МЭШ (телесериал)

МЭШ
M*A*S*H
Жанр	Медицинская драма драма / комедия
Создатель	Ричард Хорнбергер
В ролях	Алан Алда Уэйн Роджерс (1−3 сезоны) МакЛин Стивенсон (1−3) Лоретта Свит Ларри Линвилл (1−5) Гари Бергофф (1−8) Майк Фаррелл (4−11) Гарри Морган (4−11) Дэвид Огден Стиерс (6−11) Джейми Фарр Уильям Кристофер
Композитор	Джонни Мандел
Страна	США США
Количество сезонов	11
Количество серий	251 (список эпизодов)
Производство
Хронометраж	24-25 мин.
Трансляция
Телеканал	CBS
На экранах	с 17 сентября 1972 по 28 февраля 1983

«M*A*S*H» (в российском прокате «МЭШ» или «Чёртова служба в госпитале МЭШ») — американский телесериал, созданный Ларри Гелбертом по мотивам романа Ричарда Хукера «МЭШ: Роман о трёх армейских докторах» (1968), последующей серии рассказов и кинофильма «M*A*S*H» (в русском переводе «Военно-полевой госпиталь») (1970). Выходил в эфир на канале CBS с 1972 по 1983 год.

Сериал повествует о жизни военного передвижного хирургического госпиталя № 4077 (MASH — Mobile Army Surgical Hospital), расположенного в Ыйджонбу, Южная Корея во время Корейской войны. Первая серия была показана 17 сентября 1972 года, а последняя, вышедшая в эфир 28 февраля 1983 года, является второй по размеру телеаудитории (106 миллионов зрителей) за всю историю американского телевидения. Этот сериал до сих пор сохраняет высокие рейтинги и транслируется многими телекомпаниями во всём мире.

Многие сюжеты первых сезонов основаны на реальных историях, рассказанных врачами армейских госпиталей. Как и полнометражный фильм, сериал является скорее аллегорией войны во Вьетнаме, которая ещё продолжалась, когда сериал начал выходить в эфир. Продюсеры заявляли, что шоу скорее показывает войну в целом, нежели является рассказом о войне в Корее.

Эпизоды

Сериал состоит из 251 серии, разбитых на 11 сезонов и охватывает все три года войны. Все сезоны, кроме первого и четвёртого, были в первой десятке рейтинга Нильсена.

Сезон	кол-во серий	Первая серия	Последняя серия	en:Nielsen Ratings
Сезон 1	24	17 сентября 1972	25 марта 1973	46
Сезон 2	24	15 сентября 1973	2 сентября 1974	4
Сезон 3	24	10 сентября 1974	18 марта 1975	5
Сезон 4	24	12 сентября 1975	24 февраля 1976	15
Сезон 5	24	21 сентября 1976	15 марта 1977	4
Сезон 6	24	20 сентября 1977	27 марта 1978	9
Сезон 7	25	18 сентября 1978	12 марта 1979	7
Сезон 8	25	17 сентября 1979	24 марта 1980	5
Сезон 9	20	17 ноября 1980	4 мая 1981	4
Сезон 10	21	26 октября 1981	12 апреля 1982	9
Сезон 11	16	25 октября 1982	28 февраля 1983	3

Краткое описание

МЭШ — еженедельная получасовая комедия ситуаций, иногда описываемая как «чёрная комедия» или драмедия (американский термин «dramedy» — «драмедия» появился в 1978 году, но не был распространён во время, когда МЭШ выходил в эфир) из-за драматических историй, часто лежащих в основе сюжетов.

Хотя шоу изначально комедийное, многие серии выдержаны в довольно серьёзном тоне. Реальные доктора МЭШей, служившие в Корее, считают, что многое в сериале гротескно и не соответствует действительности: отношения между медсёстрами и врачами, алкоголь, выходки Клингера.

Персонажи

МЭШ — шоу с довольно стабильным составом персонажей и исполнителей. Четверо из них (Пирс, Мулкахи, Клингер, Халиган) участвуют во всех сезонах.

Главные герои

Бенджамин Пирс

• Полное имя: Бенджамин Франклин Пирс (Benjamin Franklin Pierce)
• Прозвище: Hawkeye — «Ястребиный глаз» (иногда просто Hawk — «Ястреб»)
• Звание: капитан
• Должность: главный хирург
• Актёр: Алан Алда (Alan Alda)

Пирс — главная фигура сериала, большинство сюжетов строится вокруг него. Талантливый хирург, оказавшийся в армии по призыву. Ястреб ненавидит армию и всячески пытается показать, что он находится на службе против своей воли: демонстративно не соблюдает субординацию, очень редко надевает форму, категорически отказывается носить оружие, едко подшучивает над «служаками». В связи с этим его отношения с «армейскими» героями вроде Фрэнка, Маргарет, многочисленных генералов и полковников, появляющихся в шоу, очень натянуты. Многочисленные конфликты и проказы сходят ему с рук, поскольку он лучший хирург в госпитале и заменить его некем. Единственное, что он воспринимает всерьез — это свою работу и судьбу своих пациентов. Очень любвеобилен, практически в каждой серии у него новая подружка из числа медсестёр. Войну Пирс воспринимает, как чудовищное преступление и величайшую трагедию; в последней серии эти переживания приводят его в психиатрическое отделение сеульского военного госпиталя.

Фрэнсис Мулкахи

• Полное имя: Джон Патрик Фрэнсис Мулкахи (John Patrick Francis Mulcahy)
• Звание: 1-й лейтенант, позже капитан
• Должность: капеллан
• Актёр: Джордж Морган (George Morgan) (пилотная серия), далее Уильям Кристофер (William Christopher)

Отец Мулкахи — один из героев, присутствующий во всех сезонах. В первом сезоне его роль была второстепенной, но ближе к концу сериала он стал одним из главных героев. Католический священник, который по ситуации может быть и протестантским пастором и даже раввином, смотря по вероисповеданию солдата, которому потребовалась духовная поддержка. Не чужд простых мирских радостей, вроде азартных игр. За внешней простоватостью и неуклюжестью персонажа скрывается глубокая человечность, мудрость и готовность к самоотверженным поступкам (однажды в дороге он делает солдату неотложную операцию с помощью перочинного ножа, а Пирс инструктирует его по радио).

Маргарет Халиган

• Полное имя: Маргарет Халиган (Margaret Houlihan)
• Прозвище: Горячие Губки (Hot Lips)
• Звание: майор
• Должность: главная медсестра
• Актриса: Лоретта Свит (Loretta Swit)

Маргарет — «армейский» персонаж. Её отец был полковником, поэтому она боготворит армию и не мыслит себя вне армейской карьеры. В первых сезонах она вместе с Фрэнком Бёрнсом является главным антагонистом «штатских» Пирса и МакИнтайра. Тем не менее, когда она оставляет свой надменно-начальственный вид, то представляет собой скорее положительного персонажа: она способна на сочувствие, понимание, не лишена чувства юмора. Ревностно относится к своим обязанностям и считается одной из лучших медсестёр в Корее.

Макс Клингер

• Полное имя: Максвелл К. Клингер (Maxwell Q. Klinger)
• Звание:капрал, позже сержант
• Должность: медбрат, санитар, оператор рентгена, позже полковой писарь и почтальон
• Актёр: Джейми Фарр (Jamie Farr)

Капрал Клингер — солдат, который всеми доступными средствами пытается освободиться от службы. Чтобы его признали сумасшедшим и комиссовали, старательно притворяется женщиной: любовно собирает гардероб женской одежды, которую носит вместо армейской униформы, флиртует с окружающими, жеманничает, однажды даже притворяется беременным. На протяжении всего сериала его старания тщетны: Фрэнк с Маргарет пытаются заставить его носить форму, Генри Блэйк и Поттер почти не обращают внимания на его выходки, потому что они совершенно не мешают Клингеру выполнять его обязанности. В поздних сезонах Клингер оставил свои попытки и стал менее колоритным, но более значимым персонажем. Если в первом сезоне его появления были эпизодическими, то в последних он — один из главных героев. Клингер родом из города Толидо, штат Огайо, как и исполнитель этой роли Джейми Фарр.

Джон МакИнтайр

• Полное имя: Джон Фрэнсис Ксавьер МакИнтайр (John Francis Xavier McIntyre)
• Прозвище: Ловец (Trapper)
• Звание: капитан
• Должность: хирург
• Актёр: Уэйн Роджерс (Wayne Rogers)
• Сезоны: 1—3

Ловец — лучший друг Пирса, его собутыльник и партнёр по покеру и шуткам. Как и Ястребиный глаз, он гражданский хирург, призванный в армию. Посему, его отношение к армии и армейским чинам точно такое же, как и у Ястребиного Глаза. В первых трёх сезонах он — один из ключевых персонажей.

Генри Блэйк

• Полное имя: Генри Брэймор Блэйк (Henry Braymore Blake)
• Звание: подполковник
• Должность: хирург, начальник госпиталя
• Актёр: МакЛин Стивенсон (McLean Stevenson)
• Сезоны: 1-3

Генри — начальник госпиталя в первых трёх сезонах сериала. По сути, тоже штатский человек, он более ответственен в служебных делах, чем Пирс и МакИнтайр, хотя как командир Блэйк не очень силён — характер у него мягкий и нерешительный. Исполнение воинских ритуалов в подчиненном ему госпитале превращается, как правило, в фарс и балаган. Но в ответственные моменты Блэйк способен взять инициативу, и медицинская служба в МЭШе всегда на высоте. После окончания службы отбывает на родину и погибает — самолет, на котором он летел, был сбит над океаном.

Фрэнк Бёрнс

• Полное имя: Франклин Мэрион Бёрнс (Franklin Marion Burns)
• Прозвища: Лисья Морда («Ferret Face»), Хорёк
• Звание: майор, позже подполковник (за кадром)
• Должность: хирург, временный командир госпиталя
• Актёр: Ларри Линвилл (Larry Linville)
• Сезоны: 1-5

Бёрнс — главный отрицательный персонаж первых сезонов. Очень посредственный врач, но полон показного патриотизма и служебного рвения, всячески подчеркивает свою «военную косточку», к тому же просто глуп. Поведение Пирса и МакИнтайра часто выводит его из себя, и, естественно, он является главной мишенью их шуток. Когда, в отсутствие Генри, Фрэнк получает временную власть над госпиталем, старается поставить всё на армейский лад, хотя по сути, командует им (а через него и МЭШем) Маргарет. Дома у Фрэнка осталась жена, что не мешает строить ему «серьёзные» отношения с майором Халиган.

Радар О’Рейлли

• Полное имя: Уолтер Юджин О’Рейлли (Walter Eugene O’Reilly)
• Прозвище: Радар (Radar)
• Звание: капрал
• Должность: писарь, почтальон, секретарь командира, горнист
• Актёр: Гари Бергофф (Gary Burghoff)
• Сезоны: 1—8

Радар — писарь и секретарь сначала Блейка, потом Поттера. О’Рейлли в сериале играет стеснительного мальчика (хотя Гарри Бергоффу во время съёмок было уже почти 40 лет), который даже в армии не может заснуть без своего плюшевого медвежонка. Радар — прекрасный и исполнительный писарь, который за своего командира может решить все вопросы (хотя иногда заставляет Генри подписывать пустые бланки), он к тому же обладает свойством, из-за которого он и получил прозвище — он заранее знает, что произойдёт через несколько мгновений: появятся ли вертолёты с ранеными, потребует ли командир определённую форму на подпись или стакан виски. Другое ценнейшее качество Радара — он знаком чуть ли не со всеми писарями, связистами и адъютантами в действующей армии и потому может неофициальным путём достать всё, что угодно.

Би Джей Ханникатт

• Полное имя: Би Джей Ханникатт (B. J. Hunnicutt)
• Звание: капитан
• Должность: хирург
• Актёр: Майк Фаррелл (Mike Farrell)
• Сезоны: 4-11

Би Джей заменил отправленного на родину Ловца и стал новым другом и партнёром Пирса. Он также в армии по призыву и противопоставляется ей, но характер у него иной, нежели у МакИнтайра и Пирса. Он прекрасный семьянин и любящий отец и муж, и не участвует в «полевых интрижках» как Ловец или Ястреб, зато в пьянстве и розыгрышах он под стать Пирсу. В последнем сезоне он отбывает домой, но в последний момент возвращается, так как приказ о его увольнении из армии аннулировали.

Шерман Поттер

• Полное имя: Шерман Т. Поттер (Sherman T. Potter)
• Звание: полковник
• Должность: хирург, командир госпиталя (после Блэйка)
• Актёр: Гарри Морган
• Сезоны: 4-11

Поттер заменил Блэйка на посту начальника госпиталя, но совершенно не похож на Генри. Он старый служака, кавалерист, в армии ещё с Первой мировой. Несмотря на это, он не является армейским бюрократом, иной раз закрывает глаза на нарушения устава и субординации, для него главное — здоровье пациентов. В конфликтах Пирса и Би Джея с Фрэнком он чаще на стороне первых.

Чарльз Уинчестер

• Полное имя: Чарльз Эмерсон Уинчестер III (Charles Emerson Winchester III)
• Звание: майор
• Должность: хирург
• Актёр: Дэвид Огден Стиерс (David Ogden Stiers)
• Сезоны: 6-11

Чарльз введён в шоу для замены Фрэнка и тоже противопоставляется Пирсу и Би Джею, но в этом случае конфликт выглядит совершенно иначе. Уинчестер происходит из очень уважаемой и богатой бостонской семьи, он первоклассный хирург и попал в Корею по неудачному стечению обстоятельств: выиграл в карты у своего токийского начальника, а тот, чтобы не платить долг, спровадил Чарльза на войну. И хотя чаще всего Уинчестер ведёт себя как надменный сноб, на деле он добрый, самоотверженный и очень благородный человек. К тому же Чарльз, в отличие от Фрэнка, не лишен чувства юмора и способен отплатить своим коллегам-озорникам не доносом начальству, а розыгрышем вполне в духе Ястребиного Глаза.

Второстепенные персонажи

Как минимум 18 актёров сыграли более чем одну роль, а некоторые роли были сыграны более чем одним актёром. Некоторые персонажи являлись изначально второстепенными (например отец Мулкахи и капрал Клингер), но со временем явная неординарность образов выдвинула их в первые ряды и они появлялись практически в каждой серии. Гарри Морган сначала появился как эпизодический персонаж (сумасшедший генерал Стили), а позже был приглашён на одну из основных ролей — полковника Поттера.

Почти регулярным персонажем в последних сезонах стал майор Сидни Фридмэн, очень уравновешенный и внимательный психиатр из сеульского госпиталя. Чем дольше тянется война, тем чаще врачам МЭШа приходится вызывать его для консультаций не только к раненым, но и к сотрудникам госпиталя.

Отец Алана Алда, Роберт Алда, и его сводный брат Энтони Алда снялись в сериале в эпизодических ролях. Роберт появился в двух сериях — The Consultant и Lend a Hand, а Энтони — во второй из них. По словам Алана Алда, серия Lend a Hand была его примирением с отцом.

Развитие сюжета

Смены персонажей

В течение первого сезона соседом МакИнтайра и Пирса по «Болоту» (жилой палатке) был чернокожий хирург «Гарпунщик» Джонс, которого сыграл актёр Тимоти Браун. Персонаж исчез после 11 серии первого сезона Germ Warfare, так как не нашлось свидетельств, что в войне в Корее служили врачи-негры.

В пилотной серии отца Мулкахи играл Джордж Морган, в остальных до самого конца сериала эту роль исполнял Уильям Кристофер.

К третьему сезону МакЛин Стивенсон полностью разочаровался в сериале, играя второстепенную (по его мнению) роль Генри Блэйка, и уведомил продюсеров, что хочет покинуть шоу. 18 марта 1975 года вышла прощальная серия Блэйка Abyssinia, Henry, в которой Генри отправляется домой, и которая стала самым трагическим эпизодом сериала. В последней сцене Радар сообщает в операционной, что самолёт, на котором летел Блэйк, был сбит над Японским морем. Сцена снималась дважды из-за шума камеры. В первый раз актёрам сообщили, что Генри прибыл домой, а во втором дубле был разыгран оригинальный сценарий. Из-за того, что никому, кроме режиссёра и сценаристов, не был полностью известен сюжет, съёмки вышли очень «натуральными». После эфира тысячи расстроенных зрителей прислали множество писем, в которых выражали своё недовольство таким финалом, после чего было решено, что ни один из персонажей не будет больше выведен из сериала столь печальным способом.

В результате четвёртый сезон оказался поворотной вехой в развитии сериала, так как уже в первом эпизоде было объявлено об отправке домой и Ловца МакИнтайра. Вместо него в сериал был введён Би Джей Ханникатт. Во втором эпизоде в качестве нового командира появился Шерман Поттер. Аудитория в целом положительно восприняла новых персонажей, а сам сериал стал не столь эмоционально напряжённым. Майор Халиган стала менее враждебна по отношению к Пирсу и Би Джею и менее дружелюбна к Фрэнку. Позже она вышла замуж за подполковника Дональда Пенебскота, но этот союз долго не продержался. По сути после восьмого сезона Лоретта Свит хотела покинуть сериал для продолжения карьеры, но из-за контракта не смогла этого сделать. Начиная с середины сериала прозвище её персонажа, Горячие Губки, почти перестало использоваться. Также к концу сериала мораль стала основополагающей мыслью каждой серии. Особенно этим отличались эпизоды, режиссёром которых был Алан Алда.

Ларри Линвилл заметил, что его персонаж Фрэнк Бёрнс становится всё глупее после того, как в четвёртом сезоне сериал покинул главный сценарист Ларри Гелберт и пути Маргарет и Фрэнка всё более расходились. В течение пятого сезона Линвилл понял, что он развил образ Фрэнка насколько мог, и, так как у него был пятилетний контракт, актёр решил покинуть шоу. В первой серии шестого сезона было объявлено, что у Фрэнка случился нервный срыв из-за замужества Маргарет и его поместили в психиатрическую лечебницу. Сюжетная линия завершилась гротескным финалом — психически больного Фрэнка повысили в звании и назначили начальником госпиталя ветеранов в Индиане. В отличие от Стивенсона и Роджерса Линвилл не сожалел о том, что он оставил сериал и считал, что он «дал всё возможное своему персонажу».

Майор Чарльз Эмерсон Уинчестер III был введён в сериал как противопоставление остальным хирургам вместо Бёрнса, но его отношения с Би Джеем и Пирсом не были настолько натянутыми, как у Фрэнка. В отличие от Бёрнса, он был прекрасным хирургом, но при этом напыщенным аристократом, отличался снобизмом и высокомерным отношением к коллегам и пациентам. Несмотря на это, в нескольких сериях Чарльз был показан как чуткий и сочувствующий чужому горю человек.

Гарри Бергофф устал от роли Радара как минимум с четвёртого года съёмок. С каждым сезоном он появлялся всё в меньшем количестве эпизодов. В шестом сезоне чаще в роли писаря стал выступать Макс Клингер (Джейми Фарр). В седьмом он был задействован только в половине серий. Бергофф планировал оставить съёмки к концу седьмого года, но продюсеры вынудили его подождать до начала восьмого. Он снялся в двухсерийном прощальном эпизоде и нескольких сценах, предшедствующих ему в восьмом сезоне.

Макс Клингер перерос свой образ психа-симулянта, и в восьмом сезоне заменил Радара в качестве полкового писаря. И Джеми Фарр, и продюсеры считали, что Клингер — нечто большее, чем просто солдат в платье, и пытались раскрыть его образ более полно. После отъезда Радара, Клингер появляется в дамском платье всего пару раз, чтобы спастись от преследования разгневанной женщины и чтобы остаться в живых при поездке к линии фронта. Фарр остался в сериале до конца съёмок.

Перемены в идеях серий

С течением съёмок сериал от изначально комедийного ушёл в сторону драматического. С начала шестого сезона Алан Алда и новый исполнительный продюсер Берт Меткалф стали «голосом» МЭШа. К восьмому сезону команда сценаристов почти полностью сменилась и серии по духу стали сильно отличаться от начальных. Тем не менее сериал оставался очень популярным. К девятому сезону многие актёры почувствовали, что сериалу не хватает свежих идей и десятый сезон было решено сделать финальным. Но в конце съёмок фильм решили продлить ещё на один сезон.

Медсёстры

Изначально медсёстрам, задействованным во второплановых сюжетах присваивались имена «Сестра Эйбл», «Сестра Бэйкер» или «Сестра Чарли» («Nurse Able», «Nurse Baker», «Nurse Charlie»). Это пошло от фонетического алфавита, применявшегося в США до 1955 года, где буквы A, B, C произносились как Able, Baker, Charlie (сейчас Alpha, Bravo, Charlie). В поздних сезонах сёстрам стали давать обычные имена, особенно тем, которые появлялись регулярно. Например Келли Накахара сыграла сестёр Эйбл и Чарли в третьем сезоне, а позже стала полурегулярной «Сестрой Келли».

Повышения героев

К концу сериала трое из героев были повышены в званиях: Клингер с капрала до сержанта, отец Мулкахи с 1-го лейтенанта до капитана и Фрэнк Бёрнс с майора до подполковника. Последнее назначение осталось за кадром. Также имена Джеми Фарра и Уильяма Кристофера переместились из финальных титров серии в начальные.

В серии «Welcome to Korea» (первая серия четвёртого сезона) Радар в шутку становится капрал-капитаном. В четвёртой серии пятого сезона («Lt. Radar O’Reilly») он был временно произведён в младшие лейтенанты, но потом разочаровался в офицерских обязанностях и попросил Би Джея и Пирса «понизить» его обратно в капралы.

В восьмой серии пятого сезона («Mulcahy’s War») Френк Бёрнс лечит собаку-сапёра в звании капрала.

Боевые награды

Некоторые герои во время службы в МЭШ получили награды. Би Джею дали Бронзовую звезду, которую он отдал раненому солдату, Радар получил Пурпурное сердце за ранение. Фрэнк Бёрнс представил себя к награде за ранение глаза яичной скорлупой, но его медаль Пирс с Би Джеем украли и отдали новорождённому ребенку, который был ранен в материнской утробе до рождения. Немногим ранее он получил первый орден, который Пирс и МакИнтайр тоже украли и вручили солдату, отправляющемуся в Штаты, чтобы он вернулся домой мужчиной и героем.

Гибель и ранения персонажей

Трое работников госпиталя погибли: Генри Блэйк — в сбитом над Японским морем самолёте; водитель санитарной машины О’Доннелл — в автокатастрофе; сестра Милли Карпентер — от взрыва мины. Кроме того, «погиб» воображаемый друг Ястреба, капитан Таттл (англ. Capt. Tuttle), выпрыгнув без парашюта из вертолёта (забыл его уложить).

Следующие работники госпиталя были ранены:

• Пирс в сериях Hawkeye и Comrades In Arms (Part I)
• Радар — Fallen Idol
• Би Джей в серии Operation Friendship
• Клингер в It happened One Night и Operation Friendship
• Отец Мулкахи — Goodbye, Farewell and Amen
• Шерман Поттер в Dear Ma
• Генри Блэйк был ранен трижды: вышедшим из себя пилотом вертолёта (Cowboy), дружественным огнём (The Army-Navy Game) и в 15-й серии третьего сезона Bombed когда снаряд попал в уборную как раз когда там заседал Генри.

Как минимум у четырех героев был нервный срыв: у Пирса (Goodbye, Farewell, and Amen), Фрэнка (Fade Out, Fade In (Part 1) и Fade Out, Fade In (Part 2)), Ханниката (Period of Adjustment) и Ньюсоума (приехавшего оказать помощь в серии Heal Thyself).

Особые серии

В сериале было несколько уникальных серий, которые отличались по стилю, настроению и структуре от остальных серий.

• Эпизоды-«письма», в которых герои пишут письма домой. В основном в них содержится набор сцен из прошлых серий или флэшбэк. Пирс пишет домой отцу трижды — в Dear Dad, Dear Dad... Again, Dear Dad... Three, а также записывает своё устное послание на магнитную ленту в A Full Rich Day. Поттер пишет жене Милдред (Dear Mildred); Би Джей — своей жене (Dear Peggy); Радар пишет письмо матери (Dear Ma) и пробует себя в качестве писателя в The Most Unforgettable Characters; Сидни Фридман пишет послание Фрейду (Dear Sigmund); Уинчестер записывает аудиопослание семье (The Winchester Tapes), а его «слуга» — северокорейский шпион — отчёт о своей работе (Dear Comrade). Мулкахи пишет своей сестре-монахине (Dear Sis); Клингер — своему дяде (Dear Uncle Abdul). Все герои вместе шлют письма детям в Крабаппл Коув (Letters).
• «Почтовые» эпизоды: Mail Call, Mail Call Again и Mail Call Three. В этих сериях герои получают письма и посылки из дома.
• В O.R. (вышел 8 октября 1974 года) действие полностью происходит в операционной, предоперационной и послеоперационной палатах. В этом эпизоде впервые в сериале не было закадрового смеха.
• Bulletin Board (14 января 1975) показывает разные мероприятия, анонсы которых вывешены на доске объявлений: лекция о сексе Генри, кино с Ширли Темпл и пикник.
• В серии Hawkeye (13 января 1976) Пирс после автокатастрофы вдалеке от госпиталя попадает в корейскую семью, которая не понимает по-английски, и произносит почти 23-минутный монолог, пытаясь остаться в сознании. Из основных актёров в этой серии был только Алан Алда.
• The Interview (24 февраля 1976) — псевдодокументальный фильм о госпитале. Серия снята в чёрно-белом варианте и стилизована под телепередачу 1950-х годов. Ответы героев корреспонденту Клету Робертсу были наполовину импровизацией. Робертс появляется позже в Our Finest Hour (9 октября 1978), другой чёрно-белой серии с цветными вставками из прошлых эпизодов.
• Point of View (20 ноября 1978). Серия снята с точки зрения солдата, раненого в горло и доставленого в МЭШ для лечения.
• A Night at Rosie's (26 февраля 1979). Действие проходит в баре «У Рози», в котором по очереди появляются все главные персонажи. Структура серии напоминает снежный ком.
• В Life Time (26 ноября 1979) хирурги делают операцию, которую нужно завершить за 22 минуты. Реальное время отсчитывают часы в углу экрана.
• Dreams (18 февраля 1980) — сны уставших за рабочий день сотрудников госпиталя, открывающие их страхи, желания и разочарования. Этот эпизод снят по замыслу Алана Алды.
• A War for All Seasons (29 декабря 1980) — в одной серии показан целый год жизни госпиталя.
• В Follies of the Living—Concerns of the Dead (4 января 1982) призрак умершего солдата ходит среди живых и только лежащий в лихорадке Клингер способен видеть его и разговаривать с ним.
• Where There's a Will, There's a War — Пирс пишет завещание в медпункте батальона на передовой, вспоминая забавные или трогательные моменты связанные с его товарищами.

Goodbye, Farewell and Amen

Goodbye, Farewell and Amen был последним эпизодом МЭШа. Он вышел в эфир 28 февраля 1983 года, и длился два с половиной часа. Эту серию смотрели около 106 миллионов американцев (77 % телеаудитории в тот вечер). Существует городская легенда, что в тот вечер настолько большое число зрителей наблюдали шоу в прямом эфире и ждали окончания, чтобы сходить в туалет, что сразу после завершения серии Городской Службой Санитарии Нью-Йорка был зарегистрирован самый большой расход воды за всё время существования города.

Награды

МЭШ получил 14 премий Эмми:

• 1974 — Лучший комедийный сериал — МЭШ; Ларри Гелберт, Джин Рейнольдс (продюсеры)
• 1974 — Лучшая главная мужская роль в комедийном сериале — Алан Алда
• 1974 — Лучшая режиссура в комедии — Джеки Купер
• 1974 — Актёр года в сериалах — Алан Алда
• 1975 — Лучшая режиссура в комедийных сериалах — Джин Рейнольдс
• 1976 — Лучший монтаж — Фрэд У. Бергер и Стэнфорд Тишлер
• 1976 — Лучшая режиссура в комедийных сериалах — Джин Рейнольдс
• 1977 — Лучшая режиссура в комедийных сериалах — Алан Алда
• 1977 — Лучший актёр второго плана в комедийных сериалах — Гари Бергофф
• 1979 — Лучший сценарий в комедийном или музыкальном сериале — Алан Алда
• 1980 — Лучшая актриса второго плана в комедийном или музыкальном сериале — Лоретта Свит
• 1980 — Лучший актёр второго плана в комедийных или музыкальных сериалах — Гарри Морган (за роль «чокнутого генерала» Стили)
• 1982 — Лучшая главная мужская роль в комедийном сериале — Алан Алда
• 1982 — Лучшая актриса второго плана в комедийном или музыкальном сериале — Лоретта Свит

Также сериал получил восемь «Золотых глобусов».

Техника

В сериале и в заставке к нему снят вертолёт H-13 (Bell 47). Эти машины действительно использовались в настоящих МЭШах во время корейской войны. Также в фильме можно увидеть джип «Виллис» и санитарные машины на базе грузовика «Додж ¾ тонны». Из танков в нескольких эпизодах представлены М48 и M4A1 HVSS. С танками связан один из технических ляпов сериала — обе модели в одной и той же серии играют один и тот же танк.

В одной серии Пирс получает взамен выигранного в карты джипа гаубицу М101А1, в другой в госпиталь присылают зенитную пушку для защиты от налетов «пятичасового Чарли». Роль самого «пятичасового Чарли» исполнил американский легкомоторный самолет Ryan PT-22.

Винчестер в «A Full Rich Day» и других эпизодах пользуется магнитофоном «Webcor 210» чикагской фирмы Webster Electrical Corp. выпуска начала 50-х гг.

Декорации

Госпиталь № 4077 снимался в двух наборах декораций. «Уличные» декорации были расположены около Малибу в Калифорнии. Сцены в интерьерах снимались на студии 20th Century Fox. Позже студийные декорации были улучшены для съёмок некоторых «внешних» сцен (например многие ночные сцены в поздних сезонах были сняты в студии).

В конце съёмок сериала декорации были практически уничтожены пожаром 9 октября 1982 года. Пожар был вписан в финальный эпизод.

Место в Малибу, где снимался сериал, теперь известное как Государственный парк Малибу Крик (англ.), до 1980-х полностью принадлежало студии Fox и называлось «Ранчо Fox». После окончания съёмок площадка полностью заросла и была видна лишь по ржавым остовам джипа и машины скорой помощи, которые использовались при съёмках. Но недавно^{[когда?]} несколько энтузиастов под руководством бывшего химика Андреаса Кириаку с разрешения администрации парка восстановили площадку, и 23 февраля 2008 года звёзды сериала Майк Фаррелл, Лоретта Свит и Уильям Кристофер присутствовали на праздновании 25-й годовщины выхода в эфир финального эпизода сериала, которое проходило в Малибу Крик в воссозданных декорациях.

Во время съёмок последнего эпизода к продюсерам обратились представители Смитсоновского института с просьбой предоставить часть декораций. По завершении сериала «Болото» — палатка, которая была домом Пирсу, МакИнтайру, Бёрнсу, Би Джею и Чарльзу — со всем содержимым была передана в музей института и до сих пор представлена в экспозиции.

Саундтрек

Главной музыкальной темой сериала является композиция Suicide is Painless (она же использовалсь и в полнометражном фильме), ставшая хитом после того, как сериал вышел на экраны. Авторы оригинальной версии Джонни Мандел (музыка) и Майк Альтман (слова) выпустили саундтрек отдельным альбомом. Содержание диска:

1. англ. Suicide is Painless
2. Duke and Hawkeye Arrive at Mash
3. The Operating Theater
4. Major Houlihan and Major Burns
5. Painless Suicide Funeral and Resurrection
6. Hot Lips Shows Her True Colors
7. Moments to Remember
8. The Football Game
9. Going Home
10. Mash Theme
11. Jeep Ride
12. The Jigs Up
13. To Japan
14. Japanese Childrens Hospital
15. Tent Scene
16. Kill Em Galop

Главную тему перепевали такие известные исполнители как Билл Эванс, Manic Street Preachers, Marilyn Manson и другие.

Популярность сегодня

В наши дни сериал остаётся одним из популярных телешоу и продолжает транслироваться многими каналами (в основном кабельными и в утренние часы) по всему миру. В России до недавнего времени он выходил в эфир на REN TV утром в будние дни.

DVD

Компания 20th Century Fox выпустила на DVD все 11 сезонов для регионов 1 и 2.

Название	Кол-во э-дов	Регион 1	Регион 2
M*A*S*H Season 1	24	8 января 2002	19 мая 2003
M*A*S*H Season 2	24	23 июля 2002	13 октября 2003
M*A*S*H Season 3	24	18 февраля 2003	15 марта 2004
M*A*S*H Seasons 1 — 3	72	N/A	31 октября 2005
M*A*S*H Season 4	24	15 июля 2003	14 июня 2004
M*A*S*H Seasons 1 — 4	96	2 декабря 2003	?
M*A*S*H Season 5	24	9 декабря 2003	17 января 2005
M*A*S*H Season 6	24	8 июня 2004	28 марта 2005
M*A*S*H Season 7	25	7 декабря 2004	30 мая 2005
M*A*S*H Season 8	25	24 мая 2005	15 августа 2005
M*A*S*H Season 9	20	6 декабря 2005	9 января 2006
M*A*S*H Seasons 1 — 9	214	6 декабря 2005	?
M*A*S*H Season 10	21	23 мая 2006	17 апреля 2006
M*A*S*H Season 11	16	7 ноября 2006	29 мая 2006
Martinis and Medicine Collection (Complete Series)	251	7 ноября 2006	30 октября 2006
Goodbye, Farewell, and Amen Collector’s Edition	1	15 мая 2007	?

Упоминания в других сериалах

В сериале "11.22.63", главный герой, в исполнении Джеймса Франко, на вопрос о месте службы,отвечает,что служил в M.A.S.H. 4077.

Анахронизмы и исторические ошибки

• Время действия первого эпизода — июнь 1950 года, и в серии упоминаются «раненые канадцы». Первые канадцы, Канадская лёгкая пехота принцессы Патрисии (англ.)), прибыли в Корею в декабре 1950.
• «Гарпунщик» Джонс был выведен из шоу, потому что не нашлось свидетельства, что в Корее служили врачи-негры.
• В сериях первых двух сезонов в кабинете Генри Блэйка можно заметить пластиковую модель вертолёта UH-1 «Хьюи». Этой машины не существовало во время Корейской войны, первый её полёт состоялся в 1956 году и позже она стала иконой вьетнамской войны. Также в сцене, где показан авианосец, в кадре появляется CH-47 «Чинук», которого тоже не существовало в описываемое время.
• В двенадцатой серии первого сезона (рождественская серия) Пирс падает в окоп зимой (кстати, серия снималась летом). Декабрь 1950 года был самым холодным в кампании, а бои шли в Северной Корее, а не около демилитаризованной зоны, где находится госпиталь.
• В эпизоде The Army-Navy Game (сезон 1, серия 20) футбольная игра между армией и флотом проходит после рождества 1950 года. В реальности игра была в первую субботу декабря, за 18 дней до рождества. Радиокомментатор объявляет её как «53-ю игру», и она заканчивается со счётом 42:36 в пользу флота. В реальности же игру 1950 года (только 51-ю) флот выиграл со счётом 14:2 (см.: en:Army-Navy Game).
• В первых сериях третьего сезона упоминается, что генерал Макартур заменён на генерала Риджуэя и отправлен домой. Тем не менее, в поздних эпизодах говорится, что он всё ещё командует и даже появляется в кадре в 21-й серии этого сезона.
• В четвёртом сезоне как президент США попеременно упоминается то Трумэн, то Эйзенхауэр.
• В шестой серии четвёртого сезона пленный северокореец одет в коричневую униформу. Северокорейцы и китайцы носили светлые ватники и униформу.
• В десятой серии четвёртого сезона Пирс говорит, что вице-президент США — Ричард Никсон; позже, в 14 серии даётся дата — май 1952 года. Никсон стал вице-президентом в январе 1953 года.
• В восемнадцатой серии четвёртого сезона Радар спит с комиксом «Мстители», издаваемым Марвел. «Мстители» начали выходить в сентябре 1963 года. Также во время войны в Корее Марвел назывался Атлас Комикс, а новое название компания получила только в 1961 году. Ещё в кадрах меняется сама книга — один раз с оригинальным логотипом, в другой — с новым.
• В 21-й серии пятого сезона (Movie Tonight) Радар изображает и цитирует Джона Уэйна по фильму 1963 года «Маклинток».
• В первой серии четвертого сезона («Bug Out») сказано, что полковник Поттер прибывает в часть 9 сентября 1952 года. Однако в шестой серии девятого сезона («A War for All Seasons») весь лагерь, вместе с Поттером, отмечает сначала новый 1951 год, а позже и 1952.
• В 25-й серии восьмого сезона Поттер упоминает первоапрельскую шутку 1950 года; бои начались в июне, так что МЭШа тогда ещё быть не могло в принципе.
• В 11-й серии шестого сезона, Уинчестер упоминает, что президент — Трумэн, который оставил свой пост 20 января 1953 года. Также в этой серии говорится, что Тэд Уильямс отправлен домой, а это произошло в июне 1953 года (см.: en:Ted Williams#Military service).
• В 16-й серии 11-го сезона упоминается битва при Дьен Бьен Фу, которая произошла в 1954 году.
• Во всех сезонах, в разных сериях, появляются или упоминаются морские пехотинцы, хотя только 1-я дивизия морской пехоты США была в сентябре — декабре 1950 года возле Сеула.
• В нескольких эпизодах герои пьют пиво из банок с ключами-кольцами, хотя такая тара появилась только десять лет спустя.
• Часто упоминаются фильмы о Годзилле, хотя первый из них был снят после войны.
• В 18-й серии 2-го сезона упоминается фильм «Капля», вышедший в 1958 году.
• В сериале в кадр попадают одноразовые шприцы, хотя первый одноразовый пластиковый шприц только в 1956 запатентовал фармацевт из Новой Зеландии Колин Мёрдок (Colin Murdoch)
• В сериале денежные знаки не соответствуют тем, что были в действительности, в первой серии первого сезона сразу видны не те банкноты что использовались в Армии США, в начале Корейской Войны (25 июня 1950 г.)в обращении были банкноты серии 472, внешне и по цвету похожи на доллары Резервного Банка США. В серии 8 сезон 6 идёт обмен денег, но ни какие синие на красные или красные на синие не обменивали. Обмен в течении Корейской войны (20.6.1950 - 27.7.1953) был только один, 20 июня 1951 года. Обмен на банкноты серии 481, так же внешне похожие на банкноты Резервного Банка США.

Иногда герои сериала в расчётах упоминают о "двадцатке" (20 долларов), но первая банкнота в 20 долларов была введена в 1969 году, (series 681). До выпуска этой серии банкнот в армейских деньгах самая крупная банкнота 10 долларов.

См. также

• Военно-полевой госпиталь
• Пятьдесят величайших телешоу всех времён по версии TV Guide
• Список эпизодов сериала МЭШ

Ссылки

• «МЭШ» (англ.) на сайте Internet Movie Database
• [www.kamov.net/bell-h-13/mash-helicopter-bell-h-13/ MASH Helicopter]
• [www.bestcareanywhere.net/ «Best Care Anywhere» — фансайт] (англ.)

Отрывок, характеризующий МЭШ (телесериал)

Все карты Ростова бились, и на него было написано до 800 т рублей. Он надписал было над одной картой 800 т рублей, но в то время, как ему подавали шампанское, он раздумал и написал опять обыкновенный куш, двадцать рублей.
– Оставь, – сказал Долохов, хотя он, казалось, и не смотрел на Ростова, – скорее отыграешься. Другим даю, а тебе бью. Или ты меня боишься? – повторил он.
Ростов повиновался, оставил написанные 800 и поставил семерку червей с оторванным уголком, которую он поднял с земли. Он хорошо ее после помнил. Он поставил семерку червей, надписав над ней отломанным мелком 800, круглыми, прямыми цифрами; выпил поданный стакан согревшегося шампанского, улыбнулся на слова Долохова, и с замиранием сердца ожидая семерки, стал смотреть на руки Долохова, державшего колоду. Выигрыш или проигрыш этой семерки червей означал многое для Ростова. В Воскресенье на прошлой неделе граф Илья Андреич дал своему сыну 2 000 рублей, и он, никогда не любивший говорить о денежных затруднениях, сказал ему, что деньги эти были последние до мая, и что потому он просил сына быть на этот раз поэкономнее. Николай сказал, что ему и это слишком много, и что он дает честное слово не брать больше денег до весны. Теперь из этих денег оставалось 1 200 рублей. Стало быть, семерка червей означала не только проигрыш 1 600 рублей, но и необходимость изменения данному слову. Он с замиранием сердца смотрел на руки Долохова и думал: «Ну, скорей, дай мне эту карту, и я беру фуражку, уезжаю домой ужинать с Денисовым, Наташей и Соней, и уж верно никогда в руках моих не будет карты». В эту минуту домашняя жизнь его, шуточки с Петей, разговоры с Соней, дуэты с Наташей, пикет с отцом и даже спокойная постель в Поварском доме, с такою силою, ясностью и прелестью представились ему, как будто всё это было давно прошедшее, потерянное и неоцененное счастье. Он не мог допустить, чтобы глупая случайность, заставив семерку лечь прежде на право, чем на лево, могла бы лишить его всего этого вновь понятого, вновь освещенного счастья и повергнуть его в пучину еще неиспытанного и неопределенного несчастия. Это не могло быть, но он всё таки ожидал с замиранием движения рук Долохова. Ширококостые, красноватые руки эти с волосами, видневшимися из под рубашки, положили колоду карт, и взялись за подаваемый стакан и трубку.
– Так ты не боишься со мной играть? – повторил Долохов, и, как будто для того, чтобы рассказать веселую историю, он положил карты, опрокинулся на спинку стула и медлительно с улыбкой стал рассказывать:
– Да, господа, мне говорили, что в Москве распущен слух, будто я шулер, поэтому советую вам быть со мной осторожнее.
– Ну, мечи же! – сказал Ростов.
– Ох, московские тетушки! – сказал Долохов и с улыбкой взялся за карты.
– Ааах! – чуть не крикнул Ростов, поднимая обе руки к волосам. Семерка, которая была нужна ему, уже лежала вверху, первой картой в колоде. Он проиграл больше того, что мог заплатить.
– Однако ты не зарывайся, – сказал Долохов, мельком взглянув на Ростова, и продолжая метать.


Через полтора часа времени большинство игроков уже шутя смотрели на свою собственную игру.
Вся игра сосредоточилась на одном Ростове. Вместо тысячи шестисот рублей за ним была записана длинная колонна цифр, которую он считал до десятой тысячи, но которая теперь, как он смутно предполагал, возвысилась уже до пятнадцати тысяч. В сущности запись уже превышала двадцать тысяч рублей. Долохов уже не слушал и не рассказывал историй; он следил за каждым движением рук Ростова и бегло оглядывал изредка свою запись за ним. Он решил продолжать игру до тех пор, пока запись эта не возрастет до сорока трех тысяч. Число это было им выбрано потому, что сорок три составляло сумму сложенных его годов с годами Сони. Ростов, опершись головою на обе руки, сидел перед исписанным, залитым вином, заваленным картами столом. Одно мучительное впечатление не оставляло его: эти ширококостые, красноватые руки с волосами, видневшимися из под рубашки, эти руки, которые он любил и ненавидел, держали его в своей власти.
«Шестьсот рублей, туз, угол, девятка… отыграться невозможно!… И как бы весело было дома… Валет на пе… это не может быть!… И зачем же он это делает со мной?…» думал и вспоминал Ростов. Иногда он ставил большую карту; но Долохов отказывался бить её, и сам назначал куш. Николай покорялся ему, и то молился Богу, как он молился на поле сражения на Амштетенском мосту; то загадывал, что та карта, которая первая попадется ему в руку из кучи изогнутых карт под столом, та спасет его; то рассчитывал, сколько было шнурков на его куртке и с столькими же очками карту пытался ставить на весь проигрыш, то за помощью оглядывался на других играющих, то вглядывался в холодное теперь лицо Долохова, и старался проникнуть, что в нем делалось.
«Ведь он знает, что значит для меня этот проигрыш. Не может же он желать моей погибели? Ведь он друг был мне. Ведь я его любил… Но и он не виноват; что ж ему делать, когда ему везет счастие? И я не виноват, говорил он сам себе. Я ничего не сделал дурного. Разве я убил кого нибудь, оскорбил, пожелал зла? За что же такое ужасное несчастие? И когда оно началось? Еще так недавно я подходил к этому столу с мыслью выиграть сто рублей, купить мама к именинам эту шкатулку и ехать домой. Я так был счастлив, так свободен, весел! И я не понимал тогда, как я был счастлив! Когда же это кончилось, и когда началось это новое, ужасное состояние? Чем ознаменовалась эта перемена? Я всё так же сидел на этом месте, у этого стола, и так же выбирал и выдвигал карты, и смотрел на эти ширококостые, ловкие руки. Когда же это совершилось, и что такое совершилось? Я здоров, силен и всё тот же, и всё на том же месте. Нет, это не может быть! Верно всё это ничем не кончится».
Он был красен, весь в поту, несмотря на то, что в комнате не было жарко. И лицо его было страшно и жалко, особенно по бессильному желанию казаться спокойным.
Запись дошла до рокового числа сорока трех тысяч. Ростов приготовил карту, которая должна была итти углом от трех тысяч рублей, только что данных ему, когда Долохов, стукнув колодой, отложил ее и, взяв мел, начал быстро своим четким, крепким почерком, ломая мелок, подводить итог записи Ростова.
– Ужинать, ужинать пора! Вот и цыгане! – Действительно с своим цыганским акцентом уж входили с холода и говорили что то какие то черные мужчины и женщины. Николай понимал, что всё было кончено; но он равнодушным голосом сказал:
– Что же, не будешь еще? А у меня славная карточка приготовлена. – Как будто более всего его интересовало веселье самой игры.
«Всё кончено, я пропал! думал он. Теперь пуля в лоб – одно остается», и вместе с тем он сказал веселым голосом:
– Ну, еще одну карточку.
– Хорошо, – отвечал Долохов, окончив итог, – хорошо! 21 рубль идет, – сказал он, указывая на цифру 21, рознившую ровный счет 43 тысяч, и взяв колоду, приготовился метать. Ростов покорно отогнул угол и вместо приготовленных 6.000, старательно написал 21.
– Это мне всё равно, – сказал он, – мне только интересно знать, убьешь ты, или дашь мне эту десятку.
Долохов серьезно стал метать. О, как ненавидел Ростов в эту минуту эти руки, красноватые с короткими пальцами и с волосами, видневшимися из под рубашки, имевшие его в своей власти… Десятка была дана.
– За вами 43 тысячи, граф, – сказал Долохов и потягиваясь встал из за стола. – А устаешь однако так долго сидеть, – сказал он.
– Да, и я тоже устал, – сказал Ростов.
Долохов, как будто напоминая ему, что ему неприлично было шутить, перебил его: Когда прикажете получить деньги, граф?
Ростов вспыхнув, вызвал Долохова в другую комнату.
– Я не могу вдруг заплатить всё, ты возьмешь вексель, – сказал он.
– Послушай, Ростов, – сказал Долохов, ясно улыбаясь и глядя в глаза Николаю, – ты знаешь поговорку: «Счастлив в любви, несчастлив в картах». Кузина твоя влюблена в тебя. Я знаю.
«О! это ужасно чувствовать себя так во власти этого человека», – думал Ростов. Ростов понимал, какой удар он нанесет отцу, матери объявлением этого проигрыша; он понимал, какое бы было счастье избавиться от всего этого, и понимал, что Долохов знает, что может избавить его от этого стыда и горя, и теперь хочет еще играть с ним, как кошка с мышью.
– Твоя кузина… – хотел сказать Долохов; но Николай перебил его.
– Моя кузина тут ни при чем, и о ней говорить нечего! – крикнул он с бешенством.
– Так когда получить? – спросил Долохов.
– Завтра, – сказал Ростов, и вышел из комнаты.


Сказать «завтра» и выдержать тон приличия было не трудно; но приехать одному домой, увидать сестер, брата, мать, отца, признаваться и просить денег, на которые не имеешь права после данного честного слова, было ужасно.
Дома еще не спали. Молодежь дома Ростовых, воротившись из театра, поужинав, сидела у клавикорд. Как только Николай вошел в залу, его охватила та любовная, поэтическая атмосфера, которая царствовала в эту зиму в их доме и которая теперь, после предложения Долохова и бала Иогеля, казалось, еще более сгустилась, как воздух перед грозой, над Соней и Наташей. Соня и Наташа в голубых платьях, в которых они были в театре, хорошенькие и знающие это, счастливые, улыбаясь, стояли у клавикорд. Вера с Шиншиным играла в шахматы в гостиной. Старая графиня, ожидая сына и мужа, раскладывала пасьянс с старушкой дворянкой, жившей у них в доме. Денисов с блестящими глазами и взъерошенными волосами сидел, откинув ножку назад, у клавикорд, и хлопая по ним своими коротенькими пальцами, брал аккорды, и закатывая глаза, своим маленьким, хриплым, но верным голосом, пел сочиненное им стихотворение «Волшебница», к которому он пытался найти музыку.
Волшебница, скажи, какая сила
Влечет меня к покинутым струнам;
Какой огонь ты в сердце заронила,
Какой восторг разлился по перстам!
Пел он страстным голосом, блестя на испуганную и счастливую Наташу своими агатовыми, черными глазами.
– Прекрасно! отлично! – кричала Наташа. – Еще другой куплет, – говорила она, не замечая Николая.
«У них всё то же» – подумал Николай, заглядывая в гостиную, где он увидал Веру и мать с старушкой.
– А! вот и Николенька! – Наташа подбежала к нему.
– Папенька дома? – спросил он.
– Как я рада, что ты приехал! – не отвечая, сказала Наташа, – нам так весело. Василий Дмитрич остался для меня еще день, ты знаешь?
– Нет, еще не приезжал папа, – сказала Соня.
– Коко, ты приехал, поди ко мне, дружок! – сказал голос графини из гостиной. Николай подошел к матери, поцеловал ее руку и, молча подсев к ее столу, стал смотреть на ее руки, раскладывавшие карты. Из залы всё слышались смех и веселые голоса, уговаривавшие Наташу.
– Ну, хорошо, хорошо, – закричал Денисов, – теперь нечего отговариваться, за вами barcarolla, умоляю вас.
Графиня оглянулась на молчаливого сына.
– Что с тобой? – спросила мать у Николая.
– Ах, ничего, – сказал он, как будто ему уже надоел этот всё один и тот же вопрос.
– Папенька скоро приедет?
– Я думаю.
«У них всё то же. Они ничего не знают! Куда мне деваться?», подумал Николай и пошел опять в залу, где стояли клавикорды.
Соня сидела за клавикордами и играла прелюдию той баркароллы, которую особенно любил Денисов. Наташа собиралась петь. Денисов восторженными глазами смотрел на нее.
Николай стал ходить взад и вперед по комнате.
«И вот охота заставлять ее петь? – что она может петь? И ничего тут нет веселого», думал Николай.
Соня взяла первый аккорд прелюдии.
«Боже мой, я погибший, я бесчестный человек. Пулю в лоб, одно, что остается, а не петь, подумал он. Уйти? но куда же? всё равно, пускай поют!»
Николай мрачно, продолжая ходить по комнате, взглядывал на Денисова и девочек, избегая их взглядов.
«Николенька, что с вами?» – спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она тотчас увидала, что что нибудь случилось с ним.
Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой так было весело в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю, почувствовала она, и сказала себе:
«Нет, я верно ошибаюсь, он должен быть весел так же, как и я». Ну, Соня, – сказала она и вышла на самую середину залы, где по ее мнению лучше всего был резонанс. Приподняв голову, опустив безжизненно повисшие руки, как это делают танцовщицы, Наташа, энергическим движением переступая с каблучка на цыпочку, прошлась по середине комнаты и остановилась.
«Вот она я!» как будто говорила она, отвечая на восторженный взгляд Денисова, следившего за ней.
«И чему она радуется! – подумал Николай, глядя на сестру. И как ей не скучно и не совестно!» Наташа взяла первую ноту, горло ее расширилось, грудь выпрямилась, глаза приняли серьезное выражение. Она не думала ни о ком, ни о чем в эту минуту, и из в улыбку сложенного рта полились звуки, те звуки, которые может производить в те же промежутки времени и в те же интервалы всякий, но которые тысячу раз оставляют вас холодным, в тысячу первый раз заставляют вас содрогаться и плакать.
Наташа в эту зиму в первый раз начала серьезно петь и в особенности оттого, что Денисов восторгался ее пением. Она пела теперь не по детски, уж не было в ее пеньи этой комической, ребяческой старательности, которая была в ней прежде; но она пела еще не хорошо, как говорили все знатоки судьи, которые ее слушали. «Не обработан, но прекрасный голос, надо обработать», говорили все. Но говорили это обыкновенно уже гораздо после того, как замолкал ее голос. В то же время, когда звучал этот необработанный голос с неправильными придыханиями и с усилиями переходов, даже знатоки судьи ничего не говорили, и только наслаждались этим необработанным голосом и только желали еще раз услыхать его. В голосе ее была та девственная нетронутость, то незнание своих сил и та необработанная еще бархатность, которые так соединялись с недостатками искусства пенья, что, казалось, нельзя было ничего изменить в этом голосе, не испортив его.
«Что ж это такое? – подумал Николай, услыхав ее голос и широко раскрывая глаза. – Что с ней сделалось? Как она поет нынче?» – подумал он. И вдруг весь мир для него сосредоточился в ожидании следующей ноты, следующей фразы, и всё в мире сделалось разделенным на три темпа: «Oh mio crudele affetto… [О моя жестокая любовь…] Раз, два, три… раз, два… три… раз… Oh mio crudele affetto… Раз, два, три… раз. Эх, жизнь наша дурацкая! – думал Николай. Всё это, и несчастье, и деньги, и Долохов, и злоба, и честь – всё это вздор… а вот оно настоящее… Hy, Наташа, ну, голубчик! ну матушка!… как она этот si возьмет? взяла! слава Богу!» – и он, сам не замечая того, что он поет, чтобы усилить этот si, взял втору в терцию высокой ноты. «Боже мой! как хорошо! Неужели это я взял? как счастливо!» подумал он.
О! как задрожала эта терция, и как тронулось что то лучшее, что было в душе Ростова. И это что то было независимо от всего в мире, и выше всего в мире. Какие тут проигрыши, и Долоховы, и честное слово!… Всё вздор! Можно зарезать, украсть и всё таки быть счастливым…


Давно уже Ростов не испытывал такого наслаждения от музыки, как в этот день. Но как только Наташа кончила свою баркароллу, действительность опять вспомнилась ему. Он, ничего не сказав, вышел и пошел вниз в свою комнату. Через четверть часа старый граф, веселый и довольный, приехал из клуба. Николай, услыхав его приезд, пошел к нему.
– Ну что, повеселился? – сказал Илья Андреич, радостно и гордо улыбаясь на своего сына. Николай хотел сказать, что «да», но не мог: он чуть было не зарыдал. Граф раскуривал трубку и не заметил состояния сына.
«Эх, неизбежно!» – подумал Николай в первый и последний раз. И вдруг самым небрежным тоном, таким, что он сам себе гадок казался, как будто он просил экипажа съездить в город, он сказал отцу.
– Папа, а я к вам за делом пришел. Я было и забыл. Мне денег нужно.
– Вот как, – сказал отец, находившийся в особенно веселом духе. – Я тебе говорил, что не достанет. Много ли?
– Очень много, – краснея и с глупой, небрежной улыбкой, которую он долго потом не мог себе простить, сказал Николай. – Я немного проиграл, т. е. много даже, очень много, 43 тысячи.
– Что? Кому?… Шутишь! – крикнул граф, вдруг апоплексически краснея шеей и затылком, как краснеют старые люди.
– Я обещал заплатить завтра, – сказал Николай.
– Ну!… – сказал старый граф, разводя руками и бессильно опустился на диван.
– Что же делать! С кем это не случалось! – сказал сын развязным, смелым тоном, тогда как в душе своей он считал себя негодяем, подлецом, который целой жизнью не мог искупить своего преступления. Ему хотелось бы целовать руки своего отца, на коленях просить его прощения, а он небрежным и даже грубым тоном говорил, что это со всяким случается.
Граф Илья Андреич опустил глаза, услыхав эти слова сына и заторопился, отыскивая что то.
– Да, да, – проговорил он, – трудно, я боюсь, трудно достать…с кем не бывало! да, с кем не бывало… – И граф мельком взглянул в лицо сыну и пошел вон из комнаты… Николай готовился на отпор, но никак не ожидал этого.
– Папенька! па…пенька! – закричал он ему вслед, рыдая; простите меня! – И, схватив руку отца, он прижался к ней губами и заплакал.

В то время, как отец объяснялся с сыном, у матери с дочерью происходило не менее важное объяснение. Наташа взволнованная прибежала к матери.
– Мама!… Мама!… он мне сделал…
– Что сделал?
– Сделал, сделал предложение. Мама! Мама! – кричала она. Графиня не верила своим ушам. Денисов сделал предложение. Кому? Этой крошечной девочке Наташе, которая еще недавно играла в куклы и теперь еще брала уроки.
– Наташа, полно, глупости! – сказала она, еще надеясь, что это была шутка.
– Ну вот, глупости! – Я вам дело говорю, – сердито сказала Наташа. – Я пришла спросить, что делать, а вы мне говорите: «глупости»…
Графиня пожала плечами.
– Ежели правда, что мосьё Денисов сделал тебе предложение, то скажи ему, что он дурак, вот и всё.
– Нет, он не дурак, – обиженно и серьезно сказала Наташа.
– Ну так что ж ты хочешь? Вы нынче ведь все влюблены. Ну, влюблена, так выходи за него замуж! – сердито смеясь, проговорила графиня. – С Богом!
– Нет, мама, я не влюблена в него, должно быть не влюблена в него.
– Ну, так так и скажи ему.
– Мама, вы сердитесь? Вы не сердитесь, голубушка, ну в чем же я виновата?
– Нет, да что же, мой друг? Хочешь, я пойду скажу ему, – сказала графиня, улыбаясь.
– Нет, я сама, только научите. Вам всё легко, – прибавила она, отвечая на ее улыбку. – А коли бы видели вы, как он мне это сказал! Ведь я знаю, что он не хотел этого сказать, да уж нечаянно сказал.
– Ну всё таки надо отказать.
– Нет, не надо. Мне так его жалко! Он такой милый.
– Ну, так прими предложение. И то пора замуж итти, – сердито и насмешливо сказала мать.
– Нет, мама, мне так жалко его. Я не знаю, как я скажу.
– Да тебе и нечего говорить, я сама скажу, – сказала графиня, возмущенная тем, что осмелились смотреть, как на большую, на эту маленькую Наташу.
– Нет, ни за что, я сама, а вы слушайте у двери, – и Наташа побежала через гостиную в залу, где на том же стуле, у клавикорд, закрыв лицо руками, сидел Денисов. Он вскочил на звук ее легких шагов.
– Натали, – сказал он, быстрыми шагами подходя к ней, – решайте мою судьбу. Она в ваших руках!
– Василий Дмитрич, мне вас так жалко!… Нет, но вы такой славный… но не надо… это… а так я вас всегда буду любить.
Денисов нагнулся над ее рукою, и она услыхала странные, непонятные для нее звуки. Она поцеловала его в черную, спутанную, курчавую голову. В это время послышался поспешный шум платья графини. Она подошла к ним.
– Василий Дмитрич, я благодарю вас за честь, – сказала графиня смущенным голосом, но который казался строгим Денисову, – но моя дочь так молода, и я думала, что вы, как друг моего сына, обратитесь прежде ко мне. В таком случае вы не поставили бы меня в необходимость отказа.
– Г'афиня, – сказал Денисов с опущенными глазами и виноватым видом, хотел сказать что то еще и запнулся.
Наташа не могла спокойно видеть его таким жалким. Она начала громко всхлипывать.
– Г'афиня, я виноват перед вами, – продолжал Денисов прерывающимся голосом, – но знайте, что я так боготво'ю вашу дочь и всё ваше семейство, что две жизни отдам… – Он посмотрел на графиню и, заметив ее строгое лицо… – Ну п'ощайте, г'афиня, – сказал он, поцеловал ее руку и, не взглянув на Наташу, быстрыми, решительными шагами вышел из комнаты.

На другой день Ростов проводил Денисова, который не хотел более ни одного дня оставаться в Москве. Денисова провожали у цыган все его московские приятели, и он не помнил, как его уложили в сани и как везли первые три станции.
После отъезда Денисова, Ростов, дожидаясь денег, которые не вдруг мог собрать старый граф, провел еще две недели в Москве, не выезжая из дому, и преимущественно в комнате барышень.
Соня была к нему нежнее и преданнее чем прежде. Она, казалось, хотела показать ему, что его проигрыш был подвиг, за который она теперь еще больше любит его; но Николай теперь считал себя недостойным ее.
Он исписал альбомы девочек стихами и нотами, и не простившись ни с кем из своих знакомых, отослав наконец все 43 тысячи и получив росписку Долохова, уехал в конце ноября догонять полк, который уже был в Польше.



После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.
Торжковская торговка визгливым голосом предлагала свой товар и в особенности козловые туфли. «У меня сотни рублей, которых мне некуда деть, а она в прорванной шубе стоит и робко смотрит на меня, – думал Пьер. И зачем нужны эти деньги? Точно на один волос могут прибавить ей счастья, спокойствия души, эти деньги? Разве может что нибудь в мире сделать ее и меня менее подверженными злу и смерти? Смерть, которая всё кончит и которая должна притти нынче или завтра – всё равно через мгновение, в сравнении с вечностью». И он опять нажимал на ничего не захватывающий винт, и винт всё так же вертелся на одном и том же месте.
Слуга его подал ему разрезанную до половины книгу романа в письмах m mе Suza. [мадам Сюза.] Он стал читать о страданиях и добродетельной борьбе какой то Аmelie de Mansfeld. [Амалии Мансфельд.] «И зачем она боролась против своего соблазнителя, думал он, – когда она любила его? Не мог Бог вложить в ее душу стремления, противного Его воле. Моя бывшая жена не боролась и, может быть, она была права. Ничего не найдено, опять говорил себе Пьер, ничего не придумано. Знать мы можем только то, что ничего не знаем. И это высшая степень человеческой премудрости».
Всё в нем самом и вокруг него представлялось ему запутанным, бессмысленным и отвратительным. Но в этом самом отвращении ко всему окружающему Пьер находил своего рода раздражающее наслаждение.
– Осмелюсь просить ваше сиятельство потесниться крошечку, вот для них, – сказал смотритель, входя в комнату и вводя за собой другого, остановленного за недостатком лошадей проезжающего. Проезжающий был приземистый, ширококостый, желтый, морщинистый старик с седыми нависшими бровями над блестящими, неопределенного сероватого цвета, глазами.
Пьер снял ноги со стола, встал и перелег на приготовленную для него кровать, изредка поглядывая на вошедшего, который с угрюмо усталым видом, не глядя на Пьера, тяжело раздевался с помощью слуги. Оставшись в заношенном крытом нанкой тулупчике и в валеных сапогах на худых костлявых ногах, проезжий сел на диван, прислонив к спинке свою очень большую и широкую в висках, коротко обстриженную голову и взглянул на Безухого. Строгое, умное и проницательное выражение этого взгляда поразило Пьера. Ему захотелось заговорить с проезжающим, но когда он собрался обратиться к нему с вопросом о дороге, проезжающий уже закрыл глаза и сложив сморщенные старые руки, на пальце одной из которых был большой чугунный перстень с изображением Адамовой головы, неподвижно сидел, или отдыхая, или о чем то глубокомысленно и спокойно размышляя, как показалось Пьеру. Слуга проезжающего был весь покрытый морщинами, тоже желтый старичек, без усов и бороды, которые видимо не были сбриты, а никогда и не росли у него. Поворотливый старичек слуга разбирал погребец, приготовлял чайный стол, и принес кипящий самовар. Когда всё было готово, проезжающий открыл глаза, придвинулся к столу и налив себе один стакан чаю, налил другой безбородому старичку и подал ему. Пьер начинал чувствовать беспокойство и необходимость, и даже неизбежность вступления в разговор с этим проезжающим.
Слуга принес назад свой пустой, перевернутый стакан с недокусанным кусочком сахара и спросил, не нужно ли чего.
– Ничего. Подай книгу, – сказал проезжающий. Слуга подал книгу, которая показалась Пьеру духовною, и проезжающий углубился в чтение. Пьер смотрел на него. Вдруг проезжающий отложил книгу, заложив закрыл ее и, опять закрыв глаза и облокотившись на спинку, сел в свое прежнее положение. Пьер смотрел на него и не успел отвернуться, как старик открыл глаза и уставил свой твердый и строгий взгляд прямо в лицо Пьеру.
Пьер чувствовал себя смущенным и хотел отклониться от этого взгляда, но блестящие, старческие глаза неотразимо притягивали его к себе.


– Имею удовольствие говорить с графом Безухим, ежели я не ошибаюсь, – сказал проезжающий неторопливо и громко. Пьер молча, вопросительно смотрел через очки на своего собеседника.
– Я слышал про вас, – продолжал проезжающий, – и про постигшее вас, государь мой, несчастье. – Он как бы подчеркнул последнее слово, как будто он сказал: «да, несчастье, как вы ни называйте, я знаю, что то, что случилось с вами в Москве, было несчастье». – Весьма сожалею о том, государь мой.
Пьер покраснел и, поспешно спустив ноги с постели, нагнулся к старику, неестественно и робко улыбаясь.
– Я не из любопытства упомянул вам об этом, государь мой, но по более важным причинам. – Он помолчал, не выпуская Пьера из своего взгляда, и подвинулся на диване, приглашая этим жестом Пьера сесть подле себя. Пьеру неприятно было вступать в разговор с этим стариком, но он, невольно покоряясь ему, подошел и сел подле него.
– Вы несчастливы, государь мой, – продолжал он. – Вы молоды, я стар. Я бы желал по мере моих сил помочь вам.
– Ах, да, – с неестественной улыбкой сказал Пьер. – Очень вам благодарен… Вы откуда изволите проезжать? – Лицо проезжающего было не ласково, даже холодно и строго, но несмотря на то, и речь и лицо нового знакомца неотразимо привлекательно действовали на Пьера.
– Но если по каким либо причинам вам неприятен разговор со мною, – сказал старик, – то вы так и скажите, государь мой. – И он вдруг улыбнулся неожиданно, отечески нежной улыбкой.
– Ах нет, совсем нет, напротив, я очень рад познакомиться с вами, – сказал Пьер, и, взглянув еще раз на руки нового знакомца, ближе рассмотрел перстень. Он увидал на нем Адамову голову, знак масонства.
– Позвольте мне спросить, – сказал он. – Вы масон?
– Да, я принадлежу к братству свободных каменьщиков, сказал проезжий, все глубже и глубже вглядываясь в глаза Пьеру. – И от себя и от их имени протягиваю вам братскую руку.
– Я боюсь, – сказал Пьер, улыбаясь и колеблясь между доверием, внушаемым ему личностью масона, и привычкой насмешки над верованиями масонов, – я боюсь, что я очень далек от пониманья, как это сказать, я боюсь, что мой образ мыслей насчет всего мироздания так противоположен вашему, что мы не поймем друг друга.
– Мне известен ваш образ мыслей, – сказал масон, – и тот ваш образ мыслей, о котором вы говорите, и который вам кажется произведением вашего мысленного труда, есть образ мыслей большинства людей, есть однообразный плод гордости, лени и невежества. Извините меня, государь мой, ежели бы я не знал его, я бы не заговорил с вами. Ваш образ мыслей есть печальное заблуждение.
– Точно так же, как я могу предполагать, что и вы находитесь в заблуждении, – сказал Пьер, слабо улыбаясь.
– Я никогда не посмею сказать, что я знаю истину, – сказал масон, всё более и более поражая Пьера своею определенностью и твердостью речи. – Никто один не может достигнуть до истины; только камень за камнем, с участием всех, миллионами поколений, от праотца Адама и до нашего времени, воздвигается тот храм, который должен быть достойным жилищем Великого Бога, – сказал масон и закрыл глаза.
– Я должен вам сказать, я не верю, не… верю в Бога, – с сожалением и усилием сказал Пьер, чувствуя необходимость высказать всю правду.
Масон внимательно посмотрел на Пьера и улыбнулся, как улыбнулся бы богач, державший в руках миллионы, бедняку, который бы сказал ему, что нет у него, у бедняка, пяти рублей, могущих сделать его счастие.
– Да, вы не знаете Его, государь мой, – сказал масон. – Вы не можете знать Его. Вы не знаете Его, оттого вы и несчастны.
– Да, да, я несчастен, подтвердил Пьер; – но что ж мне делать?
– Вы не знаете Его, государь мой, и оттого вы очень несчастны. Вы не знаете Его, а Он здесь, Он во мне. Он в моих словах, Он в тебе, и даже в тех кощунствующих речах, которые ты произнес сейчас! – строгим дрожащим голосом сказал масон.
Он помолчал и вздохнул, видимо стараясь успокоиться.
– Ежели бы Его не было, – сказал он тихо, – мы бы с вами не говорили о Нем, государь мой. О чем, о ком мы говорили? Кого ты отрицал? – вдруг сказал он с восторженной строгостью и властью в голосе. – Кто Его выдумал, ежели Его нет? Почему явилось в тебе предположение, что есть такое непонятное существо? Почему ты и весь мир предположили существование такого непостижимого существа, существа всемогущего, вечного и бесконечного во всех своих свойствах?… – Он остановился и долго молчал.
Пьер не мог и не хотел прерывать этого молчания.
– Он есть, но понять Его трудно, – заговорил опять масон, глядя не на лицо Пьера, а перед собою, своими старческими руками, которые от внутреннего волнения не могли оставаться спокойными, перебирая листы книги. – Ежели бы это был человек, в существовании которого ты бы сомневался, я бы привел к тебе этого человека, взял бы его за руку и показал тебе. Но как я, ничтожный смертный, покажу всё всемогущество, всю вечность, всю благость Его тому, кто слеп, или тому, кто закрывает глаза, чтобы не видать, не понимать Его, и не увидать, и не понять всю свою мерзость и порочность? – Он помолчал. – Кто ты? Что ты? Ты мечтаешь о себе, что ты мудрец, потому что ты мог произнести эти кощунственные слова, – сказал он с мрачной и презрительной усмешкой, – а ты глупее и безумнее малого ребенка, который бы, играя частями искусно сделанных часов, осмелился бы говорить, что, потому что он не понимает назначения этих часов, он и не верит в мастера, который их сделал. Познать Его трудно… Мы веками, от праотца Адама и до наших дней, работаем для этого познания и на бесконечность далеки от достижения нашей цели; но в непонимании Его мы видим только нашу слабость и Его величие… – Пьер, с замиранием сердца, блестящими глазами глядя в лицо масона, слушал его, не перебивал, не спрашивал его, а всей душой верил тому, что говорил ему этот чужой человек. Верил ли он тем разумным доводам, которые были в речи масона, или верил, как верят дети интонациям, убежденности и сердечности, которые были в речи масона, дрожанию голоса, которое иногда почти прерывало масона, или этим блестящим, старческим глазам, состарившимся на том же убеждении, или тому спокойствию, твердости и знанию своего назначения, которые светились из всего существа масона, и которые особенно сильно поражали его в сравнении с своей опущенностью и безнадежностью; – но он всей душой желал верить, и верил, и испытывал радостное чувство успокоения, обновления и возвращения к жизни.
– Он не постигается умом, а постигается жизнью, – сказал масон.
– Я не понимаю, – сказал Пьер, со страхом чувствуя поднимающееся в себе сомнение. Он боялся неясности и слабости доводов своего собеседника, он боялся не верить ему. – Я не понимаю, – сказал он, – каким образом ум человеческий не может постигнуть того знания, о котором вы говорите.
Масон улыбнулся своей кроткой, отеческой улыбкой.
– Высшая мудрость и истина есть как бы чистейшая влага, которую мы хотим воспринять в себя, – сказал он. – Могу ли я в нечистый сосуд воспринять эту чистую влагу и судить о чистоте ее? Только внутренним очищением самого себя я могу до известной чистоты довести воспринимаемую влагу.
– Да, да, это так! – радостно сказал Пьер.
– Высшая мудрость основана не на одном разуме, не на тех светских науках физики, истории, химии и т. д., на которые распадается знание умственное. Высшая мудрость одна. Высшая мудрость имеет одну науку – науку всего, науку объясняющую всё мироздание и занимаемое в нем место человека. Для того чтобы вместить в себя эту науку, необходимо очистить и обновить своего внутреннего человека, и потому прежде, чем знать, нужно верить и совершенствоваться. И для достижения этих целей в душе нашей вложен свет Божий, называемый совестью.
– Да, да, – подтверждал Пьер.
– Погляди духовными глазами на своего внутреннего человека и спроси у самого себя, доволен ли ты собой. Чего ты достиг, руководясь одним умом? Что ты такое? Вы молоды, вы богаты, вы умны, образованы, государь мой. Что вы сделали из всех этих благ, данных вам? Довольны ли вы собой и своей жизнью?
– Нет, я ненавижу свою жизнь, – сморщась проговорил Пьер.
– Ты ненавидишь, так измени ее, очисти себя, и по мере очищения ты будешь познавать мудрость. Посмотрите на свою жизнь, государь мой. Как вы проводили ее? В буйных оргиях и разврате, всё получая от общества и ничего не отдавая ему. Вы получили богатство. Как вы употребили его? Что вы сделали для ближнего своего? Подумали ли вы о десятках тысяч ваших рабов, помогли ли вы им физически и нравственно? Нет. Вы пользовались их трудами, чтоб вести распутную жизнь. Вот что вы сделали. Избрали ли вы место служения, где бы вы приносили пользу своему ближнему? Нет. Вы в праздности проводили свою жизнь. Потом вы женились, государь мой, взяли на себя ответственность в руководстве молодой женщины, и что же вы сделали? Вы не помогли ей, государь мой, найти путь истины, а ввергли ее в пучину лжи и несчастья. Человек оскорбил вас, и вы убили его, и вы говорите, что вы не знаете Бога, и что вы ненавидите свою жизнь. Тут нет ничего мудреного, государь мой! – После этих слов, масон, как бы устав от продолжительного разговора, опять облокотился на спинку дивана и закрыл глаза. Пьер смотрел на это строгое, неподвижное, старческое, почти мертвое лицо, и беззвучно шевелил губами. Он хотел сказать: да, мерзкая, праздная, развратная жизнь, – и не смел прерывать молчание.
Масон хрипло, старчески прокашлялся и кликнул слугу.
– Что лошади? – спросил он, не глядя на Пьера.
– Привели сдаточных, – отвечал слуга. – Отдыхать не будете?
– Нет, вели закладывать.
«Неужели же он уедет и оставит меня одного, не договорив всего и не обещав мне помощи?», думал Пьер, вставая и опустив голову, изредка взглядывая на масона, и начиная ходить по комнате. «Да, я не думал этого, но я вел презренную, развратную жизнь, но я не любил ее, и не хотел этого, думал Пьер, – а этот человек знает истину, и ежели бы он захотел, он мог бы открыть мне её». Пьер хотел и не смел сказать этого масону. Проезжающий, привычными, старческими руками уложив свои вещи, застегивал свой тулупчик. Окончив эти дела, он обратился к Безухому и равнодушно, учтивым тоном, сказал ему:
– Вы куда теперь изволите ехать, государь мой?
– Я?… Я в Петербург, – отвечал Пьер детским, нерешительным голосом. – Я благодарю вас. Я во всем согласен с вами. Но вы не думайте, чтобы я был так дурен. Я всей душой желал быть тем, чем вы хотели бы, чтобы я был; но я ни в ком никогда не находил помощи… Впрочем, я сам прежде всего виноват во всем. Помогите мне, научите меня и, может быть, я буду… – Пьер не мог говорить дальше; он засопел носом и отвернулся.