Martin Maryland

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Model 167 / Maryland
Бомбардировщики A-22 Maryland в Северной Африке 1941/1942 год
Тип лёгкий бомбардировщик
Разработчик Glenn L. Martin Company
Производитель Завод «Martin»
в Балтиморе
Главный конструктор Джеймс С. Макдонелл
Первый полёт 14 марта 1939 года
Начало эксплуатации октябрь 1939 года
Конец эксплуатации 1945 год
Статус снят с вооружения
Основные эксплуатанты Armée de l'Air
Королевские ВВС
ВВС ЮАС
Годы производства август 19391941
Единиц произведено 450
Варианты Martin Baltimore
 Изображения на Викискладе
Martin MarylandMartin Maryland

Мартин Мэриленд (англ. Martin Maryland) — американский лёгкий бомбардировщик.

Создан в 1930-х годах. Первый полёт совершил в 1939 году. Разработан и производился фирмой «Гленн Мартин энд Компани» под руководством инженера Джеймса С. Макдонелла. Применялся ВВС Франции во время Второй мировой войны. Всего было построено около 450 самолётов.



ТТХ

  • Модификация Maryland Mk.II
  • Размах крыла, м 18.69
  • Длина, м 14.22
  • Высота, м 3.01
  • Площадь крыла, м² 50.03
  • Масса, кг
    • пустого самолета 5700
    • нормальная взлетная 7624
  • Тип двигателя 2 ПД Pratt Whitney R-1830-S3C4G Twin Wasp
  • Мощность, л.с. 2 х 1200
  • Максимальная скорость, км/ч 508
  • Крейсерская скорость, км/ч 399
  • Практическая дальность, км 2890
  • Максимальная скороподъемность, м/мин
  • Практический потолок, м 9450
  • Экипаж 3
  • Вооружение: четыре установленных в крыле 7,62-мм пулемета Browning

по одному 7,7-мм пулемету Vickers 'К' на верхней и нижней поверхностях фюзеляжа

  • Бомбовая нагрузка до 907 кг

Напишите отзыв о статье "Martin Maryland"

Ссылки

  • www.airwar.ru/enc/bww2/type167.html


Отрывок, характеризующий Martin Maryland

– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.