Manfred Mann’s Earth Band

Manfred Mann's Earth Band
Гельзенкирхен, Германия, 2010
Основная информация
Жанры	поп-рок арт-рок блюз-рок прогрессив-рок хард-рок джаз-рок
Годы	c 1971—1987 1996 — настоящее время
Страна	Великобритания Великобритания
Город	Лондон, Англия
Лейблы	Bronze Records Island Records Warner Bros. Records
Состав	Манфред Манн Мик Роджерс Джефф Данн Стив Кинч Роберт Харт
Бывшие участники	Ноэль МакКалла Крис Томпсон Крис Слэйд Колин Паттенден Стив Уоллер Джон Лингвуд Пэт Кинг Дэвид Флетт Мэтт Ирвинг Клайв Банкер Джон Троттер Пит Мэй Шона Лэйнг Ричард Марканджело Джефф Бриттон Питер Кокс
[www.manfredmann.co.uk/ www.manfredmann.co.uk]

Manfred Mann’s Earth BandManfred Mann’s Earth Band

Manfred Mann’s Earth Band (сокращённо MMEB) — британская рок-группа, образованная клавишником Манфредом Манном в 1971 году. Состав группы неоднократно менялся; основными его участниками оставались Манфред Манн и поющий гитарист Мик Роджерс.

Группа исполняла динамичный, стилистически разнообразный арт-рок, а наивысшего успеха в чартах добились с синглом «Blinded by the Light» (#1 US, #6 UK, 1977).

История группы

Первая половина семидесятых — начало

Группа была образована в начале 1971 года после распада недолговременного музыкального коллектива Manfred Mann Chapter Three, исполнявшего джаз-рок. Весной 1971 года MMEB начала концертную деятельность. Первые концерты прошли сначала в Италии и затем — в Австралии, в качестве разогревающей группы для Deep Purple и Free.

Дебютный альбом Manfred Mann’s Earth Band был записан в конце 1971 — начале 1972 года в студии «Maximum Sound Studios» (Лондон) в составе: Манфред Манн (орган, синтезатор), Мик Роджерс (гитара, вокал), Колин Паттенден (бас-гитара), Крис Слэйд (ударные). Выпущен в феврале 1972 года лейблом «Philips Records» в Великобритании и «Polydor Records» в США. Центральными композициями считаются песня «Captain Bobby Scout», инструментальная «Tribute» и три кавер-версии песен других авторов: «Please Mrs. Henry» (Боба Дилана), «Jump Sturdy» (Доктора Джона) и «Living Without You» (Рэнди Ньюмана). В этом альбоме Манн сделал сознательную попытку отойти от трёхминутного поп-формата в сторону прогрессив- и симфо-рока, но, по мнению критиков, в отличие от других групп, работавших в этом направлении (в первую очередь, Emerson, Lake & Palmer и Yes), сохранил к собственным экспериментам не слишком серьёзное отношение.

Второй альбом Glorified Magnified был выдержан в хард-роковом ключе с развёрнутыми акустическими эпизодами и отмечен филигранной синтезаторной работой Манна, подкреплённой мощным басом Паттендена и виртуозными соло Роджерса («I’m Gonna Have You All»). На обложке этого альбома впервые появляется фирменный логотип группы, который отныне будет изображаться в уменьшенном виде на всех альбомах и использоваться на концертах.

В третьем (возможно, самом серьёзном) альбоме Messin' группа продолжила эксперименты по соединению эклектичного рок-н-ролла с элементами прогрессивного рока (в США этот же альбом выходил под другим заголовком, Get Your Rocks Off, и в новом оформлении). «Манн здесь вторгается на территорию Рика Уэйкмана и Кита Эмерсона, в то время, как группа в своём общем звучании ближе к Deep Purple» (Брюс Эдер, All Music Guide).

При том, что первые три альбома высоко оценивались критикой, «классическим» альбомом раннего MMEB всё же стал четвёртый альбом Solar Fire. Отсюда вышел и первый хит группы «Joybringer» (#9, UK) — рок-вариация на тему симфонической сюиты Густава Хольста «Планеты» (использована тема четвёртой части сюиты под названием «Юпитер — носитель веселья»). Сохранил популярность ещё один трек из этого альбома: композиция Боба Дилана «Father of Day»; эту песню Мик Роджерс исполняет на концертах по сей день.

Начиная с пятого альбома The Good Earth (1973) основными темами в творчестве группы стали экология и социально-политические проблемы современной цивилизации (в дальнейшем в качестве символического жеста Манн выход каждого нового альбома отмечал актом дарения нуждающимся людям участка земли в Уэльсе). Как отмечал рецензент Брюс Эдер (Bruce Eder), в музыкальном отношении The Good Earth находится между прогрессивным роком, хард-роком и классическим британским блюзом, в альбоме есть материал, который сделал бы честь King Crimson или Be Bop Deluxe.

Вторая половина семидесятых — пик успеха

Первым хит-альбомом Manfred Mann’s Earth Band стал Nightingales and Bombers (1975), он поднялся до #120 в Billboard 200. Название альбома вдохновлено записью соловьиного пения, сделанной в годы Второй мировой войны английским натуралистом во время пролёта германских бомбардировщиков, направлявшихся бомбить Британию (фрагмент этой записи звучит на альбоме).

Nightingales and Bombers стал последним диском, записанным группой в первоначальном составе: Манфред Манн, Мик Роджерс, Крис Слейд, Колин Паттенден. Начиная со следующего альбома, Роджерса заменили Крис Томпсон (вокал) и Дэвид Флетт (гитара). Наиболее известным произведением этого альбома является первая композиция «Spirits in the Night», представляющая собой кавер-версию популярной песни «Spirit in the Night» Брюса Спрингстина. Эта композиция многократно исполнялась на концертах Manfred Mann’s Earth Band в разные годы и стала одной из самых популярных и узнаваемых песен группы. В 1976 году «Spirits in the Night» была перезаписана и издана отдельно в виде сингла, причем еще год спустя вторично перезаписана с вокалом Криса Томпсона вместо Мика Роджерса.

Критика высоко оценила и два следующих альбома: The Roaring Silence и Watch, созданные с новым фронтменом Крисом Томпсоном и гитаристом Дэвидом Флеттом, заменившими Мика Роджерса.

The Roaring Silence поднялся до #10 в Billboard 200 и является самым коммерчески успешным за всё время существования группы. Наиболее известным произведением этого альбома является композиция «Blinded by the Light», представляющая собой обработку одноименной песни американского музыканта Брюса Спрингстина с дебютного альбома Greetings from Asbury Park, N.J. (1973). В 1977 году она была переиздана в виде сингла, который поднялся на первое место в Billboard Hot 100 и вошёл в хит-парады многих стран мира.

Watch, единственный из всех дисков группы, был выпущен фирмой грамзаписи «Мелодия» (СССР). Наиболее известные композиции этого альбома — «Davy's On The Road Again» и «Mighty Quinn» — также вышли в виде отдельного сингла и многократно исполнялись на концертах. Первая — обработка одноименной песни Джона Саймона (John Simon) и Робби Робертсона (Robbie Robertson). Вторая — обработка известной одноименной песни Боба Дилана 1967 года. По мнению самого Боба Дилана, Манфред Манн является самым интересным интерпретатором его песен, в которые он внес «дыхание» электронных инструментов.

Девятый альбом Angel Station был встречен в своё время сдержанно, лишь много лет спустя критика оценила его новаторские идеи (композиции «Hollywood Town» и «You Are - I Am» выполнены как взаимозеркальные отражения) и мастерство Манна как аранжировщика («You Angel You»). Песня «Don’t Kill It Carol» стала ярким концертным номером группы. Альбом остаётся образцом интеллектуального рока: будучи своего рода аналогом музыкального кроссворда, он созвучен с работами художника Эшера, влияние которого явно отразилось на оформлении на обложки.

Восьмидесятые и девяностые — спад

После ухода Флетта (которого заменил Стив Уоллер) группа попыталась сблизиться с электронным флангом «новой волны». Со-продюсером десятого альбома Chance (1980) стал Тревор Рэбин, позже записавший несколько альбомов с группой Yes. Он также участвовал в записи альбома Chance вместе с гитаристом из первого состава и одним из основателей группы Миком Роджерсом. К этому альбому относятся хит-синглы «Lies (All Through The 80’s)», «Stranded» и «For You» (последняя композиция является обработкой одноименной песни Брюса Спрингстина).

В начале 1983 года группа (запрещённая в ЮАР) выпустила с африканскими музыкантами альбом Somewhere in Afrika, во многом предвосхитивший Graceland Пола Саймона и массовое увлечение музыкантов и слушателей 1980-х годов этнической музыкой. В 1983 году в MMEB ненадолго вернулся Мик Роджерс, с ним группа выпустила сингл с композицией «Runner», ставшей очередными хитом и вошедшей в американское издание Somewhere in Afrika. Но постепенно популярность группы и её коммерческие успехи пошли на спад, а поддерживавший её лейбл Bronze Records разорился.

После записи альбомов Criminal Tango (1986) и Masque (1987), не достигших заметного успеха, Манфред Манн временно распустил коллектив (собрав его вновь лишь в 1996 году) и создал группу Manfred Mann's Plain Music, с которой выпустил единственный студийный альбом Plains Music (1991), основанный на фольклорной музыке индейцев Северной Америки. Несмотря на то, что формально этот диск не является работой Manfred Mann’s Earth Band, его часто включают в дискографию MMEB. В качестве вокалиста Manfred Mann's Plain Music выступил певец Ноэл МакКалла, впоследствии вошедший в состав Manfred Mann’s Earth Band и записавший с группой два студийных альбома: Soft Venegeance (1996) и 2006 (2004).

В XXI веке

Manfred Mann’s Earth Band продолжали активную концертную деятельность. Все их ранние альбомы были ремастированы и переизданы с бонус-треками. Бокс-сет Odds & Sods — Mis-takes & Out-takes (август 2005 года), кроме того, познакомил мир с большим объёмом ранее не выпускавшегося материала, в том числе, целым альбомом Manfred Mann Chapter Three (Volume 3), считавшимся потерянным.

В 2004 году после длительной студийной работы увидел свет новый студийный альбом 2006 (как работа Manfred Mann with MME — фактически, сольный альбом Манна), в композициях которого («Black Eyes», «Frog», «Marche Slave», «Independent Woman») использованы темы русской народной, духовной и классической музыки.

В декабре 2006 года вышел DVD Unearthed 1973—2005 The Best of Manfred Mann’s Earth Band, содержащий двадцать треков, начиная с записанных в 1973 году в Швеции «Father of Day», «Captain Bobby Stout» и «Black & Blue» и заканчивая концертной версией «Mighty Quinn» 2005 года. В 2007 году в австрийские чарты вошли два данс-ремикса: «Blinded by the Light» (Michael Mind feat. Manfred Mann’s Earth Band) и «For You» (The Disco Boys feat. Manfred Mann’s Earth Band).

В 2009 году группу покинул Ноэл МакКалла. Новым вокалистом стал Питер Кокс (Peter Cox), которого в 2011 году заменил Роберт Харт.

Дискография

Альбомы

Издан	Название	Позиция в чартах		Вид
		UK	US
Февраль 1972	Manfred Mann’s Earth Band	—	138	Студийный
Сентябрь 1972	Glorified Magnified	—	—	Студийный
Июнь 1973	Messin'	—	196	Студийный
Ноябрь 1973	Solar Fire	—	96	Студийный
Октябрь 1974	The Good Earth	—	157	Студийный
Август 1975	Nightingales and Bombers	—	120	Студийный
Август 1976	The Roaring Silence	10	10	Студийный
Февраль 1978	Watch	33	83	Студийный/Концертный
Март 1979	Angel Station	30	144	Студийный
Октябрь 1980	Chance	—	87	Студийный
Февраль 1983	Somewhere in Afrika	87	40	Студийный
Февраль 1984	Budapest Live	—	—	Концертный
Июнь 1986	Criminal Tango	—	—	Студийный
Октябрь 1987	Masque	—	—	Студийный
Август 1991	Plains Music	—	—	Студийный
Апрель 1996	Soft Vengeance	—	—	Студийный
Май 1998	Mann Alive	—	—	Концертный
Октябрь 2004	2006	—	—	Студийный
2011	Leftovers	—	—	Концертный (в составе 40th Anniversary Box Set
2011	Live In Ersingen	—	—	Концертный (в составе 40th Anniversary Box Set)
2014	Lone Arranger	—	—	Студийный

Ссылки

• [www.manfredmann.co.uk/ Официальный сайт]
• [www.platform-end.co.uk/html/siteatoz.html www.platform-end.co.uk/html/siteatoz.html. Библиография]

Отрывок, характеризующий Manfred Mann’s Earth Band

Александр Первый для движения народов с востока на запад и для восстановления границ народов был так же необходим, как необходим был Кутузов для спасения и славы России.
Кутузов не понимал того, что значило Европа, равновесие, Наполеон. Он не мог понимать этого. Представителю русского народа, после того как враг был уничтожен, Россия освобождена и поставлена на высшую степень своей славы, русскому человеку, как русскому, делать больше было нечего. Представителю народной войны ничего не оставалось, кроме смерти. И он умер.


Пьер, как это большею частью бывает, почувствовал всю тяжесть физических лишений и напряжений, испытанных в плену, только тогда, когда эти напряжения и лишения кончились. После своего освобождения из плена он приехал в Орел и на третий день своего приезда, в то время как он собрался в Киев, заболел и пролежал больным в Орле три месяца; с ним сделалась, как говорили доктора, желчная горячка. Несмотря на то, что доктора лечили его, пускали кровь и давали пить лекарства, он все таки выздоровел.
Все, что было с Пьером со времени освобождения и до болезни, не оставило в нем почти никакого впечатления. Он помнил только серую, мрачную, то дождливую, то снежную погоду, внутреннюю физическую тоску, боль в ногах, в боку; помнил общее впечатление несчастий, страданий людей; помнил тревожившее его любопытство офицеров, генералов, расспрашивавших его, свои хлопоты о том, чтобы найти экипаж и лошадей, и, главное, помнил свою неспособность мысли и чувства в то время. В день своего освобождения он видел труп Пети Ростова. В тот же день он узнал, что князь Андрей был жив более месяца после Бородинского сражения и только недавно умер в Ярославле, в доме Ростовых. И в тот же день Денисов, сообщивший эту новость Пьеру, между разговором упомянул о смерти Элен, предполагая, что Пьеру это уже давно известно. Все это Пьеру казалось тогда только странно. Он чувствовал, что не может понять значения всех этих известий. Он тогда торопился только поскорее, поскорее уехать из этих мест, где люди убивали друг друга, в какое нибудь тихое убежище и там опомниться, отдохнуть и обдумать все то странное и новое, что он узнал за это время. Но как только он приехал в Орел, он заболел. Проснувшись от своей болезни, Пьер увидал вокруг себя своих двух людей, приехавших из Москвы, – Терентия и Ваську, и старшую княжну, которая, живя в Ельце, в имении Пьера, и узнав о его освобождении и болезни, приехала к нему, чтобы ходить за ним.
Во время своего выздоровления Пьер только понемногу отвыкал от сделавшихся привычными ему впечатлений последних месяцев и привыкал к тому, что его никто никуда не погонит завтра, что теплую постель его никто не отнимет и что у него наверное будет обед, и чай, и ужин. Но во сне он еще долго видел себя все в тех же условиях плена. Так же понемногу Пьер понимал те новости, которые он узнал после своего выхода из плена: смерть князя Андрея, смерть жены, уничтожение французов.
Радостное чувство свободы – той полной, неотъемлемой, присущей человеку свободы, сознание которой он в первый раз испытал на первом привале, при выходе из Москвы, наполняло душу Пьера во время его выздоровления. Он удивлялся тому, что эта внутренняя свобода, независимая от внешних обстоятельств, теперь как будто с излишком, с роскошью обставлялась и внешней свободой. Он был один в чужом городе, без знакомых. Никто от него ничего не требовал; никуда его не посылали. Все, что ему хотелось, было у него; вечно мучившей его прежде мысли о жене больше не было, так как и ее уже не было.
– Ах, как хорошо! Как славно! – говорил он себе, когда ему подвигали чисто накрытый стол с душистым бульоном, или когда он на ночь ложился на мягкую чистую постель, или когда ему вспоминалось, что жены и французов нет больше. – Ах, как хорошо, как славно! – И по старой привычке он делал себе вопрос: ну, а потом что? что я буду делать? И тотчас же он отвечал себе: ничего. Буду жить. Ах, как славно!
То самое, чем он прежде мучился, чего он искал постоянно, цели жизни, теперь для него не существовало. Эта искомая цель жизни теперь не случайно не существовала для него только в настоящую минуту, но он чувствовал, что ее нет и не может быть. И это то отсутствие цели давало ему то полное, радостное сознание свободы, которое в это время составляло его счастие.
Он не мог иметь цели, потому что он теперь имел веру, – не веру в какие нибудь правила, или слова, или мысли, но веру в живого, всегда ощущаемого бога. Прежде он искал его в целях, которые он ставил себе. Это искание цели было только искание бога; и вдруг он узнал в своем плену не словами, не рассуждениями, но непосредственным чувством то, что ему давно уж говорила нянюшка: что бог вот он, тут, везде. Он в плену узнал, что бог в Каратаеве более велик, бесконечен и непостижим, чем в признаваемом масонами Архитектоне вселенной. Он испытывал чувство человека, нашедшего искомое у себя под ногами, тогда как он напрягал зрение, глядя далеко от себя. Он всю жизнь свою смотрел туда куда то, поверх голов окружающих людей, а надо было не напрягать глаз, а только смотреть перед собой.
Он не умел видеть прежде великого, непостижимого и бесконечного ни в чем. Он только чувствовал, что оно должно быть где то, и искал его. Во всем близком, понятном он видел одно ограниченное, мелкое, житейское, бессмысленное. Он вооружался умственной зрительной трубой и смотрел в даль, туда, где это мелкое, житейское, скрываясь в тумане дали, казалось ему великим и бесконечным оттого только, что оно было неясно видимо. Таким ему представлялась европейская жизнь, политика, масонство, философия, филантропия. Но и тогда, в те минуты, которые он считал своей слабостью, ум его проникал и в эту даль, и там он видел то же мелкое, житейское, бессмысленное. Теперь же он выучился видеть великое, вечное и бесконечное во всем, и потому естественно, чтобы видеть его, чтобы наслаждаться его созерцанием, он бросил трубу, в которую смотрел до сих пор через головы людей, и радостно созерцал вокруг себя вечно изменяющуюся, вечно великую, непостижимую и бесконечную жизнь. И чем ближе он смотрел, тем больше он был спокоен и счастлив. Прежде разрушавший все его умственные постройки страшный вопрос: зачем? теперь для него не существовал. Теперь на этот вопрос – зачем? в душе его всегда готов был простой ответ: затем, что есть бог, тот бог, без воли которого не спадет волос с головы человека.


Пьер почти не изменился в своих внешних приемах. На вид он был точно таким же, каким он был прежде. Так же, как и прежде, он был рассеян и казался занятым не тем, что было перед глазами, а чем то своим, особенным. Разница между прежним и теперешним его состоянием состояла в том, что прежде, когда он забывал то, что было перед ним, то, что ему говорили, он, страдальчески сморщивши лоб, как будто пытался и не мог разглядеть чего то, далеко отстоящего от него. Теперь он так же забывал то, что ему говорили, и то, что было перед ним; но теперь с чуть заметной, как будто насмешливой, улыбкой он всматривался в то самое, что было перед ним, вслушивался в то, что ему говорили, хотя очевидно видел и слышал что то совсем другое. Прежде он казался хотя и добрым человеком, но несчастным; и потому невольно люди отдалялись от него. Теперь улыбка радости жизни постоянно играла около его рта, и в глазах его светилось участие к людям – вопрос: довольны ли они так же, как и он? И людям приятно было в его присутствии.
Прежде он много говорил, горячился, когда говорил, и мало слушал; теперь он редко увлекался разговором и умел слушать так, что люди охотно высказывали ему свои самые задушевные тайны.
Княжна, никогда не любившая Пьера и питавшая к нему особенно враждебное чувство с тех пор, как после смерти старого графа она чувствовала себя обязанной Пьеру, к досаде и удивлению своему, после короткого пребывания в Орле, куда она приехала с намерением доказать Пьеру, что, несмотря на его неблагодарность, она считает своим долгом ходить за ним, княжна скоро почувствовала, что она его любит. Пьер ничем не заискивал расположения княжны. Он только с любопытством рассматривал ее. Прежде княжна чувствовала, что в его взгляде на нее были равнодушие и насмешка, и она, как и перед другими людьми, сжималась перед ним и выставляла только свою боевую сторону жизни; теперь, напротив, она чувствовала, что он как будто докапывался до самых задушевных сторон ее жизни; и она сначала с недоверием, а потом с благодарностью выказывала ему затаенные добрые стороны своего характера.
Самый хитрый человек не мог бы искуснее вкрасться в доверие княжны, вызывая ее воспоминания лучшего времени молодости и выказывая к ним сочувствие. А между тем вся хитрость Пьера состояла только в том, что он искал своего удовольствия, вызывая в озлобленной, cyхой и по своему гордой княжне человеческие чувства.
– Да, он очень, очень добрый человек, когда находится под влиянием не дурных людей, а таких людей, как я, – говорила себе княжна.
Перемена, происшедшая в Пьере, была замечена по своему и его слугами – Терентием и Васькой. Они находили, что он много попростел. Терентий часто, раздев барина, с сапогами и платьем в руке, пожелав покойной ночи, медлил уходить, ожидая, не вступит ли барин в разговор. И большею частью Пьер останавливал Терентия, замечая, что ему хочется поговорить.
– Ну, так скажи мне… да как же вы доставали себе еду? – спрашивал он. И Терентий начинал рассказ о московском разорении, о покойном графе и долго стоял с платьем, рассказывая, а иногда слушая рассказы Пьера, и, с приятным сознанием близости к себе барина и дружелюбия к нему, уходил в переднюю.
Доктор, лечивший Пьера и навещавший его каждый день, несмотря на то, что, по обязанности докторов, считал своим долгом иметь вид человека, каждая минута которого драгоценна для страждущего человечества, засиживался часами у Пьера, рассказывая свои любимые истории и наблюдения над нравами больных вообще и в особенности дам.
– Да, вот с таким человеком поговорить приятно, не то, что у нас, в провинции, – говорил он.
В Орле жило несколько пленных французских офицеров, и доктор привел одного из них, молодого итальянского офицера.
Офицер этот стал ходить к Пьеру, и княжна смеялась над теми нежными чувствами, которые выражал итальянец к Пьеру.
Итальянец, видимо, был счастлив только тогда, когда он мог приходить к Пьеру и разговаривать и рассказывать ему про свое прошедшее, про свою домашнюю жизнь, про свою любовь и изливать ему свое негодование на французов, и в особенности на Наполеона.
– Ежели все русские хотя немного похожи на вас, – говорил он Пьеру, – c'est un sacrilege que de faire la guerre a un peuple comme le votre. [Это кощунство – воевать с таким народом, как вы.] Вы, пострадавшие столько от французов, вы даже злобы не имеете против них.
И страстную любовь итальянца Пьер теперь заслужил только тем, что он вызывал в нем лучшие стороны его души и любовался ими.
Последнее время пребывания Пьера в Орле к нему приехал его старый знакомый масон – граф Вилларский, – тот самый, который вводил его в ложу в 1807 году. Вилларский был женат на богатой русской, имевшей большие имения в Орловской губернии, и занимал в городе временное место по продовольственной части.
Узнав, что Безухов в Орле, Вилларский, хотя и никогда не был коротко знаком с ним, приехал к нему с теми заявлениями дружбы и близости, которые выражают обыкновенно друг другу люди, встречаясь в пустыне. Вилларский скучал в Орле и был счастлив, встретив человека одного с собой круга и с одинаковыми, как он полагал, интересами.
Но, к удивлению своему, Вилларский заметил скоро, что Пьер очень отстал от настоящей жизни и впал, как он сам с собою определял Пьера, в апатию и эгоизм.
– Vous vous encroutez, mon cher, [Вы запускаетесь, мой милый.] – говорил он ему. Несмотря на то, Вилларскому было теперь приятнее с Пьером, чем прежде, и он каждый день бывал у него. Пьеру же, глядя на Вилларского и слушая его теперь, странно и невероятно было думать, что он сам очень недавно был такой же.
Вилларский был женат, семейный человек, занятый и делами имения жены, и службой, и семьей. Он считал, что все эти занятия суть помеха в жизни и что все они презренны, потому что имеют целью личное благо его и семьи. Военные, административные, политические, масонские соображения постоянно поглощали его внимание. И Пьер, не стараясь изменить его взгляд, не осуждая его, с своей теперь постоянно тихой, радостной насмешкой, любовался на это странное, столь знакомое ему явление.
В отношениях своих с Вилларским, с княжною, с доктором, со всеми людьми, с которыми он встречался теперь, в Пьере была новая черта, заслуживавшая ему расположение всех людей: это признание возможности каждого человека думать, чувствовать и смотреть на вещи по своему; признание невозможности словами разубедить человека. Эта законная особенность каждого человека, которая прежде волновала и раздражала Пьера, теперь составляла основу участия и интереса, которые он принимал в людях. Различие, иногда совершенное противоречие взглядов людей с своею жизнью и между собою, радовало Пьера и вызывало в нем насмешливую и кроткую улыбку.
В практических делах Пьер неожиданно теперь почувствовал, что у него был центр тяжести, которого не было прежде. Прежде каждый денежный вопрос, в особенности просьбы о деньгах, которым он, как очень богатый человек, подвергался очень часто, приводили его в безвыходные волнения и недоуменья. «Дать или не дать?» – спрашивал он себя. «У меня есть, а ему нужно. Но другому еще нужнее. Кому нужнее? А может быть, оба обманщики?» И из всех этих предположений он прежде не находил никакого выхода и давал всем, пока было что давать. Точно в таком же недоуменье он находился прежде при каждом вопросе, касающемся его состояния, когда один говорил, что надо поступить так, а другой – иначе.