MIM-3 Nike Ajax

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
MIM-3 Nike-Ajax
Тип

ЗРК средней дальности

Статус

снят с вооружения

Разработчик

Western Electric

Годы разработки

1946-1948

Начало испытаний

1948

Принятие на вооружение

1953

Производитель

Bell Labs, Douglas Aircraft

Годы производства

1952-1958

Единиц произведено

13714

Годы эксплуатации

1953-1964

Основные эксплуатанты

Армия США
Национальная гвардия США

Другие эксплуатанты

↓Все технические характеристики

 Изображения на Викискладе

MIM-3 «На́йки-Э́йджакс» (англ. MIM-3 Nike Ajax, /ˈnki ˈɑːks/ ; в русскоязычной литературе обычно указывается как «На́йк-Ая́кс»; первоначально SAM-A-7) — американский зенитный ракетный комплекс, один из первых зенитных ракетных комплексов в мире. Принят на вооружение в 1953 году (в производстве с 1951 года).





История

Комплекс разрабатывался корпорацией «Western Electric» с 1946 года, как средство эффективного поражения высоколетящих скоростных бомбардировщиков. Первые неуправляемые версии ракеты прошли огневые тесты в 1946 году, но значительное количество технических проблем существенно задержало разработку. Основным источником сложностей являлся твердотопливный стартовый ускоритель, состоявший из 8 небольших РДТТ, расположенных по кластерной схеме, кольцом вокруг центрального корпуса ракеты.

К 1948 году, проблемы с ускорителем были разрешены заменой его на твердотопливную стартовую ступень, расположенную в задней части ракеты. Испытания ракеты начались с 1950 года, и в 1951 году было зафиксировано первое поражение управляемым снарядом воздушной цели — радиоуправляемого QB-17.

Производство серийных ракет началось с 1952 года. В 1953 году, первые батареи «Nike-Ajax» были приняты на вооружение и комплекс встал на боевое дежурство.

Конструкция

ЗРК «Nike-Ajax» использовал командную систему наведения, основанную на использовании двух радаров. Обнаружение целей производилось отдельной радиолокационной станцией LOPAR (сокр. англ. Low-Power Acquisition Radar), данные с которой использовались для наведения на цель радара слежения за целью TTR (англ. Target Tracking Radar). Запущенная ракета непрерывно отслеживалась лучом ещё одной РЛС — MTR (англ. Missile Tracking Radar).

Данные, поставляемые радарами TTR и MTR о положении в воздухе цели и ракеты обрабатывались счётно-решающим устройством, работающим на вакуумных лампах, и транслировались по радиоканалу на борт ракеты. Устройство высчитывало расчётную точку встречи ракеты и цели, и автоматически корректировало курс снаряда. Самонаведение отсутствовало: детонация ракеты производилась радиосигналом с земли в расчётной точке траектории. Для успешной атаки, ракета обычно поднималась выше цели, и затем падала в расчетную точку перехвата.

Уникальной особенностью MIM-3 «Nike-Ajax» было наличие трёх осколочно-фугасных боевых частей. Первая, массой 5,44 кг, размещалась в носовой секции, вторая — 81,2 кг — в средней, и третья — 55,3 кг — в хвостовой. Предполагалось, что их детонация позволит создать более протяжённое облако осколков и повысит эффективность поражения самолёта. Реальная эффективность такого решения неизвестна, но в дальнейших разработках оно не было повторено.

Эффективная дальность действия комплекса составляла около 48 километров. Ракета могла поразить цель на высоте до 21300 метров, двигаясь при этом со скоростью 2,3 Махов.

Техническим недостатком комплекса, было наличие лишь одного канала управления ракетой (для сравнения, первый советский ЗРК С-25 имел несколько десятков каналов наведения). Также, изначально, между отдельными батареями «Nike-Ajax» не существовало никакой эффективной связи, в результате чего несколько батарей могли выбрать для сопровождения одну и ту же цель. Этот недостаток был исправлен в дальнейшем, путём введения системы AN/FSG-1 Missile Master компании Martin, осуществлявшей обмен данными между счетно-решающими устройствами отдельных батарей и координацию наведения на различные цели.

Развёртывание

Развёртывание комплекса «Nike-Ajax» производилось армией США в огромных количествах с 1954 по 1958 год. К 1958 году, на территории Соединённых Штатов было развёрнуто около 200 батарей, в составе 40 «оборонительных районов». Комплексы развёртывались вблизи крупных городов, стратегических военных баз, промышленных центров для их защиты от воздушного нападения. Количество батарей в «оборонительном районе» варьировало в зависимости от ценности объекта: так, авиабазу Барксдейл прикрывали две батареи, в то время как район Чикаго защищался 22 батареями «Nike-Ajax».

Каждая батарея «Nike-Ajax» состояла из двух частей: Battery Control Area — центрального поста, где располагались радары, счётно-решающее оборудование, здания персонала — и Launch Area, сектора вокруг, в котором располагались пусковые установки, склады ракет, топливные цистерны. Launch Area как правило включала 2-3 хранилища ракет и 4-6 пусковых установок.

Изначально, пусковые установки «Nike-Ajax» развёртывались на поверхности. Впоследствии, с ростом необходимости защиты комплексов от поражающих факторов ядерного взрыва, были разработаны подземные ракетные хранилища. Каждый заглубленный бункер хранил 12 ракет, подававшихся горизонтально через раскрывающуюся крышу гидравлическими приспособлениями. Поднятая на поверхность ракета на рельсовой тележке транспортировалась к горизонтально лежащей пусковой. После закрепления ракеты, пусковая устанавливалась под углом в 85 градусов.

В начале 1960-х, ракеты «Nike-Ajax» начали заменяться на более совершенные MIM-14 Nike-Hercules, имевшие значительно больший радиус действия и способные нести атомные боевые части. К 1964 году, только части национальной гвардии продолжали эксплуатацию «Nike-Ajax», но вскоре и они заменили их на MIM-14 Nike-Hercules.

Помимо США, комплекс развёртывался для защиты американских и союзных военных баз в Западной Европе и Восточной Азии.

Тактико-технические характеристики

  • Система наведения: радиокомандная
  • Масса ракеты: 450 кг (без ускорителя)
  • Масса ускорителя: 660 кг
  • Длина ракеты: 6,4 м (без ускорителя)
  • Длина ускорителя: 4,21 м
  • Размах крыла: 1,37 м
  • Диаметр ракеты: 0,30 м
  • Максимальная скорость полёта: 2,3 М
  • Высота поражения цели: до 21300 м
  • Дальность стрельбы: до 48 км
  • Боевая часть: 3 осколочно-фугасные (5,44 кг + 81,2 кг + 55,3 кг)
  • Двигатель:
    • Стартовый ускоритель — РДТТ Allegheny Ballistics Lab. M5
      • Тяга — 246 кН
      • Время работы — 3 сек.
    • Маршевая ступень — ЖРД компании Bell
      • Тяга — 11,6 кН

Сравнительная характеристика


Оценка проекта

Комплекс MIM-3 «Nike-Ajax» был первым массово производящимся ЗРК, принятым на вооружение в мире, и первым зенитно-ракетным комплексом, развернутым армией США. Для середины 1950-х, возможности комплекса позволяли эффективно поражать любой существующий тип реактивных бомбардировщиков и крылатых ракет.

В сравнении с советским аналогом, ЗРК С-25, комплекс «Nike-Ajax» был конструктивно значительно проще. Он имел только одноканальное наведение, и первоначальный проект даже не предусматривал взаимодействия между отдельными батареями (недостаток, позже исправленный). Но с другой стороны, MIM-3 «Nike-Ajax» был гораздо дешевле С-25, и развёртывался за счёт этого в гораздо больших количествах. К 1957 году, когда выпуск первого массового советского ЗРК С-75 только начинался, на территории США было развёрнуто уже более сотни батарей «Nike-Ajax».

Стоял на вооружении

Напишите отзыв о статье "MIM-3 Nike Ajax"

Ссылки

  • [pvo.guns.ru/other/usa/nike-ajax/index.htm ЗРК «Найк-Аякс»]  (рус.) Сайт «Вестник ПВО»
  • Andreas Parsch. [designation-systems.net/dusrm/m-3.html Western Electric SAM-A-7/M1/MIM-3 Nike Ajax] (англ.). Designation-Systems.net. Проверено 25 июля 2012. [www.webcitation.org/69kiovmcg Архивировано из первоисточника 8 августа 2012].

Отрывок, характеризующий MIM-3 Nike Ajax

Пока не подъезжал еще государь, каждый полк в своей безмолвности и неподвижности казался безжизненным телом; только сравнивался с ним государь, полк оживлялся и гремел, присоединяясь к реву всей той линии, которую уже проехал государь. При страшном, оглушительном звуке этих голосов, посреди масс войска, неподвижных, как бы окаменевших в своих четвероугольниках, небрежно, но симметрично и, главное, свободно двигались сотни всадников свиты и впереди их два человека – императоры. На них то безраздельно было сосредоточено сдержанно страстное внимание всей этой массы людей.
Красивый, молодой император Александр, в конно гвардейском мундире, в треугольной шляпе, надетой с поля, своим приятным лицом и звучным, негромким голосом привлекал всю силу внимания.
Ростов стоял недалеко от трубачей и издалека своими зоркими глазами узнал государя и следил за его приближением. Когда государь приблизился на расстояние 20 ти шагов и Николай ясно, до всех подробностей, рассмотрел прекрасное, молодое и счастливое лицо императора, он испытал чувство нежности и восторга, подобного которому он еще не испытывал. Всё – всякая черта, всякое движение – казалось ему прелестно в государе.
Остановившись против Павлоградского полка, государь сказал что то по французски австрийскому императору и улыбнулся.
Увидав эту улыбку, Ростов сам невольно начал улыбаться и почувствовал еще сильнейший прилив любви к своему государю. Ему хотелось выказать чем нибудь свою любовь к государю. Он знал, что это невозможно, и ему хотелось плакать.
Государь вызвал полкового командира и сказал ему несколько слов.
«Боже мой! что бы со мной было, ежели бы ко мне обратился государь! – думал Ростов: – я бы умер от счастия».
Государь обратился и к офицерам:
– Всех, господа (каждое слово слышалось Ростову, как звук с неба), благодарю от всей души.
Как бы счастлив был Ростов, ежели бы мог теперь умереть за своего царя!
– Вы заслужили георгиевские знамена и будете их достойны.
«Только умереть, умереть за него!» думал Ростов.
Государь еще сказал что то, чего не расслышал Ростов, и солдаты, надсаживая свои груди, закричали: Урра! Ростов закричал тоже, пригнувшись к седлу, что было его сил, желая повредить себе этим криком, только чтобы выразить вполне свой восторг к государю.
Государь постоял несколько секунд против гусар, как будто он был в нерешимости.
«Как мог быть в нерешимости государь?» подумал Ростов, а потом даже и эта нерешительность показалась Ростову величественной и обворожительной, как и всё, что делал государь.
Нерешительность государя продолжалась одно мгновение. Нога государя, с узким, острым носком сапога, как носили в то время, дотронулась до паха энглизированной гнедой кобылы, на которой он ехал; рука государя в белой перчатке подобрала поводья, он тронулся, сопутствуемый беспорядочно заколыхавшимся морем адъютантов. Дальше и дальше отъезжал он, останавливаясь у других полков, и, наконец, только белый плюмаж его виднелся Ростову из за свиты, окружавшей императоров.
В числе господ свиты Ростов заметил и Болконского, лениво и распущенно сидящего на лошади. Ростову вспомнилась его вчерашняя ссора с ним и представился вопрос, следует – или не следует вызывать его. «Разумеется, не следует, – подумал теперь Ростов… – И стоит ли думать и говорить про это в такую минуту, как теперь? В минуту такого чувства любви, восторга и самоотвержения, что значат все наши ссоры и обиды!? Я всех люблю, всем прощаю теперь», думал Ростов.
Когда государь объехал почти все полки, войска стали проходить мимо его церемониальным маршем, и Ростов на вновь купленном у Денисова Бедуине проехал в замке своего эскадрона, т. е. один и совершенно на виду перед государем.
Не доезжая государя, Ростов, отличный ездок, два раза всадил шпоры своему Бедуину и довел его счастливо до того бешеного аллюра рыси, которою хаживал разгоряченный Бедуин. Подогнув пенящуюся морду к груди, отделив хвост и как будто летя на воздухе и не касаясь до земли, грациозно и высоко вскидывая и переменяя ноги, Бедуин, тоже чувствовавший на себе взгляд государя, прошел превосходно.
Сам Ростов, завалив назад ноги и подобрав живот и чувствуя себя одним куском с лошадью, с нахмуренным, но блаженным лицом, чортом , как говорил Денисов, проехал мимо государя.
– Молодцы павлоградцы! – проговорил государь.
«Боже мой! Как бы я счастлив был, если бы он велел мне сейчас броситься в огонь», подумал Ростов.
Когда смотр кончился, офицеры, вновь пришедшие и Кутузовские, стали сходиться группами и начали разговоры о наградах, об австрийцах и их мундирах, об их фронте, о Бонапарте и о том, как ему плохо придется теперь, особенно когда подойдет еще корпус Эссена, и Пруссия примет нашу сторону.
Но более всего во всех кружках говорили о государе Александре, передавали каждое его слово, движение и восторгались им.
Все только одного желали: под предводительством государя скорее итти против неприятеля. Под командою самого государя нельзя было не победить кого бы то ни было, так думали после смотра Ростов и большинство офицеров.
Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.


На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.
В то время, как взошел Борис, князь Андрей, презрительно прищурившись (с тем особенным видом учтивой усталости, которая ясно говорит, что, коли бы не моя обязанность, я бы минуты с вами не стал разговаривать), выслушивал старого русского генерала в орденах, который почти на цыпочках, на вытяжке, с солдатским подобострастным выражением багрового лица что то докладывал князю Андрею.
– Очень хорошо, извольте подождать, – сказал он генералу тем французским выговором по русски, которым он говорил, когда хотел говорить презрительно, и, заметив Бориса, не обращаясь более к генералу (который с мольбою бегал за ним, прося еще что то выслушать), князь Андрей с веселой улыбкой, кивая ему, обратился к Борису.