Live in Japan (Джордж Харрисон)
Поделись знанием:
К:Альбомы 1992 года
В то время как Россия была до половины завоевана, и жители Москвы бежали в дальние губернии, и ополченье за ополченьем поднималось на защиту отечества, невольно представляется нам, не жившим в то время, что все русские люди от мала до велика были заняты только тем, чтобы жертвовать собою, спасать отечество или плакать над его погибелью. Рассказы, описания того времени все без исключения говорят только о самопожертвовании, любви к отечеству, отчаянье, горе и геройстве русских. В действительности же это так не было. Нам кажется это так только потому, что мы видим из прошедшего один общий исторический интерес того времени и не видим всех тех личных, человеческих интересов, которые были у людей того времени. А между тем в действительности те личные интересы настоящего до такой степени значительнее общих интересов, что из за них никогда не чувствуется (вовсе не заметен даже) интерес общий. Большая часть людей того времени не обращали никакого внимания на общий ход дел, а руководились только личными интересами настоящего. И эти то люди были самыми полезными деятелями того времени.
Те же, которые пытались понять общий ход дел и с самопожертвованием и геройством хотели участвовать в нем, были самые бесполезные члены общества; они видели все навыворот, и все, что они делали для пользы, оказывалось бесполезным вздором, как полки Пьера, Мамонова, грабившие русские деревни, как корпия, щипанная барынями и никогда не доходившая до раненых, и т. п. Даже те, которые, любя поумничать и выразить свои чувства, толковали о настоящем положении России, невольно носили в речах своих отпечаток или притворства и лжи, или бесполезного осуждения и злобы на людей, обвиняемых за то, в чем никто не мог быть виноват. В исторических событиях очевиднее всего запрещение вкушения плода древа познания. Только одна бессознательная деятельность приносит плоды, и человек, играющий роль в историческом событии, никогда не понимает его значения. Ежели он пытается понять его, он поражается бесплодностью.
Значение совершавшегося тогда в России события тем незаметнее было, чем ближе было в нем участие человека. В Петербурге и губернских городах, отдаленных от Москвы, дамы и мужчины в ополченских мундирах оплакивали Россию и столицу и говорили о самопожертвовании и т. п.; но в армии, которая отступала за Москву, почти не говорили и не думали о Москве, и, глядя на ее пожарище, никто не клялся отомстить французам, а думали о следующей трети жалованья, о следующей стоянке, о Матрешке маркитантше и тому подобное…
Николай Ростов без всякой цели самопожертвования, а случайно, так как война застала его на службе, принимал близкое и продолжительное участие в защите отечества и потому без отчаяния и мрачных умозаключений смотрел на то, что совершалось тогда в России. Ежели бы у него спросили, что он думает о теперешнем положении России, он бы сказал, что ему думать нечего, что на то есть Кутузов и другие, а что он слышал, что комплектуются полки, и что, должно быть, драться еще долго будут, и что при теперешних обстоятельствах ему не мудрено года через два получить полк.
По тому, что он так смотрел на дело, он не только без сокрушения о том, что лишается участия в последней борьбе, принял известие о назначении его в командировку за ремонтом для дивизии в Воронеж, но и с величайшим удовольствием, которое он не скрывал и которое весьма хорошо понимали его товарищи.
За несколько дней до Бородинского сражения Николай получил деньги, бумаги и, послав вперед гусар, на почтовых поехал в Воронеж.
Только тот, кто испытал это, то есть пробыл несколько месяцев не переставая в атмосфере военной, боевой жизни, может понять то наслаждение, которое испытывал Николай, когда он выбрался из того района, до которого достигали войска своими фуражировками, подвозами провианта, гошпиталями; когда он, без солдат, фур, грязных следов присутствия лагеря, увидал деревни с мужиками и бабами, помещичьи дома, поля с пасущимся скотом, станционные дома с заснувшими смотрителями. Он почувствовал такую радость, как будто в первый раз все это видел. В особенности то, что долго удивляло и радовало его, – это были женщины, молодые, здоровые, за каждой из которых не было десятка ухаживающих офицеров, и женщины, которые рады и польщены были тем, что проезжий офицер шутит с ними.
| Live in Japan | ||||
 | ||||
| Студийный альбом Джорджа Харрисона | ||||
|---|---|---|---|---|
| Дата выпуска | ||||
| Записан |
1 - 17 декабря 1991 | |||
| Жанр | ||||
| Длительность |
87 мин 16 сек | |||
| Продюсеры | ||||
| Страна | ||||
| Лейбл | ||||
| Профессиональные рецензии | ||||
| ||||
| Хронология Джорджа Харрисона | ||||
| ||||
Live in Japan — двойной концертный альбом Джорджа Харрисона, выпущенный в 1992 году.
Об альбоме
В 1991 году близкий друг музыканта Эрик Клэптон уговорил Харрисона отправиться в тур по Японии. Результатом явился второй и последний концертный альбом Джорджа Харрисона, на котором представлены как песни из репертуара The Beatles, так и номера, написанные Харрисоном во время его сольной карьеры.
Альбом переиздан в 2004 году с добавлением формата SACD.
Список композиций
Автор всех песен — Джордж Харрисон, если не указано иное.
Первый диск
- «I Want to Tell You» — 4:33
- Впервые записана на альбоме The Beatles «Revolver» (1966)
- «Old Brown Shoe» — 3:51
- Впервые записана как обратная сторона к синглу The Beatles «The Ballad of John and Yoko» (1969)
- «Taxman» — 4:16
- Впервые записана на альбоме The Beatles «Revolver» (1966)
- Начинается с оригинальной записи 1966 года (начальный отсчет и кашель)
- «Give Me Love (Give Me Peace on Earth)» — 3:37
- Впервые записана на альбоме Харрисона «Living in the Material World» (1973)
- «If I Needed Someone» — 3:50
- Впервые записана на альбоме The Beatles «Rubber Soul» (1965)
- «Something» — 5:21
- Впервые записана на альбоме The Beatles «Abbey Road» (1969)
- «What Is Life» — 4:47
- Впервые записана на альбоме Харрисона «All Things Must Pass» (1970)
- «Dark Horse» — 4:20
- Впервые записана на альбоме Харрисона «Dark Horse» (1974)
- «Piggies» — 2:56
- Впервые записана на альбоме The Beatles «The Beatles» (1968)
- «Got My Mind Set on You» (Руди Кларк) — 4:56
- Впервые записана на альбоме Харрисона «Cloud Nine» (1987)
Второй диск
- «Cloud 9» — 4:23
- Впервые записана на альбоме Харрисона "«Cloud Nine» (1987)
- «Here Comes the Sun» — 3:31
- Впервые записана на альбоме The Beatles «Abbey Road» (1969)
- «My Sweet Lord» — 5:42
- Впервые записана на альбоме Харрисона «All Things Must Pass» (1970)
- «All Those Years Ago» — 4:26
- Впервые записана на альбоме Харрисона «Somewhere in England» (1981)
- «Cheer Down» (Харрисон/Том Петти) — 3:53
- Впервые записана на саундтреке к фильму «Смертельное оружие 2» (1989)
- «Devil’s Radio» — 4:25
- Впервые записана на альбоме Харрисона «Cloud Nine» (1987)
- «Isn’t It a Pity» — 6:33
- Впервые записана на альбоме Харрисона «All Things Must Pass» (1970)
- «While My Guitar Gently Weeps» — 7:09
- Впервые записана на альбоме The Beatles «The Beatles» (1968)
- Примечательна удлинённым (по сравнению с оригиналом) соло Эрика Клэптона, а также своего рода «соло-дуэлью» Клэптона и Харрисона. В конце номера можно услышать, как Харрисон представляет Клэптона: «Eric Clapton, psycho guitar… Well, you have a real psycho guitar, huh?..»
- «Roll Over Beethoven» (Чак Берри) — 4:45
- Впервые записана на альбоме The Beatles «With The Beatles» (1963)
Участники записи
- Джордж Харрисон — гитара, вокал
- Стив Ферроне — ударные
- Рэй Купер — перкуссия
- Грег Филлингейнс — клавишные, бэк-вокал
- Чак Ливелл — клавишные, бэк-вокал
- Нэйтан Ист — бас, бэк-вокал
- Энди Фэйруэзер-Лоу — гитара, бэк-вокал
- Эрик Клэптон — гитара, бэк-вокал
- Тесса Найлс — вокал
- Кэти Киссун — вокал
|
Это заготовка статьи о музыкальном альбоме. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Напишите отзыв о статье "Live in Japan (Джордж Харрисон)"
Отрывок, характеризующий Live in Japan (Джордж Харрисон)
В то время как Россия была до половины завоевана, и жители Москвы бежали в дальние губернии, и ополченье за ополченьем поднималось на защиту отечества, невольно представляется нам, не жившим в то время, что все русские люди от мала до велика были заняты только тем, чтобы жертвовать собою, спасать отечество или плакать над его погибелью. Рассказы, описания того времени все без исключения говорят только о самопожертвовании, любви к отечеству, отчаянье, горе и геройстве русских. В действительности же это так не было. Нам кажется это так только потому, что мы видим из прошедшего один общий исторический интерес того времени и не видим всех тех личных, человеческих интересов, которые были у людей того времени. А между тем в действительности те личные интересы настоящего до такой степени значительнее общих интересов, что из за них никогда не чувствуется (вовсе не заметен даже) интерес общий. Большая часть людей того времени не обращали никакого внимания на общий ход дел, а руководились только личными интересами настоящего. И эти то люди были самыми полезными деятелями того времени.
Те же, которые пытались понять общий ход дел и с самопожертвованием и геройством хотели участвовать в нем, были самые бесполезные члены общества; они видели все навыворот, и все, что они делали для пользы, оказывалось бесполезным вздором, как полки Пьера, Мамонова, грабившие русские деревни, как корпия, щипанная барынями и никогда не доходившая до раненых, и т. п. Даже те, которые, любя поумничать и выразить свои чувства, толковали о настоящем положении России, невольно носили в речах своих отпечаток или притворства и лжи, или бесполезного осуждения и злобы на людей, обвиняемых за то, в чем никто не мог быть виноват. В исторических событиях очевиднее всего запрещение вкушения плода древа познания. Только одна бессознательная деятельность приносит плоды, и человек, играющий роль в историческом событии, никогда не понимает его значения. Ежели он пытается понять его, он поражается бесплодностью.
Значение совершавшегося тогда в России события тем незаметнее было, чем ближе было в нем участие человека. В Петербурге и губернских городах, отдаленных от Москвы, дамы и мужчины в ополченских мундирах оплакивали Россию и столицу и говорили о самопожертвовании и т. п.; но в армии, которая отступала за Москву, почти не говорили и не думали о Москве, и, глядя на ее пожарище, никто не клялся отомстить французам, а думали о следующей трети жалованья, о следующей стоянке, о Матрешке маркитантше и тому подобное…
Николай Ростов без всякой цели самопожертвования, а случайно, так как война застала его на службе, принимал близкое и продолжительное участие в защите отечества и потому без отчаяния и мрачных умозаключений смотрел на то, что совершалось тогда в России. Ежели бы у него спросили, что он думает о теперешнем положении России, он бы сказал, что ему думать нечего, что на то есть Кутузов и другие, а что он слышал, что комплектуются полки, и что, должно быть, драться еще долго будут, и что при теперешних обстоятельствах ему не мудрено года через два получить полк.
По тому, что он так смотрел на дело, он не только без сокрушения о том, что лишается участия в последней борьбе, принял известие о назначении его в командировку за ремонтом для дивизии в Воронеж, но и с величайшим удовольствием, которое он не скрывал и которое весьма хорошо понимали его товарищи.
За несколько дней до Бородинского сражения Николай получил деньги, бумаги и, послав вперед гусар, на почтовых поехал в Воронеж.
Только тот, кто испытал это, то есть пробыл несколько месяцев не переставая в атмосфере военной, боевой жизни, может понять то наслаждение, которое испытывал Николай, когда он выбрался из того района, до которого достигали войска своими фуражировками, подвозами провианта, гошпиталями; когда он, без солдат, фур, грязных следов присутствия лагеря, увидал деревни с мужиками и бабами, помещичьи дома, поля с пасущимся скотом, станционные дома с заснувшими смотрителями. Он почувствовал такую радость, как будто в первый раз все это видел. В особенности то, что долго удивляло и радовало его, – это были женщины, молодые, здоровые, за каждой из которых не было десятка ухаживающих офицеров, и женщины, которые рады и польщены были тем, что проезжий офицер шутит с ними.
