Metro-Goldwyn-Mayer

Metro-Goldwyn-Mayer
Тип	Частная компания
Основание	1924
Основатели	Маркус Лов
Расположение	США США: Лос-Анджелес, Калифорния
Отрасль	Кинопроизводство
Материнская компания	MGM Holdings
Сайт	[www.mgm.com/ Официальный сайт]

К:Компании, основанные в 1924 году

«Metro-Goldwyn-Mayer» (произносится [мэ́тро-го́лдвин-ма́ер]; сокр. «MGM», произносится эм-джи-эм) — американская компания, специализирующаяся на производстве и прокате кино- и видеопродукции. С 1924 по 1942 годы — безоговорочный лидер голливудской киноиндустрии. Вслед за крушением студийной системы MGM не смогла приспособиться к реалиям Нового Голливуда и после многократной смены собственников объявила в 2010 году о банкротстве, но вскоре сообщила, что выходит из него.

Со времени образования студии до 1970-х гг. основная съёмочная площадка была расположена в городке Калвер-Сити (Калифорния). В «копилке» кинокомпании по состоянию на март 2009 года — 205 наград «Оскар», из них 15 — за лучший фильм.

Истоки

Компания «Metro-Goldwyn-Mayer» была основана в апреле 1924 года владельцем крупной сети кинотеатров, Маркусом Ловом, организовавшим слияние трёх кинопроизводителей — «Metro Pictures», «Goldwyn Pictures» С. Голдвина и «Louis B. Mayer Pictures» Л. Б. Майера. Поскольку Николас Шенк, компаньон Лова, был занят обустройством кинотеатров на восточном побережье, в качестве заведующего кинопроизводством в Калифорнии был назначен Л. Б. Майер (в ранге вице-президента).

Логотипом новой компании стал рычащий лев студии Голдвина, впервые появившийся на киноэкранах в 1916 году. У той же студии был позаимствован девиз «Искусство ради искусства». С 1932 г. рекламная стратегия компании базировалась на утверждении, что в её фильмах «больше звёзд, чем на небе». Первой задачей Майера было завершение съёмок самого крупнобюджетного фильма в истории немого кино, «Бен-Гур: история Христа»; этот проект достался ему в наследство от студии Голдвина. Триумф этого фильма позволил MGM обойти Universal Studios в качестве крупнейшей по выручке студии США. Звание «локомотива Голливуда» и первое место в «большой пятёрке» кинопроизводителей MGM сохранит на протяжении последующих 30 лет.

Золотой век Голливуда

После смерти Лова в 1927 году между Шенком и Майером развернулась подковёрная борьба за контроль над крупнейшей студией Америки. Шенк попытался продать акции Лова киномагнату Уильяму Фоксу, владельцу Fox Film Corporation, однако Майеру удалось заблокировать эту сделку через антимонопольное ведомство. Фактически съёмками фильмов в Калвер-Сити руководили Ирвинг Тальберг и Гарри Ропф. В немых фильмах студии блистали Грета Гарбо, Норма Ширер, Джоан Кроуфорд; с началом звуковой эры к числу звёзд MGM добавились Кларк Гейбл, Джин Харлоу, Спенсер Трейси.

Под руководством Тальберга и Майера студия выпускала приблизительно 50 фильмов в год. В отличие от своих конкурентов, MGM стабильно выплачивала дивиденды акционерам. Даже в разгар Великой депрессии не было такого года, который студия окончила бы с убытком.

Финансовое благополучие позволяло MGM финансировать экспериментальные в техническом отношении проекты. Именно MGM вошло в историю как первопроходец цветного кинематографа. В 1928 году Майер выпустил первый полнометражный цветной фильм со звуковой дорожкой — «Викинг». Начиная с 1938 года студия ежегодно выпускала по два фильма в текниколоре. Наиболее успешными стали «Волшебник страны Оз» 1939 года и «Северо-западный проход» 1940 года.

В середине 1930-х на MGM были сняты высокохудожественные экранизации классических романов XIX века. Их создание курировал Д. Селзник, зять Л. Б. Майера. Позднее Селзник организовал собственную студию, однако его самый масштабный проект — «Унесённые ветром» — вышел в прокат под эгидой Metro-Goldwyn-Mayer.

После Тальберга

Смерть Тальберга в 1936 году и уход со студии Селзника вынудили Майера заняться текущими вопросами кинопроизводства. Не доверяя собственному мнению, Майер сформировал комитет, который был призван оценивать потенциал того или иного проекта. Эпоха экспериментов была в прошлом. Вместо того, чтобы зажигать новые «звёзды», MGM делало ставки на проверенных временем любимцев публики. Новые сценарии пропускались через сито многочисленных комитетов и комиссий. Предпочтение отдавалось материалу, пригодному для семейного просмотра, — мюзиклам, сиквелам и прочему ширпотребу. В 1940-е годы число выпускаемых на студии фильмов сокращается вдвое, а затраты на их производство растут. Начинается отток «звёзд» на другие студии, и в первую очередь Paramount Pictures, которая в 1942 г. впервые обходит соперника по кассовым сборам.

Примерно четвертую часть фильмов MGM в 1940-е годы составляли мюзиклы. Из-за участия большого коллектива авторов и исполнителей песен, танцоров, массовки их создание обходилось гораздо дороже, чем съёмки обычного фильма. В главных ролях были заняты самые высокооплачиваемые звёзды — Фред Астер, Джин Келли, Джуди Гарланд, Фрэнк Синатра. Под руководством Артура Фрида в 1950-е годы на MGM были поставлены непревзойдённые вершины этого жанра — «Поющие под дождём», «Американец в Париже» и «Жижи».

Мультфильмы MGM

Одним из самых успешных подразделений MGM (до закрытия в 1957) было мультипликационное, где в 1940-е годы работали художники-мультипликаторы Текс Эйвери (Red Hot Riding Hood, Swing Shift Cinderella, фильмы про пёсика Друпи), дуэт Харман-Айзинг (фильмы про медвежонка Барни) и дуэт Ханна-Барбера (мультфильмы про Тома и Джерри, из которых 7 были удостоены «Оскара»).

История этого подразделения началась в 1930 году, когда Майер заказал знаменитому Абу Айверксу создание мультперсонажа для первых мультфильмов в текниколоре. Так появился лягушонок Флип, к которому вскоре присоединился Вилли Вуппер. Эти творения Айверкса не имели большого успеха у публики. В 1934 году Майеру удалось переманить от Леона Шлезингера на MGM мультипликаторов Хармана и Айзинга, создателей персонажа Боско, задействованного в Looney Tunes. По аналогии со шлезингеровским циклом Merrie Melodies был запущен собственный проект для детей — Happy Harmonies.

Эра Дора Шэри

В 1948 году Майер пригласил на вакантное место «нового Тальберга» подающего надежды продюсера Дора Шэри из RKO. С целью оптимизации расходов новобранец стал расторгать контракты с заслуженными ветеранами студии, включая легендарную Джуди Гарланд. В 1951 г. жертвой этой политики пал и сам Майер, вынужденный покинуть студию. Суть его конфликта с Шэри сводилась к тому, что последний предпочитал «идейные» ленты, укоренённые в послевоенной реальности, а Майер по-прежнему давал зелёный свет мюзиклам и другим эскапистским фантазиям с налётом гламура. В 1955 году удалился на покой и второй отец-основатель студии, Николас Шенк.

В связи с массовым распространением телевидения в конце 1950-х наблюдался отток зрителей из кинотеатров. Студийная система была законодательно приравнена к монополизму, и под давлением государства MGM был вынужден отказаться от собственной сети кинотеатров. По итогам 1957 года компания впервые зафиксировала убыток. В следующем году акционеры добились отставки Дора Шэри. Одновременно были расторгнуты контракты с последними ветеранами студии. Анимационное подразделение было закрыто за нерентабельностью. С этого времени начался постепенный, но необратимый упадок МGM, сопровождавшийся сокращением её доли на национальном кинорынке.

При Доре Шэри компания научилась извлекать прибыль из телевизионного бума. В ноябре 1956 года «Волшебник страны Оз» был впервые показан на телевидении, причём с фантастическим рейтингом. Довольно скоро выяснилось, что телепоказы классики MGM способны приносить не меньший доход, чем кинопрокат новых фильмов.

Эпические постановки

На фоне небывалой популярности пеплумов новое руководство студии приняло рискованное решение переключиться с традиционных мюзиклов на эпические постановки, которые требовали огромного бюджета. Новая версия «Бен-Гура» (1959) не только имела оглушительный успех у публики, но и собрала рекордный урожай «Оскаров». Триумф одного фильма такого калибра мог нивелировать провал десятка обычных кинолент.

В рамках этой стратегии в 1960-е годах на MGM были реализованы такие масштабные проекты, как звёздный вестерн «Как был завоёван Запад» Джона Форда, «Доктор Живаго» Дэвида Лина и «Космическая одиссея» Стэнли Кубрика. Эти фильмы имели успех, однако провал многих других эпических постановок поставил студию в конце 1960-х на грань банкротства.

Распродажа

Интерес к бедствующей студии проявил миллионер Кирк Керкорян, который занимался обустройством недвижимости в Лас-Вегасе. Приобретя MGM в 1969 году, он радикально сократил количество производимых на студии фильмов. Более всего инвестора привлекали земли в Калвер-Сити (проданные под строительство жилья) и накопленная MGM за 45 лет гламурная репутация. Название студии было использовано при ребрендинге принадлежавших Керкоряну в Лас-Вегасе казино и отеля. Уникальная коллекция декораций и сценического антуража (включая рубиновые туфельки Дороти из «Волшебника страны Оз») ушла с молотка. В 1975 г. была продана звукозаписывающая студия (MGM Recording Studios).

При Керкоряне студия производила пять-шесть относительно малобюджетных лент в год. Дистрибуция осуществлялась по каналам United Artists. Со временем Керкорян окончательно потерял интерес к кинопроизводству; в 1979 году он объявил, что MGM отныне становится гостиничной сетью (MGM Resorts International).

Банкротство

После Керкоряна новую жизнь в легендарную студию пытались вдохнуть Тед Тёрнер (владелец с 1986) и Джанкарло Парретти (с 1990). Ещё при Керкоряне произошло присоединение к MGM другой классической студии, United Artists, главным сокровищем которой были права на шедевры мирового кинематографа, а также Бондиану. В 1997 году за 573 млн долл. были выкуплены права на каталог фильмов компаний Orion Pictures, Samuel Goldwyn Company и Motion Picture Corporation of America.

В 2005 владение MGM перешло к Sony Pictures. С этого времени студия становится фактическим сателлитом Columbia Pictures, «жемчужины» в короне Sony.

В ноябре 2010 года MGM объявляет себя банкротом при долге в 4 млрд долл. Однако уже 20 декабря MGM заявила, что выходит из банкротства и даже совместно с Columbiа производит фильм «Мой парень из зоопарка».

Под маркой MGM корпорация Sony продолжает выпускать новые фильмы о Джеймсе Бонде. Так, фильм «007: Координаты «Скайфолл»» (2012) собрал в прокате более 1 млрд долл., что стало лучшим результатом за всю историю студии (если закрыть глаза на инфляцию).

Логотипы

Логотип компании представляет собой льва, рычащего перед камерой, окруженного кинолентой и маска внизу. Всего компанию представляли 7 львов. На данный момент используется лев Лео, который служит логотипом ещё с 1957 года.

• A Goldwyn Picture.jpg

  Логотип кинокомпании с 1916 по 1928 год (лев Слетс).

• Ошибка создания миниатюры: Файл не найден

  Логотип кинокомпании с 1957 по наше время (лев Лео).

MGM Home Entertainment

Видеокомпания «MGM UA Home Video» основана в 1979 году и выпускала фильмы и мультфильмы собственного производства на видеокассетах Betamax и VHS. В 1980 году объединилась с видеокомпанией «CBS Video» в совместное предприятие «MGM/CBS Home Video». В 1982 году видеокомпания переименована в «MGM/UA Home Video», когда начала выпускать на видеокассетах фильмы компании United Artists. Позже, к началу 1990-х компания также выпускала свои фильмы на Laserdisc. За время существования видеокомпании их заставки неоднократно менялись. С 1982 года в заставке появляется логотип со львом. С 1993 по 1996 год в заставке камера проносится вперёд над плёнкой, где в каждом кадре мелькала заставка со львом, потом камера вылетела за пределы, где показывался логотип, в котором рычал лев, наконец, появляется подпись «MGM/UA Home Video». В 1998 году видеокомпания переименована в «Metro-Goldwyn-Mayer Home Entertainment». В конце 1990-х создан DVD-дистрибьютор «MGM DVD», которая выпускает свои фильмы на DVD-дисках. В 1999 году переиздала отреставрированную версию мультфильма «Yellow Submarine».

Ссылки

• [www.mgm.com/ Официальный сайт]
• [www.imdb.com/company/co0016037/ Metro-Goldwyn-Mayer]  (англ.) на сайте [www.imdb.com/ Internet Movie Database]

Отрывок, характеризующий Metro-Goldwyn-Mayer

– Но ведь правда, что вы остались, чтоб убить Наполеона? – спросила его Наташа, слегка улыбаясь. – Я тогда догадалась, когда мы вас встретили у Сухаревой башни; помните?
Пьер признался, что это была правда, и с этого вопроса, понемногу руководимый вопросами княжны Марьи и в особенности Наташи, вовлекся в подробный рассказ о своих похождениях.
Сначала он рассказывал с тем насмешливым, кротким взглядом, который он имел теперь на людей и в особенности на самого себя; но потом, когда он дошел до рассказа об ужасах и страданиях, которые он видел, он, сам того не замечая, увлекся и стал говорить с сдержанным волнением человека, в воспоминании переживающего сильные впечатления.
Княжна Марья с кроткой улыбкой смотрела то на Пьера, то на Наташу. Она во всем этом рассказе видела только Пьера и его доброту. Наташа, облокотившись на руку, с постоянно изменяющимся, вместе с рассказом, выражением лица, следила, ни на минуту не отрываясь, за Пьером, видимо, переживая с ним вместе то, что он рассказывал. Не только ее взгляд, но восклицания и короткие вопросы, которые она делала, показывали Пьеру, что из того, что он рассказывал, она понимала именно то, что он хотел передать. Видно было, что она понимала не только то, что он рассказывал, но и то, что он хотел бы и не мог выразить словами. Про эпизод свой с ребенком и женщиной, за защиту которых он был взят, Пьер рассказал таким образом:
– Это было ужасное зрелище, дети брошены, некоторые в огне… При мне вытащили ребенка… женщины, с которых стаскивали вещи, вырывали серьги…
Пьер покраснел и замялся.
– Тут приехал разъезд, и всех тех, которые не грабили, всех мужчин забрали. И меня.
– Вы, верно, не все рассказываете; вы, верно, сделали что нибудь… – сказала Наташа и помолчала, – хорошее.
Пьер продолжал рассказывать дальше. Когда он рассказывал про казнь, он хотел обойти страшные подробности; но Наташа требовала, чтобы он ничего не пропускал.
Пьер начал было рассказывать про Каратаева (он уже встал из за стола и ходил, Наташа следила за ним глазами) и остановился.
– Нет, вы не можете понять, чему я научился у этого безграмотного человека – дурачка.
– Нет, нет, говорите, – сказала Наташа. – Он где же?
– Его убили почти при мне. – И Пьер стал рассказывать последнее время их отступления, болезнь Каратаева (голос его дрожал беспрестанно) и его смерть.
Пьер рассказывал свои похождения так, как он никогда их еще не рассказывал никому, как он сам с собою никогда еще не вспоминал их. Он видел теперь как будто новое значение во всем том, что он пережил. Теперь, когда он рассказывал все это Наташе, он испытывал то редкое наслаждение, которое дают женщины, слушая мужчину, – не умные женщины, которые, слушая, стараются или запомнить, что им говорят, для того чтобы обогатить свой ум и при случае пересказать то же или приладить рассказываемое к своему и сообщить поскорее свои умные речи, выработанные в своем маленьком умственном хозяйстве; а то наслажденье, которое дают настоящие женщины, одаренные способностью выбирания и всасыванья в себя всего лучшего, что только есть в проявлениях мужчины. Наташа, сама не зная этого, была вся внимание: она не упускала ни слова, ни колебания голоса, ни взгляда, ни вздрагиванья мускула лица, ни жеста Пьера. Она на лету ловила еще не высказанное слово и прямо вносила в свое раскрытое сердце, угадывая тайный смысл всей душевной работы Пьера.
Княжна Марья понимала рассказ, сочувствовала ему, но она теперь видела другое, что поглощало все ее внимание; она видела возможность любви и счастия между Наташей и Пьером. И в первый раз пришедшая ей эта мысль наполняла ее душу радостию.
Было три часа ночи. Официанты с грустными и строгими лицами приходили переменять свечи, но никто не замечал их.
Пьер кончил свой рассказ. Наташа блестящими, оживленными глазами продолжала упорно и внимательно глядеть на Пьера, как будто желая понять еще то остальное, что он не высказал, может быть. Пьер в стыдливом и счастливом смущении изредка взглядывал на нее и придумывал, что бы сказать теперь, чтобы перевести разговор на другой предмет. Княжна Марья молчала. Никому в голову не приходило, что три часа ночи и что пора спать.
– Говорят: несчастия, страдания, – сказал Пьер. – Да ежели бы сейчас, сию минуту мне сказали: хочешь оставаться, чем ты был до плена, или сначала пережить все это? Ради бога, еще раз плен и лошадиное мясо. Мы думаем, как нас выкинет из привычной дорожки, что все пропало; а тут только начинается новое, хорошее. Пока есть жизнь, есть и счастье. Впереди много, много. Это я вам говорю, – сказал он, обращаясь к Наташе.
– Да, да, – сказала она, отвечая на совсем другое, – и я ничего бы не желала, как только пережить все сначала.
Пьер внимательно посмотрел на нее.
– Да, и больше ничего, – подтвердила Наташа.
– Неправда, неправда, – закричал Пьер. – Я не виноват, что я жив и хочу жить; и вы тоже.
Вдруг Наташа опустила голову на руки и заплакала.
– Что ты, Наташа? – сказала княжна Марья.
– Ничего, ничего. – Она улыбнулась сквозь слезы Пьеру. – Прощайте, пора спать.
Пьер встал и простился.

Княжна Марья и Наташа, как и всегда, сошлись в спальне. Они поговорили о том, что рассказывал Пьер. Княжна Марья не говорила своего мнения о Пьере. Наташа тоже не говорила о нем.
– Ну, прощай, Мари, – сказала Наташа. – Знаешь, я часто боюсь, что мы не говорим о нем (князе Андрее), как будто мы боимся унизить наше чувство, и забываем.
Княжна Марья тяжело вздохнула и этим вздохом признала справедливость слов Наташи; но словами она не согласилась с ней.
– Разве можно забыть? – сказала она.
– Мне так хорошо было нынче рассказать все; и тяжело, и больно, и хорошо. Очень хорошо, – сказала Наташа, – я уверена, что он точно любил его. От этого я рассказала ему… ничего, что я рассказала ему? – вдруг покраснев, спросила она.
– Пьеру? О нет! Какой он прекрасный, – сказала княжна Марья.
– Знаешь, Мари, – вдруг сказала Наташа с шаловливой улыбкой, которой давно не видала княжна Марья на ее лице. – Он сделался какой то чистый, гладкий, свежий; точно из бани, ты понимаешь? – морально из бани. Правда?
– Да, – сказала княжна Марья, – он много выиграл.
– И сюртучок коротенький, и стриженые волосы; точно, ну точно из бани… папа, бывало…
– Я понимаю, что он (князь Андрей) никого так не любил, как его, – сказала княжна Марья.
– Да, и он особенный от него. Говорят, что дружны мужчины, когда совсем особенные. Должно быть, это правда. Правда, он совсем на него не похож ничем?
– Да, и чудесный.
– Ну, прощай, – отвечала Наташа. И та же шаловливая улыбка, как бы забывшись, долго оставалась на ее лице.


Пьер долго не мог заснуть в этот день; он взад и вперед ходил по комнате, то нахмурившись, вдумываясь во что то трудное, вдруг пожимая плечами и вздрагивая, то счастливо улыбаясь.
Он думал о князе Андрее, о Наташе, об их любви, и то ревновал ее к прошедшему, то упрекал, то прощал себя за это. Было уже шесть часов утра, а он все ходил по комнате.
«Ну что ж делать. Уж если нельзя без этого! Что ж делать! Значит, так надо», – сказал он себе и, поспешно раздевшись, лег в постель, счастливый и взволнованный, но без сомнений и нерешительностей.
«Надо, как ни странно, как ни невозможно это счастье, – надо сделать все для того, чтобы быть с ней мужем и женой», – сказал он себе.
Пьер еще за несколько дней перед этим назначил в пятницу день своего отъезда в Петербург. Когда он проснулся, в четверг, Савельич пришел к нему за приказаниями об укладке вещей в дорогу.
«Как в Петербург? Что такое Петербург? Кто в Петербурге? – невольно, хотя и про себя, спросил он. – Да, что то такое давно, давно, еще прежде, чем это случилось, я зачем то собирался ехать в Петербург, – вспомнил он. – Отчего же? я и поеду, может быть. Какой он добрый, внимательный, как все помнит! – подумал он, глядя на старое лицо Савельича. – И какая улыбка приятная!» – подумал он.
– Что ж, все не хочешь на волю, Савельич? – спросил Пьер.
– Зачем мне, ваше сиятельство, воля? При покойном графе, царство небесное, жили и при вас обиды не видим.
– Ну, а дети?
– И дети проживут, ваше сиятельство: за такими господами жить можно.
– Ну, а наследники мои? – сказал Пьер. – Вдруг я женюсь… Ведь может случиться, – прибавил он с невольной улыбкой.
– И осмеливаюсь доложить: хорошее дело, ваше сиятельство.
«Как он думает это легко, – подумал Пьер. – Он не знает, как это страшно, как опасно. Слишком рано или слишком поздно… Страшно!»
– Как же изволите приказать? Завтра изволите ехать? – спросил Савельич.
– Нет; я немножко отложу. Я тогда скажу. Ты меня извини за хлопоты, – сказал Пьер и, глядя на улыбку Савельича, подумал: «Как странно, однако, что он не знает, что теперь нет никакого Петербурга и что прежде всего надо, чтоб решилось то. Впрочем, он, верно, знает, но только притворяется. Поговорить с ним? Как он думает? – подумал Пьер. – Нет, после когда нибудь».
За завтраком Пьер сообщил княжне, что он был вчера у княжны Марьи и застал там, – можете себе представить кого? – Натали Ростову.
Княжна сделала вид, что она в этом известии не видит ничего более необыкновенного, как в том, что Пьер видел Анну Семеновну.
– Вы ее знаете? – спросил Пьер.
– Я видела княжну, – отвечала она. – Я слышала, что ее сватали за молодого Ростова. Это было бы очень хорошо для Ростовых; говорят, они совсем разорились.
– Нет, Ростову вы знаете?
– Слышала тогда только про эту историю. Очень жалко.
«Нет, она не понимает или притворяется, – подумал Пьер. – Лучше тоже не говорить ей».
Княжна также приготавливала провизию на дорогу Пьеру.
«Как они добры все, – думал Пьер, – что они теперь, когда уж наверное им это не может быть более интересно, занимаются всем этим. И все для меня; вот что удивительно».
В этот же день к Пьеру приехал полицеймейстер с предложением прислать доверенного в Грановитую палату для приема вещей, раздаваемых нынче владельцам.
«Вот и этот тоже, – думал Пьер, глядя в лицо полицеймейстера, – какой славный, красивый офицер и как добр! Теперь занимается такими пустяками. А еще говорят, что он не честен и пользуется. Какой вздор! А впрочем, отчего же ему и не пользоваться? Он так и воспитан. И все так делают. А такое приятное, доброе лицо, и улыбается, глядя на меня».
Пьер поехал обедать к княжне Марье.
Проезжая по улицам между пожарищами домов, он удивлялся красоте этих развалин. Печные трубы домов, отвалившиеся стены, живописно напоминая Рейн и Колизей, тянулись, скрывая друг друга, по обгорелым кварталам. Встречавшиеся извозчики и ездоки, плотники, рубившие срубы, торговки и лавочники, все с веселыми, сияющими лицами, взглядывали на Пьера и говорили как будто: «А, вот он! Посмотрим, что выйдет из этого».
При входе в дом княжны Марьи на Пьера нашло сомнение в справедливости того, что он был здесь вчера, виделся с Наташей и говорил с ней. «Может быть, это я выдумал. Может быть, я войду и никого не увижу». Но не успел он вступить в комнату, как уже во всем существе своем, по мгновенному лишению своей свободы, он почувствовал ее присутствие. Она была в том же черном платье с мягкими складками и так же причесана, как и вчера, но она была совсем другая. Если б она была такою вчера, когда он вошел в комнату, он бы не мог ни на мгновение не узнать ее.
Она была такою же, какою он знал ее почти ребенком и потом невестой князя Андрея. Веселый вопросительный блеск светился в ее глазах; на лице было ласковое и странно шаловливое выражение.
Пьер обедал и просидел бы весь вечер; но княжна Марья ехала ко всенощной, и Пьер уехал с ними вместе.
На другой день Пьер приехал рано, обедал и просидел весь вечер. Несмотря на то, что княжна Марья и Наташа были очевидно рады гостю; несмотря на то, что весь интерес жизни Пьера сосредоточивался теперь в этом доме, к вечеру они всё переговорили, и разговор переходил беспрестанно с одного ничтожного предмета на другой и часто прерывался. Пьер засиделся в этот вечер так поздно, что княжна Марья и Наташа переглядывались между собою, очевидно ожидая, скоро ли он уйдет. Пьер видел это и не мог уйти. Ему становилось тяжело, неловко, но он все сидел, потому что не мог подняться и уйти.
Княжна Марья, не предвидя этому конца, первая встала и, жалуясь на мигрень, стала прощаться.
– Так вы завтра едете в Петербург? – сказала ока.
– Нет, я не еду, – с удивлением и как будто обидясь, поспешно сказал Пьер. – Да нет, в Петербург? Завтра; только я не прощаюсь. Я заеду за комиссиями, – сказал он, стоя перед княжной Марьей, краснея и не уходя.
Наташа подала ему руку и вышла. Княжна Марья, напротив, вместо того чтобы уйти, опустилась в кресло и своим лучистым, глубоким взглядом строго и внимательно посмотрела на Пьера. Усталость, которую она очевидно выказывала перед этим, теперь совсем прошла. Она тяжело и продолжительно вздохнула, как будто приготавливаясь к длинному разговору.
Все смущение и неловкость Пьера, при удалении Наташи, мгновенно исчезли и заменились взволнованным оживлением. Он быстро придвинул кресло совсем близко к княжне Марье.
– Да, я и хотел сказать вам, – сказал он, отвечая, как на слова, на ее взгляд. – Княжна, помогите мне. Что мне делать? Могу я надеяться? Княжна, друг мой, выслушайте меня. Я все знаю. Я знаю, что я не стою ее; я знаю, что теперь невозможно говорить об этом. Но я хочу быть братом ей. Нет, я не хочу.. я не могу…