Master of Epic
Поделись знанием:
Новостью дня в этот день в Петербурге была болезнь графини Безуховой. Графиня несколько дней тому назад неожиданно заболела, пропустила несколько собраний, которых она была украшением, и слышно было, что она никого не принимает и что вместо знаменитых петербургских докторов, обыкновенно лечивших ее, она вверилась какому то итальянскому доктору, лечившему ее каким то новым и необыкновенным способом.
Все очень хорошо знали, что болезнь прелестной графини происходила от неудобства выходить замуж сразу за двух мужей и что лечение итальянца состояло в устранении этого неудобства; но в присутствии Анны Павловны не только никто не смел думать об этом, но как будто никто и не знал этого.
– On dit que la pauvre comtesse est tres mal. Le medecin dit que c'est l'angine pectorale. [Говорят, что бедная графиня очень плоха. Доктор сказал, что это грудная болезнь.]
– L'angine? Oh, c'est une maladie terrible! [Грудная болезнь? О, это ужасная болезнь!]
– On dit que les rivaux se sont reconcilies grace a l'angine… [Говорят, что соперники примирились благодаря этой болезни.]
Слово angine повторялось с большим удовольствием.
– Le vieux comte est touchant a ce qu'on dit. Il a pleure comme un enfant quand le medecin lui a dit que le cas etait dangereux. [Старый граф очень трогателен, говорят. Он заплакал, как дитя, когда доктор сказал, что случай опасный.]
– Oh, ce serait une perte terrible. C'est une femme ravissante. [О, это была бы большая потеря. Такая прелестная женщина.]
– Vous parlez de la pauvre comtesse, – сказала, подходя, Анна Павловна. – J'ai envoye savoir de ses nouvelles. On m'a dit qu'elle allait un peu mieux. Oh, sans doute, c'est la plus charmante femme du monde, – сказала Анна Павловна с улыбкой над своей восторженностью. – Nous appartenons a des camps differents, mais cela ne m'empeche pas de l'estimer, comme elle le merite. Elle est bien malheureuse, [Вы говорите про бедную графиню… Я посылала узнавать о ее здоровье. Мне сказали, что ей немного лучше. О, без сомнения, это прелестнейшая женщина в мире. Мы принадлежим к различным лагерям, но это не мешает мне уважать ее по ее заслугам. Она так несчастна.] – прибавила Анна Павловна.
Полагая, что этими словами Анна Павловна слегка приподнимала завесу тайны над болезнью графини, один неосторожный молодой человек позволил себе выразить удивление в том, что не призваны известные врачи, а лечит графиню шарлатан, который может дать опасные средства.
– Vos informations peuvent etre meilleures que les miennes, – вдруг ядовито напустилась Анна Павловна на неопытного молодого человека. – Mais je sais de bonne source que ce medecin est un homme tres savant et tres habile. C'est le medecin intime de la Reine d'Espagne. [Ваши известия могут быть вернее моих… но я из хороших источников знаю, что этот доктор очень ученый и искусный человек. Это лейб медик королевы испанской.] – И таким образом уничтожив молодого человека, Анна Павловна обратилась к Билибину, который в другом кружке, подобрав кожу и, видимо, сбираясь распустить ее, чтобы сказать un mot, говорил об австрийцах.
– Je trouve que c'est charmant! [Я нахожу, что это прелестно!] – говорил он про дипломатическую бумагу, при которой отосланы были в Вену австрийские знамена, взятые Витгенштейном, le heros de Petropol [героем Петрополя] (как его называли в Петербурге).
– Как, как это? – обратилась к нему Анна Павловна, возбуждая молчание для услышания mot, которое она уже знала.
И Билибин повторил следующие подлинные слова дипломатической депеши, им составленной:
– L'Empereur renvoie les drapeaux Autrichiens, – сказал Билибин, – drapeaux amis et egares qu'il a trouve hors de la route, [Император отсылает австрийские знамена, дружеские и заблудшиеся знамена, которые он нашел вне настоящей дороги.] – докончил Билибин, распуская кожу.
– Charmant, charmant, [Прелестно, прелестно,] – сказал князь Василий.
– C'est la route de Varsovie peut etre, [Это варшавская дорога, может быть.] – громко и неожиданно сказал князь Ипполит. Все оглянулись на него, не понимая того, что он хотел сказать этим. Князь Ипполит тоже с веселым удивлением оглядывался вокруг себя. Он так же, как и другие, не понимал того, что значили сказанные им слова. Он во время своей дипломатической карьеры не раз замечал, что таким образом сказанные вдруг слова оказывались очень остроумны, и он на всякий случай сказал эти слова, первые пришедшие ему на язык. «Может, выйдет очень хорошо, – думал он, – а ежели не выйдет, они там сумеют это устроить». Действительно, в то время как воцарилось неловкое молчание, вошло то недостаточно патриотическое лицо, которого ждала для обращения Анна Павловна, и она, улыбаясь и погрозив пальцем Ипполиту, пригласила князя Василия к столу, и, поднося ему две свечи и рукопись, попросила его начать. Все замолкло.
– Всемилостивейший государь император! – строго провозгласил князь Василий и оглянул публику, как будто спрашивая, не имеет ли кто сказать что нибудь против этого. Но никто ничего не сказал. – «Первопрестольный град Москва, Новый Иерусалим, приемлет Христа своего, – вдруг ударил он на слове своего, – яко мать во объятия усердных сынов своих, и сквозь возникающую мглу, провидя блистательную славу твоея державы, поет в восторге: «Осанна, благословен грядый!» – Князь Василий плачущим голосом произнес эти последние слова.
Билибин рассматривал внимательно свои ногти, и многие, видимо, робели, как бы спрашивая, в чем же они виноваты? Анна Павловна шепотом повторяла уже вперед, как старушка молитву причастия: «Пусть дерзкий и наглый Голиаф…» – прошептала она.
Князь Василий продолжал:
– «Пусть дерзкий и наглый Голиаф от пределов Франции обносит на краях России смертоносные ужасы; кроткая вера, сия праща российского Давида, сразит внезапно главу кровожаждущей его гордыни. Се образ преподобного Сергия, древнего ревнителя о благе нашего отечества, приносится вашему императорскому величеству. Болезную, что слабеющие мои силы препятствуют мне насладиться любезнейшим вашим лицезрением. Теплые воссылаю к небесам молитвы, да всесильный возвеличит род правых и исполнит во благих желания вашего величества».
– Quelle force! Quel style! [Какая сила! Какой слог!] – послышались похвалы чтецу и сочинителю. Воодушевленные этой речью, гости Анны Павловны долго еще говорили о положении отечества и делали различные предположения об исходе сражения, которое на днях должно было быть дано.
– Vous verrez, [Вы увидите.] – сказала Анна Павловна, – что завтра, в день рождения государя, мы получим известие. У меня есть хорошее предчувствие.
Предчувствие Анны Павловны действительно оправдалось. На другой день, во время молебствия во дворце по случаю дня рождения государя, князь Волконский был вызван из церкви и получил конверт от князя Кутузова. Это было донесение Кутузова, писанное в день сражения из Татариновой. Кутузов писал, что русские не отступили ни на шаг, что французы потеряли гораздо более нашего, что он доносит второпях с поля сражения, не успев еще собрать последних сведений. Стало быть, это была победа. И тотчас же, не выходя из храма, была воздана творцу благодарность за его помощь и за победу.
Предчувствие Анны Павловны оправдалось, и в городе все утро царствовало радостно праздничное настроение духа. Все признавали победу совершенною, и некоторые уже говорили о пленении самого Наполеона, о низложении его и избрании новой главы для Франции.
Вдали от дела и среди условий придворной жизни весьма трудно, чтобы события отражались во всей их полноте и силе. Невольно события общие группируются около одного какого нибудь частного случая. Так теперь главная радость придворных заключалась столько же в том, что мы победили, сколько и в том, что известие об этой победе пришлось именно в день рождения государя. Это было как удавшийся сюрприз. В известии Кутузова сказано было тоже о потерях русских, и в числе их названы Тучков, Багратион, Кутайсов. Тоже и печальная сторона события невольно в здешнем, петербургском мире сгруппировалась около одного события – смерти Кутайсова. Его все знали, государь любил его, он был молод и интересен. В этот день все встречались с словами:
– Как удивительно случилось. В самый молебен. А какая потеря Кутайсов! Ах, как жаль!
– Что я вам говорил про Кутузова? – говорил теперь князь Василий с гордостью пророка. – Я говорил всегда, что он один способен победить Наполеона.
Но на другой день не получалось известия из армии, и общий голос стал тревожен. Придворные страдали за страдания неизвестности, в которой находился государь.
– Каково положение государя! – говорили придворные и уже не превозносили, как третьего дня, а теперь осуждали Кутузова, бывшего причиной беспокойства государя. Князь Василий в этот день уже не хвастался более своим protege Кутузовым, а хранил молчание, когда речь заходила о главнокомандующем. Кроме того, к вечеру этого дня как будто все соединилось для того, чтобы повергнуть в тревогу и беспокойство петербургских жителей: присоединилась еще одна страшная новость. Графиня Елена Безухова скоропостижно умерла от этой страшной болезни, которую так приятно было выговаривать. Официально в больших обществах все говорили, что графиня Безухова умерла от страшного припадка angine pectorale [грудной ангины], но в интимных кружках рассказывали подробности о том, как le medecin intime de la Reine d'Espagne [лейб медик королевы испанской] предписал Элен небольшие дозы какого то лекарства для произведения известного действия; но как Элен, мучимая тем, что старый граф подозревал ее, и тем, что муж, которому она писала (этот несчастный развратный Пьер), не отвечал ей, вдруг приняла огромную дозу выписанного ей лекарства и умерла в мучениях, прежде чем могли подать помощь. Рассказывали, что князь Василий и старый граф взялись было за итальянца; но итальянец показал такие записки от несчастной покойницы, что его тотчас же отпустили.
Общий разговор сосредоточился около трех печальных событий: неизвестности государя, погибели Кутайсова и смерти Элен.
На третий день после донесения Кутузова в Петербург приехал помещик из Москвы, и по всему городу распространилось известие о сдаче Москвы французам. Это было ужасно! Каково было положение государя! Кутузов был изменник, и князь Василий во время visites de condoleance [визитов соболезнования] по случаю смерти его дочери, которые ему делали, говорил о прежде восхваляемом им Кутузове (ему простительно было в печали забыть то, что он говорил прежде), он говорил, что нельзя было ожидать ничего другого от слепого и развратного старика.
– Я удивляюсь только, как можно было поручить такому человеку судьбу России.
Пока известие это было еще неофициально, в нем можно было еще сомневаться, но на другой день пришло от графа Растопчина следующее донесение:
«Адъютант князя Кутузова привез мне письмо, в коем он требует от меня полицейских офицеров для сопровождения армии на Рязанскую дорогу. Он говорит, что с сожалением оставляет Москву. Государь! поступок Кутузова решает жребий столицы и Вашей империи. Россия содрогнется, узнав об уступлении города, где сосредоточивается величие России, где прах Ваших предков. Я последую за армией. Я все вывез, мне остается плакать об участи моего отечества».
Получив это донесение, государь послал с князем Волконским следующий рескрипт Кутузову:
«Князь Михаил Иларионович! С 29 августа не имею я никаких донесений от вас. Между тем от 1 го сентября получил я через Ярославль, от московского главнокомандующего, печальное известие, что вы решились с армиею оставить Москву. Вы сами можете вообразить действие, какое произвело на меня это известие, а молчание ваше усугубляет мое удивление. Я отправляю с сим генерал адъютанта князя Волконского, дабы узнать от вас о положении армии и о побудивших вас причинах к столь печальной решимости».
Девять дней после оставления Москвы в Петербург приехал посланный от Кутузова с официальным известием об оставлении Москвы. Посланный этот был француз Мишо, не знавший по русски, но quoique etranger, Busse de c?ur et d'ame, [впрочем, хотя иностранец, но русский в глубине души,] как он сам говорил про себя.
Государь тотчас же принял посланного в своем кабинете, во дворце Каменного острова. Мишо, который никогда не видал Москвы до кампании и который не знал по русски, чувствовал себя все таки растроганным, когда он явился перед notre tres gracieux souverain [нашим всемилостивейшим повелителем] (как он писал) с известием о пожаре Москвы, dont les flammes eclairaient sa route [пламя которой освещало его путь].
Хотя источник chagrin [горя] г на Мишо и должен был быть другой, чем тот, из которого вытекало горе русских людей, Мишо имел такое печальное лицо, когда он был введен в кабинет государя, что государь тотчас же спросил у него:
– M'apportez vous de tristes nouvelles, colonel? [Какие известия привезли вы мне? Дурные, полковник?]
– Bien tristes, sire, – отвечал Мишо, со вздохом опуская глаза, – l'abandon de Moscou. [Очень дурные, ваше величество, оставление Москвы.]
– Aurait on livre mon ancienne capitale sans se battre? [Неужели предали мою древнюю столицу без битвы?] – вдруг вспыхнув, быстро проговорил государь.
Мишо почтительно передал то, что ему приказано было передать от Кутузова, – именно то, что под Москвою драться не было возможности и что, так как оставался один выбор – потерять армию и Москву или одну Москву, то фельдмаршал должен был выбрать последнее.
Государь выслушал молча, не глядя на Мишо.
– L'ennemi est il en ville? [Неприятель вошел в город?] – спросил он.
– Oui, sire, et elle est en cendres a l'heure qu'il est. Je l'ai laissee toute en flammes, [Да, ваше величество, и он обращен в пожарище в настоящее время. Я оставил его в пламени.] – решительно сказал Мишо; но, взглянув на государя, Мишо ужаснулся тому, что он сделал. Государь тяжело и часто стал дышать, нижняя губа его задрожала, и прекрасные голубые глаза мгновенно увлажились слезами.
Но это продолжалось только одну минуту. Государь вдруг нахмурился, как бы осуждая самого себя за свою слабость. И, приподняв голову, твердым голосом обратился к Мишо.
– Je vois, colonel, par tout ce qui nous arrive, – сказал он, – que la providence exige de grands sacrifices de nous… Je suis pret a me soumettre a toutes ses volontes; mais dites moi, Michaud, comment avez vous laisse l'armee, en voyant ainsi, sans coup ferir abandonner mon ancienne capitale? N'avez vous pas apercu du decouragement?.. [Я вижу, полковник, по всему, что происходит, что провидение требует от нас больших жертв… Я готов покориться его воле; но скажите мне, Мишо, как оставили вы армию, покидавшую без битвы мою древнюю столицу? Не заметили ли вы в ней упадка духа?]
Увидав успокоение своего tres gracieux souverain, Мишо тоже успокоился, но на прямой существенный вопрос государя, требовавший и прямого ответа, он не успел еще приготовить ответа.
– Sire, me permettrez vous de vous parler franchement en loyal militaire? [Государь, позволите ли вы мне говорить откровенно, как подобает настоящему воину?] – сказал он, чтобы выиграть время.
– Colonel, je l'exige toujours, – сказал государь. – Ne me cachez rien, je veux savoir absolument ce qu'il en est. [Полковник, я всегда этого требую… Не скрывайте ничего, я непременно хочу знать всю истину.]
– Sire! – сказал Мишо с тонкой, чуть заметной улыбкой на губах, успев приготовить свой ответ в форме легкого и почтительного jeu de mots [игры слов]. – Sire! j'ai laisse toute l'armee depuis les chefs jusqu'au dernier soldat, sans exception, dans une crainte epouvantable, effrayante… [Государь! Я оставил всю армию, начиная с начальников и до последнего солдата, без исключения, в великом, отчаянном страхе…]
– Comment ca? – строго нахмурившись, перебил государь. – Mes Russes se laisseront ils abattre par le malheur… Jamais!.. [Как так? Мои русские могут ли пасть духом перед неудачей… Никогда!..]
Этого только и ждал Мишо для вставления своей игры слов.
– Sire, – сказал он с почтительной игривостью выражения, – ils craignent seulement que Votre Majeste par bonte de c?ur ne se laisse persuader de faire la paix. Ils brulent de combattre, – говорил уполномоченный русского народа, – et de prouver a Votre Majeste par le sacrifice de leur vie, combien ils lui sont devoues… [Государь, они боятся только того, чтобы ваше величество по доброте души своей не решились заключить мир. Они горят нетерпением снова драться и доказать вашему величеству жертвой своей жизни, насколько они вам преданы…]
– Ah! – успокоенно и с ласковым блеском глаз сказал государь, ударяя по плечу Мишо. – Vous me tranquillisez, colonel. [А! Вы меня успокоиваете, полковник.]
Государь, опустив голову, молчал несколько времени.
– Eh bien, retournez a l'armee, [Ну, так возвращайтесь к армии.] – сказал он, выпрямляясь во весь рост и с ласковым и величественным жестом обращаясь к Мишо, – et dites a nos braves, dites a tous mes bons sujets partout ou vous passerez, que quand je n'aurais plus aucun soldat, je me mettrai moi meme, a la tete de ma chere noblesse, de mes bons paysans et j'userai ainsi jusqu'a la derniere ressource de mon empire. Il m'en offre encore plus que mes ennemis ne pensent, – говорил государь, все более и более воодушевляясь. – Mais si jamais il fut ecrit dans les decrets de la divine providence, – сказал он, подняв свои прекрасные, кроткие и блестящие чувством глаза к небу, – que ma dinastie dut cesser de rogner sur le trone de mes ancetres, alors, apres avoir epuise tous les moyens qui sont en mon pouvoir, je me laisserai croitre la barbe jusqu'ici (государь показал рукой на половину груди), et j'irai manger des pommes de terre avec le dernier de mes paysans plutot, que de signer la honte de ma patrie et de ma chere nation, dont je sais apprecier les sacrifices!.. [Скажите храбрецам нашим, скажите всем моим подданным, везде, где вы проедете, что, когда у меня не будет больше ни одного солдата, я сам стану во главе моих любезных дворян и добрых мужиков и истощу таким образом последние средства моего государства. Они больше, нежели думают мои враги… Но если бы предназначено было божественным провидением, чтобы династия наша перестала царствовать на престоле моих предков, тогда, истощив все средства, которые в моих руках, я отпущу бороду до сих пор и скорее пойду есть один картофель с последним из моих крестьян, нежели решусь подписать позор моей родины и моего дорогого народа, жертвы которого я умею ценить!..] Сказав эти слова взволнованным голосом, государь вдруг повернулся, как бы желая скрыть от Мишо выступившие ему на глаза слезы, и прошел в глубь своего кабинета. Постояв там несколько мгновений, он большими шагами вернулся к Мишо и сильным жестом сжал его руку пониже локтя. Прекрасное, кроткое лицо государя раскраснелось, и глаза горели блеском решимости и гнева.
– Colonel Michaud, n'oubliez pas ce que je vous dis ici; peut etre qu'un jour nous nous le rappellerons avec plaisir… Napoleon ou moi, – сказал государь, дотрогиваясь до груди. – Nous ne pouvons plus regner ensemble. J'ai appris a le connaitre, il ne me trompera plus… [Полковник Мишо, не забудьте, что я вам сказал здесь; может быть, мы когда нибудь вспомним об этом с удовольствием… Наполеон или я… Мы больше не можем царствовать вместе. Я узнал его теперь, и он меня больше не обманет…] – И государь, нахмурившись, замолчал. Услышав эти слова, увидав выражение твердой решимости в глазах государя, Мишо – quoique etranger, mais Russe de c?ur et d'ame – почувствовал себя в эту торжественную минуту – entousiasme par tout ce qu'il venait d'entendre [хотя иностранец, но русский в глубине души… восхищенным всем тем, что он услышал] (как он говорил впоследствии), и он в следующих выражениях изобразил как свои чувства, так и чувства русского народа, которого он считал себя уполномоченным.
– Sire! – сказал он. – Votre Majeste signe dans ce moment la gloire de la nation et le salut de l'Europe! [Государь! Ваше величество подписывает в эту минуту славу народа и спасение Европы!]
Государь наклонением головы отпустил Мишо.
В то время как Россия была до половины завоевана, и жители Москвы бежали в дальние губернии, и ополченье за ополченьем поднималось на защиту отечества, невольно представляется нам, не жившим в то время, что все русские люди от мала до велика были заняты только тем, чтобы жертвовать собою, спасать отечество или плакать над его погибелью. Рассказы, описания того времени все без исключения говорят только о самопожертвовании, любви к отечеству, отчаянье, горе и геройстве русских. В действительности же это так не было. Нам кажется это так только потому, что мы видим из прошедшего один общий исторический интерес того времени и не видим всех тех личных, человеческих интересов, которые были у людей того времени. А между тем в действительности те личные интересы настоящего до такой степени значительнее общих интересов, что из за них никогда не чувствуется (вовсе не заметен даже) интерес общий. Большая часть людей того времени не обращали никакого внимания на общий ход дел, а руководились только личными интересами настоящего. И эти то люди были самыми полезными деятелями того времени.
Те же, которые пытались понять общий ход дел и с самопожертвованием и геройством хотели участвовать в нем, были самые бесполезные члены общества; они видели все навыворот, и все, что они делали для пользы, оказывалось бесполезным вздором, как полки Пьера, Мамонова, грабившие русские деревни, как корпия, щипанная барынями и никогда не доходившая до раненых, и т. п. Даже те, которые, любя поумничать и выразить свои чувства, толковали о настоящем положении России, невольно носили в речах своих отпечаток или притворства и лжи, или бесполезного осуждения и злобы на людей, обвиняемых за то, в чем никто не мог быть виноват. В исторических событиях очевиднее всего запрещение вкушения плода древа познания. Только одна бессознательная деятельность приносит плоды, и человек, играющий роль в историческом событии, никогда не понимает его значения. Ежели он пытается понять его, он поражается бесплодностью.
Значение совершавшегося тогда в России события тем незаметнее было, чем ближе было в нем участие человека. В Петербурге и губернских городах, отдаленных от Москвы, дамы и мужчины в ополченских мундирах оплакивали Россию и столицу и говорили о самопожертвовании и т. п.; но в армии, которая отступала за Москву, почти не говорили и не думали о Москве, и, глядя на ее пожарище, никто не клялся отомстить французам, а думали о следующей трети жалованья, о следующей стоянке, о Матрешке маркитантше и тому подобное…
Николай Ростов без всякой цели самопожертвования, а случайно, так как война застала его на службе, принимал близкое и продолжительное участие в защите отечества и потому без отчаяния и мрачных умозаключений смотрел на то, что совершалось тогда в России. Ежели бы у него спросили, что он думает о теперешнем положении России, он бы сказал, что ему думать нечего, что на то есть Кутузов и другие, а что он слышал, что комплектуются полки, и что, должно быть, драться еще долго будут, и что при теперешних обстоятельствах ему не мудрено года через два получить полк.
По тому, что он так смотрел на дело, он не только без сокрушения о том, что лишается участия в последней борьбе, принял известие о назначении его в командировку за ремонтом для дивизии в Воронеж, но и с величайшим удовольствием, которое он не скрывал и которое весьма хорошо понимали его товарищи.
За несколько дней до Бородинского сражения Николай получил деньги, бумаги и, послав вперед гусар, на почтовых поехал в Воронеж.
Только тот, кто испытал это, то есть пробыл несколько месяцев не переставая в атмосфере военной, боевой жизни, может понять то наслаждение, которое испытывал Николай, когда он выбрался из того района, до которого достигали войска своими фуражировками, подвозами провианта, гошпиталями; когда он, без солдат, фур, грязных следов присутствия лагеря, увидал деревни с мужиками и бабами, помещичьи дома, поля с пасущимся скотом, станционные дома с заснувшими смотрителями. Он почувствовал такую радость, как будто в первый раз все это видел. В особенности то, что долго удивляло и радовало его, – это были женщины, молодые, здоровые, за каждой из которых не было десятка ухаживающих офицеров, и женщины, которые рады и польщены были тем, что проезжий офицер шутит с ними.
В самом веселом расположении духа Николай ночью приехал в Воронеж в гостиницу, заказал себе все то, чего он долго лишен был в армии, и на другой день, чисто начисто выбрившись и надев давно не надеванную парадную форму, поехал являться к начальству.
Начальник ополчения был статский генерал, старый человек, который, видимо, забавлялся своим военным званием и чином. Он сердито (думая, что в этом военное свойство) принял Николая и значительно, как бы имея на то право и как бы обсуживая общий ход дела, одобряя и не одобряя, расспрашивал его. Николай был так весел, что ему только забавно было это.
От начальника ополчения он поехал к губернатору. Губернатор был маленький живой человечек, весьма ласковый и простой. Он указал Николаю на те заводы, в которых он мог достать лошадей, рекомендовал ему барышника в городе и помещика за двадцать верст от города, у которых были лучшие лошади, и обещал всякое содействие.
– Вы графа Ильи Андреевича сын? Моя жена очень дружна была с вашей матушкой. По четвергам у меня собираются; нынче четверг, милости прошу ко мне запросто, – сказал губернатор, отпуская его.
Прямо от губернатора Николай взял перекладную и, посадив с собою вахмистра, поскакал за двадцать верст на завод к помещику. Все в это первое время пребывания его в Воронеже было для Николая весело и легко, и все, как это бывает, когда человек сам хорошо расположен, все ладилось и спорилось.
Помещик, к которому приехал Николай, был старый кавалерист холостяк, лошадиный знаток, охотник, владетель коверной, столетней запеканки, старого венгерского и чудных лошадей.
Николай в два слова купил за шесть тысяч семнадцать жеребцов на подбор (как он говорил) для казового конца своего ремонта. Пообедав и выпив немножко лишнего венгерского, Ростов, расцеловавшись с помещиком, с которым он уже сошелся на «ты», по отвратительной дороге, в самом веселом расположении духа, поскакал назад, беспрестанно погоняя ямщика, с тем чтобы поспеть на вечер к губернатору.
Переодевшись, надушившись и облив голову холодной подои, Николай хотя несколько поздно, но с готовой фразой: vaut mieux tard que jamais, [лучше поздно, чем никогда,] явился к губернатору.
Это был не бал, и не сказано было, что будут танцевать; но все знали, что Катерина Петровна будет играть на клавикордах вальсы и экосезы и что будут танцевать, и все, рассчитывая на это, съехались по бальному.
Губернская жизнь в 1812 году была точно такая же, как и всегда, только с тою разницею, что в городе было оживленнее по случаю прибытия многих богатых семей из Москвы и что, как и во всем, что происходило в то время в России, была заметна какая то особенная размашистость – море по колено, трын трава в жизни, да еще в том, что тот пошлый разговор, который необходим между людьми и который прежде велся о погоде и об общих знакомых, теперь велся о Москве, о войске и Наполеоне.
Общество, собранное у губернатора, было лучшее общество Воронежа.
Дам было очень много, было несколько московских знакомых Николая; но мужчин не было никого, кто бы сколько нибудь мог соперничать с георгиевским кавалером, ремонтером гусаром и вместе с тем добродушным и благовоспитанным графом Ростовым. В числе мужчин был один пленный итальянец – офицер французской армии, и Николай чувствовал, что присутствие этого пленного еще более возвышало значение его – русского героя. Это был как будто трофей. Николай чувствовал это, и ему казалось, что все так же смотрели на итальянца, и Николай обласкал этого офицера с достоинством и воздержностью.
Как только вошел Николай в своей гусарской форме, распространяя вокруг себя запах духов и вина, и сам сказал и слышал несколько раз сказанные ему слова: vaut mieux tard que jamais, его обступили; все взгляды обратились на него, и он сразу почувствовал, что вступил в подобающее ему в губернии и всегда приятное, но теперь, после долгого лишения, опьянившее его удовольствием положение всеобщего любимца. Не только на станциях, постоялых дворах и в коверной помещика были льстившиеся его вниманием служанки; но здесь, на вечере губернатора, было (как показалось Николаю) неисчерпаемое количество молоденьких дам и хорошеньких девиц, которые с нетерпением только ждали того, чтобы Николай обратил на них внимание. Дамы и девицы кокетничали с ним, и старушки с первого дня уже захлопотали о том, как бы женить и остепенить этого молодца повесу гусара. В числе этих последних была сама жена губернатора, которая приняла Ростова, как близкого родственника, и называла его «Nicolas» и «ты».
Катерина Петровна действительно стала играть вальсы и экосезы, и начались танцы, в которых Николай еще более пленил своей ловкостью все губернское общество. Он удивил даже всех своей особенной, развязной манерой в танцах. Николай сам был несколько удивлен своей манерой танцевать в этот вечер. Он никогда так не танцевал в Москве и счел бы даже неприличным и mauvais genre [дурным тоном] такую слишком развязную манеру танца; но здесь он чувствовал потребность удивить их всех чем нибудь необыкновенным, чем нибудь таким, что они должны были принять за обыкновенное в столицах, но неизвестное еще им в провинции.
Во весь вечер Николай обращал больше всего внимания на голубоглазую, полную и миловидную блондинку, жену одного из губернских чиновников. С тем наивным убеждением развеселившихся молодых людей, что чужие жены сотворены для них, Ростов не отходил от этой дамы и дружески, несколько заговорщически, обращался с ее мужем, как будто они хотя и не говорили этого, но знали, как славно они сойдутся – то есть Николай с женой этого мужа. Муж, однако, казалось, не разделял этого убеждения и старался мрачно обращаться с Ростовым. Но добродушная наивность Николая была так безгранична, что иногда муж невольно поддавался веселому настроению духа Николая. К концу вечера, однако, по мере того как лицо жены становилось все румянее и оживленнее, лицо ее мужа становилось все грустнее и бледнее, как будто доля оживления была одна на обоих, и по мере того как она увеличивалась в жене, она уменьшалась в муже.
Николай, с несходящей улыбкой на лице, несколько изогнувшись на кресле, сидел, близко наклоняясь над блондинкой и говоря ей мифологические комплименты.
Переменяя бойко положение ног в натянутых рейтузах, распространяя от себя запах духов и любуясь и своей дамой, и собою, и красивыми формами своих ног под натянутыми кичкирами, Николай говорил блондинке, что он хочет здесь, в Воронеже, похитить одну даму.
– Какую же?
– Прелестную, божественную. Глаза у ней (Николай посмотрел на собеседницу) голубые, рот – кораллы, белизна… – он глядел на плечи, – стан – Дианы…
Муж подошел к ним и мрачно спросил у жены, о чем она говорит.
– А! Никита Иваныч, – сказал Николай, учтиво вставая. И, как бы желая, чтобы Никита Иваныч принял участие в его шутках, он начал и ему сообщать свое намерение похитить одну блондинку.
Муж улыбался угрюмо, жена весело. Добрая губернаторша с неодобрительным видом подошла к ним.
– Анна Игнатьевна хочет тебя видеть, Nicolas, – сказала она, таким голосом выговаривая слова: Анна Игнатьевна, что Ростову сейчас стало понятно, что Анна Игнатьевна очень важная дама. – Пойдем, Nicolas. Ведь ты позволил мне так называть тебя?
– О да, ma tante. Кто же это?
– Анна Игнатьевна Мальвинцева. Она слышала о тебе от своей племянницы, как ты спас ее… Угадаешь?..
– Мало ли я их там спасал! – сказал Николай.
– Ее племянницу, княжну Болконскую. Она здесь, в Воронеже, с теткой. Ого! как покраснел! Что, или?..
– И не думал, полноте, ma tante.
– Ну хорошо, хорошо. О! какой ты!
Губернаторша подводила его к высокой и очень толстой старухе в голубом токе, только что кончившей свою карточную партию с самыми важными лицами в городе. Это была Мальвинцева, тетка княжны Марьи по матери, богатая бездетная вдова, жившая всегда в Воронеже. Она стояла, рассчитываясь за карты, когда Ростов подошел к ней. Она строго и важно прищурилась, взглянула на него и продолжала бранить генерала, выигравшего у нее.
– Очень рада, мой милый, – сказала она, протянув ему руку. – Милости прошу ко мне.
Поговорив о княжне Марье и покойнике ее отце, которого, видимо, не любила Мальвинцева, и расспросив о том, что Николай знал о князе Андрее, который тоже, видимо, не пользовался ее милостями, важная старуха отпустила его, повторив приглашение быть у нее.
Николай обещал и опять покраснел, когда откланивался Мальвинцевой. При упоминании о княжне Марье Ростов испытывал непонятное для него самого чувство застенчивости, даже страха.
Отходя от Мальвинцевой, Ростов хотел вернуться к танцам, но маленькая губернаторша положила свою пухленькую ручку на рукав Николая и, сказав, что ей нужно поговорить с ним, повела его в диванную, из которой бывшие в ней вышли тотчас же, чтобы не мешать губернаторше.
– Знаешь, mon cher, – сказала губернаторша с серьезным выражением маленького доброго лица, – вот это тебе точно партия; хочешь, я тебя сосватаю?
– Кого, ma tante? – спросил Николай.
– Княжну сосватаю. Катерина Петровна говорит, что Лили, а по моему, нет, – княжна. Хочешь? Я уверена, твоя maman благодарить будет. Право, какая девушка, прелесть! И она совсем не так дурна.
– Совсем нет, – как бы обидевшись, сказал Николай. – Я, ma tante, как следует солдату, никуда не напрашиваюсь и ни от чего не отказываюсь, – сказал Ростов прежде, чем он успел подумать о том, что он говорит.
– Так помни же: это не шутка.
– Какая шутка!
– Да, да, – как бы сама с собою говоря, сказала губернаторша. – А вот что еще, mon cher, entre autres. Vous etes trop assidu aupres de l'autre, la blonde. [мой друг. Ты слишком ухаживаешь за той, за белокурой.] Муж уж жалок, право…
– Ах нет, мы с ним друзья, – в простоте душевной сказал Николай: ему и в голову не приходило, чтобы такое веселое для него препровождение времени могло бы быть для кого нибудь не весело.
«Что я за глупость сказал, однако, губернаторше! – вдруг за ужином вспомнилось Николаю. – Она точно сватать начнет, а Соня?..» И, прощаясь с губернаторшей, когда она, улыбаясь, еще раз сказала ему: «Ну, так помни же», – он отвел ее в сторону:
– Но вот что, по правде вам сказать, ma tante…
– Что, что, мой друг; пойдем вот тут сядем.
Николай вдруг почувствовал желание и необходимость рассказать все свои задушевные мысли (такие, которые и не рассказал бы матери, сестре, другу) этой почти чужой женщине. Николаю потом, когда он вспоминал об этом порыве ничем не вызванной, необъяснимой откровенности, которая имела, однако, для него очень важные последствия, казалось (как это и кажется всегда людям), что так, глупый стих нашел; а между тем этот порыв откровенности, вместе с другими мелкими событиями, имел для него и для всей семьи огромные последствия.
– Вот что, ma tante. Maman меня давно женить хочет на богатой, но мне мысль одна эта противна, жениться из за денег.
– О да, понимаю, – сказала губернаторша.
– Но княжна Болконская, это другое дело; во первых, я вам правду скажу, она мне очень нравится, она по сердцу мне, и потом, после того как я ее встретил в таком положении, так странно, мне часто в голову приходило что это судьба. Особенно подумайте: maman давно об этом думала, но прежде мне ее не случалось встречать, как то все так случалось: не встречались. И во время, когда Наташа была невестой ее брата, ведь тогда мне бы нельзя было думать жениться на ней. Надо же, чтобы я ее встретил именно тогда, когда Наташина свадьба расстроилась, ну и потом всё… Да, вот что. Я никому не говорил этого и не скажу. А вам только.
Губернаторша пожала его благодарно за локоть.
– Вы знаете Софи, кузину? Я люблю ее, я обещал жениться и женюсь на ней… Поэтому вы видите, что про это не может быть и речи, – нескладно и краснея говорил Николай.
– Mon cher, mon cher, как же ты судишь? Да ведь у Софи ничего нет, а ты сам говорил, что дела твоего папа очень плохи. А твоя maman? Это убьет ее, раз. Потом Софи, ежели она девушка с сердцем, какая жизнь для нее будет? Мать в отчаянии, дела расстроены… Нет, mon cher, ты и Софи должны понять это.
Николай молчал. Ему приятно было слышать эти выводы.
– Все таки, ma tante, этого не может быть, – со вздохом сказал он, помолчав немного. – Да пойдет ли еще за меня княжна? и опять, она теперь в трауре. Разве можно об этом думать?
– Да разве ты думаешь, что я тебя сейчас и женю. Il y a maniere et maniere, [На все есть манера.] – сказала губернаторша.
– Какая вы сваха, ma tante… – сказал Nicolas, целуя ее пухлую ручку.
Приехав в Москву после своей встречи с Ростовым, княжна Марья нашла там своего племянника с гувернером и письмо от князя Андрея, который предписывал им их маршрут в Воронеж, к тетушке Мальвинцевой. Заботы о переезде, беспокойство о брате, устройство жизни в новом доме, новые лица, воспитание племянника – все это заглушило в душе княжны Марьи то чувство как будто искушения, которое мучило ее во время болезни и после кончины ее отца и в особенности после встречи с Ростовым. Она была печальна. Впечатление потери отца, соединявшееся в ее душе с погибелью России, теперь, после месяца, прошедшего с тех пор в условиях покойной жизни, все сильнее и сильнее чувствовалось ей. Она была тревожна: мысль об опасностях, которым подвергался ее брат – единственный близкий человек, оставшийся у нее, мучила ее беспрестанно. Она была озабочена воспитанием племянника, для которого она чувствовала себя постоянно неспособной; но в глубине души ее было согласие с самой собою, вытекавшее из сознания того, что она задавила в себе поднявшиеся было, связанные с появлением Ростова, личные мечтания и надежды.
Когда на другой день после своего вечера губернаторша приехала к Мальвинцевой и, переговорив с теткой о своих планах (сделав оговорку о том, что, хотя при теперешних обстоятельствах нельзя и думать о формальном сватовстве, все таки можно свести молодых людей, дать им узнать друг друга), и когда, получив одобрение тетки, губернаторша при княжне Марье заговорила о Ростове, хваля его и рассказывая, как он покраснел при упоминании о княжне, – княжна Марья испытала не радостное, но болезненное чувство: внутреннее согласие ее не существовало более, и опять поднялись желания, сомнения, упреки и надежды.
В те два дня, которые прошли со времени этого известия и до посещения Ростова, княжна Марья не переставая думала о том, как ей должно держать себя в отношении Ростова. То она решала, что она не выйдет в гостиную, когда он приедет к тетке, что ей, в ее глубоком трауре, неприлично принимать гостей; то она думала, что это будет грубо после того, что он сделал для нее; то ей приходило в голову, что ее тетка и губернаторша имеют какие то виды на нее и Ростова (их взгляды и слова иногда, казалось, подтверждали это предположение); то она говорила себе, что только она с своей порочностью могла думать это про них: не могли они не помнить, что в ее положении, когда еще она не сняла плерезы, такое сватовство было бы оскорбительно и ей, и памяти ее отца. Предполагая, что она выйдет к нему, княжна Марья придумывала те слова, которые он скажет ей и которые она скажет ему; и то слова эти казались ей незаслуженно холодными, то имеющими слишком большое значение. Больше же всего она при свидании с ним боялась за смущение, которое, она чувствовала, должно было овладеть ею и выдать ее, как скоро она его увидит.
Но когда, в воскресенье после обедни, лакей доложил в гостиной, что приехал граф Ростов, княжна не выказала смущения; только легкий румянец выступил ей на щеки, и глаза осветились новым, лучистым светом.
– Вы его видели, тетушка? – сказала княжна Марья спокойным голосом, сама не зная, как это она могла быть так наружно спокойна и естественна.
Когда Ростов вошел в комнату, княжна опустила на мгновенье голову, как бы предоставляя время гостю поздороваться с теткой, и потом, в самое то время, как Николай обратился к ней, она подняла голову и блестящими глазами встретила его взгляд. Полным достоинства и грации движением она с радостной улыбкой приподнялась, протянула ему свою тонкую, нежную руку и заговорила голосом, в котором в первый раз звучали новые, женские грудные звуки. M lle Bourienne, бывшая в гостиной, с недоумевающим удивлением смотрела на княжну Марью. Самая искусная кокетка, она сама не могла бы лучше маневрировать при встрече с человеком, которому надо было понравиться.
«Или ей черное так к лицу, или действительно она так похорошела, и я не заметила. И главное – этот такт и грация!» – думала m lle Bourienne.
Ежели бы княжна Марья в состоянии была думать в эту минуту, она еще более, чем m lle Bourienne, удивилась бы перемене, происшедшей в ней. С той минуты как она увидала это милое, любимое лицо, какая то новая сила жизни овладела ею и заставляла ее, помимо ее воли, говорить и действовать. Лицо ее, с того времени как вошел Ростов, вдруг преобразилось. Как вдруг с неожиданной поражающей красотой выступает на стенках расписного и резного фонаря та сложная искусная художественная работа, казавшаяся прежде грубою, темною и бессмысленною, когда зажигается свет внутри: так вдруг преобразилось лицо княжны Марьи. В первый раз вся та чистая духовная внутренняя работа, которою она жила до сих пор, выступила наружу. Вся ее внутренняя, недовольная собой работа, ее страдания, стремление к добру, покорность, любовь, самопожертвование – все это светилось теперь в этих лучистых глазах, в тонкой улыбке, в каждой черте ее нежного лица.
Ростов увидал все это так же ясно, как будто он знал всю ее жизнь. Он чувствовал, что существо, бывшее перед ним, было совсем другое, лучшее, чем все те, которые он встречал до сих пор, и лучшее, главное, чем он сам.
Разговор был самый простой и незначительный. Они говорили о войне, невольно, как и все, преувеличивая свою печаль об этом событии, говорили о последней встрече, причем Николай старался отклонять разговор на другой предмет, говорили о доброй губернаторше, о родных Николая и княжны Марьи.
Княжна Марья не говорила о брате, отвлекая разговор на другой предмет, как только тетка ее заговаривала об Андрее. Видно было, что о несчастиях России она могла говорить притворно, но брат ее был предмет, слишком близкий ее сердцу, и она не хотела и не могла слегка говорить о нем. Николай заметил это, как он вообще с несвойственной ему проницательной наблюдательностью замечал все оттенки характера княжны Марьи, которые все только подтверждали его убеждение, что она была совсем особенное и необыкновенное существо. Николай, точно так же, как и княжна Марья, краснел и смущался, когда ему говорили про княжну и даже когда он думал о ней, но в ее присутствии чувствовал себя совершенно свободным и говорил совсем не то, что он приготавливал, а то, что мгновенно и всегда кстати приходило ему в голову.
Во время короткого визита Николая, как и всегда, где есть дети, в минуту молчания Николай прибег к маленькому сыну князя Андрея, лаская его и спрашивая, хочет ли он быть гусаром? Он взял на руки мальчика, весело стал вертеть его и оглянулся на княжну Марью. Умиленный, счастливый и робкий взгляд следил за любимым ею мальчиком на руках любимого человека. Николай заметил и этот взгляд и, как бы поняв его значение, покраснел от удовольствия и добродушно весело стал целовать мальчика.
Княжна Марья не выезжала по случаю траура, а Николай не считал приличным бывать у них; но губернаторша все таки продолжала свое дело сватовства и, передав Николаю то лестное, что сказала про него княжна Марья, и обратно, настаивала на том, чтобы Ростов объяснился с княжной Марьей. Для этого объяснения она устроила свиданье между молодыми людьми у архиерея перед обедней.
Хотя Ростов и сказал губернаторше, что он не будет иметь никакого объяснения с княжной Марьей, но он обещался приехать.
Как в Тильзите Ростов не позволил себе усомниться в том, хорошо ли то, что признано всеми хорошим, точно так же и теперь, после короткой, но искренней борьбы между попыткой устроить свою жизнь по своему разуму и смиренным подчинением обстоятельствам, он выбрал последнее и предоставил себя той власти, которая его (он чувствовал) непреодолимо влекла куда то. Он знал, что, обещав Соне, высказать свои чувства княжне Марье было бы то, что он называл подлость. И он знал, что подлости никогда не сделает. Но он знал тоже (и не то, что знал, а в глубине души чувствовал), что, отдаваясь теперь во власть обстоятельств и людей, руководивших им, он не только не делает ничего дурного, но делает что то очень, очень важное, такое важное, чего он еще никогда не делал в жизни.
После его свиданья с княжной Марьей, хотя образ жизни его наружно оставался тот же, но все прежние удовольствия потеряли для него свою прелесть, и он часто думал о княжне Марье; но он никогда не думал о ней так, как он без исключения думал о всех барышнях, встречавшихся ему в свете, не так, как он долго и когда то с восторгом думал о Соне. О всех барышнях, как и почти всякий честный молодой человек, он думал как о будущей жене, примеривал в своем воображении к ним все условия супружеской жизни: белый капот, жена за самоваром, женина карета, ребятишки, maman и papa, их отношения с ней и т. д., и т. д., и эти представления будущего доставляли ему удовольствие; но когда он думал о княжне Марье, на которой его сватали, он никогда не мог ничего представить себе из будущей супружеской жизни. Ежели он и пытался, то все выходило нескладно и фальшиво. Ему только становилось жутко.
Страшное известие о Бородинском сражении, о наших потерях убитыми и ранеными, а еще более страшное известие о потере Москвы были получены в Воронеже в половине сентября. Княжна Марья, узнав только из газет о ране брата и не имея о нем никаких определенных сведений, собралась ехать отыскивать князя Андрея, как слышал Николай (сам же он не видал ее).
Получив известие о Бородинском сражении и об оставлении Москвы, Ростов не то чтобы испытывал отчаяние, злобу или месть и тому подобные чувства, но ему вдруг все стало скучно, досадно в Воронеже, все как то совестно и неловко. Ему казались притворными все разговоры, которые он слышал; он не знал, как судить про все это, и чувствовал, что только в полку все ему опять станет ясно. Он торопился окончанием покупки лошадей и часто несправедливо приходил в горячность с своим слугой и вахмистром.
Несколько дней перед отъездом Ростова в соборе было назначено молебствие по случаю победы, одержанной русскими войсками, и Николай поехал к обедне. Он стал несколько позади губернатора и с служебной степенностью, размышляя о самых разнообразных предметах, выстоял службу. Когда молебствие кончилось, губернаторша подозвала его к себе.
– Ты видел княжну? – сказала она, головой указывая на даму в черном, стоявшую за клиросом.
Николай тотчас же узнал княжну Марью не столько по профилю ее, который виднелся из под шляпы, сколько по тому чувству осторожности, страха и жалости, которое тотчас же охватило его. Княжна Марья, очевидно погруженная в свои мысли, делала последние кресты перед выходом из церкви.
Николай с удивлением смотрел на ее лицо. Это было то же лицо, которое он видел прежде, то же было в нем общее выражение тонкой, внутренней, духовной работы; но теперь оно было совершенно иначе освещено. Трогательное выражение печали, мольбы и надежды было на нем. Как и прежде бывало с Николаем в ее присутствии, он, не дожидаясь совета губернаторши подойти к ней, не спрашивая себя, хорошо ли, прилично ли или нет будет его обращение к ней здесь, в церкви, подошел к ней и сказал, что он слышал о ее горе и всей душой соболезнует ему. Едва только она услыхала его голос, как вдруг яркий свет загорелся в ее лице, освещая в одно и то же время и печаль ее, и радость.
– Я одно хотел вам сказать, княжна, – сказал Ростов, – это то, что ежели бы князь Андрей Николаевич не был бы жив, то, как полковой командир, в газетах это сейчас было бы объявлено.
Княжна смотрела на него, не понимая его слов, но радуясь выражению сочувствующего страдания, которое было в его лице.
– И я столько примеров знаю, что рана осколком (в газетах сказано гранатой) бывает или смертельна сейчас же, или, напротив, очень легкая, – говорил Николай. – Надо надеяться на лучшее, и я уверен…
Княжна Марья перебила его.
– О, это было бы так ужа… – начала она и, не договорив от волнения, грациозным движением (как и все, что она делала при нем) наклонив голову и благодарно взглянув на него, пошла за теткой.
Вечером этого дня Николай никуда не поехал в гости и остался дома, с тем чтобы покончить некоторые счеты с продавцами лошадей. Когда он покончил дела, было уже поздно, чтобы ехать куда нибудь, но было еще рано, чтобы ложиться спать, и Николай долго один ходил взад и вперед по комнате, обдумывая свою жизнь, что с ним редко случалось.
Княжна Марья произвела на него приятное впечатление под Смоленском. То, что он встретил ее тогда в таких особенных условиях, и то, что именно на нее одно время его мать указывала ему как на богатую партию, сделали то, что он обратил на нее особенное внимание. В Воронеже, во время его посещения, впечатление это было не только приятное, но сильное. Николай был поражен той особенной, нравственной красотой, которую он в этот раз заметил в ней. Однако он собирался уезжать, и ему в голову не приходило пожалеть о том, что уезжая из Воронежа, он лишается случая видеть княжну. Но нынешняя встреча с княжной Марьей в церкви (Николай чувствовал это) засела ему глубже в сердце, чем он это предвидел, и глубже, чем он желал для своего спокойствия. Это бледное, тонкое, печальное лицо, этот лучистый взгляд, эти тихие, грациозные движения и главное – эта глубокая и нежная печаль, выражавшаяся во всех чертах ее, тревожили его и требовали его участия. В мужчинах Ростов терпеть не мог видеть выражение высшей, духовной жизни (оттого он не любил князя Андрея), он презрительно называл это философией, мечтательностью; но в княжне Марье, именно в этой печали, выказывавшей всю глубину этого чуждого для Николая духовного мира, он чувствовал неотразимую привлекательность.
«Чудная должна быть девушка! Вот именно ангел! – говорил он сам с собою. – Отчего я не свободен, отчего я поторопился с Соней?» И невольно ему представилось сравнение между двумя: бедность в одной и богатство в другой тех духовных даров, которых не имел Николай и которые потому он так высоко ценил. Он попробовал себе представить, что бы было, если б он был свободен. Каким образом он сделал бы ей предложение и она стала бы его женою? Нет, он не мог себе представить этого. Ему делалось жутко, и никакие ясные образы не представлялись ему. С Соней он давно уже составил себе будущую картину, и все это было просто и ясно, именно потому, что все это было выдумано, и он знал все, что было в Соне; но с княжной Марьей нельзя было себе представить будущей жизни, потому что он не понимал ее, а только любил.
Мечтания о Соне имели в себе что то веселое, игрушечное. Но думать о княжне Марье всегда было трудно и немного страшно.
«Как она молилась! – вспомнил он. – Видно было, что вся душа ее была в молитве. Да, это та молитва, которая сдвигает горы, и я уверен, что молитва ее будет исполнена. Отчего я не молюсь о том, что мне нужно? – вспомнил он. – Что мне нужно? Свободы, развязки с Соней. Она правду говорила, – вспомнил он слова губернаторши, – кроме несчастья, ничего не будет из того, что я женюсь на ней. Путаница, горе maman… дела… путаница, страшная путаница! Да я и не люблю ее. Да, не так люблю, как надо. Боже мой! выведи меня из этого ужасного, безвыходного положения! – начал он вдруг молиться. – Да, молитва сдвинет гору, но надо верить и не так молиться, как мы детьми молились с Наташей о том, чтобы снег сделался сахаром, и выбегали на двор пробовать, делается ли из снегу сахар. Нет, но я не о пустяках молюсь теперь», – сказал он, ставя в угол трубку и, сложив руки, становясь перед образом. И, умиленный воспоминанием о княжне Марье, он начал молиться так, как он давно не молился. Слезы у него были на глазах и в горле, когда в дверь вошел Лаврушка с какими то бумагами.
– Дурак! что лезешь, когда тебя не спрашивают! – сказал Николай, быстро переменяя положение.
– От губернатора, – заспанным голосом сказал Лаврушка, – кульер приехал, письмо вам.
– Ну, хорошо, спасибо, ступай!
Николай взял два письма. Одно было от матери, другое от Сони. Он узнал их по почеркам и распечатал первое письмо Сони. Не успел он прочесть нескольких строк, как лицо его побледнело и глаза его испуганно и радостно раскрылись.
– Нет, это не может быть! – проговорил он вслух. Не в силах сидеть на месте, он с письмом в руках, читая его. стал ходить по комнате. Он пробежал письмо, потом прочел его раз, другой, и, подняв плечи и разведя руками, он остановился посреди комнаты с открытым ртом и остановившимися глазами. То, о чем он только что молился, с уверенностью, что бог исполнит его молитву, было исполнено; но Николай был удивлен этим так, как будто это было что то необыкновенное, и как будто он никогда не ожидал этого, и как будто именно то, что это так быстро совершилось, доказывало то, что это происходило не от бога, которого он просил, а от обыкновенной случайности.
Тот, казавшийся неразрешимым, узел, который связывал свободу Ростова, был разрешен этим неожиданным (как казалось Николаю), ничем не вызванным письмом Сони. Она писала, что последние несчастные обстоятельства, потеря почти всего имущества Ростовых в Москве, и не раз высказываемые желания графини о том, чтобы Николай женился на княжне Болконской, и его молчание и холодность за последнее время – все это вместе заставило ее решиться отречься от его обещаний и дать ему полную свободу.
«Мне слишком тяжело было думать, что я могу быть причиной горя или раздора в семействе, которое меня облагодетельствовало, – писала она, – и любовь моя имеет одною целью счастье тех, кого я люблю; и потому я умоляю вас, Nicolas, считать себя свободным и знать, что несмотря ни на что, никто сильнее не может вас любить, как ваша Соня».
Оба письма были из Троицы. Другое письмо было от графини. В письме этом описывались последние дни в Москве, выезд, пожар и погибель всего состояния. В письме этом, между прочим, графиня писала о том, что князь Андрей в числе раненых ехал вместе с ними. Положение его было очень опасно, но теперь доктор говорит, что есть больше надежды. Соня и Наташа, как сиделки, ухаживают за ним.
С этим письмом на другой день Николай поехал к княжне Марье. Ни Николай, ни княжна Марья ни слова не сказали о том, что могли означать слова: «Наташа ухаживает за ним»; но благодаря этому письму Николай вдруг сблизился с княжной в почти родственные отношения.
На другой день Ростов проводил княжну Марью в Ярославль и через несколько дней сам уехал в полк.
Письмо Сони к Николаю, бывшее осуществлением его молитвы, было написано из Троицы. Вот чем оно было вызвано. Мысль о женитьбе Николая на богатой невесте все больше и больше занимала старую графиню. Она знала, что Соня была главным препятствием для этого. И жизнь Сони последнее время, в особенности после письма Николая, описывавшего свою встречу в Богучарове с княжной Марьей, становилась тяжелее и тяжелее в доме графини. Графиня не пропускала ни одного случая для оскорбительного или жестокого намека Соне.
Но несколько дней перед выездом из Москвы, растроганная и взволнованная всем тем, что происходило, графиня, призвав к себе Соню, вместо упреков и требований, со слезами обратилась к ней с мольбой о том, чтобы она, пожертвовав собою, отплатила бы за все, что было для нее сделано, тем, чтобы разорвала свои связи с Николаем.
– Я не буду покойна до тех пор, пока ты мне не дашь этого обещания.
Соня разрыдалась истерически, отвечала сквозь рыдания, что она сделает все, что она на все готова, но не дала прямого обещания и в душе своей не могла решиться на то, чего от нее требовали. Надо было жертвовать собой для счастья семьи, которая вскормила и воспитала ее. Жертвовать собой для счастья других было привычкой Сони. Ее положение в доме было таково, что только на пути жертвованья она могла выказывать свои достоинства, и она привыкла и любила жертвовать собой. Но прежде во всех действиях самопожертвованья она с радостью сознавала, что она, жертвуя собой, этим самым возвышает себе цену в глазах себя и других и становится более достойною Nicolas, которого она любила больше всего в жизни; но теперь жертва ее должна была состоять в том, чтобы отказаться от того, что для нее составляло всю награду жертвы, весь смысл жизни. И в первый раз в жизни она почувствовала горечь к тем людям, которые облагодетельствовали ее для того, чтобы больнее замучить; почувствовала зависть к Наташе, никогда не испытывавшей ничего подобного, никогда не нуждавшейся в жертвах и заставлявшей других жертвовать себе и все таки всеми любимой. И в первый раз Соня почувствовала, как из ее тихой, чистой любви к Nicolas вдруг начинало вырастать страстное чувство, которое стояло выше и правил, и добродетели, и религии; и под влиянием этого чувства Соня невольно, выученная своею зависимою жизнью скрытности, в общих неопределенных словах ответив графине, избегала с ней разговоров и решилась ждать свидания с Николаем с тем, чтобы в этом свидании не освободить, но, напротив, навсегда связать себя с ним.
Хлопоты и ужас последних дней пребывания Ростовых в Москве заглушили в Соне тяготившие ее мрачные мысли. Она рада была находить спасение от них в практической деятельности. Но когда она узнала о присутствии в их доме князя Андрея, несмотря на всю искреннюю жалость, которую она испытала к нему и к Наташе, радостное и суеверное чувство того, что бог не хочет того, чтобы она была разлучена с Nicolas, охватило ее. Она знала, что Наташа любила одного князя Андрея и не переставала любить его. Она знала, что теперь, сведенные вместе в таких страшных условиях, они снова полюбят друг друга и что тогда Николаю вследствие родства, которое будет между ними, нельзя будет жениться на княжне Марье. Несмотря на весь ужас всего происходившего в последние дни и во время первых дней путешествия, это чувство, это сознание вмешательства провидения в ее личные дела радовало Соню.
В Троицкой лавре Ростовы сделали первую дневку в своем путешествии.
В гостинице лавры Ростовым были отведены три большие комнаты, из которых одну занимал князь Андрей. Раненому было в этот день гораздо лучше. Наташа сидела с ним. В соседней комнате сидели граф и графиня, почтительно беседуя с настоятелем, посетившим своих давнишних знакомых и вкладчиков. Соня сидела тут же, и ее мучило любопытство о том, о чем говорили князь Андрей с Наташей. Она из за двери слушала звуки их голосов. Дверь комнаты князя Андрея отворилась. Наташа с взволнованным лицом вышла оттуда и, не замечая приподнявшегося ей навстречу и взявшегося за широкий рукав правой руки монаха, подошла к Соне и взяла ее за руку.
– Наташа, что ты? Поди сюда, – сказала графиня.
Наташа подошла под благословенье, и настоятель посоветовал обратиться за помощью к богу и его угоднику.
Тотчас после ухода настоятеля Нашата взяла за руку свою подругу и пошла с ней в пустую комнату.
– Соня, да? он будет жив? – сказала она. – Соня, как я счастлива и как я несчастна! Соня, голубчик, – все по старому. Только бы он был жив. Он не может… потому что, потому… что… – И Наташа расплакалась.
– Так! Я знала это! Слава богу, – проговорила Соня. – Он будет жив!
Соня была взволнована не меньше своей подруги – и ее страхом и горем, и своими личными, никому не высказанными мыслями. Она, рыдая, целовала, утешала Наташу. «Только бы он был жив!» – думала она. Поплакав, поговорив и отерев слезы, обе подруги подошли к двери князя Андрея. Наташа, осторожно отворив двери, заглянула в комнату. Соня рядом с ней стояла у полуотворенной двери.
Князь Андрей лежал высоко на трех подушках. Бледное лицо его было покойно, глаза закрыты, и видно было, как он ровно дышал.
– Ах, Наташа! – вдруг почти вскрикнула Соня, хватаясь за руку своей кузины и отступая от двери.
– Что? что? – спросила Наташа.
– Это то, то, вот… – сказала Соня с бледным лицом и дрожащими губами.
Наташа тихо затворила дверь и отошла с Соней к окну, не понимая еще того, что ей говорили.
– Помнишь ты, – с испуганным и торжественным лицом говорила Соня, – помнишь, когда я за тебя в зеркало смотрела… В Отрадном, на святках… Помнишь, что я видела?..
– Да, да! – широко раскрывая глаза, сказала Наташа, смутно вспоминая, что тогда Соня сказала что то о князе Андрее, которого она видела лежащим.
– Помнишь? – продолжала Соня. – Я видела тогда и сказала всем, и тебе, и Дуняше. Я видела, что он лежит на постели, – говорила она, при каждой подробности делая жест рукою с поднятым пальцем, – и что он закрыл глаза, и что он покрыт именно розовым одеялом, и что он сложил руки, – говорила Соня, убеждаясь, по мере того как она описывала виденные ею сейчас подробности, что эти самые подробности она видела тогда. Тогда она ничего не видела, но рассказала, что видела то, что ей пришло в голову; но то, что она придумала тогда, представлялось ей столь же действительным, как и всякое другое воспоминание. То, что она тогда сказала, что он оглянулся на нее и улыбнулся и был покрыт чем то красным, она не только помнила, но твердо была убеждена, что еще тогда она сказала и видела, что он был покрыт розовым, именно розовым одеялом, и что глаза его были закрыты.
– Да, да, именно розовым, – сказала Наташа, которая тоже теперь, казалось, помнила, что было сказано розовым, и в этом самом видела главную необычайность и таинственность предсказания.
– Но что же это значит? – задумчиво сказала Наташа.
– Ах, я не знаю, как все это необычайно! – сказала Соня, хватаясь за голову.
Через несколько минут князь Андрей позвонил, и Наташа вошла к нему; а Соня, испытывая редко испытанное ею волнение и умиление, осталась у окна, обдумывая всю необычайность случившегося.
В этот день был случай отправить письма в армию, и графиня писала письмо сыну.
– Соня, – сказала графиня, поднимая голову от письма, когда племянница проходила мимо нее. – Соня, ты не напишешь Николеньке? – сказала графиня тихим, дрогнувшим голосом, и во взгляде ее усталых, смотревших через очки глаз Соня прочла все, что разумела графиня этими словами. В этом взгляде выражались и мольба, и страх отказа, и стыд за то, что надо было просить, и готовность на непримиримую ненависть в случае отказа.
Соня подошла к графине и, став на колени, поцеловала ее руку.
– Я напишу, maman, – сказала она.
Соня была размягчена, взволнована и умилена всем тем, что происходило в этот день, в особенности тем таинственным совершением гаданья, которое она сейчас видела. Теперь, когда она знала, что по случаю возобновления отношений Наташи с князем Андреем Николай не мог жениться на княжне Марье, она с радостью почувствовала возвращение того настроения самопожертвования, в котором она любила и привыкла жить. И со слезами на глазах и с радостью сознания совершения великодушного поступка она, несколько раз прерываясь от слез, которые отуманивали ее бархатные черные глаза, написала то трогательное письмо, получение которого так поразило Николая.
На гауптвахте, куда был отведен Пьер, офицер и солдаты, взявшие его, обращались с ним враждебно, но вместе с тем и уважительно. Еще чувствовалось в их отношении к нему и сомнение о том, кто он такой (не очень ли важный человек), и враждебность вследствие еще свежей их личной борьбы с ним.
Но когда, в утро другого дня, пришла смена, то Пьер почувствовал, что для нового караула – для офицеров и солдат – он уже не имел того смысла, который имел для тех, которые его взяли. И действительно, в этом большом, толстом человеке в мужицком кафтане караульные другого дня уже не видели того живого человека, который так отчаянно дрался с мародером и с конвойными солдатами и сказал торжественную фразу о спасении ребенка, а видели только семнадцатого из содержащихся зачем то, по приказанию высшего начальства, взятых русских. Ежели и было что нибудь особенное в Пьере, то только его неробкий, сосредоточенно задумчивый вид и французский язык, на котором он, удивительно для французов, хорошо изъяснялся. Несмотря на то, в тот же день Пьера соединили с другими взятыми подозрительными, так как отдельная комната, которую он занимал, понадобилась офицеру.
Все русские, содержавшиеся с Пьером, были люди самого низкого звания. И все они, узнав в Пьере барина, чуждались его, тем более что он говорил по французски. Пьер с грустью слышал над собою насмешки.
На другой день вечером Пьер узнал, что все эти содержащиеся (и, вероятно, он в том же числе) должны были быть судимы за поджигательство. На третий день Пьера водили с другими в какой то дом, где сидели французский генерал с белыми усами, два полковника и другие французы с шарфами на руках. Пьеру, наравне с другими, делали с той, мнимо превышающею человеческие слабости, точностью и определительностью, с которой обыкновенно обращаются с подсудимыми, вопросы о том, кто он? где он был? с какою целью? и т. п.
Вопросы эти, оставляя в стороне сущность жизненного дела и исключая возможность раскрытия этой сущности, как и все вопросы, делаемые на судах, имели целью только подставление того желобка, по которому судящие желали, чтобы потекли ответы подсудимого и привели его к желаемой цели, то есть к обвинению. Как только он начинал говорить что нибудь такое, что не удовлетворяло цели обвинения, так принимали желобок, и вода могла течь куда ей угодно. Кроме того, Пьер испытал то же, что во всех судах испытывает подсудимый: недоумение, для чего делали ему все эти вопросы. Ему чувствовалось, что только из снисходительности или как бы из учтивости употреблялась эта уловка подставляемого желобка. Он знал, что находился во власти этих людей, что только власть привела его сюда, что только власть давала им право требовать ответы на вопросы, что единственная цель этого собрания состояла в том, чтоб обвинить его. И поэтому, так как была власть и было желание обвинить, то не нужно было и уловки вопросов и суда. Очевидно было, что все ответы должны были привести к виновности. На вопрос, что он делал, когда его взяли, Пьер отвечал с некоторою трагичностью, что он нес к родителям ребенка, qu'il avait sauve des flammes [которого он спас из пламени]. – Для чего он дрался с мародером? Пьер отвечал, что он защищал женщину, что защита оскорбляемой женщины есть обязанность каждого человека, что… Его остановили: это не шло к делу. Для чего он был на дворе загоревшегося дома, на котором его видели свидетели? Он отвечал, что шел посмотреть, что делалось в Москве. Его опять остановили: у него не спрашивали, куда он шел, а для чего он находился подле пожара? Кто он? повторили ему первый вопрос, на который он сказал, что не хочет отвечать. Опять он отвечал, что не может сказать этого.
– Запишите, это нехорошо. Очень нехорошо, – строго сказал ему генерал с белыми усами и красным, румяным лицом.
На четвертый день пожары начались на Зубовском валу.
Пьера с тринадцатью другими отвели на Крымский Брод, в каретный сарай купеческого дома. Проходя по улицам, Пьер задыхался от дыма, который, казалось, стоял над всем городом. С разных сторон виднелись пожары. Пьер тогда еще не понимал значения сожженной Москвы и с ужасом смотрел на эти пожары.
В каретном сарае одного дома у Крымского Брода Пьер пробыл еще четыре дня и во время этих дней из разговора французских солдат узнал, что все содержащиеся здесь ожидали с каждым днем решения маршала. Какого маршала, Пьер не мог узнать от солдат. Для солдата, очевидно, маршал представлялся высшим и несколько таинственным звеном власти.
Эти первые дни, до 8 го сентября, – дня, в который пленных повели на вторичный допрос, были самые тяжелые для Пьера.
Х
8 го сентября в сарай к пленным вошел очень важный офицер, судя по почтительности, с которой с ним обращались караульные. Офицер этот, вероятно, штабный, с списком в руках, сделал перекличку всем русским, назвав Пьера: celui qui n'avoue pas son nom [тот, который не говорит своего имени]. И, равнодушно и лениво оглядев всех пленных, он приказал караульному офицеру прилично одеть и прибрать их, прежде чем вести к маршалу. Через час прибыла рота солдат, и Пьера с другими тринадцатью повели на Девичье поле. День был ясный, солнечный после дождя, и воздух был необыкновенно чист. Дым не стлался низом, как в тот день, когда Пьера вывели из гауптвахты Зубовского вала; дым поднимался столбами в чистом воздухе. Огня пожаров нигде не было видно, но со всех сторон поднимались столбы дыма, и вся Москва, все, что только мог видеть Пьер, было одно пожарище. Со всех сторон виднелись пустыри с печами и трубами и изредка обгорелые стены каменных домов. Пьер приглядывался к пожарищам и не узнавал знакомых кварталов города. Кое где виднелись уцелевшие церкви. Кремль, неразрушенный, белел издалека с своими башнями и Иваном Великим. Вблизи весело блестел купол Ново Девичьего монастыря, и особенно звонко слышался оттуда благовест. Благовест этот напомнил Пьеру, что было воскресенье и праздник рождества богородицы. Но казалось, некому было праздновать этот праздник: везде было разоренье пожарища, и из русского народа встречались только изредка оборванные, испуганные люди, которые прятались при виде французов.
Очевидно, русское гнездо было разорено и уничтожено; но за уничтожением этого русского порядка жизни Пьер бессознательно чувствовал, что над этим разоренным гнездом установился свой, совсем другой, но твердый французский порядок. Он чувствовал это по виду тех, бодро и весело, правильными рядами шедших солдат, которые конвоировали его с другими преступниками; он чувствовал это по виду какого то важного французского чиновника в парной коляске, управляемой солдатом, проехавшего ему навстречу. Он это чувствовал по веселым звукам полковой музыки, доносившимся с левой стороны поля, и в особенности он чувствовал и понимал это по тому списку, который, перекликая пленных, прочел нынче утром приезжавший французский офицер. Пьер был взят одними солдатами, отведен в одно, в другое место с десятками других людей; казалось, они могли бы забыть про него, смешать его с другими. Но нет: ответы его, данные на допросе, вернулись к нему в форме наименования его: celui qui n'avoue pas son nom. И под этим названием, которое страшно было Пьеру, его теперь вели куда то, с несомненной уверенностью, написанною на их лицах, что все остальные пленные и он были те самые, которых нужно, и что их ведут туда, куда нужно. Пьер чувствовал себя ничтожной щепкой, попавшей в колеса неизвестной ему, но правильно действующей машины.
Пьера с другими преступниками привели на правую сторону Девичьего поля, недалеко от монастыря, к большому белому дому с огромным садом. Это был дом князя Щербатова, в котором Пьер часто прежде бывал у хозяина и в котором теперь, как он узнал из разговора солдат, стоял маршал, герцог Экмюльский.
Их подвели к крыльцу и по одному стали вводить в дом. Пьера ввели шестым. Через стеклянную галерею, сени, переднюю, знакомые Пьеру, его ввели в длинный низкий кабинет, у дверей которого стоял адъютант.
Даву сидел на конце комнаты над столом, с очками на носу. Пьер близко подошел к нему. Даву, не поднимая глаз, видимо справлялся с какой то бумагой, лежавшей перед ним. Не поднимая же глаз, он тихо спросил:
– Qui etes vous? [Кто вы такой?]
Пьер молчал оттого, что не в силах был выговорить слова. Даву для Пьера не был просто французский генерал; для Пьера Даву был известный своей жестокостью человек. Глядя на холодное лицо Даву, который, как строгий учитель, соглашался до времени иметь терпение и ждать ответа, Пьер чувствовал, что всякая секунда промедления могла стоить ему жизни; но он не знал, что сказать. Сказать то же, что он говорил на первом допросе, он не решался; открыть свое звание и положение было и опасно и стыдно. Пьер молчал. Но прежде чем Пьер успел на что нибудь решиться, Даву приподнял голову, приподнял очки на лоб, прищурил глаза и пристально посмотрел на Пьера.
– Я знаю этого человека, – мерным, холодным голосом, очевидно рассчитанным для того, чтобы испугать Пьера, сказал он. Холод, пробежавший прежде по спине Пьера, охватил его голову, как тисками.
– Mon general, vous ne pouvez pas me connaitre, je ne vous ai jamais vu… [Вы не могли меня знать, генерал, я никогда не видал вас.]
– C'est un espion russe, [Это русский шпион,] – перебил его Даву, обращаясь к другому генералу, бывшему в комнате и которого не заметил Пьер. И Даву отвернулся. С неожиданным раскатом в голосе Пьер вдруг быстро заговорил.
– Non, Monseigneur, – сказал он, неожиданно вспомнив, что Даву был герцог. – Non, Monseigneur, vous n'avez pas pu me connaitre. Je suis un officier militionnaire et je n'ai pas quitte Moscou. [Нет, ваше высочество… Нет, ваше высочество, вы не могли меня знать. Я офицер милиции, и я не выезжал из Москвы.]
– Votre nom? [Ваше имя?] – повторил Даву.
– Besouhof. [Безухов.]
– Qu'est ce qui me prouvera que vous ne mentez pas? [Кто мне докажет, что вы не лжете?]
– Monseigneur! [Ваше высочество!] – вскрикнул Пьер не обиженным, но умоляющим голосом.
Даву поднял глаза и пристально посмотрел на Пьера. Несколько секунд они смотрели друг на друга, и этот взгляд спас Пьера. В этом взгляде, помимо всех условий войны и суда, между этими двумя людьми установились человеческие отношения. Оба они в эту одну минуту смутно перечувствовали бесчисленное количество вещей и поняли, что они оба дети человечества, что они братья.
В первом взгляде для Даву, приподнявшего только голову от своего списка, где людские дела и жизнь назывались нумерами, Пьер был только обстоятельство; и, не взяв на совесть дурного поступка, Даву застрелил бы его; но теперь уже он видел в нем человека. Он задумался на мгновение.
– Comment me prouverez vous la verite de ce que vous me dites? [Чем вы докажете мне справедливость ваших слов?] – сказал Даву холодно.
Пьер вспомнил Рамбаля и назвал его полк, и фамилию, и улицу, на которой был дом.
– Vous n'etes pas ce que vous dites, [Вы не то, что вы говорите.] – опять сказал Даву.
Пьер дрожащим, прерывающимся голосом стал приводить доказательства справедливости своего показания.
Но в это время вошел адъютант и что то доложил Даву.
Даву вдруг просиял при известии, сообщенном адъютантом, и стал застегиваться. Он, видимо, совсем забыл о Пьере.
Когда адъютант напомнил ему о пленном, он, нахмурившись, кивнул в сторону Пьера и сказал, чтобы его вели. Но куда должны были его вести – Пьер не знал: назад в балаган или на приготовленное место казни, которое, проходя по Девичьему полю, ему показывали товарищи.
Он обернул голову и видел, что адъютант переспрашивал что то.
– Oui, sans doute! [Да, разумеется!] – сказал Даву, но что «да», Пьер не знал.
Пьер не помнил, как, долго ли он шел и куда. Он, в состоянии совершенного бессмыслия и отупления, ничего не видя вокруг себя, передвигал ногами вместе с другими до тех пор, пока все остановились, и он остановился. Одна мысль за все это время была в голове Пьера. Это была мысль о том: кто, кто же, наконец, приговорил его к казни. Это были не те люди, которые допрашивали его в комиссии: из них ни один не хотел и, очевидно, не мог этого сделать. Это был не Даву, который так человечески посмотрел на него. Еще бы одна минута, и Даву понял бы, что они делают дурно, но этой минуте помешал адъютант, который вошел. И адъютант этот, очевидно, не хотел ничего худого, но он мог бы не войти. Кто же это, наконец, казнил, убивал, лишал жизни его – Пьера со всеми его воспоминаниями, стремлениями, надеждами, мыслями? Кто делал это? И Пьер чувствовал, что это был никто.
Это был порядок, склад обстоятельств.
Порядок какой то убивал его – Пьера, лишал его жизни, всего, уничтожал его.
От дома князя Щербатова пленных повели прямо вниз по Девичьему полю, левее Девичьего монастыря и подвели к огороду, на котором стоял столб. За столбом была вырыта большая яма с свежевыкопанной землей, и около ямы и столба полукругом стояла большая толпа народа. Толпа состояла из малого числа русских и большого числа наполеоновских войск вне строя: немцев, итальянцев и французов в разнородных мундирах. Справа и слева столба стояли фронты французских войск в синих мундирах с красными эполетами, в штиблетах и киверах.
Преступников расставили по известному порядку, который был в списке (Пьер стоял шестым), и подвели к столбу. Несколько барабанов вдруг ударили с двух сторон, и Пьер почувствовал, что с этим звуком как будто оторвалась часть его души. Он потерял способность думать и соображать. Он только мог видеть и слышать. И только одно желание было у него – желание, чтобы поскорее сделалось что то страшное, что должно было быть сделано. Пьер оглядывался на своих товарищей и рассматривал их.
Два человека с края были бритые острожные. Один высокий, худой; другой черный, мохнатый, мускулистый, с приплюснутым носом. Третий был дворовый, лет сорока пяти, с седеющими волосами и полным, хорошо откормленным телом. Четвертый был мужик, очень красивый, с окладистой русой бородой и черными глазами. Пятый был фабричный, желтый, худой малый, лет восемнадцати, в халате.
Пьер слышал, что французы совещались, как стрелять – по одному или по два? «По два», – холодно спокойно отвечал старший офицер. Сделалось передвижение в рядах солдат, и заметно было, что все торопились, – и торопились не так, как торопятся, чтобы сделать понятное для всех дело, но так, как торопятся, чтобы окончить необходимое, но неприятное и непостижимое дело.
Чиновник француз в шарфе подошел к правой стороне шеренги преступников в прочел по русски и по французски приговор.
Потом две пары французов подошли к преступникам и взяли, по указанию офицера, двух острожных, стоявших с края. Острожные, подойдя к столбу, остановились и, пока принесли мешки, молча смотрели вокруг себя, как смотрит подбитый зверь на подходящего охотника. Один все крестился, другой чесал спину и делал губами движение, подобное улыбке. Солдаты, торопясь руками, стали завязывать им глаза, надевать мешки и привязывать к столбу.
Двенадцать человек стрелков с ружьями мерным, твердым шагом вышли из за рядов и остановились в восьми шагах от столба. Пьер отвернулся, чтобы не видать того, что будет. Вдруг послышался треск и грохот, показавшиеся Пьеру громче самых страшных ударов грома, и он оглянулся. Был дым, и французы с бледными лицами и дрожащими руками что то делали у ямы. Повели других двух. Так же, такими же глазами и эти двое смотрели на всех, тщетно, одними глазами, молча, прося защиты и, видимо, не понимая и не веря тому, что будет. Они не могли верить, потому что они одни знали, что такое была для них их жизнь, и потому не понимали и не верили, чтобы можно было отнять ее.
Пьер хотел не смотреть и опять отвернулся; но опять как будто ужасный взрыв поразил его слух, и вместе с этими звуками он увидал дым, чью то кровь и бледные испуганные лица французов, опять что то делавших у столба, дрожащими руками толкая друг друга. Пьер, тяжело дыша, оглядывался вокруг себя, как будто спрашивая: что это такое? Тот же вопрос был и во всех взглядах, которые встречались со взглядом Пьера.
На всех лицах русских, на лицах французских солдат, офицеров, всех без исключения, он читал такой же испуг, ужас и борьбу, какие были в его сердце. «Да кто жо это делает наконец? Они все страдают так же, как и я. Кто же? Кто же?» – на секунду блеснуло в душе Пьера.
– Tirailleurs du 86 me, en avant! [Стрелки 86 го, вперед!] – прокричал кто то. Повели пятого, стоявшего рядом с Пьером, – одного. Пьер не понял того, что он спасен, что он и все остальные были приведены сюда только для присутствия при казни. Он со все возраставшим ужасом, не ощущая ни радости, ни успокоения, смотрел на то, что делалось. Пятый был фабричный в халате. Только что до него дотронулись, как он в ужасе отпрыгнул и схватился за Пьера (Пьер вздрогнул и оторвался от него). Фабричный не мог идти. Его тащили под мышки, и он что то кричал. Когда его подвели к столбу, он вдруг замолк. Он как будто вдруг что то понял. То ли он понял, что напрасно кричать, или то, что невозможно, чтобы его убили люди, но он стал у столба, ожидая повязки вместе с другими и, как подстреленный зверь, оглядываясь вокруг себя блестящими глазами.
Пьер уже не мог взять на себя отвернуться и закрыть глаза. Любопытство и волнение его и всей толпы при этом пятом убийстве дошло до высшей степени. Так же как и другие, этот пятый казался спокоен: он запахивал халат и почесывал одной босой ногой о другую.
Когда ему стали завязывать глаза, он поправил сам узел на затылке, который резал ему; потом, когда прислонили его к окровавленному столбу, он завалился назад, и, так как ему в этом положении было неловко, он поправился и, ровно поставив ноги, покойно прислонился. Пьер не сводил с него глаз, не упуская ни малейшего движения.
Должно быть, послышалась команда, должно быть, после команды раздались выстрелы восьми ружей. Но Пьер, сколько он ни старался вспомнить потом, не слыхал ни малейшего звука от выстрелов. Он видел только, как почему то вдруг опустился на веревках фабричный, как показалась кровь в двух местах и как самые веревки, от тяжести повисшего тела, распустились и фабричный, неестественно опустив голову и подвернув ногу, сел. Пьер подбежал к столбу. Никто не удерживал его. Вокруг фабричного что то делали испуганные, бледные люди. У одного старого усатого француза тряслась нижняя челюсть, когда он отвязывал веревки. Тело спустилось. Солдаты неловко и торопливо потащили его за столб и стали сталкивать в яму.
Все, очевидно, несомненно знали, что они были преступники, которым надо было скорее скрыть следы своего преступления.
Пьер заглянул в яму и увидел, что фабричный лежал там коленами кверху, близко к голове, одно плечо выше другого. И это плечо судорожно, равномерно опускалось и поднималось. Но уже лопатины земли сыпались на все тело. Один из солдат сердито, злобно и болезненно крикнул на Пьера, чтобы он вернулся. Но Пьер не понял его и стоял у столба, и никто не отгонял его.
Когда уже яма была вся засыпана, послышалась команда. Пьера отвели на его место, и французские войска, стоявшие фронтами по обеим сторонам столба, сделали полуоборот и стали проходить мерным шагом мимо столба. Двадцать четыре человека стрелков с разряженными ружьями, стоявшие в середине круга, примыкали бегом к своим местам, в то время как роты проходили мимо них.
Пьер смотрел теперь бессмысленными глазами на этих стрелков, которые попарно выбегали из круга. Все, кроме одного, присоединились к ротам. Молодой солдат с мертво бледным лицом, в кивере, свалившемся назад, спустив ружье, все еще стоял против ямы на том месте, с которого он стрелял. Он, как пьяный, шатался, делая то вперед, то назад несколько шагов, чтобы поддержать свое падающее тело. Старый солдат, унтер офицер, выбежал из рядов и, схватив за плечо молодого солдата, втащил его в роту. Толпа русских и французов стала расходиться. Все шли молча, с опущенными головами.
– Ca leur apprendra a incendier, [Это их научит поджигать.] – сказал кто то из французов. Пьер оглянулся на говорившего и увидал, что это был солдат, который хотел утешиться чем нибудь в том, что было сделано, но не мог. Не договорив начатого, он махнул рукою и пошел прочь.
После казни Пьера отделили от других подсудимых и оставили одного в небольшой, разоренной и загаженной церкви.
Перед вечером караульный унтер офицер с двумя солдатами вошел в церковь и объявил Пьеру, что он прощен и поступает теперь в бараки военнопленных. Не понимая того, что ему говорили, Пьер встал и пошел с солдатами. Его привели к построенным вверху поля из обгорелых досок, бревен и тесу балаганам и ввели в один из них. В темноте человек двадцать различных людей окружили Пьера. Пьер смотрел на них, не понимая, кто такие эти люди, зачем они и чего хотят от него. Он слышал слова, которые ему говорили, но не делал из них никакого вывода и приложения: не понимал их значения. Он сам отвечал на то, что у него спрашивали, но не соображал того, кто слушает его и как поймут его ответы. Он смотрел на лица и фигуры, и все они казались ему одинаково бессмысленны.
С той минуты, как Пьер увидал это страшное убийство, совершенное людьми, не хотевшими этого делать, в душе его как будто вдруг выдернута была та пружина, на которой все держалось и представлялось живым, и все завалилось в кучу бессмысленного сора. В нем, хотя он и не отдавал себе отчета, уничтожилась вера и в благоустройство мира, и в человеческую, и в свою душу, и в бога. Это состояние было испытываемо Пьером прежде, но никогда с такою силой, как теперь. Прежде, когда на Пьера находили такого рода сомнения, – сомнения эти имели источником собственную вину. И в самой глубине души Пьер тогда чувствовал, что от того отчаяния и тех сомнений было спасение в самом себе. Но теперь он чувствовал, что не его вина была причиной того, что мир завалился в его глазах и остались одни бессмысленные развалины. Он чувствовал, что возвратиться к вере в жизнь – не в его власти.
Вокруг него в темноте стояли люди: верно, что то их очень занимало в нем. Ему рассказывали что то, расспрашивали о чем то, потом повели куда то, и он, наконец, очутился в углу балагана рядом с какими то людьми, переговаривавшимися с разных сторон, смеявшимися.
– И вот, братцы мои… тот самый принц, который (с особенным ударением на слове который)… – говорил чей то голос в противуположном углу балагана.
Молча и неподвижно сидя у стены на соломе, Пьер то открывал, то закрывал глаза. Но только что он закрывал глаза, он видел пред собой то же страшное, в особенности страшное своей простотой, лицо фабричного и еще более страшные своим беспокойством лица невольных убийц. И он опять открывал глаза и бессмысленно смотрел в темноте вокруг себя.
Рядом с ним сидел, согнувшись, какой то маленький человек, присутствие которого Пьер заметил сначала по крепкому запаху пота, который отделялся от него при всяком его движении. Человек этот что то делал в темноте с своими ногами, и, несмотря на то, что Пьер не видал его лица, он чувствовал, что человек этот беспрестанно взглядывал на него. Присмотревшись в темноте, Пьер понял, что человек этот разувался. И то, каким образом он это делал, заинтересовало Пьера.
Размотав бечевки, которыми была завязана одна нога, он аккуратно свернул бечевки и тотчас принялся за другую ногу, взглядывая на Пьера. Пока одна рука вешала бечевку, другая уже принималась разматывать другую ногу. Таким образом аккуратно, круглыми, спорыми, без замедления следовавшими одно за другим движеньями, разувшись, человек развесил свою обувь на колышки, вбитые у него над головами, достал ножик, обрезал что то, сложил ножик, положил под изголовье и, получше усевшись, обнял свои поднятые колени обеими руками и прямо уставился на Пьера. Пьеру чувствовалось что то приятное, успокоительное и круглое в этих спорых движениях, в этом благоустроенном в углу его хозяйстве, в запахе даже этого человека, и он, не спуская глаз, смотрел на него.
– А много вы нужды увидали, барин? А? – сказал вдруг маленький человек. И такое выражение ласки и простоты было в певучем голосе человека, что Пьер хотел отвечать, но у него задрожала челюсть, и он почувствовал слезы. Маленький человек в ту же секунду, не давая Пьеру времени выказать свое смущение, заговорил тем же приятным голосом.
– Э, соколик, не тужи, – сказал он с той нежно певучей лаской, с которой говорят старые русские бабы. – Не тужи, дружок: час терпеть, а век жить! Вот так то, милый мой. А живем тут, слава богу, обиды нет. Тоже люди и худые и добрые есть, – сказал он и, еще говоря, гибким движением перегнулся на колени, встал и, прокашливаясь, пошел куда то.
– Ишь, шельма, пришла! – услыхал Пьер в конце балагана тот же ласковый голос. – Пришла шельма, помнит! Ну, ну, буде. – И солдат, отталкивая от себя собачонку, прыгавшую к нему, вернулся к своему месту и сел. В руках у него было что то завернуто в тряпке.
– Вот, покушайте, барин, – сказал он, опять возвращаясь к прежнему почтительному тону и развертывая и подавая Пьеру несколько печеных картошек. – В обеде похлебка была. А картошки важнеющие!
Пьер не ел целый день, и запах картофеля показался ему необыкновенно приятным. Он поблагодарил солдата и стал есть.
– Что ж, так то? – улыбаясь, сказал солдат и взял одну из картошек. – А ты вот как. – Он достал опять складной ножик, разрезал на своей ладони картошку на равные две половины, посыпал соли из тряпки и поднес Пьеру.
– Картошки важнеющие, – повторил он. – Ты покушай вот так то.
Пьеру казалось, что он никогда не ел кушанья вкуснее этого.
– Нет, мне все ничего, – сказал Пьер, – но за что они расстреляли этих несчастных!.. Последний лет двадцати.
– Тц, тц… – сказал маленький человек. – Греха то, греха то… – быстро прибавил он, и, как будто слова его всегда были готовы во рту его и нечаянно вылетали из него, он продолжал: – Что ж это, барин, вы так в Москве то остались?
– Я не думал, что они так скоро придут. Я нечаянно остался, – сказал Пьер.
– Да как же они взяли тебя, соколик, из дома твоего?
– Нет, я пошел на пожар, и тут они схватили меня, судили за поджигателя.
– Где суд, там и неправда, – вставил маленький человек.
– А ты давно здесь? – спросил Пьер, дожевывая последнюю картошку.
– Я то? В то воскресенье меня взяли из гошпиталя в Москве.
– Ты кто же, солдат?
– Солдаты Апшеронского полка. От лихорадки умирал. Нам и не сказали ничего. Наших человек двадцать лежало. И не думали, не гадали.
– Что ж, тебе скучно здесь? – спросил Пьер.
– Как не скучно, соколик. Меня Платоном звать; Каратаевы прозвище, – прибавил он, видимо, с тем, чтобы облегчить Пьеру обращение к нему. – Соколиком на службе прозвали. Как не скучать, соколик! Москва, она городам мать. Как не скучать на это смотреть. Да червь капусту гложе, а сам прежде того пропадае: так то старички говаривали, – прибавил он быстро.
– Как, как это ты сказал? – спросил Пьер.
– Я то? – спросил Каратаев. – Я говорю: не нашим умом, а божьим судом, – сказал он, думая, что повторяет сказанное. И тотчас же продолжал: – Как же у вас, барин, и вотчины есть? И дом есть? Стало быть, полная чаша! И хозяйка есть? А старики родители живы? – спрашивал он, и хотя Пьер не видел в темноте, но чувствовал, что у солдата морщились губы сдержанною улыбкой ласки в то время, как он спрашивал это. Он, видимо, был огорчен тем, что у Пьера не было родителей, в особенности матери.
– Жена для совета, теща для привета, а нет милей родной матушки! – сказал он. – Ну, а детки есть? – продолжал он спрашивать. Отрицательный ответ Пьера опять, видимо, огорчил его, и он поспешил прибавить: – Что ж, люди молодые, еще даст бог, будут. Только бы в совете жить…
– Да теперь все равно, – невольно сказал Пьер.
– Эх, милый человек ты, – возразил Платон. – От сумы да от тюрьмы никогда не отказывайся. – Он уселся получше, прокашлялся, видимо приготовляясь к длинному рассказу. – Так то, друг мой любезный, жил я еще дома, – начал он. – Вотчина у нас богатая, земли много, хорошо живут мужики, и наш дом, слава тебе богу. Сам сем батюшка косить выходил. Жили хорошо. Христьяне настоящие были. Случилось… – И Платон Каратаев рассказал длинную историю о том, как он поехал в чужую рощу за лесом и попался сторожу, как его секли, судили и отдали ь солдаты. – Что ж соколик, – говорил он изменяющимся от улыбки голосом, – думали горе, ан радость! Брату бы идти, кабы не мой грех. А у брата меньшого сам пят ребят, – а у меня, гляди, одна солдатка осталась. Была девочка, да еще до солдатства бог прибрал. Пришел я на побывку, скажу я тебе. Гляжу – лучше прежнего живут. Животов полон двор, бабы дома, два брата на заработках. Один Михайло, меньшой, дома. Батюшка и говорит: «Мне, говорит, все детки равны: какой палец ни укуси, все больно. А кабы не Платона тогда забрили, Михайле бы идти». Позвал нас всех – веришь – поставил перед образа. Михайло, говорит, поди сюда, кланяйся ему в ноги, и ты, баба, кланяйся, и внучата кланяйтесь. Поняли? говорит. Так то, друг мой любезный. Рок головы ищет. А мы всё судим: то не хорошо, то не ладно. Наше счастье, дружок, как вода в бредне: тянешь – надулось, а вытащишь – ничего нету. Так то. – И Платон пересел на своей соломе.
| Master of Epic | |
|---|---|
|
| |
| Разработчик | |
| Издатель | |
| Дата выпуска | |
| Жанр | |
| Платформы | |
| Режимы игры | |
| Носитель |
Загрузка
|
| Системные требования |
|
| Управление | |
| Сайт |
[www.moepic.com pic.com]
|
Master of Epic: The Resonance Age Universe (яп. マスター・オブ・エピック масута: обу эпикку) (сокращённо MoE) — выпущенная разработчиком Hudson Soft и администрируемая компаниями Willoo Enternaiment и Konami Digital Enternaiment популярная японская сетевая игра, относящаяся к разряду MMORPG. Официальный релиз игры состоялся 1 апреля 2005 года. Несмотря на возраст игры и простоту трёхмерной графики, игра до сих пор остаётся одной из самых популярных и выигрывала номинацию лучшей основанной на умениях онлайн-RPG в 2010, 2011 и 2012 году (в Японии), еженедельно продолжая активно развиваться. Огромная популярность игры подтверждается её большим фэндомом: создаётся немалое количество фан-сайтов, блогов, фан-арта, собственных скинов для интерфейса, вспомогательных программ и веб-приложений, предоставляющих базы данных по игровой системе и калькуляторы для расчёта параметров. За пределами Японии игра была выпущена и локализована на Тайване в конце 2010 года под названием «萌物語 Online» компанией Gameflier. Англоязычный релиз был запланирован на зиму 2011 года компанией Atlus, сотрудничающей с Rosso Index K.K., но до сих пор новостей по этой теме не было.
Многие сравнивают эту игру с Ultima Online в связи с похожестью некоторых игровых элементов. Система развития персонажа схожа с системой в TESV: Skyrim.
Содержание
Краткое описание
Master of Epic (англ. Master of Epic — Повелитель Легенд) это доработка игры-предшественника 2002 года под названием «Resonance Age» (англ. Resonance Age — Век Резонанса), элементы мира которой можно увидеть в Master of Epic даже сегодня. Название «Master of Epic» выбрано в связи с сюжетом игры, в котором игроки пытаются изменить историю, имея возможность беспрепятственно перемещаться во времени. На момент проведения альфа-теста игры Resonance Age игровая механика была основана на увеличении уровня персонажа с оригинальной системой развития умений и классов, названной Ship Brand. После проведения бета-теста Resonance Age игра поменяла свою механику и исключила из себя возможность поднятия уровня, оставив лишь неповторимую систему умений и классов.
Помимо того, в период с 7 января по 25 марта 2007 года на TV Tokyo выходил в эфир аниме-сериал Master of Epic: The Animation Age, выпущенный студией Gonzo.
Помимо игры для ПК были выпущены игры для мобильных телефонов. Master of Epic: Hunter Age и Master of Epic: Dungeon Age, представляют собой незамысловатую двухмерную RPG для одного игрока. Последней вышла игра [www.hudson.co.jp/mobile/special/moe_taa/ Master of Epic: Another Age], являющаяся сетевой игрой для мобильных телефонов.
- Открытый бета тест — с 28 октября 2004 года по 31 марта 2005 года. Накануне окончания открытого бета-теста администрацией было неудачно проведено игровое событие «День Святого Валентина». Информация об этом провале достигла информационного сайта 4Gamer, а тема, получившая название «День Кровавого Валентина» приобрела популярность среди игроков.
- Официальный релиз (Hudson) — с 1 апреля 2005 года по 31 декабря этого же года. Компания Hudson, являясь разработчиком игры и на тот период времени администратором проекта, организовали ежемесячную оплату за доступ к игровым серверам.
- Передача управления (Rosso Index) — с 1 января 2006 года администрирование игрой было передано в руки компании Gonzo Rosso Online (именуемой ныне Rosso Index), а после проведения серверных работ 16 мая 2006 года на смену ежемесячной оплате пришла система покупки игровых предметов за реальные деньги, благодаря чему к серверам и открылся бесплатный доступ. C 1 мая 2012 года управление передано в руки Willoo Enternaiment.
- Накануне передачи администрирования Hudson организовали своё последнее игровое событие. Изменение в структуре игрового мира они обыграли как нападение дьявола, после которого мир был разрушен, но благодаря силе камня Ноа заново возрождён.
Отличительные особенности
- Основанное только на навыках (без прокачки уровня) свободное развитие персонажа в любом направлении. Навыки можно всегда перераспределить, благодаря чему невозможно «загубить» персонажа.
- Благодаря возможности перемещения во времени по эпохам (Age) достигается разнообразие режимов игры (в том числе охота на монстров, PvP, рейды).
- Благодаря производству новых вещей и необратимому износу старых поддерживается постоянный оборот продукции в мире.
- Использование в битве так называемой «активной защиты» в реальном времени. Вместо фиксированных шансов на «блок» или «уворот» игрок должен самостоятельно подставлять щит под атаку врага или уворачиваться от нападения шагом назад или в сторону. Читать заклинания и атаковать с помощью оружия можно во время бега, ходьбы, плавания или полёта, что также позволяет контролировать собственную безопасность во время выполнения каких-либо действий. При грамотном планировании действий можно одержать победу над врагом, не получив даже царапины.
- Мини-игра при производстве продукции (успех производства зависит в значительной степени больше от ловкости рук и реакции игрока, нежели от случайного шанса).
- Особенная топография — такие особенности рельефа как водоёмы и возвышенности могут выступать как преимущества при тактическом планировании боя. Вкупе с активной системой битвы избегается легко предсказуемое сражение типа «лоб в лоб»: игрок не наблюдает за монотонным обменом ударами (как в большинстве популярных MMORPG), а применяет тактические хитрости, перемещается по местности, следит за поведением противника, готовит ответные действия и продумывает ход битвы.
- В соответствии с принимаемыми игроком действиями может меняться дружеское отношение определённых групп NPC (в том числе, и монстров) к данному игроку (подробнее описано в разделе об игровой системе).
- Проработанная до мелочей, полностью настраиваемая гибкая система интерфейса (от управления до внешнего вида).
- Бесплатная игра при возможности покупки услуг и предметов за реальные деньги. При этом предметы и услуги, приобретённые за реальные деньги, никак не влияют на игровой баланс между игроками: среди них лишь вещи второстепенной надобности для удобства игры (дополнительные ячейки хранилища в инвентаре или банке, красивые костюмы, мебель для дома, предметы для смены пола или расы персонажа, ускоренное обучение, уменьшение пенальти за смерть и т. д.). Иными словами, на реальные деньги нельзя приобрести предметы, делающие персонажа значительно сильнее и быстрее своих соратников, или же дающие ему новые возможности.
Обзор игрового мира
Сюжет
Сюжет повествует о таинственном острове Дайарос, на котором начинается приключение. Этот остров окружён и надёжно защищается гигантским торнадо, и сколько не пытались люди из внешнего мира проникнуть на этот зловещий остров, так и не смогли. В начале повествования персонаж игрока тоже пытается пройти сквозь торнадо на небольшом судне, но корабль терпит крушение и тонет вместе с героем. К счастью герой чудом остаётся жив и его вымывает на берег острова, где его подбирают на попечение странные невысокие люди. В ходе дальнейшего развития сюжета игрок узнаёт, что должен объединиться с другими героями и изменить ход важных событий через перемещение во времени с помощью древнего искусства клана Мора.
События сюжета завязаны на магическом камне Ноа, который даёт силу и процветание той стране, которая им владеет. Осколки камня Ноа, разбросанные по всему острову, даруют магические способности тем, кто их находит. В течение всей ленты времени идёт охота за камнем, в результате чего разворачиваются войны и совершаются преступления. Ввиду этих событий камень периодически теряется, крадётся, меняет своего владельца, и т. п. Игроки, имея возможность путешествовать в прошлое и будущее, пытаются разрешить образовавшиеся конфликты, стараясь не допустить тёмного будущего, которое было предсказано (отправиться в это самоё «тёмное будущее» также возможно).
Расы
Игрок может выбрать персонажа мужского или женского пола среди четырёх рас — Ньютар, Когнит, Элмони или Пандемос. В связи с тем, что среди игровых предметов встречается сугубо женская экипировка, разнообразие выбора одежды для персонажей женского пола несколько шире, однако по своим возможностям персонажи противоположных полов друг от друга ничем не отличаются. Выбор расы не сильно повлияет на игровой процесс, но стоит учесть, что у разных рас коэффициенты роста базовых характеристик слегка отличаются. Дизайн персонажей разработал Ватанабэ Тоору.
- Расы, доступные игроку для выбора
- Нью́тар (яп. ニューター ню:та:). Схожи на вид с людьми, но в действительности ничего общего генетически с ними не имеют. Они разбросаны по всему миру и знамениты тем, что всегда сохраняют внешнюю молодость. Их происхождение никому не известно, однако в истории они несколько раз были зафиксированы как влиятельные фигуры. При разработке дизайна Ньютаров ориентировались на образ человека.
- Когни́т (яп. コグニート когуни:то). Когниты не любят контактировать с представителями других рас, увлекаются изучением алхимии и древней истории. Своим симпатичным внешним видом привлекают к себе внимание коррумпированных торговцев. У них отличное чувство ритма и сладкий голос. При разработке дизайна Когнитов ориентировались на образы эльфов.
- Э́лмони (яп. エルモニー эрумони:). Официальное полное название расы — «Элкапмония». Любят леса и спокойные реки, обладают позитивным и мягким характером. Ходят слухи, что они владеют тайными сверхъестественными способностями, однако это пока не доказано. При разработке дизайна Элмони ориентировались на образ хоббитов, но из-за низкого роста представители этой расы могут слегка напоминать гномов.
- Панде́мос (яп. パンデモス пандэмосу). Добросердечны и не любят сражаться. Но иногда, когда их чувства взрываются, они могут показать свою безудержную свирепость. Из-за негативных воспоминаний о прошлой межрасовой войне немного побаиваются Элмони. Дизайн персонажей может частично напомнить Огров.
- Ошибка создания миниатюры: Файл не найден
Ньютар
- Ошибка создания миниатюры: Файл не найден
Когнит
- Ошибка создания миниатюры: Файл не найден
Элмони
- Ошибка создания миниатюры: Файл не найден
Пандемос
- Расы, недоступные игроку для выбора
- Мора. Большей частью проживают в деревне Нубул. Их постигло проклятье камня Ноа, поэтому теперь они стали маленькими и беззащитными, однако в прошлом были не хуже людей. Представители этой расы встречаются в самом начале игры при прохождении тренировки.
- Люди — единственная раса, за которую можно было играть в Resonance Age. Обычно они объединяются в преступные группировки наподобие воров или пиратов, но при этом встречаются и добрые, порядочные люди.
- Эльфы — живут повсеместно во многих городах, в то же время являются основной составляющей клана Элгадин.
- Дварфы — несмотря на то, что могут встречаться в разных городах, их главное поселение находится в долине Ирвана. Дварфы из долины Ирвана постоянно конфликтуют с орками.
- Иксионы (Ichcyon, разг. Ичьон, Иттён) — человекообразные рыбы. Что-то наподобие русалки, только наоборот: голова рыбья, а перемещаются с помощью ног. Встречаются на побережье Мирим, в пещере Эйсис, в коридоре Гарм и ущелье Ипс. Часто можно увидеть как новички, ремесленники и другие беззащитные жертвы Иксионов, вышедших на ночное дежурство к маяку на набережной, бегут от них в сторону западных ворот Биска, стремясь найти там укрытие.
- Тартаросса — человекообразные птицы. Обитают в замке Тастаросса. Они взяли верх над расой Иксионов, обитающих в пещере Эйсис в результате военной стычки, и теперь командуют ими.
- Орки — раса свиноголовых, живущих в долине Ирвана и горах Дайн. Оркские гангстеры из долины Ирвана конфликтуют с Дварфами. Их деревня располагается в горах Дайн.
- Огры — в долине Элвин близ горного рудника расположена маленькая деревушка, где они проживают и любезно торгуются с купцами.
- Грейвен — раса крысообразных людей, заполонивших кладбище Мутум. Внешне действительно выглядят как крысы, только ходят на двух ногах. Есть информация, что, подобно настоящим крысам, они собираются в канализации города Биск.
- Спригган — малочисленная раса, сформировавшая поселение в лесах Алвиса. Они в хороших отношениях с Трентами и враждуют с Орванами.
- Ноккер — немногочисленная раса маленьких существ, живущих стаей в плоскогорье Нэок.
- Кобольд — раса, проживающая в долине Ирвана и среди холмов Лексур. Также подтверждаются данные об их нахождении в шахтах Сурт. Они враждебны по отношению к Василискам, которые также находятся в шахтах.
За исключением вышеперечисленных рас встречаются подозрительные группировки, состоящие из воров, пиратов, бандитов, варваров и так далее, но ни к какой расе они не причисляются.
Главные сюжетные персонажи (NPC)
- Ирмина (яп. イルミナ ирумина)
- Покровительствует на континенте Ки Ка. Принцесса из империи Дракия и королева Биска, наиболее влиятельной силы на Дайаросе. Будучи великим наставником в области магии, заполучив в свои руки Камень Ноа с острова Дайарос, назвала замок в честь своего имени (Замок Ирмина) и, уединившись в нём, полностью погрузилась в исследование, касающееся удержания сил под контролем.
- Аксель Кил (яп. アクセル・キール акусэру ки:ру)
- Командующий войсками Биска. Бывалый воин, дослужился до титула «Кил» — особого военного титула, которым награждаются только ветераны войны. Популярен в народных массах благодаря своему обычаю — для укрепления силы духа и подбадривания владельцев поварской гильдии, перед тем как приступить к еде, он произносит фразу, способную запугать врагов: «Пока развевается наше знамя восстания, пощады не просите!». Не имеет никакого отношения к управлению государством, и даже не возражает по поводу того, что Ирмина полностью посвятила своё время изучению Камня Ноа. Страдает комплексом неполноценности. В действительности же состояние Биска — всецело результат его деятельности, может когда-нибудь случиться так, что он станет официальным его правителем. Хотя это всего лишь неподтверждённые слухи, люди смотрят на них с надеждой. Напротив вышеизложенному, со стороны королевской партии доходят такие слова: «Если Её Величества вдруг не станет, ему достанется замок».
- Мист (яп. ミスト мисуто)
- Жрица Лар Фака — религии, исповедуемой в Биске (империя Дракия). Самая искусная среди всего поколения жрецов, обладает небесными талантами. Подруга детства Ирмины — их дружба началась ещё с тех пор, когда они вместе изучали магию.
- Луче (яп. ルーチェ ру:че)
- Заведующая гильдией «Алкина», располагающейся в гильдии магов города Биск. Что бы не случилось, неизменно хорошо относится к Олиаксу — человеку, исповедующему противоположное Лар Факу учение Маб. У них даже есть какие-то общие дела. А в те дни, когда её посылают в храм, чтобы она провела весь день в уединении и молитве, она всякий раз показывается перед приключенцами.
- Король Орадж (яп. キング・オラージュ кингу ора:дзю)
- Король королевства Элгадин, которое в прежние времена являлось наиболее влиятельной державой на Дайаросе. После нападения Биска и разгрома королевства появились слухи о том, что в горах Нэок готовится контрнаступление. Однако члены королевской семьи (за исключением самого Ораджа) считают, что со всем было покончено в результате двенадцатидневного сражения.
- Микул (яп. ミクル микуру)
- Советник короля Ораджа.
- Зено (яп. ゼノ дзэно)
- Руководитель ремесленного дела в Элгадин. Все NPC-ремесленники, находящиеся в Нэок — его ученики. Он предоставил удобные мастерские инструменты для различных видов работ, восемь из которых относятся непосредственно к производственному ремеслу, а другие четыре относятся к добыче сырья, используемого при производстве. Кроме того, поскольку он заведует тремя различными мастерскими гильдиями, игроки, записавшиеся в одну из таких ремесленных гильдий, также называются его учениками.
- Вольфганг (яп. ウォルフガング уоруфугангу)
- Бывший солдат Биска, участвовавший в двенадцатидневной войне. Усомнившись в необходимости вторжения, покинул армию. Предводительствуя своими единомышленниками, ушёл от общественной жизни и поселился в лесах Алвиса. По рассказам многочисленных NPC, он известен под прозвищем «весёлый парень».
- Инос (яп. イーノス и:носу)
- Глава клана Мора. Живёт в деревне Нубул. Предвидит последствия катастрофы, надвигающейся на Дайарос, и для того, чтобы оказать противодействие приближающейся участи, возвращает к жизни умерших игроков, потерпевших кораблекрушение. Один из самых главных персонажей в игре.
- Иго (яп. イーゴ и:го)
- Единственный из клана Мора, кто, будучи изгнанным из Биска и Элгадина, также держит злость на сам клан Мора. Поэтому он сбежал из деревни Нубул. После этого он отправился в Мутум, где принял учение Маб. Позже он исподтишка убил основоположника религии и сам стал основателем секты. Судя по тому, что «и» означает «руководить», а «го» означает «лунный свет», говорят, что «иго» значит «конец света». Обладая таким прозвищем, этот человек может привести к разрушению не только сам Дайарос, но и весь мир.
- Олиакс (яп. オリアクス ориакусу)
- Главный заведующий гильдией Анси (яп. 暗使 анси - "использующие тьму"), относящейся с учению Маб. Высокодуховные мужчины обращаются к нему на «брат». Его особая черта — человеколюбие, поэтому он стал проводить много времени вместе со священницей из противостоящей религии (Лар Фака) — Луче. В конце концов это привело к тому, что он совсем перестал быть похожим на себя.
- Зайон (яп. ザイオン дзаион)
- Внезапно появившийся во время начала бедствия (нападения Злых Титанов) загадочный мужчина. Каким-то образом узнав о планах Иго и предприняв меры, стал ему противостоять. Как было понятно из его выступления, Олиакса ожидает какое-то особое предназначение.
- Дуган и Кален (яп. ドゥーガンとカレン ду:ган то карэн)
- Живущие в настоящем времени (Present Age) в Биске два дварфа-ремесленника по ювелирному искусству. По причине их возвращения в поселение дварфов в Ирване прямо перед началом нападения злых Титанов, они были разлучены навеки. Полную их историю можно увидеть в главном квесте «Quest of Ages: Titan». При этом в «QoA: Titan» Кален собственной персоной появляется на сцене.
Пять временных эпох + α
В рамках сценария игры на острове Дайарос игроки могут путешествовать во времени среди пяти временных эпох (Chaos Age, Ancient Age, Present Age, War Age, Future Age) и дополнительной α-эпохи (Quest of Ages). Находясь в различных эрах, игроки преследуют самые различные цели.
- Chaos Age (Эпоха богов) — 4,5 миллиарда лет назад в прошлое. Век хаоса, время, когда не было границы между небом и землёй, и мир находился в состоянии беспорядка. Так называемые Священные Звери (божества), охраняющие шесть врат, стоят для встречи могущественного противника в лице большого числа игроков (максимум 350 человек). Цель игроков — с самого начала последовательно захватить все шесть ворот, попутно сражаясь со Священными Зверями.
- Врата земли: Хранитель Северных Ворот
- Врата огня: Хранитель Южных Ворот
- Врата тьмы: Хранитель Ворот Ада
- Врата ветра: Хранитель Восточных Ворот
- Врата воды: Хранитель Западных Ворот
- Врата неба: Лорд Хаоса
- В ничтожном отрывке истории этого не описано, но есть информация, что Иго, намереваясь создать свой собственный мир, завладел силой богов и трансформировал своё тело. Поэтому уничтожение Священных Зверей является главной и последней целью в игровом повествовании. Правда, победа или поражение никак не повлияют на исход событий, потому что как Иго, так и игроки всегда будут существовать в параллельных мирах на бесчисленных отрезках времени.
- Врата земли: Хранитель Северных Ворот
- Ancient Age (Эпоха превосходства древней цивилизации) — 13 тысяч лет назад в прошлое. Время, когда росла и процветала очень древняя цивилизация. Пустая территория выставляется как продаваемые участки земли, на которых можно строить свои дома. Несколько публично открытых тестов было проведено в период с лета по осень 2009 года, и в качестве входа были созданы две локации — Руины Ковчега и Башня Мора. Для постройки домов также были созданы три локации — Долина Сорес, Побережье Юг и северо-восточная область Бездны Гео.
- Present Age (Современность) — настоящее время, наши дни. Это век, в который попадают игроки при первом посещении игрового мира, время, где они главным образом проводят время в поисках приключений. Помимо битв с монстрами, коллекционирования предметов и производства продукции игрокам также доступны сражения друг с другом (PvP) на специально отведенной площадке, называемой «арена».
- War Age (Военное время) — 10 лет вперёд в будущее. Время, когда разразилась война за обладание Камнем Ноа. Совершенно все игроки воюют друг с другом (PvP, RvR). Игрок может быть приверженцем одного из воюющих лагерей, или же оставаться на нейтральной стороне (быть против всех). Дезертирование с поля боя тоже возможно, но в случае дезертирства всем игрокам выводится оповещение об убегающем с поля солдате, и, если во время попытки дезертировать игрок будет пойман и убит, дезертирство считается проваленным, и персонаж игрока будет принуждён выполнять тяжёлую физическую работу в лагере для военнопленных. Если прочитать «War Age» по правилам чтения ромадзи, то получится слово «вараге», откуда и взялось название команды «Waragecha-V» в анимационном сериале «Master of Epic: The Animation Age».
- Биск (BSQ): В Настоящем Времени (Present Age) наиболее влиятельная фракция. Теперь же, в связи с бедствиями, она потерпела большой урон, утратив былую мощь.
- Элгадин (ELG): Будучи оттеснены Биском к горам Нэок в Настоящем Времени (Present Age), спустя 10 лет восстановили силы, и, пользуясь случаем, когда Биск претерпевает урон от бедствий, объявили войну.
- Нейтральный (NEU): Свободно существующие люди, не принадлежащие ни к Биску, ни к Элгадину. У них есть свобода, но вследствие этого и они сами становятся свободной целью — напасть на них может кто угодно (в том числе и другие нейтральные игроки).
- Future Age (Эпоха дьявола) — 3 тысячи лет вперёд в будущее. Мир, в котором дьявол правит падшими зверями (стоит заметить: лишь теми зверями, которыми он сам и создал), игроки бросают вызов лабиринту для того, чтобы заполучить сокровище дьявола. В лабиринт должны зайти пять человек, но наличествует следующее условие: если хотя бы один человек из команды погибнет (потеря соединения с сервером тоже считается за гибель персонажа), вся команда считается проигравшей. В этом времени дьявол Иго правит в городе Баха, левитирующем в воздухе, однако увидеть самого Иго не предоставляется возможным.
- Quest of Ages (Осколки времени) — игроки отправляются в совершенно иной отрезок времени для разрешения создавшейся в нём обстановки.
- Граф Велз (яп. グラフヴェルズ гурафувэрузу) — 128 лет назад. История про русалку, которая превратилась в монстра из-за того, что у неё увели возлюбленного.
- Джейд (яп. ジェイド дзэидо) — 8 лет назад. Наконец-то добравшись до Дайароса, народ из империи Дракия (в будущем народ Биска) начинает приготовлять запасы еды для совершения миграции.
- Корал (яп. コーラル ко:рару) — 8 лет назад. Для строительства города Биск нужна помощь в сборе материалов.
- Ристил (яп. リスティル рисутиру) — 8 лет назад. Необходимо справиться с нападением на город Биск большого роя пауков.
- Джаспер (яп. ジャスパー дзясупа:)
(время противостояния) — 6 лет вперёд. Время, известное как время атаки Злых Титанов (Evil Titan) — роботов, изобретённых Иго. Так как монстры к этому времени стали сильными и жестокими, сам он им противостоит в специальной усиленной броне и роботе под названием Титан Ноа. Битвы друг против друга могут быть проведены лишь в специально отведенном месте в горах Дайн, где игроки сражаются в воздухе на гигантских роботах. Для противостояния Иго, принесшего столько бедствий, игроки заручились взаимной поддержкой Зайона и преодолели сложную битву (из-за ограниченного периода времени, выделенного на данное событие, в настоящий момент переиграть этот эпизод нельзя), после чего ни у Биска, ни у Элгадина не осталось технологий Ноа Титанов, которые раньше активно использовались в качестве вооружения в Военное Время (War Age). Они остались лишь в Quest of Ages. В опенинге к анимационному сериалу это время называют Titan Age, которое заменяло название одного из пяти ныне существующих основных времён — Ancient Age, и которое было основным делом команды «Waragecha-V» во второй половине серий. В целом стоит заметить, что в игре это место называется «Quest of Ages: Площадь Победителей». - Виоле (яп. ヴィオレ виорэ) — 10 лет вперёд. Здесь находится арена, где тренируют новых бойцов для War Age. По достижении определённого звания проход сюда становится запрещён.
- Карей (яп. カーレイ ка:рэи) — время неизвестно. Здесь находится площадь для проведения игровых событий.
Территория и распределение сил
На острове Дайарос существует множество противоборствующих фракций, которые ведут между собой сражение за обладание таинственным камнем под названием «Камень Ноа». Кроме того существуют районы, где проживают и прочие разновидные кланы, с которыми можно налаживать дружеские отношения и как следствие этого пользоваться их услугами и торговыми лавками.
Есть возможность моментально перемещаться между деревней Нубул, призамковым городом Биск, горами Нэок и подземным кладбищем Мутум с помощью специальных пересылающих устройств, называющихся «алтарями», которые были возведены древним кланом Мора. Возможность использования таких алтарей — привилегия от клана Мора, выдаваемая всем игрокам. Прочим же неигровым персонажам (за исключением представителей самого клана Мора) не дозволено пользоваться алтарями. Вследствие этого ни одна из противоборствующих сторон не может использовать алтари в стратегическом плане для внезапного нападения на противника. Также в годы войны (War Age) с помощью алтарей можно перемещаться лишь между деревней Нубул и государством, к которому принадлежит игрок («дом» для нейтральных игроков — Дворец Тартаросса). С помощью алтарей можно путешествовать не только в пространстве, но и во времени. Для попадания в определенные эпохи и отрезки времени необходимо использовать отдельные алтари, которые разбросаны по различным местам.
- Деревня Нубул
- Клан Мора
- Коренные жители острова Дайарос, имеют богатую историю. В древние времена гордились тем, что являлись высокоразвитой цивилизацией и создали камень Ноа, но затем из-за загадочной катастрофы технологии были потеряны, и цивилизация пришла в упадок.
- Present Age
- Клан Мора проживает в пограничной деревеньке на окраине. Там же живёт и старейшина Инос, встречающий игроков в начале их обучения. Игроки, которые увлечены действиями в военном времени (War Age), часто посещают это место, так как только с помощью алтаря, расположенного в этой деревне, можно переместиться на десять лет вперёд в будущее.
- War Age
- В военное время эта деревня не принадлежит ни одной из противоборствующих сторон — ни Биску, ни Элгадину, так как это единственное место, где невозможно напасть на игрока (в других местах в этом времени постоянно работают правила PvP и RvR). C помощью расположенного здесь алтаря игрок также может переместиться в лагерь, к которому принадлежит. Кроме того, в этой деревне расположены NPC, являющиеся представителями каждого из лагерей, которые вербуют нейтральных игроков для перехода на свою сторону. Поговорив с одним из них, можно записаться в ряды солдат Биска или Элгадина.
- Леса Алвиса
- Спригган
- Немногочисленная раса, населяющая деревню в лесах Алвиса. Они находятся в дружественных отношениях с Трентами и враждуют с Орванами. В то же время сохраняют нейтралитет в отношениях с гильдией лесников (из-за того, что со стороны гильдии чувствуется запах шерсти спригганов, принимают их за своих.)
- Орван
- Ходящие на двух лапах представители семейства драконов, обитают в северной части лесов Алвиса. Откладывая яйца в глубоко в лесу, матери следят за развитием детёнышей. Находятся в состоянии вражды и со спригганами, и с трентами. Хотя орваны также проживают в плоскогорье Нэок, цвет кожи лесных орванов отличается от цвета кожи горных.
- Present Age
- В лесах Алвиса находится поселение спригганов, которые враждуют с орванами. Также в лесу можно найти пещеру Рандал, в которой проживает, уединившись от мира, бывший солдат армии Биска — Вольфганг, под руководством которого лесники основали гильдию.
- War Age
- Глава лесной пещеры Вольфганг покинул своё место обитания и отправился в путешествие в новые земли, а монстры тем временем устроили в пещере своё гнездо. Прорыт туннель в сторону ущелья Ипс, спригганы поработили расу орванов — за прошедшие десять лет обстановка в некоторой степени поменялась.
- Биск
- Биск (Bisque)
- В настоящее время самая влиятельная держава, владеет камнем Ноа. Главным образом вся его территория управляется эмигрантами с континента Ки Ка. Большую часть составляют последователи религии Лар Фак.
- Present Age
- Народ из империи Дракия населяет Биск, являющийся самой влиятельной силой в настоящем времени. В замке, который расположен в находящемся по соседству ущелье Ипс, живёт имперская принцесса Ирмина, она же и королева, правящая Биском. Правда, в последнее время она закрылась в своём замке и с головой ушла в изучение камня Ноа. Откидной мост, ведущий внутрь замка Ирмины, постоянно поднят, вследствие чего о том, что находится внутри, можно только догадываться. В силу этого фактическим правителем можно признать Акселя Кила, командующего армией Биска. В городе расположены: бойцовская гильдия, гильдия магов, поварская гильдия, храм государственной религии Лар Фак, арена для армейских сборов, всё необходимое для производства оборудование, Площадь Победителей, подземная канализация, и прочее. Город славится своим масштабом, однако поэтому нередко можно встретить новичков, заблудившихся в нём из-за запутанности дорог, которые становятся ещё более непроходимыми при активных контрмерах во время нападения.
- Quest of Ages: Titan
- В этом времени можно посетить только Площадь Победителей, которая является опорным пунктом для дальнейших приключений. Некоторое количество людей из клана Мора и дварфов пришли сюда как союзники для противостояния Злым Титанам. Отсюда с помощью отдельных алтарей можно переместиться в ущелье Ирваны, а также можно посетить территорию для тренировочных сражений (один на один) в горах Дайн. Что происходит в этом отрезке времени за пределами площади — неизвестно, так как все выходы из неё перекрыты. Также и сломанная решётка на дне центрального фонтана, через которую можно попасть в подземную канализацию, в этом времени починена и проплыть за неё поэтому невозможно.
- War Age
- Нападение противника, внутренние мятежи и бунты, неразумное использование силы камня Ноа — всё это поспособствовало впадению в условия разрухи, но командир Биска, Аксель Кил, старается выправляться. Главное место действия разворачивается от места, где раньше возвышался ныне прекративший своё существование замок Ирмины, проходит через Площадь Победителей и через Бискский Порт. В связи с тем, что продолжается сражение против армии Элгадина, какого-либо шанса перейти в условия восстановления пока не видно.
- Долина Ипс
- Савадж
- Дикое племя, которое собирается в группы на севере долины Ипс. По телосложению не уступают пандемосам, но безрогие. Носят шлемы из костей животных и одежду из меха. В соответствии с силой каждого из представителей племени различают их социальные положения — первым в списке идёт король (king), дальше по ниспадающей: рыцарь (knight), копейщик (lancer), разведчик (scout), новичок (rookie). Подглядывают за ведущими службу друидами. Благодаря своей истинной силе прославились как самый сильный класс в игре.
- Present Age
- За исключением того, что на севере располагается племя Саваджей, по центру располагается замок Ирмины, в который нельзя зайти, а с южной стороны ближе к коридору Гарм скрываются ниндзя, больше в долине ничего нет. Однако на глубине озера есть таинственная расщелина, ночью появляются подозрительные танцовщицы и призраки — есть ряд всевозможных причин, по которым игроки посещают многочисленные места.
- Quest of Ages: Карей
- Лоакация, открытая для проведения игровых событий как игроками, так и GM'ами. Здесь расположены сцены красного театра и зелёного театра. Один раз в месяц на базаре Дайароса (бывшем блошином рынке) в красном театре разыгрывается сценка. Также сцена красного театра используется для съёмок рекламы Master of Epic.
- War Age
- Замок Ирмины насовсем прекращает своё существование, и на его месте остаётся лишь гигантский кратер. Говорят, что это последствия неразумного использования силы камня Ноа, но в действительности же это был Иго, который прибрал к рукам и использовал силу камня, а Ирмину держит под стражей. Поскольку с южной стороны находятся переходы на карты побережья Мирим, коридора Гарм и лесов Алвис, время от времени там разворачиваются ожесточённые сражения.
- Горы Нэок (королевство Элгадин) / Плоскогорье Нэок / Долина Летающих Драконов
- Королевство Элгадин
- Фракция, самой первой вторгшаяся на остров Дайарос. Верят в бога драконов. Имеются всадники, седлающие крылатых драконов. Вытеснили клан Мора и стали управлять островом, но впоследствии, потерпев поражение в двенадцатидневной войне с Биском, были вынуждены отступить к горам Нэок. В настоящее время, сделав горы Нэок своим опорным пунктом, выжидают благоприятный случай для контрнаступления.
- Present Age
- В горах Нэок, преследуемые Биском из империи Дракия, элгадинцы основывают город. Поначалу здесь был лишь король Орадж, но после того, как создали арену, ремесленные инструменты и прочее, мало-помалу начали проявляться признаки восстановления. В плоскогорье Нэок были созданы гильдии по кузнечному и швейному делу, которые также способствуют возрождению Элгадин. Гильдийный ремесленный инвентарь находится в полном порядке, но в связи с территориальными проблемами среди ремесленников есть и такие, которые занимаются своим делом прямо на базе, в горах Нэок. Король, видя, что государство потеряло былую мощь, пришёл к заключению, что на данный момент торопиться нападать на Биск не стоит. Он решил, что атаковать следует только тогда, когда силы будут полностью восстановлены. Однако радикальные группировки, члены которых сошлись на мнении, что нападать нужно немедля и сразу, подняли настоящий бунт. В итоге королевская сторона успешно подавила репрессию, а радикальная группировка была изгнана в Ирвану, где организовала повстанческую армию. Поэтому на территории, соседствующей с Ирваной, плоскогорье Нэок, повстанцы устроили военную базу на передовой линии.
- Напротив плато, стеснённого с обеих сторон горами, находится так называемая «долина драконов» — земля, где размножаются драконы, но игрокам раньше было запрещено проникновение на сверхсекретную территорию наездников крылатых драконов. У группы всадников крылатых драконов есть и драконы другого типа — они обладают гигантскими крыльями, однако сами по себе наземные.
- Quest of Ages: Titan
- Попасть в Нэок нельзя, но по разговорам солдат из крепости в Ирване ясно, что король сейчас свален болезнью, а всей армией на данный момент командует советник короля Микул, заняв пост военачальника. Ему удалось подавить повстанческую армию, состоящую из членов радикальной группировки. Так как завершение восстановления государства начало перетекать в подготовку к сражению, причина, по которой радикальная группировка подняла бунт, просто перестала существовать.
- War Age
- Элгадин, набравшись сил после подавления армии повстанцев, используют преимущество в виде постигшей Биск катастрофы и атакуют его, продолжая восстанавливать своё королевство в горах Нэок. Со времён настоящего времени (Present Age) был сдвиг в разработке оборудования, но с другой стороны оборудование из плоскогорья Нэок было убрано. Король по-прежнему отказывает всем в приёме. Также есть люди, которые с подозрением смотрят на Микула, взявшего на себя командование заместо короля.
- Подземное кладбище Мутум / Кладбище Мутум
- Учение Маб
- Группа людей, поклоняющихся силам тьмы. Их база находится в подземной части кладбища Мутум. Примечательно, что среди последователей много молодых людей, в силу того, что для набирания мощи нужно каким-то образом защищаться от приносящих бедствия элгадинцев. Основоположник секты занимался какими-то слишком подозрительными обрядами, а после того, как вторым в поколении предводителей стал Иго, группировка начала обладать разрушительным характером. Оппозиционируют религии Лар Фак.
- Россо (Rosso)
- Банда воров и грабителей, собирающихся в подземном кладбище Мутум. Россо бывают четырёх типов — один из них главарь, располагающийся на самом нижнем этаже кладбища, остальные являются бойцами, лучниками и ведьмаками.
- Present Age
- На первом этаже кладбища приверженцы учения Маб образовали город, здесь же находится гильдия некромантов. В то же время на этажах, начиная со второго и ниже, располагаются нежить и воровские банды. При этом расхитители гробниц из числа последователей Маб не относятся к тем самым ворам. С нежитью и скелетами возможно заключение дружбы, однако зомби и мумии всегда будут оставаться враждебны.
- На наземном кладбище Мутум днём обитают грейвены, а ночью выходит нежить. Любой, ступивший на кладбище и не заключивший с нежитью союз, будет непременно атакован всей их группой.
- War Age
- Подземное кладбище зарыто, а учение Маб, скорее всего, распалось. В Quest of Ages: Titan солдат Биска в разговоре повествует, что имеются признаки существования секты во времени QoA: Titan.
- С кладбища, находящегося снаружи, пропали грейвены. Единственный некто «могучий» управляет нежитью, и, похоже, царствует на кладбище.
- Побережье Мирим
- Семья Имсамас
- Воровская банда, расположившаяся на дороге от побережья Мирим в сторону горного хребта Элвин. Во главе стоят пять братьев — Бан, Кан, Дян, Ринди и Ранди. По одной из версий, все они отпрыски существовавшей некогда семьи хранителей могил с кладбища Мутум. Вероятно, что с Сивулфами, Россо и другими воровскими бандами их объединяет специальный нож, служащий доказательством членства в группе.
- Сивулф (англ. Sea Wolf — «морской волк»)
- Пираты, рыскающие вблизи потопленных кораблей на побережье Мирим. Ночью исчезают из виду.
- Проклятые
- Призраки, которые появляются по ночам в лагере близ побережья Мирим. Это призраки тех людей, которые добрались до Дайароса, но умерли досадной смертью. После смерти их душа не может обрести покой, поэтому они не покидают лагерь. Только здесь продаются некоторые отдельные свитки умений и предметы. Игроки между собой называют это место «ночным лагерем». В дневное время на территории лагеря орки проводят военные походы, поэтому, находясь на этой территории, стоит вести себя внимательнее.
- Present Age
- Большинство прибывших в Биск путешественников начинают своё первое приключение на локации побережья Мирим. На севере видны переходы в горы Дайн, долину Элвин и ущелье Ипс. На западе виднеется вход в пещеру Эйсис. Есть стартовая позиция, откуда начинается любое приключение, а также есть впадины, горы, заброшенные шахты, море, потопленные корабли — эта локация богата своим разнообразием. Также здесь обитают монстры от слабых до средних по силе. В находящемся рядом море плавают различные рыбы. Нередко во время неосторожного плавания можно легко попасть в зубы акулы или ската и умереть. Так как при навыке «плавание» равном нулю все действия под водой замедляются в два раза (при навыке плавания равном 100 скорость движений почти такая же, как и на земле), эффективность сражения резко уменьшается, при этом даже сбежать из боя становится затруднительно. Кроме того в море также находятся два мощных монстра.
- Quest of Ages: Titan
- В этом времени попасть на побережье нельзя. По рассказу стража на Площади Победителей, который раньше стоял на воротах Биска, замковые ворота были разрушены Злыми Титанами.
- War Age
- Ворота, ведущие в Биск, разрушены. Пройти в город невозможно, если не идти окольным путём. Поскольку здесь не располагаются никакие стратегические точки, людей тоже почти не бывает. Однако эта локация используется в качестве места встречи для проведения игровых событий, связанных с дуэльными сражениями. Помимо того, что здесь можно встретить редкого белого тигра, есть шанс встретиться и с иксионами, вышедшими на разведку.
- Холмы Лексур
- Амазонки
- Населяющая Холмы Лексур воинственная группа, состоящая только из женщин. Их базы располагаются в логове Валгринд и в Сумеречной Цитадели в Холмах Лексур. Поскольку амазонки находятся неподалёку от Биска, внешне выглядят как люди и достаточно сильны, многие новички путают их с другими игроками или NPC, и, подойдя к ним, немедля становятся их жертвой. По одной из версий, изначально здесь было человеческое племя, но из-за какого-то проклятья в ходе развития племени мужчины превратились в уродливых балкаров и элукасов, приняв свою горькую участь.
- Present Age
- С древних времён здесь находятся руины эруанцев, развалины цитадели, Логово Валгринд и Цитадель Сумерек, являющиеся главной опорой амазонок. Внизу утёсов располагается захваченная стаями кобольдов земля, где также обитают грифоны, тигры, медведи, олени, львы, змеи, обезьяны и множество других зверей. Самый сильный среди всех монстров — Гигас (гигант). Здесь есть множество мест, в которых могут быть заинтересованы как начинающие путешественники, так и опытные приключенцы.
- War Age
- Поскольку это место находится прямо перед входом в город Биск, наряду с ущельем Ирваны здесь разворачивается фронт сражения. Так как здесь располагается большое количество военных опорных пунктов, то, уходя на разведку, игроки обязаны проявлять высокую осторожность и молниеносную реакцию, потому что сражения здесь никогда не прекращаются.
- Логово Валгринд
- Эруанцы
- Люди, издревле населявшие остров Дайарос и построившие продвинутую культурную цивилизацию. В настоящее время их народа уже нет, но в кое-где в руинах, оставшихся в холмах Лексур и долине Элвин, можно повстречать призраков эруанцев.
- Человеко-ящеры
- Похожие на ящериц полу-люди, некогда напавшие на дворец эруанцев. Теперь, когда их мудрый король умер, они стали бродить по дворцу с озабоченным видом. Среди них есть такие бойцы как воины, лучники и колдуны. Кроме того есть ветераны войны, в дуэли с которыми можно легко потерпеть поражение.
- Present Age
- Когда-то здесь проживали амазонки, балкары и элукасы, а когда в глубине руин алхимиками из Биска был обнаружен эруанский дворец, начали проводиться раскопки с целью его изучения. В апреле 2009 года после окончания раскопок в эруанских руинах была открыта локация «Дворец Эруанцев». После этого балкары и элукасы были перемещены во дворец, а амазонки начали выходить за пределы логова, хотя их общее число сократилось. В эруанском дворце много скрытых ловушек и невидимых для невооружённого взгляда порталов, а также обитают сильные монстры. Весьма велик шанс на то, что одна или целых две команды игроков будут разгромлены ещё до того, как они смогут добраться до босса.
- War Age
- В эруанский дворец войти невозможно.
- Коридор Гарм
- Латро
- Клика воров, собирающихся в коридоре Гарм.
- Present Age
- Коридор Гарм располагается вдоль реки, протекающей из холмов Лексур в сторону гор долины Ипс. В этом месте много воды и живёт немало иксионов. В горном участке есть оборванный канатный мост, по ту сторону которого растут редкие цветы. В горах живут кобольды, но конфликтов с иксионами не возникает по той причине, что зоны обитания тех и других различаются.
- War Age
- Иксионы, пропавшие из иксионской пещеры, в этом времени расположились здесь. Теперь тут возвышаются военные базы, а сломанный мост был восстановлен. По ту сторону моста был вырыт тоннель, соединяющий коридор Гарм с ущельем Ирваны.
- Горы Дайн
- Present Age
- В горах располагается поселение орков. Орков также можно встретить и в пещере для добычи полезных ископаемых, находящейся за их деревней. Поэтому во время раскопок в этой пещере при стычке с орками придётся либо спасаться бегством, либо демонстрировать свои боевые умения, в силу того, что заключить союз с орками невозможно.
- Quest of Ages: Джаспер
- Орки пропадают, но появляется зона для проведения учебных боёв. Все выходы вне поселения перекрыты, а на месте, где ранее располагалась деревня, теперь возвышается никем не заселённая крепость.
- War Age
- Исключая то, что был восстановлен выход в сторону побережья Мирим и открыт тоннель в сторону пещеры Эйсис, после времени QoA: Titan ничего не поменялось.
- Ущелье Ирваны
- Сайкс
- Группа, появляющаяся в ущелье Ирваны, когда наступает ночь.
- Present Age
- Место, где живут дварфы, орки и кобольды. Формирующие поселение дварфы и собирающиеся группами орки воюют между собой. В деревне дварфов находится сельскохозяйственная продукция, и для того, чтобы заниматься её сборами, следует заранее наладить с дварфами дружеские отношения. Здесь же находится горный рудник. В отличие от рудника в ущелье Ирваны тут можно добыть редкую руду, однако внутри шахты обитает Гигас. Помимо того в горах, примыкающих к плоскогорью Нэок, продолжаются мелкие стычки между радикальной группировкой, состоящей из членов повстанческой армии Элгадина, с реальной элгадинской армией.
- Quest of Ages: Джаспер
- Деревня дварфов подвергается атаке злых титанов. Большинство выживших дварфов берётся на попечение элгадинцами и принимается за работу по прокапыванию тоннеля в королевство Элгадин (горы Нэок) и коридор Гарм. Также монстры становятся свирепыми. Повстанческая армия усмиряется и прячется. Оба королевства, Биск и Элгадин, сооружают крепости для слежения за злыми титанами, и создаётся обстановка плотного надзора над территорией. Чтобы предотвратить дальнейший ущерб, дороги в сторону обоих королевств были заблокированы замковыми воротами (тоннели были вырыты такими, что размеры злых титанов превышают ширину тоннелей). Весь сюжет QoA: Джаспер проходит только здесь.
- War Age
- Угроза от злых титанов исчезла после того, как с помощью от Зайона была одержана победа над Иго. Строительство тоннеля, соединяющего королевство Элгадин с плоскогорьем Нэок и коридором Гарм, закончено. Крепости были оставлены, и путь из одного королевства в другое стал снова свободен. Точно так же, как холмы Лексур стали фронтом сражения для Биска, ущелье Ирваны стало фронтом сражения для Элгадин, ведь и там и там находятся ворота, ведущие внутрь королевства.
- Пещера Эйсис
- Иксионы
- Семейство полурыб-полулюдей, основавших самое большое поселение в пещере Эйсис. На самом деле область их обитания несколько шире — она простирается от долины Ипс до коридора Гарм, кроме того иксионов можно встретить на побережье Мирим. Среди иксионов есть слабые классы, однако они не по силам только что начавшим своё приключение путешественникам. Поскольку предметы, добываемые с охоты на иксионов, легки на подъём и продаются в торговые лавки по высокой цене, многие имеющие опыт игроки главным образом ставят приоритет на сражение с иксионами.
- Present Age
- Пещера Эйсис является местом обитания иксионов. Так как иксионы проиграли в битве против тартаросс, король иксионов Забур решает перейти на сторону тартаросс. При этом продолжается напряжённая обстановка с защищающими свою позицию и оказывающими боевое сопротивление старейшинами. Также в ноябре 2007 года там открылся магазин для игроков.
- Те игроки, которые сражаются против тартаросс или даже самого короля Забура, находятся на хорошем счету у иксионов и могут заключить с ними дружеские отношения (сражение против Забура старейшины тоже признают полезным делом, так как если король потерпит поражение в битве, его можно будет подчинить себе). В то же время тартароссы поддерживают тайную связь с королём Забуром, посылая к нему своих агентов, когда наступает ночь.
- War Age
- Иксионов в этом времени в пещере нет. Однако остались минералы, которые можно отыскать и в настоящем времени (Present Age), поэтому тут можно заниматься добычей полезных ископаемых. Судя по тому, что в сторону гор Дайн был прокопан тоннель, очевидно ясно, что здесь уже побывала нога человека.
- Дворец Тартаросса
- Тартаросса
- Раса полуптиц-полулюдей. По рангам делятся, как шахматные фигуры: первым в списке идёт король, затем следуют ферзь, конь, слон, ладья, и т. д. Прочие же тартароссы без специального звания тоже делятся по множеству занимаемых ими постов. Кто-то таится под водой, кто-то высматривает своих врагов с воздуха, кто-то главным образом использует магию, кто-то сражается в ближнем бою и тому подобное — разнообразие боевых классов достаточно велико. Поэтому у них есть воины, ответственные за истребление иксионов, при этом оказание сопротивления иксионам зачастую не представляет для них особого труда. Они вторглись в пещеру Эйсис и подчинили себе иксионов, тем самым обеспечив себе доход продовольствия. Поскольку выход из пещеры Эйсис едва заметен, можно встретить старых и молодых тартаросс, блуждающих в поисках выхода наружу через водосточные каналы Биска. Последнее время среди игроков ходит шутка про так называемых «спиральных тартаросс» (судя по всему, траектория их блуждания напоминает спираль).
- Present Age
- Подчинившие себе иксионов тартароссы собирают с них дань в виде продуктов питания. В связи с этим нередки случаи, когда жалкие иксионы становятся жертвой тартаросс. Низ дворца заполнен водой, в которой скрываются некоторые тартароссы и обитает гигантский электрический угорь, а остальная часть дворца представляет из себя нагромождение из каменных лестниц, на которых располагаются многочисленные тартароссы. Тартароссы нередко используют специальную атаку, хлопая своими огромными крыльями, в результате которой неосторожный игрок рискует быть скинутым вниз мощным потоком ветра и умереть. Однако никто кроме игроков урона от падения с высоты не получает.
- War Age
- Тартароссы исчезают. Дворец Тартаросса становится опорным пунктом для нейтральных солдат, но в War Age нейтральные игроки могут сражаться между собой. Поскольку есть шанс быть убитым другим нейтральным игроком, то необходимо проявлять куда большее внимание на происходящее вокруг, нежели чем во время сражения за королевство Биск или Элгадин. В то же время предательский побег из состава армии Биска или Элгадина для перехода на нейтральную сторону тоже может быть совершён на этой территории.
- Долина Элвин / Горный рудник Элвин
- Сасул
- Основавшее опорный пункт на севере горного хребта Элвин государство териантропов. Живут на возвышенностях и, опираясь на строгие религиозные заповеди, каждый день пребывают в учении, поддерживая свой аскетичный дух. Именно такая информация о них распространена, но из-за того, что действа проходят в тайне ото всех, очевидцев ещё не было. Зачастую можно встретить некоторых NPC-коробейников из Сасула, но по причине, что все они носят одинаковую восточную одежду (в стиле ниндзя), и на глазах у людей никогда не принимают форму зверей, никто не может подтвердить, что они действительно териантропы.
- На протяжении долгого времени ничего из этого в игре не было реализовано, но затем в апреле 2008 года была реализована долина Элвин. Впоследствии зародились планы о реализации самого государства Сасул.
- Огры
- Раса, основавшая небольшую деревню у подножия горы Элвин.
- Present Age
- В долине Элвин огры населяют деревню, которую навещает множество коробейников. Наблюдается картина полного процветания. В то же время вокруг находятся поля, леса, горы, и множество других обширных мест. После апрельского обновления в 2009 году даже сейчас остались места, которые целиком не изучены. Это место является единственным местом обитания диких бизонов на всём острове Дайарос. Поскольку нигде на Дайаросе нет домашнего скота, непонятно, откуда в продаже появляется молоко.
- После того, как в долине Элвин был реализован горный рудник Сурт, исследовательская команда из Биска занялась его изучением, которое продолжается и по сей день. Подтверждается информация о нахождении в шахтах монстров из рода рептилий — василисков, саламандр и ядовитых змей. Кроме того в руднике обитают кобольды. Также в самом низу располагаются руины эруанцев и «храм огненного дракона», в котором есть возможность призвать сильного босса и сражаться с ним вместе с десятками, а то и сотнями других игроков. Сила босса зависит от количества игроков, находящихся в храме на момент призыва.
- War Age
- Дорога в Элвин перекрыта, и неясно, как можно попасть в долину.
- Заснеженная долина Ипс / Левитирующий город Баха
- Гомункул
- Искусственное живое тело, сотворённое Иго, который воскресил бога разрушения и стал дьяволом. Будучи наделённым интеллектом, схожим с человеческим, и умея говорить, он был создан для битвы и разрушения. Наделённое интеллектом тело Гомункула не имеет имени, и обращаются к нему только по номеру. Вместе с противостоящими Иго людьми, давшими ему клятву верности, перед поражением в битве пытается сбежать от хозяина, всецело разделяя мысли со своими преданными. При том, осознавая в действительности смысл общей фразы «своими силами нам от Иго не убежать», воины Гомункула отказываются даже начинать бой.
- Future Age
- В эту эпоху можно попасть только из расположенного где-то в ущелье Ипс алтаря. К сожалению, в этом времени можно перемещаться только в пределах руин ущелья Ипс. В заснеженной долине, одна часть которой сплошь покрыта льдом и снегом, обитают лишь ледяные големы и ледяные элементали, а также живые магические существа из рода гомункулов, созданных Иго. Левитирующий город Баха находится очень высоко над заснеженной долиной. Поскольку в Бахе видны остатки объектов, некогда существовавших в Биске в эпоху Present Age, можно обнаружить слившиеся воедино Площадь Победителей и замок Ирмина, однако в действительности, несомненно, они не являются настоящими. В Бахе располагается постройка под названием «мавзолей», внутри которой располагается «красный мавзолей», где команда из пяти участников может пройти испытание в подземелье, представляющем из себя уровень «на прохождение». В связи с тем, что здесь можно получить невообразимо ценные редкие предметы, выражение среди игроков «пойти в Баху» означает поход в этот самый красный мавзолей. Помимо этого, мавзолеи других цветов тоже были запланированы для реализации, но до сих пор, по состоянию на январь 2009 года, реализованы не были.
- Также в заснеженной долине Ипс по субботам и воскресеньям (не игровым, а реальным) по вечерам открываются ворота, ведущие в Chaos Age. Поэтому ближе к этому времени там начинают собираться игроки.
- Кейл Танган
- Quest of Ages
- По словам клана Мора, «кейл» означает «пещера», а «танган» означает «отсутствие бога, на которого можно положиться», вследствие чего «Кейл Танган» можно перевести как «покинутая богом пещера». Это место, куда попадают новые игроки при прохождении обучения, а также и другие игроки, выполняющие задание гильдии (в этом месте более опытные игроки демонстрируют новичкам все прелести своей профессии, приглашая их вступить в ту же гильдию, в которой состоят сами (понятие «гильдия» в этой игре совершенно отличается от устоявшегося определения гильдий в прочих MMO, об этом будет рассказано впоследствии в другом разделе)). Это место считается одним из Quest of Ages, но есть подозрение, что оно просто скрыто и располагается где-то в Present Age.
- Здесь только что начавшие игру новички и накопившие соответствующий опыт и умения игроки, объединившись, должны пройти напроход один из приготовленных четырёх уровней. Чтобы уровень считался пройденным, нужно выполнить определённую цель, но главным элементом и смыслом всего этого действа является то, что новички могут обучиться у умелых игроков таким вещам, которые не растолковываются в объясняющей инструкции. Тем самым новым игрокам будет легче освоиться, понять атмосферу MMO игр и научиться слаженно играть в команде, что и является основной целью данного этапа обучения. Грубо говоря, обучение новичков в этом месте проводится не роботом-программой, а живыми людьми. Четыре уровня различаются по степени сложности. Самый сложный уровень обучения сопровождается пометкой «Сложен для прохождения для умелых начинающих и умелых опытных игроков». Поскольку на одном аккаунте может быть создано до четырёх персонажей, после прокачки одного героя можно создать так называемого «опытного новичка» (хотя в большинстве случаев опытные игроки просто пропускают обучение целиком).
- При том, что вышеописанное является частью обучения и несложно выполняется, эту часть можно пропустить и проследовать далее по игре, ничего не выполняя. Даже если уже было взято задание на выполнение уровня, в любой момент можно просто покинуть это место (однако с 16 декабря 2008 года новичкам, успешно закончившим испытание, стало выдаваться вознаграждение). Здесь располагается весь нужный производственный инвентарь, но нет ничего, что привлекало бы массовое внимание игроков, однако почему-то находятся люди, которые постоянно пребывают в этом месте.
- В связи с последующей реализацией скрытой деревни Нэя, локация перестала служить для обучения. Начать обучение здесь перестало быть возможным. Осталось лишь четыре испытательных уровня, в трёх из которых босс-монстры стали продвинутыми.
- Скрытая деревня Нэя
- Present Age
- Деревня Нэя — это новая карта для прохождения обучения, реализованная в июле 2010 года, пришедшая на замену Кейл Тангана. В отличие от располагавшегося внутри пещеры Кейл Тангана, деревня находится в светлом месте под открытым небом, окружённая горами. Установлено, что эта деревня принадлежит клану Мора, но представители других племён тоже проживают здесь как учителя.
- В отличие от Кейл Тангана, где половина объяснений получалась от опытных игроков, прибавились разнообразные виды обучения и расширились их объяснения, а также последовательность прохождения необходимых этапов обучения стала свободна для выбора. К тому же стало возможным для новичков выбирать то, что им нужно из многообразия техник и предметов.
- Пустыня Хатилль
- Present Age
- Реализованная осенью 2012 года новая локация, где обитают смертельно-опасные гигантские монстры (песчаные черви, скорпионы, муравьиные львы, драконы) и ящероподобные люди (Lizardman), ведущие непрерывную борьбу с этими монстрами. Вход в неё находится на востоке от Элвинских гор. Путешествие по пустыне весьма опасно — героя ждут неожиданные столкновения с монстрами (оформленные в виде анимированных роликов на игровом движке), зыбучие пески, бездонные ямы и ловушки, бросающие игрока в подземный лабиринт. К тому же, если у героя кончатся запасы еды и воды, он начнёт медленно погибать (в отличие от простого всеобщего недомогания за пределами пустыни).
- Главной достопримечательностью пустыни является её система комнат с загадками. Команде путешественников необходимо предварительно найти и пройти 6 комнат с испытаниями (входы в которые хорошо замаскированы и располагаются на территории всей пустыни) и снять 6 печатей, после чего можно будет сразиться с главным боссом — химерой, активировав алтарь в пещере по центру пустыни. Во время прохождения испытаний необходимо решать задачи, требующие от всей команды быстроты реакции, логики, способности кооперировать и (в некоторых случаях) продуманной боевой тактики. Примером логической задачи может быть поджигание факелов по заданной схеме (пока один человек оперирует переключателями в комнате с механизмами, другой должен следить за общим процессом в контрольной комнате и давать указания первому). Примером боевой задачи может являться одновременное заманивание трёх босс-монстров в ловушку, предварительно смертельно их ранив. Сделать это непросто, так как они находятся в разных комнатах (три команды игроков должны действовать сообща), а гробница наполнена ловушками (огонь из стен, липкие полы). В общем процесс прохождения испытаний может напомнить известное телешоу «Fort Boyard». В качестве награды за прохождение пустыни игроки могут получить части тела химеры, из которых можно соорудить весьма неслабую экипировку.
Игровая система
Система оплаты
Как уже было упомянуто в вышеизложенном разделе, в самом начале с 1 апреля 2005 года по 31 декабря этого же года оплата за игру была ежемесячная, но после передачи администрирования компании Gonzo Rosso Online 1 января 2006 года с 16 мая этого же года на смену оплате игрового времени пришла система покупки игровых вещей.
Структура серверов
Существует три нижеперечисленных сервера. Перемещение игровых персонажей с одного сервера на другой невозможно. Вместо этого на аккаунте можно создать до четырёх персонажей (не более двух на одном и том же сервере) и передавать между ними предметы за исключением некоторой части вещей, а также игровой валюты. Очки для покупки платных предметов (приобретаемые за реальные деньги), конечно же, разделяются на всех персонажей одновременно.
- PEARL
- DIAMOND
- EMERALD
Система навыков, техник и сиппу (профессий)
В данном произведении игровой индустрии отсутствует система уровней и классов. Вместо них внедрена система умений, позаимствованная из игр наподобие Ultima Online, где каждое умение повышается отдельно в результате его использования.
Поэтому в отличие от игр, основанных на поднятии уровня (где получение опыта главным образом происходит от участия в сражениях), в системе, основанной на умениях, рост умений происходит за счёт их непосредственного применения, в результате чего по сравнению с уровневой системой это позволяет действовать и вести себя наиболее свободно. Другими словами, уничтожение врагов и монстров не всегда является источником для получения нужного опыта. Несмотря на отсутствие системы классов, каждый игрок может создать неповторимого персонажа со своими отличительными чертами. Любое умение может быть развито до максимального значения в 100 очков. При этом большинство умений не входят лишь в рамки стандартных для RPG-жанра характеристик, таких как «сила», «выносливость», «интеллект» и т. д., а имеют более индивидуальный характер, относящийся к различным профессиональным навыкам и видам взаимодействия с окружающим миром (например, достижение гармонии с природой или понимание тайных шифровок).
В связи с тем, что на общую сумму умений установлено ограничение в 850 очков, создание персонажа, который умеет делать совершенно всё, невозможно — это вынуждает игроков взаимно сотрудничать друг с другом и выбирать те умения, которые больше подходят под их стиль игры. Например, как было замечено выше, базовые характеристики наподобие количества HP и MP (жизнь, интеллект) тоже являются умениями, поэтому если игрок вдруг решит овладеть сразу несколькими, а то и всеми видами оружия, ему придётся делать это в ущерб количеству здоровья, выносливости, маны, защиты и так далее. Для каждого умения можно установить один из трёх переключателей — UP, LOCK или DOWN. Умение с переключателем UP будет расти при использовании, LOCK заморозит повышение умения, а DOWN заставит персонажа постепенно забывать умение за счёт роста другого (при достижении предела в 850 очков). Такое свободное перераспределение умений позволяет игроку в любой момент исправить ошибку в развитии персонажа или же вообще сменить область его деятельности. Таким образом, например, любой парикмахер сможет со временем стать метким стрелком, а воин в тяжёлой броне может овладеть какой-либо полезной магией заместо умения носить тяжёлые доспехи.
При развитии навыков, относящихся к активным типам умений вроде «оружия» или «магии», появляется возможность изучения так называемых «техник». Любая техника требует наличие навыка определённого уровня. Освоить технику можно с помощью использования «осколка камня Ноа» (для магии) или «свитка тайного мастерства» (для прочих умений). Выучить технику и начать использовать её можно в любой момент, независимо от текущего уровня навыка. Однако при недостаточном умении выполнить её может быть затруднительно. Базовый шанс на успешное выполнение всегда равен 1 %. По достижении требуемого уровня шанс на успех поднимается до 80 %, а при ещё более высоких значениях навыка стремится к 100 %. Например, заклинание «воскрешение», требующее 90 навыка в «магии восстановления», сработает с шансом 1 % при значении навыка 80, примерно 30 % при навыке 85, 80 % при навыке 90 (требуемое в описании) и 100 % при навыке 98. Также существуют техники, которые требуют наличия сразу нескольких различных навыков одновременно. Существует предел на общее количество выученных техник (не более 100), но их можно «забыть», чтобы освободить место под новые. Как будет описано ниже, в число техник также входят и пассивные техники из категории «мастерство».
Прочим же игра не отличается от других игр подобного жанра, но если речь уже зашла об отличительных моментах, то стоит заметить, что все действия (такие, как общение, движение, отдых, торговля и т. д.) относятся к техникам. Техниками являются даже такие элементарные действия, как обычная атака, блок с помощью щита, предложение обмена предметами (за исключением NPC), и прочие действия. То есть, например, чтобы предложить обмен игроку, нужно предварительно выучить технику «Сделка» из ветки навыков «Торговля», а чтобы защититься от удара врага щитом, нужно выучить технику «Защита Щитом» из ветки навыков «Щиты». Об этом будет рассказано подробнее в разделе «управление».
Хотя в данной игре нет системы классов или профессий, при поднятии умений автоматически присваивается некое подобие звания, называемое «Ship» (яп. シップ сиппу) (например, при достижении навыком «режущее оружие» значения 30 игрок моментально становится «фехтовальщиком», при 60 — «сейбером», при 90 — «мастером клинка»). Также возможно заполучить «сиппу-экипировку» (специальную экипировку, предназначенную для ношения определенной профессией).
Через повышение некоторого набора определённых умений можно получить «сложный сиппу» (составной). Существуют «свитки сверхтайного мастерства», которые позволяют выучить специальную технику для какого-либо из сложных сиппу, дающую полезный пассивный эффект. Но работает эффект, разумеется, только в том случае, если игрок уже достиг соответствующего сложного сиппу. Для сложных сиппу также имеется специальная, уникально выглядящая экипировка. Стоит заметить, что сложный сиппу всегда имеет приоритет относительно элементарных и накладывается на другие сиппу, которые достиг персонаж (исходя из накопленных умений), но тем не менее игрок в состоянии владеть всеми нужными мастерствами одновременно и использовать соответствующую своим умениям сиппу-экипировку. То есть, кем бы ни был персонаж, если его умение «режущего оружия» выше 30, то он в том числе является и «фехтовальщиком» в дополнение к своему основному сиппу (отображаемому в профиле). Ниже будет представлена некоторая часть сложных сиппу. У любого сиппу есть три ступени развития. Для продвижения по трём ступеням сложным сиппу требуется достижение всеми умениями значений в 40, 70 и 90 очков соответственно (сложные сиппу требуют бо́льшие значения умений, нежели элементарные). Единственное условие для получения сиппу — это наличие всех требуемых умений выше установленного значения. Когда сиппу достигает второго или третьего ранга, связанная с ним сиппу-экипировка может трансформироваться в более сильную, но пассивное мастерство своего эффекта не поменяет — так что если целью игрока является лишь получение пассивного эффекта от определённого сиппу, то остановка на первом ранге этого сиппу будет являться разумной идеей.
Некоторые примеры сиппу:
- Warrior, Fighter, Knight
- Воин. Один из базовых сложных сиппу. Мастерство — сокращение задержки между атаками режущим оружием.
- Alchemist, Master Wizard, Warlock
- Колдун. Один из базовых сложных сиппу. (Также владеет «магией разрушения», известной более под названием «чёрная магия» в других играх.) Использует четыре вида белой магии. Мастерство — сокращение задержки перед чтением следующего заклинания.
- Necromancer, Dark Priest, Shadow Knight
- Некромант. Один из базовых сложных сиппу. Использует два вида чёрной магии и два вида умений зла. Мастерство — сокращение задержки при использовании «магии призыва».
- Forester, Forest Master, Sky Walker
- В других играх подобную профессию называют «рейнджер» (однако в этой игре рейнджер — элементарная сиппу, связанная с ловушками). Один из базовых сложных сиппу. Мастерство — сокращение задержки при стрельбе из лука.
- Creator, Master Creator, Genesis
- Мастер по производству товаров из дерева и металла. Сочетает в себе добычу полезных ископаемых и рубку леса. Один из базовых сложных сиппу. Мастерство — повышение успеха в плотничестве и кузнечном деле.
- Мудрец Голубой Лазури, Мудрец Глубокого Пунца, Мудрец Белого Серебра
- Колдун, который владеет всеми шестью видами магии. Автоматически является Alchemist, так как выполняется условие на владение четырьмя видами белой магии. Единственным условием на получение этого сиппу является знание шести видов магии, но из-за того, что магам крайне необходимо повышать «мудрость» (напрямую влияет на силу заклинаний) и «интеллект» (влияет на количество MP), остаётся слишком мало очков для распределения на прочие навыки. Поэтому мудрец как правило очень слаб физически — для персонажей мужского пола анимация движений меняется на подобную старику. Мастерство — увеличение скорости ходьбы во время чтения заклинаний.
- Mine Bishop, Metal Bishop, Fullmetal Bishop
- Специалист по кузнечному делу. По какой-то причине не развивает умение добычи руды, но отдаёт предпочтение средствам самообороны. Мастерство — повышение успеха при производстве высококачественного товара во время ковки. По статистике серверов на май 2010 года было создано очень много персонажей этой профессии третьего ранга — видимо, каждый хотел ковать себе экипировку сам.
- Great Creator, Creator Lord, Достояние Человечества
- Тренирующий совершенно все производственные навыки персонаж. В частности, так как «Достояние Человечества» должен иметь восемь навыков производства выше 90 (на сумму очков свыше 720, а в действительности ближе к 800, чтобы увеличить качество производимого товара), он совершенно не может сражаться. Мастерство — увеличенный шанс на создание товара высокого качества. Он распространяется на все восемь видов производства, но сам по себе меньше, нежели у Mine Bishop.
- Samurai, Samurai Master, Сёгун
- Мастерство — владение боем с двумя катанами. Из-за большой прибавки к основной атаке этот сиппу считается одним из самых сильных, поэтому очень популярен, однако, имея некоторые недостатки, легко контратакуем. Зачаровавший с помощью «магии мистики» своё оружие «мистический самурай» является сильнейшей профессией по части противостояния монстрам. Напротив же, слабость заключается в том, что легко можно попасться на дополнительные эффекты от щита защищающегося игрока. Хотя при том, что встречаются даже маги с щитами, распространённость щитов на поле битвы невелика.
- Brave Knight, Armor Knight, Justice Tank
- Воин, специализирующийся на защите. Мастерство — повышение уровня защиты. Эффект от мастерства сам по себе слабый, но поскольку требуемые на сиппу умения необходимы для каждого воина, на поле битвы его можно поставить в один ряд с Knight по силе. Однако, если отказаться от достижения третьего ранга, можно сформировать достаточно сильного персонажа.
- Кухарь, Мастер Кухарь, Божественный Кухарь
- Помимо того, что ему нужны умения «приготовление пищи» и «варка», также необходимо умение «сопротивление заклинаниям» (замысел состоит в том, что кухарь постоянно имеет дело с огнём, и ему нужно уметь хорошо терпеть жар от огня). Совместить на одном персонаже сиппу «Достояние Человечества» и «Божественный Кухарь» возможно, но в таком случае о хорошем качестве продукции думать бессмысленно. Для членства в поварской гильдии достаточно лишь умения приготовления еды — варке и перегонке спирта значения там не придают. Мастерство сиппу — повышение успеха при приготовлении еды и при варке.
- Мастерство — повышение шанса нанести критический удар и увеличение скорости передвижения. Дополнительное свойство сиппу-экипировки тоже даёт поразительную прибавку к скорости. Владеет умениями «гармония с природой» и «сопротивление падениям», которые позволяют ему быстро, бесшумно передвигаться и мягко приземляться после высоких прыжков с крыш домов или оврагов. С помощью техник из ветки «мимика» (подражание живой природе) легко избегает внимания противника, растворяясь в воздухе и сливаясь с окружающей средой. Также, копируя движение рыб, может быстро передвигаться под водой. Благодаря этим навыкам свободно перемещается по разным местам. Однако в силу того, что сиппу «Онивабан» почти не уступает по количеству требуемых умений сиппу «Достояние Человечества», нужные для любой боевой профессии базовые навыки невелики. Сиппу-экипировка Онивабана позволяет двигаться быстрее, нежели сиппу-экипировка Ассассина. Также особенность этого сиппу заключается в умении держаться перпендикулярно почти на любой наклонной поверхности (даже на стенах).
- Морской Воин, Морской Воин-герой, Морской Владыка
- Живущие в море мужчины и женщины. Мастерство — сокращение задержки между атаками копьём и увеличение скорости перемещения под водой. В сиппу-экипировке способны перемещаться под водой с большей скоростью, нежели по земле. Из-за интересной сиппу-экипировки — набедренной повязки (фундоси) приобрели необыкновенную популярность.
- Атлет, Триатлет, Железный Человек
- Мастерство — повышенная регенерация шкалы выносливости (Stamina, ST). Хотя без применения техник из ветки «гармония с природой» имеет обычную скорость передвижения по земле, может практически без одышки продолжать бег на больших дистанциях, в том числе умея быстро плавать. На этот сложный сиппу требуются всего четыре навыка, поэтому остаётся свобода для распределения прочих базовых и боевых навыков, тем более, что необходиая воинам «выносливость» у атлетов, как правило, уже есть. Например, Атлеты могут стать хорошими Ассассинами или Морскими Воинами (по совместительству). Достигнув третьего ранга «Железный Человек», могут скакать по полям, словно олень, парить в небе, как белка-летунья и бороздить морские просторы подобно дельфину.
- Буян, Рестлер, Воитель (Champion)
- Мастерство — повышенная регенерация шкалы жизни (Hit Points, HP). Некоторые игроки совмещают его с мастерством Атлета, а некоторые получают его просто ради восстановления HP. Из-за требуемого навыка «представление», их собственная сила мала. Хотя эта многочисленная профессия обладает тремя специальными умениями сложного мастерства (сиппу) и может использовать умение «Back Hand Chop», реализация была отложена и умение теперь доступно только для NPC.
- Новый Идол, Идол Биска, Идол Дайароса
- Мастерство — яркий блеск, излучающий свет (только лишь). Три из четырёх требуемых навыков — музыка (даёт хорошие эффекты, но действует недолго), танцы (даёт скромные эффекты от техник высокого уровня) и представление, которое почти бесполезно, разве что позволяет получать удовольствие от выполнения различных движений. Владение музыкой на уровне Идола Дайароса может понадобиться в Quest of Ages: Titan для приведения в движение ноа-титана, являющегося центровой фигурой в повествовании. Есть люди, которые становятся идолами для того, чтобы выделяться среди других во время торговли на улице. Помимо того, этот сиппу — единственный, у которого мастерство увеличивает свой потенциал (свет вокруг становится ярче).
- Housekeeper, Maid/Valet, Abigale/Butler
- Мастерство — повышение успеха при кройке и шитье. Однако среди «домработниц» многие косметологи желают, чтобы у них был титул, относящийся к салону красоты. Если не пользоваться услугами парикмахера длительное время, то волосы портятся, обрастают и вокруг головы начинают летать мухи (впрочем, кроме назойливого жужжания мух и внешнего вида неухоженная голова ни на что не влияет). Сиппу начал своё существование в мае 2010 года, и для ступеней выше второй были сделаны мужские и женские названия.
- Adventurer, Explorer, Treasure Hunter
- Один из сиппу, добавленных вместе с выходом нового умения в июле 2009 года. Расшифровывая найденные карты сокровищ, откапывая сундуки, обезвреживая ловушки и взламывая замки (с помощью умений «воровства»), прибирает к рукам всяческие богатства. Поскольку сундуки могут располагаться в совершенно неожиданных местах, мастерство сиппу — ускоренное плавание и более мягкое приземление после падения.
- Несовершеннолетний Преступник, Внезаконник (Outlaw), Гангстер (Gang) / Лейдис (Ladies)
- Один из сиппу, добавленных вместе с выходом нового умения в июле 2009 года. Мастерство — пятипроцентное сокращение задержки между взмахами дробящим оружием. Устраивающая разбои с применением «дробящего оружия» и «пьянства», получающая доход от «воровства» и «торговли» стремительно развивающаяся группировка злоумышленников на Дайаросе.
- Spy, Stalker, Stealth
- Один из сиппу, добавленных вместе с выходом нового умения в июле 2009 года. Мастерство — +3 к увороту. Формирование умений примерно такое же, как и у Ассассина, но продвинуто скрытное передвижение.
- Academian, Teacher, Professor
- Один из сиппу, добавленных вместе с выходом нового умения в июле 2009 года. Мастерство — повышение успеха при репродукции.
Гильдии
Изначально в этой игре гильдия — это служебная ассоциация, а не объединение игроков, как в прочих ММО (то, что в других ММО называется гильдиями, здесь имеет название «Fellowship» [братство], сокращённо «FS»). Роль гильдии — оказывать поддержку определенным профессиям, предоставляя задания и вознаграждения (в которые включена и сиппу-экипировка). При повышении своего общественного положения в гильдии увеличивается разнообразие доступных заданий. Подрабатывать сразу в разных гильдиях не получится, но даже если выйти из гильдии, то при повторном вступлении никакого наказания за исключением сброса статуса до «новобранца» игрок не понесёт. Однако чем выше умения, предписанные правилами гильдии, тем легче игроку будет продвигаться в общественном положении — поэтому много игроков постоянно переходят из гильдии в гильдию, когда накопят много вещей (или квестовых предметов), нужных определённой гильдии, чтобы получить высокое вознаграждение. Гильдии существуют лишь в настоящем времени, но и во время перемирия среди гильдийных заданий могут попадаться поручения от воинствующих фракций.
- Busen
- Гильдия воинов. Сформирована вне армии Биска, опекуном гильдии является Аксель Кил.
- Заведующий гильдией — Огма, бывший учитель Акселя.
- Alcheinner
- Гильдия алхимиков. Существует при поддержке учения Лар Фак.
- Заведующая гильдией, Луче, отсутствует. Поэтому обязанности исполняет её уполномоченный заместитель — Фресса, обожающая Луче и зовущая её «сестричкой».
- Anshi
- Гильдия некромантов. Существует при поддержке учения Маб.
- Предыдущим главой гильдии был Олиакс, но из-за того, что он пропал без вести, пост унаследовал Экуа. Он великан-гомосексуалист, но время от времени скрывает свой зверский характер.
- Здесь можно получить важные задания и заключить дружественные отношения (это будет описано позже) со скелетами.
- Forerail
- Гильдия лесников (forester). Организована покинувшим армию Биска Вольфгангом и рядом его последователей.
- Глава гильдии — Гаст. Многие ошибочно считают главой гильдии Вольфганга, хотя грань здесь тонка.
- Ciel-Lerant
- Гильдия кулинаров. Члены гильдии несут ответственность за пропитание в Биске. Располагаются в бискском порту, гордятся своей морской кухней (особо не любят склонятся к использованию рецептов).
- Гильдией заведуют Сирены. Ходят городские легенды о том, что если кто-либо призовёт перед ними пищу из ниоткуда (с помощью техники «Recall Ration» из навыка «тайного волшебства»), то они могут окружить его, коллективно избить и выкинуть в море. Продвинутые игроки нередко употребляют еду от гильдийных кулинаров, прозванную «Lerant Buff», для получения различных бонусных эффектов в бою.
- Grom-Smith
- Гильдия кузнецов и шахтёров (рудокопов). Оказывает помощь по возрождению королевства Элгадин.
- Главой гильдии является Малеус. Воспитывает маленькую дочку. Будучи чадолюбивым родителем, говорит всем встречным «не надо так страстно глядеть на мою дочь», даже несмотря на их расу или пол.
- Texend
- Гильдия швей и портных. Оказывает помощь по возрождению королевства Элгадин.
- Глава гильдии — Лейн. Любит цитировать разные высказывания.
Система производства и потребления
В отличие от обычных MMORPG, здесь производство включает в себя активные элементы в виде мини-игры, где ремесленник должен проявить хорошую реакцию и вовремя остановить указатель на вращающейся рулетке. От некоторых сложных сиппу игрок может получать вспомогательные эффекты вроде «увеличенная область успешного попадания», «замедленное вращение рулетки», «во время останова рулетки указатель не проскальзывает», и так далее. Также эти эффекты можно получить от других видов мастерства, специальной экипировки, еды из ряда «Lerant Buff», и так далее. Эффекты, полученные от разных источников, могут складываться.
Рабочие инструменты из разряда сиппу-экипировки при улучшении сокращают предел проскальзывания указателя («иглы») и расширяют область попадания для создания вещей высокого качества, но взамен этого рулетка крутится быстрее и общая область создания вещи уменьшается (итоговая область создания вещей высокого качества также становится меньше). Есть инструменты, которые ведут себя иначе (например, вся область попадания становится «высокого качества», но зона проскальзывания иглы увеличивается больше чем на половину окружности, что делает практически невозможным остановить иглу в желаемой области вручную), поэтому ремесленники выбирают нужный им инструмент в зависимости от того, что хотят создать (если при высокой сложности производства им не важно качество выходного товара, то они могут воспользоваться и инструментами новичка заместо сиппу-экипировки). Вся спецодежда, сиппу-инструменты и другие вещи, способствующие производству, дают только положительные бонусы и не накладывают никаких штрафов.
У любого оружия и брони есть параметр «прочность», и после определённого числа использований предмет разрушается (пропадает). Из-за этого ни один предмет не может существовать вечно, что способствует системе постоянного оборота финансов и экономики. Также у предметов при снижении прочности снижается их эффективность (оружие затупляется, броня защищает хуже), за исключением товаров высокого качества. Исключение составляют сиппу-экипировка и предметы, приобретённые за реальные деньги. Как правило, эти предметы слабее, чем ломающиеся, но невозможность их сломать компенсирует недостаток. Их прочность тоже понижается при использовании (но никогда не падает ниже единицы, поэтому поломка и невозможна), и эффективность снижается точно так же, как у вещей обычного качества. При ремонте предмета его изначальная эффективность возвращается, но если этот предмет не из ряда долговечных, его максимальная прочность будет уменьшаться с каждой починкой, что создаёт ограничения даже на ремонт.
Дружественные отношения и небесное покровительство
На Дайаросе существуют многочисленные фракции и племена, и у каждой из сторон может быть своё отдельное отношение к игроку. При дружественных отношениях игрок не подлежит нападению со стороны конкретной группы, может торговаться и вести с ними беседы. При враждебных отношениях игрок становится непременно атакован, как только попадёт в поле зрения представителей враждующей стороны. Дружественные отношения не являются какой-либо фиксированной величиной, и в зависимости от поведения игрока можно либо заслужить доверие определённого клана, либо наоборот — нажить себе врагов. Что касается двух главных военных фракций Биск и Элгадин, а также последователей религии Маб, то при продолжительном нападении на их стражников, стража, разумеется, тоже станет нападать на игрока, но помимо этого все мирные NPC, принадлежащие данной фракции, будут смотреть на игрока как на врага, не позволяя ему пользоваться их магазинами и торговыми лавками. При этом никто, кроме охраны, нападать на игрока не будет. В Present Age есть много разных вариантов дружбы с кланами, но в War Age существует лишь две установленные принадлежности к государствам (Биск и Элгадин), поэтому понятие дружбы с фракциями имеет смысл только для игроков, стоящих на нейтральной стороне. Охрана всё так же не будет нападать на игрока, а если вдруг нейтральный игрок будет убит другим игроком из дружественной ему фракции, то убийца будет терять доверие со стороны собственной фракции за убийство союзника. В других временах правила дружественных отношений не существуют.
Питомцы
В этой игре есть возможность выращивания питомцев. Питомцы главным образом предназначены для сражения, но есть и немногочисленные виды, служащие для помощи в производстве. Рост питомцев происходит через повышение уровня (питомец не получает опыта от противников, которые ниже его по уровню), поэтому даже питомцы для помощи в производстве могут повышать свой уровень лишь через сражение. Одновременно можно брать с собой до трёх питомцев.
- Растущие питомцы
- Монстры, в названии которых есть географическое название, пригодны для отлова с помощью навыка «укрощение». Возможен рост пойманных питомцев до уровня, равному значению навыка хозяина, умноженному на 1,5 (таким образом, максимальный уровень — 150,1). Сумма уровней одновременно следующих за хозяином питомцев не может превышать значения навыка, умноженного на 2, и для укрощения одновременно двух или трёх питомцев требуется значение навыка в 30 и 60 очков соответственно. Также с помощью техники «Miracle Cage» (на высоком уровне навыка) свободных питомцев можно загонять в клетку, хранить и носить с собой. Клетка остаётся лёгкой, даже если в неё был помещён монстр (наподобие покебола из мультсериала "Покемон"). Помещённых в клетку монстров можно покупать и продавать. Для вызволения питомца из клетки навык «укрощение» не требуется, но если уровень навыка не будет соответствовать уровню питомца, то от сражения опыт будет уменьшаться, а вместе с ним и уровень питомца.
- После смерти питомца возможно его оживление, но при этом максимальные значения уровня и преданности снизятся. При малой преданности сокращается количество приказов, которые можно отдавать питомцу, а также перестают быть доступными для использования некоторые техники. С течением времени преданность питомца постоянно уменьшается, но может быть восстановлена путём кормления его любимой пищей. Максимальное значение также может повышаться. Во время помещения питомца в клетку, а также при сдаче на временное хранение в питомник (магазин питомцев), преданность не уменьшается.
- Услышав про «магазин питомцев», можно подумать, что с помощью него можно торговать своими зверями. На самом деле это просто питомник, куда можно отдавать своих монстров на временное хранение. В независимости от уровня навыка можно отдать на кормление до трёх питомцев (меняться можно сколько угодно). Из-за того, что питомец, находящийся в магазине, тоже занимает ячейку, то в общей сумме нельзя держать в питомнике и при себе одновременно больше трёх зверей. Чтобы хранить ещё больше питомцев, необходимо выучить технику «Miracle Cage».
- В целом это объясняет принцип работы питомцев (в том числе и эволюционирующих).
- Слуги
- Часть монстров без географических названий в имени тоже могут быть отловлены с помощью навыка «укрощение». На одном и том же уровне слуги сильнее других питомцев, и правило «преданности» для них не существует. Есть ограничение на их количество, но нет ограничений на суммарное значение уровня. Такой питомец не растёт, и исчезает навсегда если он сам или его хозяин умрёт. Кроме того он пропадает, даже если хозяин выйдет из игры или просто переместится на другую локацию. Помещать в клетку и сдавать на хранение в питомник тоже невозможно. Поэтому такие питомцы используются вместе с растущими питомцами для временной поддержки в битве, а затем бросаются.
- Кроме того, нельзя поймать питомца (включая растущий тип), если уровень навыка не составляет 80 % от уровня монстра.
- Призывные питомцы
- Питомцы, вызываемые с помощью «магии призыва». За некоторым исключением призываются из преисподней. Поэтому им можно легко найти сильное применение, однако призванный питомец будет вынужден покинуть игрока по прошествии установленного времени, во что бы то ни стало. К тому же, поскольку скорость чтения заклинаний призыва во много раз дольше по сравнению с прочей магией, вызвать монстра уже после того, как битва началась, весьма затруднительно. Сумма уровней следующих за призывателем существ не может быть выше уровня навыка «магия призыва». В случае объединения призванных и отловленных питомцев вычисление пределов слишком запутанно, поэтому в этой статье описано не будет.
- Эволюционирующие питомцы
- Некоторые виды растущих питомцев эволюционируют в результате повышения преданности и уровня. В большинстве случаев они доступны в качестве вознаграждения за выполненное задание, и каждый игрок не может получить более одного. Многие из них до тех пор, пока не достигнут какой-либо ступени эволюции, исчезают навсегда после смерти, поэтому выращивание их является нелёгкой задачей. Одним из самых больших преимуществ эволюционирующего питомца является то, что ни на количество, ни на уровень питомца навык «укрощение» не влияет и границ не создаёт. Поэтому даже на нулевом умении «укрощения» можно содержать одновременно трёх питомцев 150-го уровня. Возникает много критики по поводу баланса (конечно же, при развитом «укрощении» обращаться с питомцами легче).
Исключения: создаваемый с помощью «торговли» рекламный щиток, вызываемый с помощью принадлежащей к «тайной магии» техники «Recall Altar» псевдо-алтарь для одновременного перемещения группы игроков, устанавливаемая умением «огнестрельное оружие» артиллерийская пушка — для них есть ограничения по количеству и уровню. При трёх следующих за игроком питомцах нельзя использовать «Recall Altar». В War Age на устанавливаемые артиллерийские пушки ограничений нет. Однако вместо этого пушки могут поражать взрывной волной и дружественные цели, включая даже построившего орудие игрока.
Смерть персонажа
В обыкновенных MMORPG во время гибели персонажа, как правило, назначается пенальти в форме потери вещей и некоторого количества набранного опыта. Однако в этой игре пенальти за смерть варьируется в зависимости от эпохи, в которой погиб персонаж.
- Present Age
- После смерти из тела выходит душа и зависает над ним в форме светящегося красного дыма (под расхожим названием «кровавый дым»). После этого, если нажать появившуюся кнопку «вернуться в домашнюю точку», персонаж возвращается к так называемой «домашней точке» (Home Point) в виде души (призрака), а красный дым над телом исчезает. Можно попросить специального NPC с профессией Soul Binder («Привязывающий Души») принести мёртвое тело к душе, но в этом случае будет списан штраф в виде потери некоторой части накопленных умений. В случае, если душа сама найдёт своё мёртвое тело и вселится в него, пенальти не назначается. Можно сказать, что единственный небольшой штраф за воскрешение своего мёртвого тела в этом случае будет заключаться в том, что персонаж будет совершенно голоден и сильно хотеть пить (параметры еды и воды сбросятся до нуля). Однако если в состоянии души персонаж будет воскрешён техникой «Resurrection» при навыке «магия восстановления» равном 100, то параметры голода и жажды останутся как есть. Существуя в состоянии души, персонаж продолжает терпеть наказание за смерть: его техники сильно ослабевают, он не может использовать свою экипировку, использование предметов становится невозможным (магия и другие умения, требующие расходования реагентов, соответственно, не смогут работать по причине невозможности использовать реагенты). Единственным плюсом будет лишь невозможность утонуть. Помимо всего этого, душа может получать урон от враждебных монстров и от падения с высоких мест, что делает длительный процесс вселения обратно в своё тело рискованным и опасным. Поэтому обычно игроки не ограничиваются лишь самостоятельными попытками воскресить себя. Одним из способов вернуть своё тело может являться обращение к другому игроку с просьбой перетащить мёртвое тело к душе с помощью техники «Corpse Meeting» из «магии смерти» (правда, перемещение трупа работает исключительно в пределах одной локации). С другой стороны, можно попросить использовать технику «Resurrection» (воскрешение), но по причине того, что целью этого заклинания должна быть не душа, а мёртвое тело, воскрешающему придётся провожать душу погибшего до места смерти. Техника воскрешения сработает только тогда, когда душа находится на установленном близком расстоянии от своего тела или же пока висит над телом в форме кровавого дыма. Воскресить персонажа также возможно «зельем воскрешения», но само собой разумеется, что умирающий не сможет использовать его сам на себя. Кроме того, такие зелья не продаются в лавках у NPC, а делаются по сложному рецепту самими игроками, поэтому заполучить экземпляр такого зелья может быть затруднительно.
- «Привязывающие Души» (Soul Binders) — NPC, которые устанавливают «домашние точки» и помогают переносить мёртвые тела обратно к душам; все они являются последователями религии Маб (исключая одного человека с побережья Мирим). Умения, отбираемые в качестве штрафа у игроков, на самом деле являются источником энергии в ритуале пробуждения бога разрушения. По той же причине принимаются и мёртвые тела язычников.
- War Age
- После смерти над телом всё так же зависает кровавый дым, разве что по нажатию кнопки «возвратиться к домашней точке» персонаж оказывается в определённой точке деревни Нубул (в военном времени) в умирающем состоянии. Поэтому необходимо, чтобы кто-нибудь воскресил убитого персонажа на поле боя до того, как он вернётся в деревню (по прошествии установленного времени персонаж принудительно возаращается к жизни, но чем выше у персонажа навык «возвращение в мёртвое тело», сокращающий время вселения души в тело, тем дольше он может пролежать мёртвым до тех пор, пока не будет принудительно возвращён). Заместо штрафа в виде умений персонаж роняет некоторое количество вещей, соразмерное его военному рангу в War Age. Упавшие таким образом вещи становятся военными трофеями противника. По этой причине людей, берущих с собой на войну высококачественную экипировку, немного.
- Future Age
- В основном правила те же, что и в Present Age, но в случае похода в левитирующий город Баха или в Chaos Age, домашняя точка меняется на место около Привязывающего Души в Future Age. Поэтому если впоследствии забыть поменять домашнюю точку и умереть в Present Age, душа перенесётся в Future Age, оставив мертвое тело в Present Age.
- Chaos Age
- В случае смерти у любых ворот в Chaos Age теряются все деньги и вся экипировка, в описании которой нет свойства «Не исчезает при смерти в Chaos Age». Из-за того, что утерянную таким образом экипировку вернуть невозможно, людей, которые берут с собой высококачественные предметы, ещё меньше, чем в War Age. После смерти и душа, и тело отправляются в Future Age.
- Quest of Ages (кроме «Джаспер»)
- В основном те же правила, что и в Present Age, однако в момент смерти душа принудительно возвращается, а мёртвое тело переносится к подножию алтаря (со стороны Present Age), который был использован для перемещения в другую эпоху. За исключением Кейл Тангана, на задания ставится ограничение по времени, в связи с чем выполнение их становится затруднительным. Также затруднения в выполнении заданий моут быть вызваны невозможностью переместить во времени квестовые (нужные для задания) предметы, и они исчезают в момент возвращения в Present Age. С другой стороны, Кейл Танган (полигон для обучения начинающих) не настолько строг, так как его выполнение зависит лишь от настроения новичков.
- Quest of Ages: «Джаспер»
- В случае смерти даже по нажатию кнопки «возврат к домашней точке» персонаж оживает на Площади Победителей, и по возвращении на поле боя полностью восстанавливается (специальная мера, при которой по возвращении на поле боя физическая сила поднимается до максимального уровня в зависимости от персональной экипировки), поэтому пенальти за смерть не наблюдается. HP, MP и ST во время нахождения на поле боя автоматически не регенерируются (но есть предметы, позволяющие восстанавливать их), вследствие чего по иссякании ST рекомендуется покончить с собой самоубийством. По какой-то причине отсутствует принудительное возвращение, ведь в связи с тем, что в «QoA: Джаспер» можно использовать исключительно только связанные с этой эпохой техники и предметы, воскрешение никак невозможно. В некоторой части заданий требуется убить определённое количество монстров за один заход, поэтому в рамках одного задания сброс количества убитых монстров можно принимать в качестве пенальти за смерть.
Управление
Система управления в этой игре отличается от рядовых MMORPG, где используется автоматическое сражение, и больше тяготеет к жанру FPS. Разнообразие настроек клавиш очень широко.
По существу, каждое действие имеет своё время выжидания и выполнения. В связи с этим возможно предсказать действие противника и своевременно предпринять встречное действие. (Пример: если просто экипировать щит, то количество защиты, полученное от его ношения, будет весьма невелико. Однако, если использовать специальные техники владения щитом, то толк от него возрастёт во много раз — заметив, что противник замахнулся для нанесения атаки, можно успеть быстро подставить щит, тем самым отразив значительную часть урона или же, зачастую, весь урон целиком. Количество доступных для использования техник возрастает с поднятием навыка, поэтому количество техник, которые можно выполнить за отведённый промежуток времени, также растёт с их количеством. С другой стороны, оглушить противника с помощью техники щита можно лишь только в том случае, если он нападает с помощью оружия ближнего боя.)
Однако, по этой причине управление в игре приобретает сложность относительно прочих MMORPG, и новички испытывают трудности при освоении такой системы.
Гейммастеры (GM)
В период администрирования игры компанией Hudson существовало три типа GM'ов. Наблюдением за игрой и надзором за нарушающими правила игроками следили «инспекторы» (Inspector), поддержку игрокам оказывали «сейверы» (Saver), проведением событий занимались «амьюзы» (Amuse).
В отличие от GM’ов, которые имели дело исключительно с решением возникающих проблем, амьюзы появлялись перед игроками и общались с ними, развлекая и создавая положительную атмосферу. Появлялись они обычно незаметно, как партизаны, и игрокам было приятно случайно обнаруживать их в игре.
Однако, сразу после передачи управления в 2006 году ответственных за решение проблем GM’ов упразднили, а администрирование перешло в руки Gonzo Rosso Online. К тому же спустя немного времени после того, как Gonzo Rosso Online начали администрировать проект, совсем перестали появляться в игре и амьюзы, из-за чего перестали проводиться игровые события.
Примерно с апреля 2006 года была утверждена похожая система GM’ов: «ивенты» (бывшие амьюзы), которые стали появляться значительно реже, чем при Hudson, и «саппорты» (бывшие инспекторы и сейверы). EventGM ведут себя так же, как и некогда бывшие AmuseGM, по-партизански появляясь в игре и проводя развлекательные программы. Также периодически появляются на событии под названием «Дайаросский Базар» или, пользуясь удобным случаем, присоединяются к событиям, организованным самими игроками. Также существуют GM-репортёры и журналисты, ответственные за написание статей для электронного журнала (Mail Magazine), распространяемого подписчикам по электронной почте.
Во время трансляции аниме-сериала по ТВ было заключено сотрудничество с японской музыкальной группой Clover (яп. クローバー куро:ба:), исполнившей музыкальные композиции в сериале, участницы которой получили статус GM и время от времени проводили официальные события.
Аниме-сериал
Основная статья: Master of Epic: The Animation Age
Напишите отзыв о статье "Master of Epic"
Ссылки
- [www.moepic.com Master of Epic: The Resonance Age — Официальный веб-сайт]
- [moepic.com/anime/index.html Master of Epic: The Animation Age — Официальный веб-сайт]
- [moe.gameflier.com 萌物語 — Тайваньская локализация]
- [kiyu.oops.jp/ra00.htm Отчёт игрока о бета-тесте Resonance Age в 2003 году (яп.)]
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?:
|
Отрывок, характеризующий Master of Epic
У Анны Павловны 26 го августа, в самый день Бородинского сражения, был вечер, цветком которого должно было быть чтение письма преосвященного, написанного при посылке государю образа преподобного угодника Сергия. Письмо это почиталось образцом патриотического духовного красноречия. Прочесть его должен был сам князь Василий, славившийся своим искусством чтения. (Он же читывал и у императрицы.) Искусство чтения считалось в том, чтобы громко, певуче, между отчаянным завыванием и нежным ропотом переливать слова, совершенно независимо от их значения, так что совершенно случайно на одно слово попадало завывание, на другие – ропот. Чтение это, как и все вечера Анны Павловны, имело политическое значение. На этом вечере должно было быть несколько важных лиц, которых надо было устыдить за их поездки во французский театр и воодушевить к патриотическому настроению. Уже довольно много собралось народа, но Анна Павловна еще не видела в гостиной всех тех, кого нужно было, и потому, не приступая еще к чтению, заводила общие разговоры.Новостью дня в этот день в Петербурге была болезнь графини Безуховой. Графиня несколько дней тому назад неожиданно заболела, пропустила несколько собраний, которых она была украшением, и слышно было, что она никого не принимает и что вместо знаменитых петербургских докторов, обыкновенно лечивших ее, она вверилась какому то итальянскому доктору, лечившему ее каким то новым и необыкновенным способом.
Все очень хорошо знали, что болезнь прелестной графини происходила от неудобства выходить замуж сразу за двух мужей и что лечение итальянца состояло в устранении этого неудобства; но в присутствии Анны Павловны не только никто не смел думать об этом, но как будто никто и не знал этого.
– On dit que la pauvre comtesse est tres mal. Le medecin dit que c'est l'angine pectorale. [Говорят, что бедная графиня очень плоха. Доктор сказал, что это грудная болезнь.]
– L'angine? Oh, c'est une maladie terrible! [Грудная болезнь? О, это ужасная болезнь!]
– On dit que les rivaux se sont reconcilies grace a l'angine… [Говорят, что соперники примирились благодаря этой болезни.]
Слово angine повторялось с большим удовольствием.
– Le vieux comte est touchant a ce qu'on dit. Il a pleure comme un enfant quand le medecin lui a dit que le cas etait dangereux. [Старый граф очень трогателен, говорят. Он заплакал, как дитя, когда доктор сказал, что случай опасный.]
– Oh, ce serait une perte terrible. C'est une femme ravissante. [О, это была бы большая потеря. Такая прелестная женщина.]
– Vous parlez de la pauvre comtesse, – сказала, подходя, Анна Павловна. – J'ai envoye savoir de ses nouvelles. On m'a dit qu'elle allait un peu mieux. Oh, sans doute, c'est la plus charmante femme du monde, – сказала Анна Павловна с улыбкой над своей восторженностью. – Nous appartenons a des camps differents, mais cela ne m'empeche pas de l'estimer, comme elle le merite. Elle est bien malheureuse, [Вы говорите про бедную графиню… Я посылала узнавать о ее здоровье. Мне сказали, что ей немного лучше. О, без сомнения, это прелестнейшая женщина в мире. Мы принадлежим к различным лагерям, но это не мешает мне уважать ее по ее заслугам. Она так несчастна.] – прибавила Анна Павловна.
Полагая, что этими словами Анна Павловна слегка приподнимала завесу тайны над болезнью графини, один неосторожный молодой человек позволил себе выразить удивление в том, что не призваны известные врачи, а лечит графиню шарлатан, который может дать опасные средства.
– Vos informations peuvent etre meilleures que les miennes, – вдруг ядовито напустилась Анна Павловна на неопытного молодого человека. – Mais je sais de bonne source que ce medecin est un homme tres savant et tres habile. C'est le medecin intime de la Reine d'Espagne. [Ваши известия могут быть вернее моих… но я из хороших источников знаю, что этот доктор очень ученый и искусный человек. Это лейб медик королевы испанской.] – И таким образом уничтожив молодого человека, Анна Павловна обратилась к Билибину, который в другом кружке, подобрав кожу и, видимо, сбираясь распустить ее, чтобы сказать un mot, говорил об австрийцах.
– Je trouve que c'est charmant! [Я нахожу, что это прелестно!] – говорил он про дипломатическую бумагу, при которой отосланы были в Вену австрийские знамена, взятые Витгенштейном, le heros de Petropol [героем Петрополя] (как его называли в Петербурге).
– Как, как это? – обратилась к нему Анна Павловна, возбуждая молчание для услышания mot, которое она уже знала.
И Билибин повторил следующие подлинные слова дипломатической депеши, им составленной:
– L'Empereur renvoie les drapeaux Autrichiens, – сказал Билибин, – drapeaux amis et egares qu'il a trouve hors de la route, [Император отсылает австрийские знамена, дружеские и заблудшиеся знамена, которые он нашел вне настоящей дороги.] – докончил Билибин, распуская кожу.
– Charmant, charmant, [Прелестно, прелестно,] – сказал князь Василий.
– C'est la route de Varsovie peut etre, [Это варшавская дорога, может быть.] – громко и неожиданно сказал князь Ипполит. Все оглянулись на него, не понимая того, что он хотел сказать этим. Князь Ипполит тоже с веселым удивлением оглядывался вокруг себя. Он так же, как и другие, не понимал того, что значили сказанные им слова. Он во время своей дипломатической карьеры не раз замечал, что таким образом сказанные вдруг слова оказывались очень остроумны, и он на всякий случай сказал эти слова, первые пришедшие ему на язык. «Может, выйдет очень хорошо, – думал он, – а ежели не выйдет, они там сумеют это устроить». Действительно, в то время как воцарилось неловкое молчание, вошло то недостаточно патриотическое лицо, которого ждала для обращения Анна Павловна, и она, улыбаясь и погрозив пальцем Ипполиту, пригласила князя Василия к столу, и, поднося ему две свечи и рукопись, попросила его начать. Все замолкло.
– Всемилостивейший государь император! – строго провозгласил князь Василий и оглянул публику, как будто спрашивая, не имеет ли кто сказать что нибудь против этого. Но никто ничего не сказал. – «Первопрестольный град Москва, Новый Иерусалим, приемлет Христа своего, – вдруг ударил он на слове своего, – яко мать во объятия усердных сынов своих, и сквозь возникающую мглу, провидя блистательную славу твоея державы, поет в восторге: «Осанна, благословен грядый!» – Князь Василий плачущим голосом произнес эти последние слова.
Билибин рассматривал внимательно свои ногти, и многие, видимо, робели, как бы спрашивая, в чем же они виноваты? Анна Павловна шепотом повторяла уже вперед, как старушка молитву причастия: «Пусть дерзкий и наглый Голиаф…» – прошептала она.
Князь Василий продолжал:
– «Пусть дерзкий и наглый Голиаф от пределов Франции обносит на краях России смертоносные ужасы; кроткая вера, сия праща российского Давида, сразит внезапно главу кровожаждущей его гордыни. Се образ преподобного Сергия, древнего ревнителя о благе нашего отечества, приносится вашему императорскому величеству. Болезную, что слабеющие мои силы препятствуют мне насладиться любезнейшим вашим лицезрением. Теплые воссылаю к небесам молитвы, да всесильный возвеличит род правых и исполнит во благих желания вашего величества».
– Quelle force! Quel style! [Какая сила! Какой слог!] – послышались похвалы чтецу и сочинителю. Воодушевленные этой речью, гости Анны Павловны долго еще говорили о положении отечества и делали различные предположения об исходе сражения, которое на днях должно было быть дано.
– Vous verrez, [Вы увидите.] – сказала Анна Павловна, – что завтра, в день рождения государя, мы получим известие. У меня есть хорошее предчувствие.
Предчувствие Анны Павловны действительно оправдалось. На другой день, во время молебствия во дворце по случаю дня рождения государя, князь Волконский был вызван из церкви и получил конверт от князя Кутузова. Это было донесение Кутузова, писанное в день сражения из Татариновой. Кутузов писал, что русские не отступили ни на шаг, что французы потеряли гораздо более нашего, что он доносит второпях с поля сражения, не успев еще собрать последних сведений. Стало быть, это была победа. И тотчас же, не выходя из храма, была воздана творцу благодарность за его помощь и за победу.
Предчувствие Анны Павловны оправдалось, и в городе все утро царствовало радостно праздничное настроение духа. Все признавали победу совершенною, и некоторые уже говорили о пленении самого Наполеона, о низложении его и избрании новой главы для Франции.
Вдали от дела и среди условий придворной жизни весьма трудно, чтобы события отражались во всей их полноте и силе. Невольно события общие группируются около одного какого нибудь частного случая. Так теперь главная радость придворных заключалась столько же в том, что мы победили, сколько и в том, что известие об этой победе пришлось именно в день рождения государя. Это было как удавшийся сюрприз. В известии Кутузова сказано было тоже о потерях русских, и в числе их названы Тучков, Багратион, Кутайсов. Тоже и печальная сторона события невольно в здешнем, петербургском мире сгруппировалась около одного события – смерти Кутайсова. Его все знали, государь любил его, он был молод и интересен. В этот день все встречались с словами:
– Как удивительно случилось. В самый молебен. А какая потеря Кутайсов! Ах, как жаль!
– Что я вам говорил про Кутузова? – говорил теперь князь Василий с гордостью пророка. – Я говорил всегда, что он один способен победить Наполеона.
Но на другой день не получалось известия из армии, и общий голос стал тревожен. Придворные страдали за страдания неизвестности, в которой находился государь.
– Каково положение государя! – говорили придворные и уже не превозносили, как третьего дня, а теперь осуждали Кутузова, бывшего причиной беспокойства государя. Князь Василий в этот день уже не хвастался более своим protege Кутузовым, а хранил молчание, когда речь заходила о главнокомандующем. Кроме того, к вечеру этого дня как будто все соединилось для того, чтобы повергнуть в тревогу и беспокойство петербургских жителей: присоединилась еще одна страшная новость. Графиня Елена Безухова скоропостижно умерла от этой страшной болезни, которую так приятно было выговаривать. Официально в больших обществах все говорили, что графиня Безухова умерла от страшного припадка angine pectorale [грудной ангины], но в интимных кружках рассказывали подробности о том, как le medecin intime de la Reine d'Espagne [лейб медик королевы испанской] предписал Элен небольшие дозы какого то лекарства для произведения известного действия; но как Элен, мучимая тем, что старый граф подозревал ее, и тем, что муж, которому она писала (этот несчастный развратный Пьер), не отвечал ей, вдруг приняла огромную дозу выписанного ей лекарства и умерла в мучениях, прежде чем могли подать помощь. Рассказывали, что князь Василий и старый граф взялись было за итальянца; но итальянец показал такие записки от несчастной покойницы, что его тотчас же отпустили.
Общий разговор сосредоточился около трех печальных событий: неизвестности государя, погибели Кутайсова и смерти Элен.
На третий день после донесения Кутузова в Петербург приехал помещик из Москвы, и по всему городу распространилось известие о сдаче Москвы французам. Это было ужасно! Каково было положение государя! Кутузов был изменник, и князь Василий во время visites de condoleance [визитов соболезнования] по случаю смерти его дочери, которые ему делали, говорил о прежде восхваляемом им Кутузове (ему простительно было в печали забыть то, что он говорил прежде), он говорил, что нельзя было ожидать ничего другого от слепого и развратного старика.
– Я удивляюсь только, как можно было поручить такому человеку судьбу России.
Пока известие это было еще неофициально, в нем можно было еще сомневаться, но на другой день пришло от графа Растопчина следующее донесение:
«Адъютант князя Кутузова привез мне письмо, в коем он требует от меня полицейских офицеров для сопровождения армии на Рязанскую дорогу. Он говорит, что с сожалением оставляет Москву. Государь! поступок Кутузова решает жребий столицы и Вашей империи. Россия содрогнется, узнав об уступлении города, где сосредоточивается величие России, где прах Ваших предков. Я последую за армией. Я все вывез, мне остается плакать об участи моего отечества».
Получив это донесение, государь послал с князем Волконским следующий рескрипт Кутузову:
«Князь Михаил Иларионович! С 29 августа не имею я никаких донесений от вас. Между тем от 1 го сентября получил я через Ярославль, от московского главнокомандующего, печальное известие, что вы решились с армиею оставить Москву. Вы сами можете вообразить действие, какое произвело на меня это известие, а молчание ваше усугубляет мое удивление. Я отправляю с сим генерал адъютанта князя Волконского, дабы узнать от вас о положении армии и о побудивших вас причинах к столь печальной решимости».
Девять дней после оставления Москвы в Петербург приехал посланный от Кутузова с официальным известием об оставлении Москвы. Посланный этот был француз Мишо, не знавший по русски, но quoique etranger, Busse de c?ur et d'ame, [впрочем, хотя иностранец, но русский в глубине души,] как он сам говорил про себя.
Государь тотчас же принял посланного в своем кабинете, во дворце Каменного острова. Мишо, который никогда не видал Москвы до кампании и который не знал по русски, чувствовал себя все таки растроганным, когда он явился перед notre tres gracieux souverain [нашим всемилостивейшим повелителем] (как он писал) с известием о пожаре Москвы, dont les flammes eclairaient sa route [пламя которой освещало его путь].
Хотя источник chagrin [горя] г на Мишо и должен был быть другой, чем тот, из которого вытекало горе русских людей, Мишо имел такое печальное лицо, когда он был введен в кабинет государя, что государь тотчас же спросил у него:
– M'apportez vous de tristes nouvelles, colonel? [Какие известия привезли вы мне? Дурные, полковник?]
– Bien tristes, sire, – отвечал Мишо, со вздохом опуская глаза, – l'abandon de Moscou. [Очень дурные, ваше величество, оставление Москвы.]
– Aurait on livre mon ancienne capitale sans se battre? [Неужели предали мою древнюю столицу без битвы?] – вдруг вспыхнув, быстро проговорил государь.
Мишо почтительно передал то, что ему приказано было передать от Кутузова, – именно то, что под Москвою драться не было возможности и что, так как оставался один выбор – потерять армию и Москву или одну Москву, то фельдмаршал должен был выбрать последнее.
Государь выслушал молча, не глядя на Мишо.
– L'ennemi est il en ville? [Неприятель вошел в город?] – спросил он.
– Oui, sire, et elle est en cendres a l'heure qu'il est. Je l'ai laissee toute en flammes, [Да, ваше величество, и он обращен в пожарище в настоящее время. Я оставил его в пламени.] – решительно сказал Мишо; но, взглянув на государя, Мишо ужаснулся тому, что он сделал. Государь тяжело и часто стал дышать, нижняя губа его задрожала, и прекрасные голубые глаза мгновенно увлажились слезами.
Но это продолжалось только одну минуту. Государь вдруг нахмурился, как бы осуждая самого себя за свою слабость. И, приподняв голову, твердым голосом обратился к Мишо.
– Je vois, colonel, par tout ce qui nous arrive, – сказал он, – que la providence exige de grands sacrifices de nous… Je suis pret a me soumettre a toutes ses volontes; mais dites moi, Michaud, comment avez vous laisse l'armee, en voyant ainsi, sans coup ferir abandonner mon ancienne capitale? N'avez vous pas apercu du decouragement?.. [Я вижу, полковник, по всему, что происходит, что провидение требует от нас больших жертв… Я готов покориться его воле; но скажите мне, Мишо, как оставили вы армию, покидавшую без битвы мою древнюю столицу? Не заметили ли вы в ней упадка духа?]
Увидав успокоение своего tres gracieux souverain, Мишо тоже успокоился, но на прямой существенный вопрос государя, требовавший и прямого ответа, он не успел еще приготовить ответа.
– Sire, me permettrez vous de vous parler franchement en loyal militaire? [Государь, позволите ли вы мне говорить откровенно, как подобает настоящему воину?] – сказал он, чтобы выиграть время.
– Colonel, je l'exige toujours, – сказал государь. – Ne me cachez rien, je veux savoir absolument ce qu'il en est. [Полковник, я всегда этого требую… Не скрывайте ничего, я непременно хочу знать всю истину.]
– Sire! – сказал Мишо с тонкой, чуть заметной улыбкой на губах, успев приготовить свой ответ в форме легкого и почтительного jeu de mots [игры слов]. – Sire! j'ai laisse toute l'armee depuis les chefs jusqu'au dernier soldat, sans exception, dans une crainte epouvantable, effrayante… [Государь! Я оставил всю армию, начиная с начальников и до последнего солдата, без исключения, в великом, отчаянном страхе…]
– Comment ca? – строго нахмурившись, перебил государь. – Mes Russes se laisseront ils abattre par le malheur… Jamais!.. [Как так? Мои русские могут ли пасть духом перед неудачей… Никогда!..]
Этого только и ждал Мишо для вставления своей игры слов.
– Sire, – сказал он с почтительной игривостью выражения, – ils craignent seulement que Votre Majeste par bonte de c?ur ne se laisse persuader de faire la paix. Ils brulent de combattre, – говорил уполномоченный русского народа, – et de prouver a Votre Majeste par le sacrifice de leur vie, combien ils lui sont devoues… [Государь, они боятся только того, чтобы ваше величество по доброте души своей не решились заключить мир. Они горят нетерпением снова драться и доказать вашему величеству жертвой своей жизни, насколько они вам преданы…]
– Ah! – успокоенно и с ласковым блеском глаз сказал государь, ударяя по плечу Мишо. – Vous me tranquillisez, colonel. [А! Вы меня успокоиваете, полковник.]
Государь, опустив голову, молчал несколько времени.
– Eh bien, retournez a l'armee, [Ну, так возвращайтесь к армии.] – сказал он, выпрямляясь во весь рост и с ласковым и величественным жестом обращаясь к Мишо, – et dites a nos braves, dites a tous mes bons sujets partout ou vous passerez, que quand je n'aurais plus aucun soldat, je me mettrai moi meme, a la tete de ma chere noblesse, de mes bons paysans et j'userai ainsi jusqu'a la derniere ressource de mon empire. Il m'en offre encore plus que mes ennemis ne pensent, – говорил государь, все более и более воодушевляясь. – Mais si jamais il fut ecrit dans les decrets de la divine providence, – сказал он, подняв свои прекрасные, кроткие и блестящие чувством глаза к небу, – que ma dinastie dut cesser de rogner sur le trone de mes ancetres, alors, apres avoir epuise tous les moyens qui sont en mon pouvoir, je me laisserai croitre la barbe jusqu'ici (государь показал рукой на половину груди), et j'irai manger des pommes de terre avec le dernier de mes paysans plutot, que de signer la honte de ma patrie et de ma chere nation, dont je sais apprecier les sacrifices!.. [Скажите храбрецам нашим, скажите всем моим подданным, везде, где вы проедете, что, когда у меня не будет больше ни одного солдата, я сам стану во главе моих любезных дворян и добрых мужиков и истощу таким образом последние средства моего государства. Они больше, нежели думают мои враги… Но если бы предназначено было божественным провидением, чтобы династия наша перестала царствовать на престоле моих предков, тогда, истощив все средства, которые в моих руках, я отпущу бороду до сих пор и скорее пойду есть один картофель с последним из моих крестьян, нежели решусь подписать позор моей родины и моего дорогого народа, жертвы которого я умею ценить!..] Сказав эти слова взволнованным голосом, государь вдруг повернулся, как бы желая скрыть от Мишо выступившие ему на глаза слезы, и прошел в глубь своего кабинета. Постояв там несколько мгновений, он большими шагами вернулся к Мишо и сильным жестом сжал его руку пониже локтя. Прекрасное, кроткое лицо государя раскраснелось, и глаза горели блеском решимости и гнева.
– Colonel Michaud, n'oubliez pas ce que je vous dis ici; peut etre qu'un jour nous nous le rappellerons avec plaisir… Napoleon ou moi, – сказал государь, дотрогиваясь до груди. – Nous ne pouvons plus regner ensemble. J'ai appris a le connaitre, il ne me trompera plus… [Полковник Мишо, не забудьте, что я вам сказал здесь; может быть, мы когда нибудь вспомним об этом с удовольствием… Наполеон или я… Мы больше не можем царствовать вместе. Я узнал его теперь, и он меня больше не обманет…] – И государь, нахмурившись, замолчал. Услышав эти слова, увидав выражение твердой решимости в глазах государя, Мишо – quoique etranger, mais Russe de c?ur et d'ame – почувствовал себя в эту торжественную минуту – entousiasme par tout ce qu'il venait d'entendre [хотя иностранец, но русский в глубине души… восхищенным всем тем, что он услышал] (как он говорил впоследствии), и он в следующих выражениях изобразил как свои чувства, так и чувства русского народа, которого он считал себя уполномоченным.
– Sire! – сказал он. – Votre Majeste signe dans ce moment la gloire de la nation et le salut de l'Europe! [Государь! Ваше величество подписывает в эту минуту славу народа и спасение Европы!]
Государь наклонением головы отпустил Мишо.
В то время как Россия была до половины завоевана, и жители Москвы бежали в дальние губернии, и ополченье за ополченьем поднималось на защиту отечества, невольно представляется нам, не жившим в то время, что все русские люди от мала до велика были заняты только тем, чтобы жертвовать собою, спасать отечество или плакать над его погибелью. Рассказы, описания того времени все без исключения говорят только о самопожертвовании, любви к отечеству, отчаянье, горе и геройстве русских. В действительности же это так не было. Нам кажется это так только потому, что мы видим из прошедшего один общий исторический интерес того времени и не видим всех тех личных, человеческих интересов, которые были у людей того времени. А между тем в действительности те личные интересы настоящего до такой степени значительнее общих интересов, что из за них никогда не чувствуется (вовсе не заметен даже) интерес общий. Большая часть людей того времени не обращали никакого внимания на общий ход дел, а руководились только личными интересами настоящего. И эти то люди были самыми полезными деятелями того времени.
Те же, которые пытались понять общий ход дел и с самопожертвованием и геройством хотели участвовать в нем, были самые бесполезные члены общества; они видели все навыворот, и все, что они делали для пользы, оказывалось бесполезным вздором, как полки Пьера, Мамонова, грабившие русские деревни, как корпия, щипанная барынями и никогда не доходившая до раненых, и т. п. Даже те, которые, любя поумничать и выразить свои чувства, толковали о настоящем положении России, невольно носили в речах своих отпечаток или притворства и лжи, или бесполезного осуждения и злобы на людей, обвиняемых за то, в чем никто не мог быть виноват. В исторических событиях очевиднее всего запрещение вкушения плода древа познания. Только одна бессознательная деятельность приносит плоды, и человек, играющий роль в историческом событии, никогда не понимает его значения. Ежели он пытается понять его, он поражается бесплодностью.
Значение совершавшегося тогда в России события тем незаметнее было, чем ближе было в нем участие человека. В Петербурге и губернских городах, отдаленных от Москвы, дамы и мужчины в ополченских мундирах оплакивали Россию и столицу и говорили о самопожертвовании и т. п.; но в армии, которая отступала за Москву, почти не говорили и не думали о Москве, и, глядя на ее пожарище, никто не клялся отомстить французам, а думали о следующей трети жалованья, о следующей стоянке, о Матрешке маркитантше и тому подобное…
Николай Ростов без всякой цели самопожертвования, а случайно, так как война застала его на службе, принимал близкое и продолжительное участие в защите отечества и потому без отчаяния и мрачных умозаключений смотрел на то, что совершалось тогда в России. Ежели бы у него спросили, что он думает о теперешнем положении России, он бы сказал, что ему думать нечего, что на то есть Кутузов и другие, а что он слышал, что комплектуются полки, и что, должно быть, драться еще долго будут, и что при теперешних обстоятельствах ему не мудрено года через два получить полк.
По тому, что он так смотрел на дело, он не только без сокрушения о том, что лишается участия в последней борьбе, принял известие о назначении его в командировку за ремонтом для дивизии в Воронеж, но и с величайшим удовольствием, которое он не скрывал и которое весьма хорошо понимали его товарищи.
За несколько дней до Бородинского сражения Николай получил деньги, бумаги и, послав вперед гусар, на почтовых поехал в Воронеж.
Только тот, кто испытал это, то есть пробыл несколько месяцев не переставая в атмосфере военной, боевой жизни, может понять то наслаждение, которое испытывал Николай, когда он выбрался из того района, до которого достигали войска своими фуражировками, подвозами провианта, гошпиталями; когда он, без солдат, фур, грязных следов присутствия лагеря, увидал деревни с мужиками и бабами, помещичьи дома, поля с пасущимся скотом, станционные дома с заснувшими смотрителями. Он почувствовал такую радость, как будто в первый раз все это видел. В особенности то, что долго удивляло и радовало его, – это были женщины, молодые, здоровые, за каждой из которых не было десятка ухаживающих офицеров, и женщины, которые рады и польщены были тем, что проезжий офицер шутит с ними.
В самом веселом расположении духа Николай ночью приехал в Воронеж в гостиницу, заказал себе все то, чего он долго лишен был в армии, и на другой день, чисто начисто выбрившись и надев давно не надеванную парадную форму, поехал являться к начальству.
Начальник ополчения был статский генерал, старый человек, который, видимо, забавлялся своим военным званием и чином. Он сердито (думая, что в этом военное свойство) принял Николая и значительно, как бы имея на то право и как бы обсуживая общий ход дела, одобряя и не одобряя, расспрашивал его. Николай был так весел, что ему только забавно было это.
От начальника ополчения он поехал к губернатору. Губернатор был маленький живой человечек, весьма ласковый и простой. Он указал Николаю на те заводы, в которых он мог достать лошадей, рекомендовал ему барышника в городе и помещика за двадцать верст от города, у которых были лучшие лошади, и обещал всякое содействие.
– Вы графа Ильи Андреевича сын? Моя жена очень дружна была с вашей матушкой. По четвергам у меня собираются; нынче четверг, милости прошу ко мне запросто, – сказал губернатор, отпуская его.
Прямо от губернатора Николай взял перекладную и, посадив с собою вахмистра, поскакал за двадцать верст на завод к помещику. Все в это первое время пребывания его в Воронеже было для Николая весело и легко, и все, как это бывает, когда человек сам хорошо расположен, все ладилось и спорилось.
Помещик, к которому приехал Николай, был старый кавалерист холостяк, лошадиный знаток, охотник, владетель коверной, столетней запеканки, старого венгерского и чудных лошадей.
Николай в два слова купил за шесть тысяч семнадцать жеребцов на подбор (как он говорил) для казового конца своего ремонта. Пообедав и выпив немножко лишнего венгерского, Ростов, расцеловавшись с помещиком, с которым он уже сошелся на «ты», по отвратительной дороге, в самом веселом расположении духа, поскакал назад, беспрестанно погоняя ямщика, с тем чтобы поспеть на вечер к губернатору.
Переодевшись, надушившись и облив голову холодной подои, Николай хотя несколько поздно, но с готовой фразой: vaut mieux tard que jamais, [лучше поздно, чем никогда,] явился к губернатору.
Это был не бал, и не сказано было, что будут танцевать; но все знали, что Катерина Петровна будет играть на клавикордах вальсы и экосезы и что будут танцевать, и все, рассчитывая на это, съехались по бальному.
Губернская жизнь в 1812 году была точно такая же, как и всегда, только с тою разницею, что в городе было оживленнее по случаю прибытия многих богатых семей из Москвы и что, как и во всем, что происходило в то время в России, была заметна какая то особенная размашистость – море по колено, трын трава в жизни, да еще в том, что тот пошлый разговор, который необходим между людьми и который прежде велся о погоде и об общих знакомых, теперь велся о Москве, о войске и Наполеоне.
Общество, собранное у губернатора, было лучшее общество Воронежа.
Дам было очень много, было несколько московских знакомых Николая; но мужчин не было никого, кто бы сколько нибудь мог соперничать с георгиевским кавалером, ремонтером гусаром и вместе с тем добродушным и благовоспитанным графом Ростовым. В числе мужчин был один пленный итальянец – офицер французской армии, и Николай чувствовал, что присутствие этого пленного еще более возвышало значение его – русского героя. Это был как будто трофей. Николай чувствовал это, и ему казалось, что все так же смотрели на итальянца, и Николай обласкал этого офицера с достоинством и воздержностью.
Как только вошел Николай в своей гусарской форме, распространяя вокруг себя запах духов и вина, и сам сказал и слышал несколько раз сказанные ему слова: vaut mieux tard que jamais, его обступили; все взгляды обратились на него, и он сразу почувствовал, что вступил в подобающее ему в губернии и всегда приятное, но теперь, после долгого лишения, опьянившее его удовольствием положение всеобщего любимца. Не только на станциях, постоялых дворах и в коверной помещика были льстившиеся его вниманием служанки; но здесь, на вечере губернатора, было (как показалось Николаю) неисчерпаемое количество молоденьких дам и хорошеньких девиц, которые с нетерпением только ждали того, чтобы Николай обратил на них внимание. Дамы и девицы кокетничали с ним, и старушки с первого дня уже захлопотали о том, как бы женить и остепенить этого молодца повесу гусара. В числе этих последних была сама жена губернатора, которая приняла Ростова, как близкого родственника, и называла его «Nicolas» и «ты».
Катерина Петровна действительно стала играть вальсы и экосезы, и начались танцы, в которых Николай еще более пленил своей ловкостью все губернское общество. Он удивил даже всех своей особенной, развязной манерой в танцах. Николай сам был несколько удивлен своей манерой танцевать в этот вечер. Он никогда так не танцевал в Москве и счел бы даже неприличным и mauvais genre [дурным тоном] такую слишком развязную манеру танца; но здесь он чувствовал потребность удивить их всех чем нибудь необыкновенным, чем нибудь таким, что они должны были принять за обыкновенное в столицах, но неизвестное еще им в провинции.
Во весь вечер Николай обращал больше всего внимания на голубоглазую, полную и миловидную блондинку, жену одного из губернских чиновников. С тем наивным убеждением развеселившихся молодых людей, что чужие жены сотворены для них, Ростов не отходил от этой дамы и дружески, несколько заговорщически, обращался с ее мужем, как будто они хотя и не говорили этого, но знали, как славно они сойдутся – то есть Николай с женой этого мужа. Муж, однако, казалось, не разделял этого убеждения и старался мрачно обращаться с Ростовым. Но добродушная наивность Николая была так безгранична, что иногда муж невольно поддавался веселому настроению духа Николая. К концу вечера, однако, по мере того как лицо жены становилось все румянее и оживленнее, лицо ее мужа становилось все грустнее и бледнее, как будто доля оживления была одна на обоих, и по мере того как она увеличивалась в жене, она уменьшалась в муже.
Николай, с несходящей улыбкой на лице, несколько изогнувшись на кресле, сидел, близко наклоняясь над блондинкой и говоря ей мифологические комплименты.
Переменяя бойко положение ног в натянутых рейтузах, распространяя от себя запах духов и любуясь и своей дамой, и собою, и красивыми формами своих ног под натянутыми кичкирами, Николай говорил блондинке, что он хочет здесь, в Воронеже, похитить одну даму.
– Какую же?
– Прелестную, божественную. Глаза у ней (Николай посмотрел на собеседницу) голубые, рот – кораллы, белизна… – он глядел на плечи, – стан – Дианы…
Муж подошел к ним и мрачно спросил у жены, о чем она говорит.
– А! Никита Иваныч, – сказал Николай, учтиво вставая. И, как бы желая, чтобы Никита Иваныч принял участие в его шутках, он начал и ему сообщать свое намерение похитить одну блондинку.
Муж улыбался угрюмо, жена весело. Добрая губернаторша с неодобрительным видом подошла к ним.
– Анна Игнатьевна хочет тебя видеть, Nicolas, – сказала она, таким голосом выговаривая слова: Анна Игнатьевна, что Ростову сейчас стало понятно, что Анна Игнатьевна очень важная дама. – Пойдем, Nicolas. Ведь ты позволил мне так называть тебя?
– О да, ma tante. Кто же это?
– Анна Игнатьевна Мальвинцева. Она слышала о тебе от своей племянницы, как ты спас ее… Угадаешь?..
– Мало ли я их там спасал! – сказал Николай.
– Ее племянницу, княжну Болконскую. Она здесь, в Воронеже, с теткой. Ого! как покраснел! Что, или?..
– И не думал, полноте, ma tante.
– Ну хорошо, хорошо. О! какой ты!
Губернаторша подводила его к высокой и очень толстой старухе в голубом токе, только что кончившей свою карточную партию с самыми важными лицами в городе. Это была Мальвинцева, тетка княжны Марьи по матери, богатая бездетная вдова, жившая всегда в Воронеже. Она стояла, рассчитываясь за карты, когда Ростов подошел к ней. Она строго и важно прищурилась, взглянула на него и продолжала бранить генерала, выигравшего у нее.
– Очень рада, мой милый, – сказала она, протянув ему руку. – Милости прошу ко мне.
Поговорив о княжне Марье и покойнике ее отце, которого, видимо, не любила Мальвинцева, и расспросив о том, что Николай знал о князе Андрее, который тоже, видимо, не пользовался ее милостями, важная старуха отпустила его, повторив приглашение быть у нее.
Николай обещал и опять покраснел, когда откланивался Мальвинцевой. При упоминании о княжне Марье Ростов испытывал непонятное для него самого чувство застенчивости, даже страха.
Отходя от Мальвинцевой, Ростов хотел вернуться к танцам, но маленькая губернаторша положила свою пухленькую ручку на рукав Николая и, сказав, что ей нужно поговорить с ним, повела его в диванную, из которой бывшие в ней вышли тотчас же, чтобы не мешать губернаторше.
– Знаешь, mon cher, – сказала губернаторша с серьезным выражением маленького доброго лица, – вот это тебе точно партия; хочешь, я тебя сосватаю?
– Кого, ma tante? – спросил Николай.
– Княжну сосватаю. Катерина Петровна говорит, что Лили, а по моему, нет, – княжна. Хочешь? Я уверена, твоя maman благодарить будет. Право, какая девушка, прелесть! И она совсем не так дурна.
– Совсем нет, – как бы обидевшись, сказал Николай. – Я, ma tante, как следует солдату, никуда не напрашиваюсь и ни от чего не отказываюсь, – сказал Ростов прежде, чем он успел подумать о том, что он говорит.
– Так помни же: это не шутка.
– Какая шутка!
– Да, да, – как бы сама с собою говоря, сказала губернаторша. – А вот что еще, mon cher, entre autres. Vous etes trop assidu aupres de l'autre, la blonde. [мой друг. Ты слишком ухаживаешь за той, за белокурой.] Муж уж жалок, право…
– Ах нет, мы с ним друзья, – в простоте душевной сказал Николай: ему и в голову не приходило, чтобы такое веселое для него препровождение времени могло бы быть для кого нибудь не весело.
«Что я за глупость сказал, однако, губернаторше! – вдруг за ужином вспомнилось Николаю. – Она точно сватать начнет, а Соня?..» И, прощаясь с губернаторшей, когда она, улыбаясь, еще раз сказала ему: «Ну, так помни же», – он отвел ее в сторону:
– Но вот что, по правде вам сказать, ma tante…
– Что, что, мой друг; пойдем вот тут сядем.
Николай вдруг почувствовал желание и необходимость рассказать все свои задушевные мысли (такие, которые и не рассказал бы матери, сестре, другу) этой почти чужой женщине. Николаю потом, когда он вспоминал об этом порыве ничем не вызванной, необъяснимой откровенности, которая имела, однако, для него очень важные последствия, казалось (как это и кажется всегда людям), что так, глупый стих нашел; а между тем этот порыв откровенности, вместе с другими мелкими событиями, имел для него и для всей семьи огромные последствия.
– Вот что, ma tante. Maman меня давно женить хочет на богатой, но мне мысль одна эта противна, жениться из за денег.
– О да, понимаю, – сказала губернаторша.
– Но княжна Болконская, это другое дело; во первых, я вам правду скажу, она мне очень нравится, она по сердцу мне, и потом, после того как я ее встретил в таком положении, так странно, мне часто в голову приходило что это судьба. Особенно подумайте: maman давно об этом думала, но прежде мне ее не случалось встречать, как то все так случалось: не встречались. И во время, когда Наташа была невестой ее брата, ведь тогда мне бы нельзя было думать жениться на ней. Надо же, чтобы я ее встретил именно тогда, когда Наташина свадьба расстроилась, ну и потом всё… Да, вот что. Я никому не говорил этого и не скажу. А вам только.
Губернаторша пожала его благодарно за локоть.
– Вы знаете Софи, кузину? Я люблю ее, я обещал жениться и женюсь на ней… Поэтому вы видите, что про это не может быть и речи, – нескладно и краснея говорил Николай.
– Mon cher, mon cher, как же ты судишь? Да ведь у Софи ничего нет, а ты сам говорил, что дела твоего папа очень плохи. А твоя maman? Это убьет ее, раз. Потом Софи, ежели она девушка с сердцем, какая жизнь для нее будет? Мать в отчаянии, дела расстроены… Нет, mon cher, ты и Софи должны понять это.
Николай молчал. Ему приятно было слышать эти выводы.
– Все таки, ma tante, этого не может быть, – со вздохом сказал он, помолчав немного. – Да пойдет ли еще за меня княжна? и опять, она теперь в трауре. Разве можно об этом думать?
– Да разве ты думаешь, что я тебя сейчас и женю. Il y a maniere et maniere, [На все есть манера.] – сказала губернаторша.
– Какая вы сваха, ma tante… – сказал Nicolas, целуя ее пухлую ручку.
Приехав в Москву после своей встречи с Ростовым, княжна Марья нашла там своего племянника с гувернером и письмо от князя Андрея, который предписывал им их маршрут в Воронеж, к тетушке Мальвинцевой. Заботы о переезде, беспокойство о брате, устройство жизни в новом доме, новые лица, воспитание племянника – все это заглушило в душе княжны Марьи то чувство как будто искушения, которое мучило ее во время болезни и после кончины ее отца и в особенности после встречи с Ростовым. Она была печальна. Впечатление потери отца, соединявшееся в ее душе с погибелью России, теперь, после месяца, прошедшего с тех пор в условиях покойной жизни, все сильнее и сильнее чувствовалось ей. Она была тревожна: мысль об опасностях, которым подвергался ее брат – единственный близкий человек, оставшийся у нее, мучила ее беспрестанно. Она была озабочена воспитанием племянника, для которого она чувствовала себя постоянно неспособной; но в глубине души ее было согласие с самой собою, вытекавшее из сознания того, что она задавила в себе поднявшиеся было, связанные с появлением Ростова, личные мечтания и надежды.
Когда на другой день после своего вечера губернаторша приехала к Мальвинцевой и, переговорив с теткой о своих планах (сделав оговорку о том, что, хотя при теперешних обстоятельствах нельзя и думать о формальном сватовстве, все таки можно свести молодых людей, дать им узнать друг друга), и когда, получив одобрение тетки, губернаторша при княжне Марье заговорила о Ростове, хваля его и рассказывая, как он покраснел при упоминании о княжне, – княжна Марья испытала не радостное, но болезненное чувство: внутреннее согласие ее не существовало более, и опять поднялись желания, сомнения, упреки и надежды.
В те два дня, которые прошли со времени этого известия и до посещения Ростова, княжна Марья не переставая думала о том, как ей должно держать себя в отношении Ростова. То она решала, что она не выйдет в гостиную, когда он приедет к тетке, что ей, в ее глубоком трауре, неприлично принимать гостей; то она думала, что это будет грубо после того, что он сделал для нее; то ей приходило в голову, что ее тетка и губернаторша имеют какие то виды на нее и Ростова (их взгляды и слова иногда, казалось, подтверждали это предположение); то она говорила себе, что только она с своей порочностью могла думать это про них: не могли они не помнить, что в ее положении, когда еще она не сняла плерезы, такое сватовство было бы оскорбительно и ей, и памяти ее отца. Предполагая, что она выйдет к нему, княжна Марья придумывала те слова, которые он скажет ей и которые она скажет ему; и то слова эти казались ей незаслуженно холодными, то имеющими слишком большое значение. Больше же всего она при свидании с ним боялась за смущение, которое, она чувствовала, должно было овладеть ею и выдать ее, как скоро она его увидит.
Но когда, в воскресенье после обедни, лакей доложил в гостиной, что приехал граф Ростов, княжна не выказала смущения; только легкий румянец выступил ей на щеки, и глаза осветились новым, лучистым светом.
– Вы его видели, тетушка? – сказала княжна Марья спокойным голосом, сама не зная, как это она могла быть так наружно спокойна и естественна.
Когда Ростов вошел в комнату, княжна опустила на мгновенье голову, как бы предоставляя время гостю поздороваться с теткой, и потом, в самое то время, как Николай обратился к ней, она подняла голову и блестящими глазами встретила его взгляд. Полным достоинства и грации движением она с радостной улыбкой приподнялась, протянула ему свою тонкую, нежную руку и заговорила голосом, в котором в первый раз звучали новые, женские грудные звуки. M lle Bourienne, бывшая в гостиной, с недоумевающим удивлением смотрела на княжну Марью. Самая искусная кокетка, она сама не могла бы лучше маневрировать при встрече с человеком, которому надо было понравиться.
«Или ей черное так к лицу, или действительно она так похорошела, и я не заметила. И главное – этот такт и грация!» – думала m lle Bourienne.
Ежели бы княжна Марья в состоянии была думать в эту минуту, она еще более, чем m lle Bourienne, удивилась бы перемене, происшедшей в ней. С той минуты как она увидала это милое, любимое лицо, какая то новая сила жизни овладела ею и заставляла ее, помимо ее воли, говорить и действовать. Лицо ее, с того времени как вошел Ростов, вдруг преобразилось. Как вдруг с неожиданной поражающей красотой выступает на стенках расписного и резного фонаря та сложная искусная художественная работа, казавшаяся прежде грубою, темною и бессмысленною, когда зажигается свет внутри: так вдруг преобразилось лицо княжны Марьи. В первый раз вся та чистая духовная внутренняя работа, которою она жила до сих пор, выступила наружу. Вся ее внутренняя, недовольная собой работа, ее страдания, стремление к добру, покорность, любовь, самопожертвование – все это светилось теперь в этих лучистых глазах, в тонкой улыбке, в каждой черте ее нежного лица.
Ростов увидал все это так же ясно, как будто он знал всю ее жизнь. Он чувствовал, что существо, бывшее перед ним, было совсем другое, лучшее, чем все те, которые он встречал до сих пор, и лучшее, главное, чем он сам.
Разговор был самый простой и незначительный. Они говорили о войне, невольно, как и все, преувеличивая свою печаль об этом событии, говорили о последней встрече, причем Николай старался отклонять разговор на другой предмет, говорили о доброй губернаторше, о родных Николая и княжны Марьи.
Княжна Марья не говорила о брате, отвлекая разговор на другой предмет, как только тетка ее заговаривала об Андрее. Видно было, что о несчастиях России она могла говорить притворно, но брат ее был предмет, слишком близкий ее сердцу, и она не хотела и не могла слегка говорить о нем. Николай заметил это, как он вообще с несвойственной ему проницательной наблюдательностью замечал все оттенки характера княжны Марьи, которые все только подтверждали его убеждение, что она была совсем особенное и необыкновенное существо. Николай, точно так же, как и княжна Марья, краснел и смущался, когда ему говорили про княжну и даже когда он думал о ней, но в ее присутствии чувствовал себя совершенно свободным и говорил совсем не то, что он приготавливал, а то, что мгновенно и всегда кстати приходило ему в голову.
Во время короткого визита Николая, как и всегда, где есть дети, в минуту молчания Николай прибег к маленькому сыну князя Андрея, лаская его и спрашивая, хочет ли он быть гусаром? Он взял на руки мальчика, весело стал вертеть его и оглянулся на княжну Марью. Умиленный, счастливый и робкий взгляд следил за любимым ею мальчиком на руках любимого человека. Николай заметил и этот взгляд и, как бы поняв его значение, покраснел от удовольствия и добродушно весело стал целовать мальчика.
Княжна Марья не выезжала по случаю траура, а Николай не считал приличным бывать у них; но губернаторша все таки продолжала свое дело сватовства и, передав Николаю то лестное, что сказала про него княжна Марья, и обратно, настаивала на том, чтобы Ростов объяснился с княжной Марьей. Для этого объяснения она устроила свиданье между молодыми людьми у архиерея перед обедней.
Хотя Ростов и сказал губернаторше, что он не будет иметь никакого объяснения с княжной Марьей, но он обещался приехать.
Как в Тильзите Ростов не позволил себе усомниться в том, хорошо ли то, что признано всеми хорошим, точно так же и теперь, после короткой, но искренней борьбы между попыткой устроить свою жизнь по своему разуму и смиренным подчинением обстоятельствам, он выбрал последнее и предоставил себя той власти, которая его (он чувствовал) непреодолимо влекла куда то. Он знал, что, обещав Соне, высказать свои чувства княжне Марье было бы то, что он называл подлость. И он знал, что подлости никогда не сделает. Но он знал тоже (и не то, что знал, а в глубине души чувствовал), что, отдаваясь теперь во власть обстоятельств и людей, руководивших им, он не только не делает ничего дурного, но делает что то очень, очень важное, такое важное, чего он еще никогда не делал в жизни.
После его свиданья с княжной Марьей, хотя образ жизни его наружно оставался тот же, но все прежние удовольствия потеряли для него свою прелесть, и он часто думал о княжне Марье; но он никогда не думал о ней так, как он без исключения думал о всех барышнях, встречавшихся ему в свете, не так, как он долго и когда то с восторгом думал о Соне. О всех барышнях, как и почти всякий честный молодой человек, он думал как о будущей жене, примеривал в своем воображении к ним все условия супружеской жизни: белый капот, жена за самоваром, женина карета, ребятишки, maman и papa, их отношения с ней и т. д., и т. д., и эти представления будущего доставляли ему удовольствие; но когда он думал о княжне Марье, на которой его сватали, он никогда не мог ничего представить себе из будущей супружеской жизни. Ежели он и пытался, то все выходило нескладно и фальшиво. Ему только становилось жутко.
Страшное известие о Бородинском сражении, о наших потерях убитыми и ранеными, а еще более страшное известие о потере Москвы были получены в Воронеже в половине сентября. Княжна Марья, узнав только из газет о ране брата и не имея о нем никаких определенных сведений, собралась ехать отыскивать князя Андрея, как слышал Николай (сам же он не видал ее).
Получив известие о Бородинском сражении и об оставлении Москвы, Ростов не то чтобы испытывал отчаяние, злобу или месть и тому подобные чувства, но ему вдруг все стало скучно, досадно в Воронеже, все как то совестно и неловко. Ему казались притворными все разговоры, которые он слышал; он не знал, как судить про все это, и чувствовал, что только в полку все ему опять станет ясно. Он торопился окончанием покупки лошадей и часто несправедливо приходил в горячность с своим слугой и вахмистром.
Несколько дней перед отъездом Ростова в соборе было назначено молебствие по случаю победы, одержанной русскими войсками, и Николай поехал к обедне. Он стал несколько позади губернатора и с служебной степенностью, размышляя о самых разнообразных предметах, выстоял службу. Когда молебствие кончилось, губернаторша подозвала его к себе.
– Ты видел княжну? – сказала она, головой указывая на даму в черном, стоявшую за клиросом.
Николай тотчас же узнал княжну Марью не столько по профилю ее, который виднелся из под шляпы, сколько по тому чувству осторожности, страха и жалости, которое тотчас же охватило его. Княжна Марья, очевидно погруженная в свои мысли, делала последние кресты перед выходом из церкви.
Николай с удивлением смотрел на ее лицо. Это было то же лицо, которое он видел прежде, то же было в нем общее выражение тонкой, внутренней, духовной работы; но теперь оно было совершенно иначе освещено. Трогательное выражение печали, мольбы и надежды было на нем. Как и прежде бывало с Николаем в ее присутствии, он, не дожидаясь совета губернаторши подойти к ней, не спрашивая себя, хорошо ли, прилично ли или нет будет его обращение к ней здесь, в церкви, подошел к ней и сказал, что он слышал о ее горе и всей душой соболезнует ему. Едва только она услыхала его голос, как вдруг яркий свет загорелся в ее лице, освещая в одно и то же время и печаль ее, и радость.
– Я одно хотел вам сказать, княжна, – сказал Ростов, – это то, что ежели бы князь Андрей Николаевич не был бы жив, то, как полковой командир, в газетах это сейчас было бы объявлено.
Княжна смотрела на него, не понимая его слов, но радуясь выражению сочувствующего страдания, которое было в его лице.
– И я столько примеров знаю, что рана осколком (в газетах сказано гранатой) бывает или смертельна сейчас же, или, напротив, очень легкая, – говорил Николай. – Надо надеяться на лучшее, и я уверен…
Княжна Марья перебила его.
– О, это было бы так ужа… – начала она и, не договорив от волнения, грациозным движением (как и все, что она делала при нем) наклонив голову и благодарно взглянув на него, пошла за теткой.
Вечером этого дня Николай никуда не поехал в гости и остался дома, с тем чтобы покончить некоторые счеты с продавцами лошадей. Когда он покончил дела, было уже поздно, чтобы ехать куда нибудь, но было еще рано, чтобы ложиться спать, и Николай долго один ходил взад и вперед по комнате, обдумывая свою жизнь, что с ним редко случалось.
Княжна Марья произвела на него приятное впечатление под Смоленском. То, что он встретил ее тогда в таких особенных условиях, и то, что именно на нее одно время его мать указывала ему как на богатую партию, сделали то, что он обратил на нее особенное внимание. В Воронеже, во время его посещения, впечатление это было не только приятное, но сильное. Николай был поражен той особенной, нравственной красотой, которую он в этот раз заметил в ней. Однако он собирался уезжать, и ему в голову не приходило пожалеть о том, что уезжая из Воронежа, он лишается случая видеть княжну. Но нынешняя встреча с княжной Марьей в церкви (Николай чувствовал это) засела ему глубже в сердце, чем он это предвидел, и глубже, чем он желал для своего спокойствия. Это бледное, тонкое, печальное лицо, этот лучистый взгляд, эти тихие, грациозные движения и главное – эта глубокая и нежная печаль, выражавшаяся во всех чертах ее, тревожили его и требовали его участия. В мужчинах Ростов терпеть не мог видеть выражение высшей, духовной жизни (оттого он не любил князя Андрея), он презрительно называл это философией, мечтательностью; но в княжне Марье, именно в этой печали, выказывавшей всю глубину этого чуждого для Николая духовного мира, он чувствовал неотразимую привлекательность.
«Чудная должна быть девушка! Вот именно ангел! – говорил он сам с собою. – Отчего я не свободен, отчего я поторопился с Соней?» И невольно ему представилось сравнение между двумя: бедность в одной и богатство в другой тех духовных даров, которых не имел Николай и которые потому он так высоко ценил. Он попробовал себе представить, что бы было, если б он был свободен. Каким образом он сделал бы ей предложение и она стала бы его женою? Нет, он не мог себе представить этого. Ему делалось жутко, и никакие ясные образы не представлялись ему. С Соней он давно уже составил себе будущую картину, и все это было просто и ясно, именно потому, что все это было выдумано, и он знал все, что было в Соне; но с княжной Марьей нельзя было себе представить будущей жизни, потому что он не понимал ее, а только любил.
Мечтания о Соне имели в себе что то веселое, игрушечное. Но думать о княжне Марье всегда было трудно и немного страшно.
«Как она молилась! – вспомнил он. – Видно было, что вся душа ее была в молитве. Да, это та молитва, которая сдвигает горы, и я уверен, что молитва ее будет исполнена. Отчего я не молюсь о том, что мне нужно? – вспомнил он. – Что мне нужно? Свободы, развязки с Соней. Она правду говорила, – вспомнил он слова губернаторши, – кроме несчастья, ничего не будет из того, что я женюсь на ней. Путаница, горе maman… дела… путаница, страшная путаница! Да я и не люблю ее. Да, не так люблю, как надо. Боже мой! выведи меня из этого ужасного, безвыходного положения! – начал он вдруг молиться. – Да, молитва сдвинет гору, но надо верить и не так молиться, как мы детьми молились с Наташей о том, чтобы снег сделался сахаром, и выбегали на двор пробовать, делается ли из снегу сахар. Нет, но я не о пустяках молюсь теперь», – сказал он, ставя в угол трубку и, сложив руки, становясь перед образом. И, умиленный воспоминанием о княжне Марье, он начал молиться так, как он давно не молился. Слезы у него были на глазах и в горле, когда в дверь вошел Лаврушка с какими то бумагами.
– Дурак! что лезешь, когда тебя не спрашивают! – сказал Николай, быстро переменяя положение.
– От губернатора, – заспанным голосом сказал Лаврушка, – кульер приехал, письмо вам.
– Ну, хорошо, спасибо, ступай!
Николай взял два письма. Одно было от матери, другое от Сони. Он узнал их по почеркам и распечатал первое письмо Сони. Не успел он прочесть нескольких строк, как лицо его побледнело и глаза его испуганно и радостно раскрылись.
– Нет, это не может быть! – проговорил он вслух. Не в силах сидеть на месте, он с письмом в руках, читая его. стал ходить по комнате. Он пробежал письмо, потом прочел его раз, другой, и, подняв плечи и разведя руками, он остановился посреди комнаты с открытым ртом и остановившимися глазами. То, о чем он только что молился, с уверенностью, что бог исполнит его молитву, было исполнено; но Николай был удивлен этим так, как будто это было что то необыкновенное, и как будто он никогда не ожидал этого, и как будто именно то, что это так быстро совершилось, доказывало то, что это происходило не от бога, которого он просил, а от обыкновенной случайности.
Тот, казавшийся неразрешимым, узел, который связывал свободу Ростова, был разрешен этим неожиданным (как казалось Николаю), ничем не вызванным письмом Сони. Она писала, что последние несчастные обстоятельства, потеря почти всего имущества Ростовых в Москве, и не раз высказываемые желания графини о том, чтобы Николай женился на княжне Болконской, и его молчание и холодность за последнее время – все это вместе заставило ее решиться отречься от его обещаний и дать ему полную свободу.
«Мне слишком тяжело было думать, что я могу быть причиной горя или раздора в семействе, которое меня облагодетельствовало, – писала она, – и любовь моя имеет одною целью счастье тех, кого я люблю; и потому я умоляю вас, Nicolas, считать себя свободным и знать, что несмотря ни на что, никто сильнее не может вас любить, как ваша Соня».
Оба письма были из Троицы. Другое письмо было от графини. В письме этом описывались последние дни в Москве, выезд, пожар и погибель всего состояния. В письме этом, между прочим, графиня писала о том, что князь Андрей в числе раненых ехал вместе с ними. Положение его было очень опасно, но теперь доктор говорит, что есть больше надежды. Соня и Наташа, как сиделки, ухаживают за ним.
С этим письмом на другой день Николай поехал к княжне Марье. Ни Николай, ни княжна Марья ни слова не сказали о том, что могли означать слова: «Наташа ухаживает за ним»; но благодаря этому письму Николай вдруг сблизился с княжной в почти родственные отношения.
На другой день Ростов проводил княжну Марью в Ярославль и через несколько дней сам уехал в полк.
Письмо Сони к Николаю, бывшее осуществлением его молитвы, было написано из Троицы. Вот чем оно было вызвано. Мысль о женитьбе Николая на богатой невесте все больше и больше занимала старую графиню. Она знала, что Соня была главным препятствием для этого. И жизнь Сони последнее время, в особенности после письма Николая, описывавшего свою встречу в Богучарове с княжной Марьей, становилась тяжелее и тяжелее в доме графини. Графиня не пропускала ни одного случая для оскорбительного или жестокого намека Соне.
Но несколько дней перед выездом из Москвы, растроганная и взволнованная всем тем, что происходило, графиня, призвав к себе Соню, вместо упреков и требований, со слезами обратилась к ней с мольбой о том, чтобы она, пожертвовав собою, отплатила бы за все, что было для нее сделано, тем, чтобы разорвала свои связи с Николаем.
– Я не буду покойна до тех пор, пока ты мне не дашь этого обещания.
Соня разрыдалась истерически, отвечала сквозь рыдания, что она сделает все, что она на все готова, но не дала прямого обещания и в душе своей не могла решиться на то, чего от нее требовали. Надо было жертвовать собой для счастья семьи, которая вскормила и воспитала ее. Жертвовать собой для счастья других было привычкой Сони. Ее положение в доме было таково, что только на пути жертвованья она могла выказывать свои достоинства, и она привыкла и любила жертвовать собой. Но прежде во всех действиях самопожертвованья она с радостью сознавала, что она, жертвуя собой, этим самым возвышает себе цену в глазах себя и других и становится более достойною Nicolas, которого она любила больше всего в жизни; но теперь жертва ее должна была состоять в том, чтобы отказаться от того, что для нее составляло всю награду жертвы, весь смысл жизни. И в первый раз в жизни она почувствовала горечь к тем людям, которые облагодетельствовали ее для того, чтобы больнее замучить; почувствовала зависть к Наташе, никогда не испытывавшей ничего подобного, никогда не нуждавшейся в жертвах и заставлявшей других жертвовать себе и все таки всеми любимой. И в первый раз Соня почувствовала, как из ее тихой, чистой любви к Nicolas вдруг начинало вырастать страстное чувство, которое стояло выше и правил, и добродетели, и религии; и под влиянием этого чувства Соня невольно, выученная своею зависимою жизнью скрытности, в общих неопределенных словах ответив графине, избегала с ней разговоров и решилась ждать свидания с Николаем с тем, чтобы в этом свидании не освободить, но, напротив, навсегда связать себя с ним.
Хлопоты и ужас последних дней пребывания Ростовых в Москве заглушили в Соне тяготившие ее мрачные мысли. Она рада была находить спасение от них в практической деятельности. Но когда она узнала о присутствии в их доме князя Андрея, несмотря на всю искреннюю жалость, которую она испытала к нему и к Наташе, радостное и суеверное чувство того, что бог не хочет того, чтобы она была разлучена с Nicolas, охватило ее. Она знала, что Наташа любила одного князя Андрея и не переставала любить его. Она знала, что теперь, сведенные вместе в таких страшных условиях, они снова полюбят друг друга и что тогда Николаю вследствие родства, которое будет между ними, нельзя будет жениться на княжне Марье. Несмотря на весь ужас всего происходившего в последние дни и во время первых дней путешествия, это чувство, это сознание вмешательства провидения в ее личные дела радовало Соню.
В Троицкой лавре Ростовы сделали первую дневку в своем путешествии.
В гостинице лавры Ростовым были отведены три большие комнаты, из которых одну занимал князь Андрей. Раненому было в этот день гораздо лучше. Наташа сидела с ним. В соседней комнате сидели граф и графиня, почтительно беседуя с настоятелем, посетившим своих давнишних знакомых и вкладчиков. Соня сидела тут же, и ее мучило любопытство о том, о чем говорили князь Андрей с Наташей. Она из за двери слушала звуки их голосов. Дверь комнаты князя Андрея отворилась. Наташа с взволнованным лицом вышла оттуда и, не замечая приподнявшегося ей навстречу и взявшегося за широкий рукав правой руки монаха, подошла к Соне и взяла ее за руку.
– Наташа, что ты? Поди сюда, – сказала графиня.
Наташа подошла под благословенье, и настоятель посоветовал обратиться за помощью к богу и его угоднику.
Тотчас после ухода настоятеля Нашата взяла за руку свою подругу и пошла с ней в пустую комнату.
– Соня, да? он будет жив? – сказала она. – Соня, как я счастлива и как я несчастна! Соня, голубчик, – все по старому. Только бы он был жив. Он не может… потому что, потому… что… – И Наташа расплакалась.
– Так! Я знала это! Слава богу, – проговорила Соня. – Он будет жив!
Соня была взволнована не меньше своей подруги – и ее страхом и горем, и своими личными, никому не высказанными мыслями. Она, рыдая, целовала, утешала Наташу. «Только бы он был жив!» – думала она. Поплакав, поговорив и отерев слезы, обе подруги подошли к двери князя Андрея. Наташа, осторожно отворив двери, заглянула в комнату. Соня рядом с ней стояла у полуотворенной двери.
Князь Андрей лежал высоко на трех подушках. Бледное лицо его было покойно, глаза закрыты, и видно было, как он ровно дышал.
– Ах, Наташа! – вдруг почти вскрикнула Соня, хватаясь за руку своей кузины и отступая от двери.
– Что? что? – спросила Наташа.
– Это то, то, вот… – сказала Соня с бледным лицом и дрожащими губами.
Наташа тихо затворила дверь и отошла с Соней к окну, не понимая еще того, что ей говорили.
– Помнишь ты, – с испуганным и торжественным лицом говорила Соня, – помнишь, когда я за тебя в зеркало смотрела… В Отрадном, на святках… Помнишь, что я видела?..
– Да, да! – широко раскрывая глаза, сказала Наташа, смутно вспоминая, что тогда Соня сказала что то о князе Андрее, которого она видела лежащим.
– Помнишь? – продолжала Соня. – Я видела тогда и сказала всем, и тебе, и Дуняше. Я видела, что он лежит на постели, – говорила она, при каждой подробности делая жест рукою с поднятым пальцем, – и что он закрыл глаза, и что он покрыт именно розовым одеялом, и что он сложил руки, – говорила Соня, убеждаясь, по мере того как она описывала виденные ею сейчас подробности, что эти самые подробности она видела тогда. Тогда она ничего не видела, но рассказала, что видела то, что ей пришло в голову; но то, что она придумала тогда, представлялось ей столь же действительным, как и всякое другое воспоминание. То, что она тогда сказала, что он оглянулся на нее и улыбнулся и был покрыт чем то красным, она не только помнила, но твердо была убеждена, что еще тогда она сказала и видела, что он был покрыт розовым, именно розовым одеялом, и что глаза его были закрыты.
– Да, да, именно розовым, – сказала Наташа, которая тоже теперь, казалось, помнила, что было сказано розовым, и в этом самом видела главную необычайность и таинственность предсказания.
– Но что же это значит? – задумчиво сказала Наташа.
– Ах, я не знаю, как все это необычайно! – сказала Соня, хватаясь за голову.
Через несколько минут князь Андрей позвонил, и Наташа вошла к нему; а Соня, испытывая редко испытанное ею волнение и умиление, осталась у окна, обдумывая всю необычайность случившегося.
В этот день был случай отправить письма в армию, и графиня писала письмо сыну.
– Соня, – сказала графиня, поднимая голову от письма, когда племянница проходила мимо нее. – Соня, ты не напишешь Николеньке? – сказала графиня тихим, дрогнувшим голосом, и во взгляде ее усталых, смотревших через очки глаз Соня прочла все, что разумела графиня этими словами. В этом взгляде выражались и мольба, и страх отказа, и стыд за то, что надо было просить, и готовность на непримиримую ненависть в случае отказа.
Соня подошла к графине и, став на колени, поцеловала ее руку.
– Я напишу, maman, – сказала она.
Соня была размягчена, взволнована и умилена всем тем, что происходило в этот день, в особенности тем таинственным совершением гаданья, которое она сейчас видела. Теперь, когда она знала, что по случаю возобновления отношений Наташи с князем Андреем Николай не мог жениться на княжне Марье, она с радостью почувствовала возвращение того настроения самопожертвования, в котором она любила и привыкла жить. И со слезами на глазах и с радостью сознания совершения великодушного поступка она, несколько раз прерываясь от слез, которые отуманивали ее бархатные черные глаза, написала то трогательное письмо, получение которого так поразило Николая.
На гауптвахте, куда был отведен Пьер, офицер и солдаты, взявшие его, обращались с ним враждебно, но вместе с тем и уважительно. Еще чувствовалось в их отношении к нему и сомнение о том, кто он такой (не очень ли важный человек), и враждебность вследствие еще свежей их личной борьбы с ним.
Но когда, в утро другого дня, пришла смена, то Пьер почувствовал, что для нового караула – для офицеров и солдат – он уже не имел того смысла, который имел для тех, которые его взяли. И действительно, в этом большом, толстом человеке в мужицком кафтане караульные другого дня уже не видели того живого человека, который так отчаянно дрался с мародером и с конвойными солдатами и сказал торжественную фразу о спасении ребенка, а видели только семнадцатого из содержащихся зачем то, по приказанию высшего начальства, взятых русских. Ежели и было что нибудь особенное в Пьере, то только его неробкий, сосредоточенно задумчивый вид и французский язык, на котором он, удивительно для французов, хорошо изъяснялся. Несмотря на то, в тот же день Пьера соединили с другими взятыми подозрительными, так как отдельная комната, которую он занимал, понадобилась офицеру.
Все русские, содержавшиеся с Пьером, были люди самого низкого звания. И все они, узнав в Пьере барина, чуждались его, тем более что он говорил по французски. Пьер с грустью слышал над собою насмешки.
На другой день вечером Пьер узнал, что все эти содержащиеся (и, вероятно, он в том же числе) должны были быть судимы за поджигательство. На третий день Пьера водили с другими в какой то дом, где сидели французский генерал с белыми усами, два полковника и другие французы с шарфами на руках. Пьеру, наравне с другими, делали с той, мнимо превышающею человеческие слабости, точностью и определительностью, с которой обыкновенно обращаются с подсудимыми, вопросы о том, кто он? где он был? с какою целью? и т. п.
Вопросы эти, оставляя в стороне сущность жизненного дела и исключая возможность раскрытия этой сущности, как и все вопросы, делаемые на судах, имели целью только подставление того желобка, по которому судящие желали, чтобы потекли ответы подсудимого и привели его к желаемой цели, то есть к обвинению. Как только он начинал говорить что нибудь такое, что не удовлетворяло цели обвинения, так принимали желобок, и вода могла течь куда ей угодно. Кроме того, Пьер испытал то же, что во всех судах испытывает подсудимый: недоумение, для чего делали ему все эти вопросы. Ему чувствовалось, что только из снисходительности или как бы из учтивости употреблялась эта уловка подставляемого желобка. Он знал, что находился во власти этих людей, что только власть привела его сюда, что только власть давала им право требовать ответы на вопросы, что единственная цель этого собрания состояла в том, чтоб обвинить его. И поэтому, так как была власть и было желание обвинить, то не нужно было и уловки вопросов и суда. Очевидно было, что все ответы должны были привести к виновности. На вопрос, что он делал, когда его взяли, Пьер отвечал с некоторою трагичностью, что он нес к родителям ребенка, qu'il avait sauve des flammes [которого он спас из пламени]. – Для чего он дрался с мародером? Пьер отвечал, что он защищал женщину, что защита оскорбляемой женщины есть обязанность каждого человека, что… Его остановили: это не шло к делу. Для чего он был на дворе загоревшегося дома, на котором его видели свидетели? Он отвечал, что шел посмотреть, что делалось в Москве. Его опять остановили: у него не спрашивали, куда он шел, а для чего он находился подле пожара? Кто он? повторили ему первый вопрос, на который он сказал, что не хочет отвечать. Опять он отвечал, что не может сказать этого.
– Запишите, это нехорошо. Очень нехорошо, – строго сказал ему генерал с белыми усами и красным, румяным лицом.
На четвертый день пожары начались на Зубовском валу.
Пьера с тринадцатью другими отвели на Крымский Брод, в каретный сарай купеческого дома. Проходя по улицам, Пьер задыхался от дыма, который, казалось, стоял над всем городом. С разных сторон виднелись пожары. Пьер тогда еще не понимал значения сожженной Москвы и с ужасом смотрел на эти пожары.
В каретном сарае одного дома у Крымского Брода Пьер пробыл еще четыре дня и во время этих дней из разговора французских солдат узнал, что все содержащиеся здесь ожидали с каждым днем решения маршала. Какого маршала, Пьер не мог узнать от солдат. Для солдата, очевидно, маршал представлялся высшим и несколько таинственным звеном власти.
Эти первые дни, до 8 го сентября, – дня, в который пленных повели на вторичный допрос, были самые тяжелые для Пьера.
Х
8 го сентября в сарай к пленным вошел очень важный офицер, судя по почтительности, с которой с ним обращались караульные. Офицер этот, вероятно, штабный, с списком в руках, сделал перекличку всем русским, назвав Пьера: celui qui n'avoue pas son nom [тот, который не говорит своего имени]. И, равнодушно и лениво оглядев всех пленных, он приказал караульному офицеру прилично одеть и прибрать их, прежде чем вести к маршалу. Через час прибыла рота солдат, и Пьера с другими тринадцатью повели на Девичье поле. День был ясный, солнечный после дождя, и воздух был необыкновенно чист. Дым не стлался низом, как в тот день, когда Пьера вывели из гауптвахты Зубовского вала; дым поднимался столбами в чистом воздухе. Огня пожаров нигде не было видно, но со всех сторон поднимались столбы дыма, и вся Москва, все, что только мог видеть Пьер, было одно пожарище. Со всех сторон виднелись пустыри с печами и трубами и изредка обгорелые стены каменных домов. Пьер приглядывался к пожарищам и не узнавал знакомых кварталов города. Кое где виднелись уцелевшие церкви. Кремль, неразрушенный, белел издалека с своими башнями и Иваном Великим. Вблизи весело блестел купол Ново Девичьего монастыря, и особенно звонко слышался оттуда благовест. Благовест этот напомнил Пьеру, что было воскресенье и праздник рождества богородицы. Но казалось, некому было праздновать этот праздник: везде было разоренье пожарища, и из русского народа встречались только изредка оборванные, испуганные люди, которые прятались при виде французов.
Очевидно, русское гнездо было разорено и уничтожено; но за уничтожением этого русского порядка жизни Пьер бессознательно чувствовал, что над этим разоренным гнездом установился свой, совсем другой, но твердый французский порядок. Он чувствовал это по виду тех, бодро и весело, правильными рядами шедших солдат, которые конвоировали его с другими преступниками; он чувствовал это по виду какого то важного французского чиновника в парной коляске, управляемой солдатом, проехавшего ему навстречу. Он это чувствовал по веселым звукам полковой музыки, доносившимся с левой стороны поля, и в особенности он чувствовал и понимал это по тому списку, который, перекликая пленных, прочел нынче утром приезжавший французский офицер. Пьер был взят одними солдатами, отведен в одно, в другое место с десятками других людей; казалось, они могли бы забыть про него, смешать его с другими. Но нет: ответы его, данные на допросе, вернулись к нему в форме наименования его: celui qui n'avoue pas son nom. И под этим названием, которое страшно было Пьеру, его теперь вели куда то, с несомненной уверенностью, написанною на их лицах, что все остальные пленные и он были те самые, которых нужно, и что их ведут туда, куда нужно. Пьер чувствовал себя ничтожной щепкой, попавшей в колеса неизвестной ему, но правильно действующей машины.
Пьера с другими преступниками привели на правую сторону Девичьего поля, недалеко от монастыря, к большому белому дому с огромным садом. Это был дом князя Щербатова, в котором Пьер часто прежде бывал у хозяина и в котором теперь, как он узнал из разговора солдат, стоял маршал, герцог Экмюльский.
Их подвели к крыльцу и по одному стали вводить в дом. Пьера ввели шестым. Через стеклянную галерею, сени, переднюю, знакомые Пьеру, его ввели в длинный низкий кабинет, у дверей которого стоял адъютант.
Даву сидел на конце комнаты над столом, с очками на носу. Пьер близко подошел к нему. Даву, не поднимая глаз, видимо справлялся с какой то бумагой, лежавшей перед ним. Не поднимая же глаз, он тихо спросил:
– Qui etes vous? [Кто вы такой?]
Пьер молчал оттого, что не в силах был выговорить слова. Даву для Пьера не был просто французский генерал; для Пьера Даву был известный своей жестокостью человек. Глядя на холодное лицо Даву, который, как строгий учитель, соглашался до времени иметь терпение и ждать ответа, Пьер чувствовал, что всякая секунда промедления могла стоить ему жизни; но он не знал, что сказать. Сказать то же, что он говорил на первом допросе, он не решался; открыть свое звание и положение было и опасно и стыдно. Пьер молчал. Но прежде чем Пьер успел на что нибудь решиться, Даву приподнял голову, приподнял очки на лоб, прищурил глаза и пристально посмотрел на Пьера.
– Я знаю этого человека, – мерным, холодным голосом, очевидно рассчитанным для того, чтобы испугать Пьера, сказал он. Холод, пробежавший прежде по спине Пьера, охватил его голову, как тисками.
– Mon general, vous ne pouvez pas me connaitre, je ne vous ai jamais vu… [Вы не могли меня знать, генерал, я никогда не видал вас.]
– C'est un espion russe, [Это русский шпион,] – перебил его Даву, обращаясь к другому генералу, бывшему в комнате и которого не заметил Пьер. И Даву отвернулся. С неожиданным раскатом в голосе Пьер вдруг быстро заговорил.
– Non, Monseigneur, – сказал он, неожиданно вспомнив, что Даву был герцог. – Non, Monseigneur, vous n'avez pas pu me connaitre. Je suis un officier militionnaire et je n'ai pas quitte Moscou. [Нет, ваше высочество… Нет, ваше высочество, вы не могли меня знать. Я офицер милиции, и я не выезжал из Москвы.]
– Votre nom? [Ваше имя?] – повторил Даву.
– Besouhof. [Безухов.]
– Qu'est ce qui me prouvera que vous ne mentez pas? [Кто мне докажет, что вы не лжете?]
– Monseigneur! [Ваше высочество!] – вскрикнул Пьер не обиженным, но умоляющим голосом.
Даву поднял глаза и пристально посмотрел на Пьера. Несколько секунд они смотрели друг на друга, и этот взгляд спас Пьера. В этом взгляде, помимо всех условий войны и суда, между этими двумя людьми установились человеческие отношения. Оба они в эту одну минуту смутно перечувствовали бесчисленное количество вещей и поняли, что они оба дети человечества, что они братья.
В первом взгляде для Даву, приподнявшего только голову от своего списка, где людские дела и жизнь назывались нумерами, Пьер был только обстоятельство; и, не взяв на совесть дурного поступка, Даву застрелил бы его; но теперь уже он видел в нем человека. Он задумался на мгновение.
– Comment me prouverez vous la verite de ce que vous me dites? [Чем вы докажете мне справедливость ваших слов?] – сказал Даву холодно.
Пьер вспомнил Рамбаля и назвал его полк, и фамилию, и улицу, на которой был дом.
– Vous n'etes pas ce que vous dites, [Вы не то, что вы говорите.] – опять сказал Даву.
Пьер дрожащим, прерывающимся голосом стал приводить доказательства справедливости своего показания.
Но в это время вошел адъютант и что то доложил Даву.
Даву вдруг просиял при известии, сообщенном адъютантом, и стал застегиваться. Он, видимо, совсем забыл о Пьере.
Когда адъютант напомнил ему о пленном, он, нахмурившись, кивнул в сторону Пьера и сказал, чтобы его вели. Но куда должны были его вести – Пьер не знал: назад в балаган или на приготовленное место казни, которое, проходя по Девичьему полю, ему показывали товарищи.
Он обернул голову и видел, что адъютант переспрашивал что то.
– Oui, sans doute! [Да, разумеется!] – сказал Даву, но что «да», Пьер не знал.
Пьер не помнил, как, долго ли он шел и куда. Он, в состоянии совершенного бессмыслия и отупления, ничего не видя вокруг себя, передвигал ногами вместе с другими до тех пор, пока все остановились, и он остановился. Одна мысль за все это время была в голове Пьера. Это была мысль о том: кто, кто же, наконец, приговорил его к казни. Это были не те люди, которые допрашивали его в комиссии: из них ни один не хотел и, очевидно, не мог этого сделать. Это был не Даву, который так человечески посмотрел на него. Еще бы одна минута, и Даву понял бы, что они делают дурно, но этой минуте помешал адъютант, который вошел. И адъютант этот, очевидно, не хотел ничего худого, но он мог бы не войти. Кто же это, наконец, казнил, убивал, лишал жизни его – Пьера со всеми его воспоминаниями, стремлениями, надеждами, мыслями? Кто делал это? И Пьер чувствовал, что это был никто.
Это был порядок, склад обстоятельств.
Порядок какой то убивал его – Пьера, лишал его жизни, всего, уничтожал его.
От дома князя Щербатова пленных повели прямо вниз по Девичьему полю, левее Девичьего монастыря и подвели к огороду, на котором стоял столб. За столбом была вырыта большая яма с свежевыкопанной землей, и около ямы и столба полукругом стояла большая толпа народа. Толпа состояла из малого числа русских и большого числа наполеоновских войск вне строя: немцев, итальянцев и французов в разнородных мундирах. Справа и слева столба стояли фронты французских войск в синих мундирах с красными эполетами, в штиблетах и киверах.
Преступников расставили по известному порядку, который был в списке (Пьер стоял шестым), и подвели к столбу. Несколько барабанов вдруг ударили с двух сторон, и Пьер почувствовал, что с этим звуком как будто оторвалась часть его души. Он потерял способность думать и соображать. Он только мог видеть и слышать. И только одно желание было у него – желание, чтобы поскорее сделалось что то страшное, что должно было быть сделано. Пьер оглядывался на своих товарищей и рассматривал их.
Два человека с края были бритые острожные. Один высокий, худой; другой черный, мохнатый, мускулистый, с приплюснутым носом. Третий был дворовый, лет сорока пяти, с седеющими волосами и полным, хорошо откормленным телом. Четвертый был мужик, очень красивый, с окладистой русой бородой и черными глазами. Пятый был фабричный, желтый, худой малый, лет восемнадцати, в халате.
Пьер слышал, что французы совещались, как стрелять – по одному или по два? «По два», – холодно спокойно отвечал старший офицер. Сделалось передвижение в рядах солдат, и заметно было, что все торопились, – и торопились не так, как торопятся, чтобы сделать понятное для всех дело, но так, как торопятся, чтобы окончить необходимое, но неприятное и непостижимое дело.
Чиновник француз в шарфе подошел к правой стороне шеренги преступников в прочел по русски и по французски приговор.
Потом две пары французов подошли к преступникам и взяли, по указанию офицера, двух острожных, стоявших с края. Острожные, подойдя к столбу, остановились и, пока принесли мешки, молча смотрели вокруг себя, как смотрит подбитый зверь на подходящего охотника. Один все крестился, другой чесал спину и делал губами движение, подобное улыбке. Солдаты, торопясь руками, стали завязывать им глаза, надевать мешки и привязывать к столбу.
Двенадцать человек стрелков с ружьями мерным, твердым шагом вышли из за рядов и остановились в восьми шагах от столба. Пьер отвернулся, чтобы не видать того, что будет. Вдруг послышался треск и грохот, показавшиеся Пьеру громче самых страшных ударов грома, и он оглянулся. Был дым, и французы с бледными лицами и дрожащими руками что то делали у ямы. Повели других двух. Так же, такими же глазами и эти двое смотрели на всех, тщетно, одними глазами, молча, прося защиты и, видимо, не понимая и не веря тому, что будет. Они не могли верить, потому что они одни знали, что такое была для них их жизнь, и потому не понимали и не верили, чтобы можно было отнять ее.
Пьер хотел не смотреть и опять отвернулся; но опять как будто ужасный взрыв поразил его слух, и вместе с этими звуками он увидал дым, чью то кровь и бледные испуганные лица французов, опять что то делавших у столба, дрожащими руками толкая друг друга. Пьер, тяжело дыша, оглядывался вокруг себя, как будто спрашивая: что это такое? Тот же вопрос был и во всех взглядах, которые встречались со взглядом Пьера.
На всех лицах русских, на лицах французских солдат, офицеров, всех без исключения, он читал такой же испуг, ужас и борьбу, какие были в его сердце. «Да кто жо это делает наконец? Они все страдают так же, как и я. Кто же? Кто же?» – на секунду блеснуло в душе Пьера.
– Tirailleurs du 86 me, en avant! [Стрелки 86 го, вперед!] – прокричал кто то. Повели пятого, стоявшего рядом с Пьером, – одного. Пьер не понял того, что он спасен, что он и все остальные были приведены сюда только для присутствия при казни. Он со все возраставшим ужасом, не ощущая ни радости, ни успокоения, смотрел на то, что делалось. Пятый был фабричный в халате. Только что до него дотронулись, как он в ужасе отпрыгнул и схватился за Пьера (Пьер вздрогнул и оторвался от него). Фабричный не мог идти. Его тащили под мышки, и он что то кричал. Когда его подвели к столбу, он вдруг замолк. Он как будто вдруг что то понял. То ли он понял, что напрасно кричать, или то, что невозможно, чтобы его убили люди, но он стал у столба, ожидая повязки вместе с другими и, как подстреленный зверь, оглядываясь вокруг себя блестящими глазами.
Пьер уже не мог взять на себя отвернуться и закрыть глаза. Любопытство и волнение его и всей толпы при этом пятом убийстве дошло до высшей степени. Так же как и другие, этот пятый казался спокоен: он запахивал халат и почесывал одной босой ногой о другую.
Когда ему стали завязывать глаза, он поправил сам узел на затылке, который резал ему; потом, когда прислонили его к окровавленному столбу, он завалился назад, и, так как ему в этом положении было неловко, он поправился и, ровно поставив ноги, покойно прислонился. Пьер не сводил с него глаз, не упуская ни малейшего движения.
Должно быть, послышалась команда, должно быть, после команды раздались выстрелы восьми ружей. Но Пьер, сколько он ни старался вспомнить потом, не слыхал ни малейшего звука от выстрелов. Он видел только, как почему то вдруг опустился на веревках фабричный, как показалась кровь в двух местах и как самые веревки, от тяжести повисшего тела, распустились и фабричный, неестественно опустив голову и подвернув ногу, сел. Пьер подбежал к столбу. Никто не удерживал его. Вокруг фабричного что то делали испуганные, бледные люди. У одного старого усатого француза тряслась нижняя челюсть, когда он отвязывал веревки. Тело спустилось. Солдаты неловко и торопливо потащили его за столб и стали сталкивать в яму.
Все, очевидно, несомненно знали, что они были преступники, которым надо было скорее скрыть следы своего преступления.
Пьер заглянул в яму и увидел, что фабричный лежал там коленами кверху, близко к голове, одно плечо выше другого. И это плечо судорожно, равномерно опускалось и поднималось. Но уже лопатины земли сыпались на все тело. Один из солдат сердито, злобно и болезненно крикнул на Пьера, чтобы он вернулся. Но Пьер не понял его и стоял у столба, и никто не отгонял его.
Когда уже яма была вся засыпана, послышалась команда. Пьера отвели на его место, и французские войска, стоявшие фронтами по обеим сторонам столба, сделали полуоборот и стали проходить мерным шагом мимо столба. Двадцать четыре человека стрелков с разряженными ружьями, стоявшие в середине круга, примыкали бегом к своим местам, в то время как роты проходили мимо них.
Пьер смотрел теперь бессмысленными глазами на этих стрелков, которые попарно выбегали из круга. Все, кроме одного, присоединились к ротам. Молодой солдат с мертво бледным лицом, в кивере, свалившемся назад, спустив ружье, все еще стоял против ямы на том месте, с которого он стрелял. Он, как пьяный, шатался, делая то вперед, то назад несколько шагов, чтобы поддержать свое падающее тело. Старый солдат, унтер офицер, выбежал из рядов и, схватив за плечо молодого солдата, втащил его в роту. Толпа русских и французов стала расходиться. Все шли молча, с опущенными головами.
– Ca leur apprendra a incendier, [Это их научит поджигать.] – сказал кто то из французов. Пьер оглянулся на говорившего и увидал, что это был солдат, который хотел утешиться чем нибудь в том, что было сделано, но не мог. Не договорив начатого, он махнул рукою и пошел прочь.
После казни Пьера отделили от других подсудимых и оставили одного в небольшой, разоренной и загаженной церкви.
Перед вечером караульный унтер офицер с двумя солдатами вошел в церковь и объявил Пьеру, что он прощен и поступает теперь в бараки военнопленных. Не понимая того, что ему говорили, Пьер встал и пошел с солдатами. Его привели к построенным вверху поля из обгорелых досок, бревен и тесу балаганам и ввели в один из них. В темноте человек двадцать различных людей окружили Пьера. Пьер смотрел на них, не понимая, кто такие эти люди, зачем они и чего хотят от него. Он слышал слова, которые ему говорили, но не делал из них никакого вывода и приложения: не понимал их значения. Он сам отвечал на то, что у него спрашивали, но не соображал того, кто слушает его и как поймут его ответы. Он смотрел на лица и фигуры, и все они казались ему одинаково бессмысленны.
С той минуты, как Пьер увидал это страшное убийство, совершенное людьми, не хотевшими этого делать, в душе его как будто вдруг выдернута была та пружина, на которой все держалось и представлялось живым, и все завалилось в кучу бессмысленного сора. В нем, хотя он и не отдавал себе отчета, уничтожилась вера и в благоустройство мира, и в человеческую, и в свою душу, и в бога. Это состояние было испытываемо Пьером прежде, но никогда с такою силой, как теперь. Прежде, когда на Пьера находили такого рода сомнения, – сомнения эти имели источником собственную вину. И в самой глубине души Пьер тогда чувствовал, что от того отчаяния и тех сомнений было спасение в самом себе. Но теперь он чувствовал, что не его вина была причиной того, что мир завалился в его глазах и остались одни бессмысленные развалины. Он чувствовал, что возвратиться к вере в жизнь – не в его власти.
Вокруг него в темноте стояли люди: верно, что то их очень занимало в нем. Ему рассказывали что то, расспрашивали о чем то, потом повели куда то, и он, наконец, очутился в углу балагана рядом с какими то людьми, переговаривавшимися с разных сторон, смеявшимися.
– И вот, братцы мои… тот самый принц, который (с особенным ударением на слове который)… – говорил чей то голос в противуположном углу балагана.
Молча и неподвижно сидя у стены на соломе, Пьер то открывал, то закрывал глаза. Но только что он закрывал глаза, он видел пред собой то же страшное, в особенности страшное своей простотой, лицо фабричного и еще более страшные своим беспокойством лица невольных убийц. И он опять открывал глаза и бессмысленно смотрел в темноте вокруг себя.
Рядом с ним сидел, согнувшись, какой то маленький человек, присутствие которого Пьер заметил сначала по крепкому запаху пота, который отделялся от него при всяком его движении. Человек этот что то делал в темноте с своими ногами, и, несмотря на то, что Пьер не видал его лица, он чувствовал, что человек этот беспрестанно взглядывал на него. Присмотревшись в темноте, Пьер понял, что человек этот разувался. И то, каким образом он это делал, заинтересовало Пьера.
Размотав бечевки, которыми была завязана одна нога, он аккуратно свернул бечевки и тотчас принялся за другую ногу, взглядывая на Пьера. Пока одна рука вешала бечевку, другая уже принималась разматывать другую ногу. Таким образом аккуратно, круглыми, спорыми, без замедления следовавшими одно за другим движеньями, разувшись, человек развесил свою обувь на колышки, вбитые у него над головами, достал ножик, обрезал что то, сложил ножик, положил под изголовье и, получше усевшись, обнял свои поднятые колени обеими руками и прямо уставился на Пьера. Пьеру чувствовалось что то приятное, успокоительное и круглое в этих спорых движениях, в этом благоустроенном в углу его хозяйстве, в запахе даже этого человека, и он, не спуская глаз, смотрел на него.
– А много вы нужды увидали, барин? А? – сказал вдруг маленький человек. И такое выражение ласки и простоты было в певучем голосе человека, что Пьер хотел отвечать, но у него задрожала челюсть, и он почувствовал слезы. Маленький человек в ту же секунду, не давая Пьеру времени выказать свое смущение, заговорил тем же приятным голосом.
– Э, соколик, не тужи, – сказал он с той нежно певучей лаской, с которой говорят старые русские бабы. – Не тужи, дружок: час терпеть, а век жить! Вот так то, милый мой. А живем тут, слава богу, обиды нет. Тоже люди и худые и добрые есть, – сказал он и, еще говоря, гибким движением перегнулся на колени, встал и, прокашливаясь, пошел куда то.
– Ишь, шельма, пришла! – услыхал Пьер в конце балагана тот же ласковый голос. – Пришла шельма, помнит! Ну, ну, буде. – И солдат, отталкивая от себя собачонку, прыгавшую к нему, вернулся к своему месту и сел. В руках у него было что то завернуто в тряпке.
– Вот, покушайте, барин, – сказал он, опять возвращаясь к прежнему почтительному тону и развертывая и подавая Пьеру несколько печеных картошек. – В обеде похлебка была. А картошки важнеющие!
Пьер не ел целый день, и запах картофеля показался ему необыкновенно приятным. Он поблагодарил солдата и стал есть.
– Что ж, так то? – улыбаясь, сказал солдат и взял одну из картошек. – А ты вот как. – Он достал опять складной ножик, разрезал на своей ладони картошку на равные две половины, посыпал соли из тряпки и поднес Пьеру.
– Картошки важнеющие, – повторил он. – Ты покушай вот так то.
Пьеру казалось, что он никогда не ел кушанья вкуснее этого.
– Нет, мне все ничего, – сказал Пьер, – но за что они расстреляли этих несчастных!.. Последний лет двадцати.
– Тц, тц… – сказал маленький человек. – Греха то, греха то… – быстро прибавил он, и, как будто слова его всегда были готовы во рту его и нечаянно вылетали из него, он продолжал: – Что ж это, барин, вы так в Москве то остались?
– Я не думал, что они так скоро придут. Я нечаянно остался, – сказал Пьер.
– Да как же они взяли тебя, соколик, из дома твоего?
– Нет, я пошел на пожар, и тут они схватили меня, судили за поджигателя.
– Где суд, там и неправда, – вставил маленький человек.
– А ты давно здесь? – спросил Пьер, дожевывая последнюю картошку.
– Я то? В то воскресенье меня взяли из гошпиталя в Москве.
– Ты кто же, солдат?
– Солдаты Апшеронского полка. От лихорадки умирал. Нам и не сказали ничего. Наших человек двадцать лежало. И не думали, не гадали.
– Что ж, тебе скучно здесь? – спросил Пьер.
– Как не скучно, соколик. Меня Платоном звать; Каратаевы прозвище, – прибавил он, видимо, с тем, чтобы облегчить Пьеру обращение к нему. – Соколиком на службе прозвали. Как не скучать, соколик! Москва, она городам мать. Как не скучать на это смотреть. Да червь капусту гложе, а сам прежде того пропадае: так то старички говаривали, – прибавил он быстро.
– Как, как это ты сказал? – спросил Пьер.
– Я то? – спросил Каратаев. – Я говорю: не нашим умом, а божьим судом, – сказал он, думая, что повторяет сказанное. И тотчас же продолжал: – Как же у вас, барин, и вотчины есть? И дом есть? Стало быть, полная чаша! И хозяйка есть? А старики родители живы? – спрашивал он, и хотя Пьер не видел в темноте, но чувствовал, что у солдата морщились губы сдержанною улыбкой ласки в то время, как он спрашивал это. Он, видимо, был огорчен тем, что у Пьера не было родителей, в особенности матери.
– Жена для совета, теща для привета, а нет милей родной матушки! – сказал он. – Ну, а детки есть? – продолжал он спрашивать. Отрицательный ответ Пьера опять, видимо, огорчил его, и он поспешил прибавить: – Что ж, люди молодые, еще даст бог, будут. Только бы в совете жить…
– Да теперь все равно, – невольно сказал Пьер.
– Эх, милый человек ты, – возразил Платон. – От сумы да от тюрьмы никогда не отказывайся. – Он уселся получше, прокашлялся, видимо приготовляясь к длинному рассказу. – Так то, друг мой любезный, жил я еще дома, – начал он. – Вотчина у нас богатая, земли много, хорошо живут мужики, и наш дом, слава тебе богу. Сам сем батюшка косить выходил. Жили хорошо. Христьяне настоящие были. Случилось… – И Платон Каратаев рассказал длинную историю о том, как он поехал в чужую рощу за лесом и попался сторожу, как его секли, судили и отдали ь солдаты. – Что ж соколик, – говорил он изменяющимся от улыбки голосом, – думали горе, ан радость! Брату бы идти, кабы не мой грех. А у брата меньшого сам пят ребят, – а у меня, гляди, одна солдатка осталась. Была девочка, да еще до солдатства бог прибрал. Пришел я на побывку, скажу я тебе. Гляжу – лучше прежнего живут. Животов полон двор, бабы дома, два брата на заработках. Один Михайло, меньшой, дома. Батюшка и говорит: «Мне, говорит, все детки равны: какой палец ни укуси, все больно. А кабы не Платона тогда забрили, Михайле бы идти». Позвал нас всех – веришь – поставил перед образа. Михайло, говорит, поди сюда, кланяйся ему в ноги, и ты, баба, кланяйся, и внучата кланяйтесь. Поняли? говорит. Так то, друг мой любезный. Рок головы ищет. А мы всё судим: то не хорошо, то не ладно. Наше счастье, дружок, как вода в бредне: тянешь – надулось, а вытащишь – ничего нету. Так то. – И Платон пересел на своей соломе.
