Magister militum

Magíster mílitum (различные переводы — магистр армии, магистр оружия, военный магистр лат. ) — высшая военная должность в эпоху Поздней Римской империи, введенная в результате военных реформ Константина Великого.

Появление и развитие должности

Должность появилась в первой половине IV века, когда Константин Великий лишил префектов претория их военных функций. Первоначально были созданы две должности — магистра пехоты (лат. magister peditum) и магистра конницы (лат. magister equitum, эта должность существовала еще в республиканском Риме), командовавшие, соответственно, пехотой и конницей (в состав их не входили дворцовые войска — scolares (схолы), и domestici et protectores (доместики-протекторы). Магистр пехоты при этом считался более старшим.

При наследниках Константина Великого должность также получила территориальную привязку: назначались отдельные magistri militum для каждой из четырех префектур — Галлии, Италии, Иллирика и Востока (лат. per Gallias, per Italiam, per Illyricum, per Orientem), а также для диоцезов Фракии и Африки, при этом существовали и магистры, находящие непосредственно при императоре — они назывались (лат. magistri in praesenti)

Со временем и магистр пехоты, и магистр конницы начали командовать обоими родами войск, называясь magister militum. При этом данным термином назывались также офицеры-главнокомандующие, которым подчинялись магистры пехоты и конницы. При одновременном командовании и конницей, и пехотой носитель должности также назывался магистр пехоты и конницы (лат. magister equitum et peditum) или (в Западной империи) магистр обоих войск (лат. magister utriusquae militiae). Так как в руках магистров армии было командование вооруженными силами, они являлись весьма весомыми фигурами в государстве. Например, магистры пехоты Сильван и Ветранион во время правления Констанция II объявили себя императорами, опираясь на свои войска, а Стилихон и Рицимер обладали огромной властью, не претендуя на формальный титул.

Магистры армии в государственной табели о рангах имели высший чин, и, как и префекты претория, титуловались «сиятельными мужами» (лат. viri illustres).

Количество магистров армии постепенно увеличивалось, в VI веке Юстиниан I назначил магистров в Армению (лат. magister militum per Armeniam, ранее эта область подчинялась магистру Востока), отвоеванную у вандалов Африку (лат. magister militum per Africam) и захваченную у вестготов Южную Испанию (лат. magister militum Spaniae).

В течение VI века, в связи с внешними и внутренними трудностями, в удаленных провинциях возникла необходимость объединить в руках одного человека гражданскую и военную власть. Таким образом были образованы экзархаты в Карфагене и Равенне.

Титул также иногда использовался в раннесредневековой Италии для обозначения высшего военного командования (например, в Папском государстве и в Венеции, дожи которой считали себя наследниками экзарха Равенны).

В XII веке термин использовался для обозначения человека, организующего армию от имени политического или феодального лидера.

См. также

• Magister equitum

Отрывок, характеризующий Magister militum

– А мне что за дело, пускай слышит! Что ж, мы не собаки, – сказал бывший исправник и, оглянувшись, увидал Алпатыча.
– А, Яков Алпатыч, ты зачем?
– По приказанию его сиятельства, к господину губернатору, – отвечал Алпатыч, гордо поднимая голову и закладывая руку за пазуху, что он делал всегда, когда упоминал о князе… – Изволили приказать осведомиться о положении дел, – сказал он.
– Да вот и узнавай, – прокричал помещик, – довели, что ни подвод, ничего!.. Вот она, слышишь? – сказал он, указывая на ту сторону, откуда слышались выстрелы.
– Довели, что погибать всем… разбойники! – опять проговорил он и сошел с крыльца.
Алпатыч покачал головой и пошел на лестницу. В приемной были купцы, женщины, чиновники, молча переглядывавшиеся между собой. Дверь кабинета отворилась, все встали с мест и подвинулись вперед. Из двери выбежал чиновник, поговорил что то с купцом, кликнул за собой толстого чиновника с крестом на шее и скрылся опять в дверь, видимо, избегая всех обращенных к нему взглядов и вопросов. Алпатыч продвинулся вперед и при следующем выходе чиновника, заложив руку зазастегнутый сюртук, обратился к чиновнику, подавая ему два письма.
– Господину барону Ашу от генерала аншефа князя Болконского, – провозгласил он так торжественно и значительно, что чиновник обратился к нему и взял его письмо. Через несколько минут губернатор принял Алпатыча и поспешно сказал ему:
– Доложи князю и княжне, что мне ничего не известно было: я поступал по высшим приказаниям – вот…
Он дал бумагу Алпатычу.
– А впрочем, так как князь нездоров, мой совет им ехать в Москву. Я сам сейчас еду. Доложи… – Но губернатор не договорил: в дверь вбежал запыленный и запотелый офицер и начал что то говорить по французски. На лице губернатора изобразился ужас.
– Иди, – сказал он, кивнув головой Алпатычу, и стал что то спрашивать у офицера. Жадные, испуганные, беспомощные взгляды обратились на Алпатыча, когда он вышел из кабинета губернатора. Невольно прислушиваясь теперь к близким и все усиливавшимся выстрелам, Алпатыч поспешил на постоялый двор. Бумага, которую дал губернатор Алпатычу, была следующая:
«Уверяю вас, что городу Смоленску не предстоит еще ни малейшей опасности, и невероятно, чтобы оный ею угрожаем был. Я с одной, а князь Багратион с другой стороны идем на соединение перед Смоленском, которое совершится 22 го числа, и обе армии совокупными силами станут оборонять соотечественников своих вверенной вам губернии, пока усилия их удалят от них врагов отечества или пока не истребится в храбрых их рядах до последнего воина. Вы видите из сего, что вы имеете совершенное право успокоить жителей Смоленска, ибо кто защищаем двумя столь храбрыми войсками, тот может быть уверен в победе их». (Предписание Барклая де Толли смоленскому гражданскому губернатору, барону Ашу, 1812 года.)
Народ беспокойно сновал по улицам.
Наложенные верхом возы с домашней посудой, стульями, шкафчиками то и дело выезжали из ворот домов и ехали по улицам. В соседнем доме Ферапонтова стояли повозки и, прощаясь, выли и приговаривали бабы. Дворняжка собака, лая, вертелась перед заложенными лошадьми.
Алпатыч более поспешным шагом, чем он ходил обыкновенно, вошел во двор и прямо пошел под сарай к своим лошадям и повозке. Кучер спал; он разбудил его, велел закладывать и вошел в сени. В хозяйской горнице слышался детский плач, надрывающиеся рыдания женщины и гневный, хриплый крик Ферапонтова. Кухарка, как испуганная курица, встрепыхалась в сенях, как только вошел Алпатыч.