая внимания на ее убитое лицо, шутил с ней. Но зато, когда он выходил в другую комнату, графиня поспешно выходила за ним, и он, принимая серьезный вид и покачивая задумчиво головой, говорил, что, хотя и есть опасность, он надеется на действие этого последнего лекарства, и что надо ждать и посмотреть; что болезнь больше нравственная, но…
Графиня, стараясь скрыть этот поступок от себя и от доктора, всовывала ему в руку золотой и всякий раз с успокоенным сердцем возвращалась к больной.
Признаки болезни Наташи состояли в том, что она мало ела, мало спала, кашляла и никогда не оживлялась. Доктора говорили, что больную нельзя оставлять без медицинской помощи, и поэтому в душном воздухе держали ее в городе. И лето 1812 года Ростовы не уезжали в деревню.
Несмотря на большое количество проглоченных пилюль, капель и порошков из баночек и коробочек, из которых madame Schoss, охотница до этих вещиц, собрала большую коллекцию, несмотря на отсутствие привычной деревенской жизни, молодость брала свое: горе Наташи начало покрываться слоем впечатлений прожитой жизни, оно перестало такой мучительной болью лежать ей на сердце, начинало становиться прошедшим, и Наташа стала физически оправляться.


Наташа была спокойнее, но не веселее. Она не только избегала всех внешних условий радости: балов, катанья, концертов, театра; но она ни разу не смеялась так, чтобы из за смеха ее не слышны были слезы. Она не могла петь. Как только начинала она смеяться или пробовала одна сама с собой петь, слезы душили ее: слезы раскаяния, слезы воспоминаний о том невозвратном, чистом времени; слезы досады, что так, задаром, погубила она свою молодую жизнь, которая могла бы быть так счастлива. Смех и пение особенно казались ей кощунством над ее горем. О кокетстве она и не думала ни раза; ей не приходилось даже воздерживаться. Она говорила и чувствовала, что в это время все мужчины были для нее совершенно то же, что шут Настасья Ивановна. Внутренний страж твердо воспрещал ей всякую радость. Да и не было в ней всех прежних интересов жизни из того девичьего, беззаботного, полного надежд склада жизни. Чаще и болезненнее всего вспоминала она осенние месяцы, охоту, дядюшку и святки, проведенные с Nicolas в Отрадном. Что бы она дала, чтобы возвратить хоть один день из того времени! Но уж это навсегда было кончено. Предчувствие не обманывало ее тогда, что то состояние свободы и открытости для всех радостей никогда уже не возвратится больше. Но жить надо было.
Ей отрадно было думать, что она не лучше, как она прежде думала, а хуже и гораздо хуже всех, всех, кто только есть на свете. Но этого мало было. Она знала это и спрашивала себя: «Что ж дальше?А дальше ничего не было. Не было никакой радости в жизни, а жизнь проходила. Наташа, видимо, старалась только никому не быть в тягость и никому не мешать, но для себя ей ничего не нужно было. Она удалялась от всех домашних, и только с братом Петей ей было легко. С ним она любила бывать больше, чем с другими; и иногда, когда была с ним с глазу на глаз, смеялась. Она почти не выезжала из дому и из приезжавших к ним рада была только одному Пьеру. Нельзя было нежнее, осторожнее и вместе с тем серьезнее обращаться, чем обращался с нею граф Безухов. Наташа Осссознательно чувствовала эту нежность обращения и потому находила большое удовольствие в его обществе. Но она даже не была благодарна ему за его нежность; ничто хорошее со стороны Пьера не казалось ей усилием. Пьеру, казалось, так естественно быть добрым со всеми, что не было никакой заслуги в его доброте. Иногда Наташа замечала смущение и неловкость Пьера в ее присутствии, в особенности, когда он хотел сделать для нее что нибудь приятное или когда он боялся, чтобы что нибудь в разговоре не навело Наташу на тяжелые воспоминания. Она замечала это и приписывала это его общей доброте и застенчивости, которая, по ее понятиям, таковая же, как с нею, должна была быть и со всеми. После тех нечаянных слов о том, что, ежели бы он был свободен, он на коленях бы просил ее руки и любви, сказанных в минуту такого сильного волнения для нее, Пьер никогда не говорил ничего о своих чувствах к Наташе; и для нее было очевидно, что те слова, тогда так утешившие ее, были сказаны, как говорятся всякие бессмысленные слова для утешения плачущего ребенка. Не оттого, что Пьер был женатый человек, но оттого, что Наташа чувствовала между собою и им в высшей степени ту силу нравственных преград – отсутствие которой она чувствовала с Kyрагиным, – ей никогда в голову не приходило, чтобы из ее отношений с Пьером могла выйти не только любовь с ее или, еще менее, с его стороны, но даже и тот род нежной, признающей себя, поэтической дружбы между мужчиной и женщиной, которой она знала несколько примеров.
В конце Петровского поста Аграфена Ивановна Белова, отрадненская соседка Ростовых, приехала в Москву поклониться московским угодникам. Она предложила Наташе говеть, и Наташа с радостью ухватилась за эту мысль. Несмотря на запрещение доктора выходить рано утром, Наташа настояла на том, чтобы говеть, и говеть не так, как говели обыкновенно в доме Ростовых, то есть отслушать на дому три службы, а чтобы говеть так, как говела Аграфена Ивановна, то есть всю неделю, не пропуская ни одной вечерни, обедни или заутрени.
Графине понравилось это усердие Наташи; она в душе своей, после безуспешного медицинского лечения, надеялась, что молитва поможет ей больше лекарств, и хотя со страхом и скрывая от доктора, но согласилась на желание Наташи и поручила ее Беловой. Аграфена Ивановна в три часа ночи приходила будить Наташу и большей частью находила ее уже не спящею. Наташа боялась проспать время заутрени. Поспешно умываясь и с смирением одеваясь в самое дурное свое платье и старенькую мантилью, содрогаясь от свежести, Наташа выходила на пустынные улицы, прозрачно освещенные утренней зарей. По совету Аграфены Ивановны, Наташа говела не в своем приходе, а в церкви, в которой, по словам набожной Беловой, был священник весьма строгий и высокой жизни. В церкви всегда было мало народа; Наташа с Беловой становились на привычное место перед иконой божией матери, вделанной в зад левого клироса, и новое для Наташи чувство смирения перед великим, непостижимым, охватывало ее, когда она в этот непривычный час утра, глядя на черный лик божией матери, освещенный и свечами, горевшими перед ним, и светом утра, падавшим из окна, слушала звуки службы, за которыми она старалась следить, понимая их. Когда она понимала их, ее личное чувство с своими оттенками присоединялось к ее молитве; когда она не понимала, ей еще сладостнее было думать, что желание понимать все есть гордость, что понимать всего нельзя, что надо только верить и отдаваться богу, который в эти минуты – она чувствовала – управлял ее душою. Она крестилась, кланялась и, когда не понимала, то только, ужасаясь перед своею мерзостью, просила бога простить ее за все, за все, и помиловать. Молитвы, которым она больше всего отдавалась, были молитвы раскаяния. Возвращаясь домой в ранний час утра, когда встречались только каменщики, шедшие на работу, дворники, выметавшие улицу, и в домах еще все спали, Наташа испытывала новое для нее чувство возможности исправления себя от своих пороков и возможности новой, чистой жизни и счастия.
В продолжение всей недели, в которую она вела эту жизнь, чувство это росло с каждым днем. И счастье приобщиться или сообщиться, как, радостно играя этим словом, говорила ей Аграфена Ивановна, представлялось ей столь великим, что ей казалось, что она не доживет до этого блаженного воскресенья.