Maxim Gorkiy (турбоход)
Maxim Gorkiy (построен как Hamburg, переименован в Hanseatic, Максим Горький, 1992—2009 Maxim Gorkiy, с 2009 года Maxim M[3]) — круизное судно, построенное на гамбургской верфи Deutsche Werft (ныне Howaldtswerke-Deutsche Werft GmbH) в 1969 году в качестве трансатлантического лайнера для линии Гамбург—Нью-Йорк.
Содержание
История постройки
Судно под заводским номером 825 [4] было построено по заказу гамбургского пароходства «Deutsche Atlantik Linie». Решение о постройке было принято 10 октября 1966 и через 18 дней, 28 октября 1966 года, был подписан контракт о постройке океанского лайнера с верфью Howaldtswerke-Deutsche Werft A.G. Киль судна был заложен 21 июля 1967. При спуске на воду судно получило название Hamburg и его крёстной матерью стала Мария-Луиза Кизингер, супруга тогдашнего Федерального Канцлера ФРГ Курта Георга Кизингера.
Турбоход сдан в эксплуатацию 20 марта 1969 года и 28 марта 1969 отправился в свой первый рейс — Куксхафен — Южная Америка, продолжавшийся 36 дней.
В связи с нефтяным кризисом начала 1970-х, судно оказалось нерентабельным. 25 сентября 1973 оно было переименовано в «Hanseatic» и 1 декабря под этим названием было выставлено на продажу. Возможными покупателями были немецкая фирма HAPAG Lloyd, предлагавшая 50 миллионов марок, а также японская Ryutsu Kaiun K.K и американская Robin international, которая, приобретя судно в январе 1974 за 62 миллиона марок, тут же перепродала его ЧМП. 25 января 1974 года, в Гамбурге, на верфи Howaldtswerke-Deutsche Werft A.G, в торжественной обстановке был спущен флаг ФРГ и поднят флаг СССР.
Под советским флагом
В 1974 году судно было куплено Черноморским морским пароходством и стало флагманом советского, а позже российского флота под именем «Максим Горький» в честь известного советского писателя. Первым его капитаном стал Сергей Леванович Дондуа, в дальнейшем Герой Социалистического Труда. Он пробыл капитаном до 1986 года.
До ввода в эксплуатацию в ЧМП, судно было зафрахтовано британской съёмочной группой и играло роль реально не существовавшего лайнера «SS Britannic» в фильме-катастрофе «Juggernaut». Почти с момента приобретения «Максим Горький» был передан во фрахт немецкой круизной компании «Neckermann und Reisen GmbH & Co» (NUR).
В ноябре 1975 события фильма неожиданно стали реальностью, когда была предпринята попытка потопить судно. Установленные во время стоянки в порту Сан Хуан 2 бомбы взорвались ниже ватерлинии в районе ахтерпика за 1 час до отхода судна из порта. Насосный агрегат правого борта сорвало с фундамента. Силами экипажа он был демонтирован и судно на следующий день снялось на Нью-Йорк. Все пассажиры остались на борту, так как пробоины были в балластном танке, на ход судна они не повлияли. Ремонт производился на заводе Bethlehems Steel, в Хобокене. А перед этим, в ноябре 1974 года в том же порту и в то же время - 1 час ночи по местному времени с причала на борт судна была брошена граната, пострадали два матроса и электромеханик.
В том же Нью-Йорке 18 сентября 1980, местные власти не разрешили советскому лайнеру войти в порт в связи с вводом советских войск в Афганистан. Ему пришлось стать на якорь у Статен-Айленда, а пассажиров на берег доставили портовые суда. Экипажу был запрещен выход на берег, на судне возникла проблема с питьевой водой. Об этом писала газета «Правда», у Посольства США в Москве состоялась демонстрация протеста.
В период с 29 апреля по 2 июня 1988 года на верфи «Lloyd Werft» в Бремерхафене был произведен дорогостоящий модернизационный ремонт, установлено новейшее навигационное оборудование. В сентябре 1988 года судно было передано на 20 лет во фрахт западногерманской компании «Phoenix Reisen», несмотря на последующие смены владельцев. А во флоте фирмы «Neckermann» его сменил только что приобретённый «Vasco da Gama».
За годы длительных кругосветных рейсов среди членов экипажа сложились многие семьи, впоследствии прожившие вместе долгую жизнь, родившие детей.
Авария у берегов Шпицбергена
В ночь с 19 на 20 июня 1989 года лайнер под командованием капитана Марата Султановича Галимова попал в ледовое поле в Гренландском море у берегов Шпицбергена (77.37 с.ш и 4.10 в.д.) и получил значительные пробоины. Были затоплены 2-й,3-й и 4-й отсеки. На борту в тот момент были 575 пассажиров и 378 членов экипажа.
В операции по спасению принимали участие норвежский сторожевой корабль Senja (капитан Сигурд Клейвен), вертолеты береговой охраны Норвегии и советские суда: спасатели «Заря», «Агат» и теплоход «Печенга» (капитан В. Палий) СМП.Благодаря самоотверженной работе экипажа и спасателей, удалось избежать жертв и оставить корабль на плаву. Последовавший за этим аварийно-восстановительный ремонт на верфи Lloyd Werft в Бремерхафене продолжался с 4 июля по 17 августа 1989 и обошёлся более чем в 30 миллионов марок.
Это была уже вторая авария «Максима Горького» в районе Шпицбергена. Первая произошла летом 1977 года, когда капитаном судна был Валентин Сидоров, а Марат Галимов - старпомом. Судно получило пробоину бульба и правого борта в районе столовой экипажа. Ремонт борта был произведен силами экипажа, а полный ремонт произведен в декабре этого же года в доке Гамбурга.
Участие во встрече на Мальте
Историческая встреча и переговоры лидеров двух сверхдержав — СССР и США — Горбачева и Буша в 1989 году состоялись на борту «Максима Горького», стоящего на рейде Ла-Валетта (Мальта).
Пожар на судне
Ещё одна авария на судне произошла во время третьего рейса на Шпицберген 26 июля 1991 года. В каюте № 519 экипажа (палуба «Нептун») начался пожар, который был быстро ликвидирован, уже через 45 минут пассажиры смогли вернуться в свои каюты. В дыму погибли три человека — дневальная Лидия Ивановна Пивовар (36 лет), а также граждане Англии (Жаклин Леслей - парикмахер) и Австрии (Бертрам Шнейдер - парикмахер). 29 июля в норвежском порту Хоннингсвог тела погибших были переданы представителям советского и иностранных посольств для доставки на родину. Это был самый трагический инцидент за всю историю «Максима Горького». Официальной версией было короткое замыкание и взрыв телевизора, хотя ещё долгое время транспортная прокуратура пыталась выяснить, не является ли причиной пожара кипятильник.
После распада СССР
В конце 1991 — начале 1992 года советскую символику сменили атрибуты нового владельца: багамский флаг, порт приписки — Нассау, с трубы убрали серп и молот и перекрасили в цвета российского флага, судно переименовали в Maxim Gorkiy.
Изменения коснулись и экипажа, который постепенно сменили на российский, в основном из Санкт-Петербурга. Ресторанное, каютное обслуживание и машинное отделение оставались украинскими.
Расписание долгие годы оставалось типовым: с декабря по начало весны проходило кругосветное плавание, весной лайнер успевал совершить несколько круизов вокруг Европы переходя летом в северные широты, а осенью — на Средиземное море. Круизы прерывались на время ремонта, ежегодно проходившего (обычно в ноябре — декабре) в доках фирмы Blohm & Voss.
Новые изменения в облике судна произошли 3-25 декабря 2005 года: на трубе лайнера, перекрашенной в зелёный цвет разместили логотип компании Phoenix, также зелёными стали бортовые линии и звезда. В ходе капитальных ремонтов 1995, 1998 и 2001 на судне устанавливалось новое навигационное оборудование, опреснитель.
30 ноября 2008 года Maxim Gorkiy закончил эксплуатацию во фрахте немецкой компании Phoenix Reisen в Венеции.
20 августа 2008 года было объявлено о продаже корабля по завершении последнего круиза американской компании Оrient Lines. Из Венеции корабль проследовал в Пирей, планировался дорогостоящий ремонт, который должен был привести оборудование в соответствие с SOLAS-2010. Из внешних изменений — перекраска нижней части корпуса в темно-синий цвет по стандартам фирмы.. Намечалось очередное переименование, на сей раз в Marco Polo II (Компания раньше владела другим бывшим советским лайнером, Marco Polo (бывший «Александр Пушкин»). Первый рейс (Барселона — Порт-Саид) должен был начаться 15 апреля 2009. Ресторанное и каютное обслуживание собирались заменить на филиппинцев.
Финал карьеры
Однако, в связи с мировым финансовым кризисом, планы владельца изменились. 8 января 2009 судно продали индийской ресайклинговой фирме для дальнейшей утилизации за 4,2 млн евро. 28 января 2009 судно покинуло порт Пирей и отправилось в Аланг для дальнейшей утилизации. В это же время инициативная группа из Гамбурга во главе с депутатом городского законодательного собрания (от ХДС) Хансом Лафренцем пыталась найти спонсоров, чтобы выкупить лайнер и оставить в родном городе как «памятник технической культуры», используя в качестве плавучего отеля и конгресс-холла. К сожалению, Сенат Гамбурга выставил невыгодные условия, которые повлекли отказ одного из инвесторов финансировать проект. Своё новое имя Maxim M[3] судно получило 15 февраля 2009 года. Пройдя в последний раз Суэцким каналом, Maxim M утром 23 февраля достиг Аланга (Индия), встал на якорь перед "берегом мертвых кораблей" и ранним утром 25 февраля 2009 в период прилива был посажен на береговую мель для последующей разделки.
Капитаны турбохода
- Helmut Bender
- Herbert Stephan
- Peter Lohmeyer
- Peter Werner
- Сергей Леванович Дондуа
- Виталий Сергеевич Гришин
- Константин Константинович Никитин
- Геннадий Кириллович Завирюха
- Валентин Иванович Сидоров
- Петр Константинович Пашегор
- Марат Султанович Галимов
- Александр Борисович Носко (европейские круизы)
- Владимир Прокопьевич Якимов (кругосветные переходы)
- Сергей Андреевич Степанов ( круиз в Гренландию 1986 год и европейские круизы 1986 и 1987 год)
В культуре
Кроме любительских съёмок пассажиров и членов экипажа, фильма про сам лайнер нет, однако на его борту проводились съёмки нескольких художественных фильмов. В 1973 году на теплоходе был снят фильм «Джеггернот», Также кадры с "Максимом Горьким" были использованы в фильмах «Колье Шарлотты» и «Последний круиз» (2003). Существует много кинохроники,запечатлевшей знаменитое судно в разных уголках мира, снятой западными, в частности, немецкими кинодокументалистами.
В 1994-м году на турбоходе прошёл финал Высшей лиги КВН между командами ЕрМИ, ХАИ и "Ворошиловские стрелки".
Подробный рассказ о жизни экипажа судна есть в книге А. И. Анненского "Фанера над Парижем. Эпизоды" (глава «Конец семидесятых. Москва, Одесса, весь мир»).
См. также
Напишите отзыв о статье "Maxim Gorkiy (турбоход)"
Примечания
- ↑ [www.shipspotting.com/gallery/photo.php?lid=1623707 Maksim Gorkiy - IMO 6810627]
- ↑ 1 2 [www.faktaomfartyg.se/hamburg_1969.htm Fakta om fartyg]. [archive.is/Rqqj Архивировано из первоисточника 3 августа 2012]. (швед.)
- ↑ 1 2 Equasis
- ↑ [www.faktaomfartyg.se/hamburg_1969.htm Fakta om fartyg]. [archive.is/Rqqj Архивировано из первоисточника 3 августа 2012]. (швед.)
Ссылки
- [ships.at.ua/forum/5-1-1 История турбохода «Максим Горький»]
- [www.castlesoftheseas.nl/maxim-gorkiy-1.html Морские крепости] (англ.)
Отрывок, характеризующий Maxim Gorkiy (турбоход)
Алпатыч покачал головой и пошел на лестницу. В приемной были купцы, женщины, чиновники, молча переглядывавшиеся между собой. Дверь кабинета отворилась, все встали с мест и подвинулись вперед. Из двери выбежал чиновник, поговорил что то с купцом, кликнул за собой толстого чиновника с крестом на шее и скрылся опять в дверь, видимо, избегая всех обращенных к нему взглядов и вопросов. Алпатыч продвинулся вперед и при следующем выходе чиновника, заложив руку зазастегнутый сюртук, обратился к чиновнику, подавая ему два письма.– Господину барону Ашу от генерала аншефа князя Болконского, – провозгласил он так торжественно и значительно, что чиновник обратился к нему и взял его письмо. Через несколько минут губернатор принял Алпатыча и поспешно сказал ему:
– Доложи князю и княжне, что мне ничего не известно было: я поступал по высшим приказаниям – вот…
Он дал бумагу Алпатычу.
– А впрочем, так как князь нездоров, мой совет им ехать в Москву. Я сам сейчас еду. Доложи… – Но губернатор не договорил: в дверь вбежал запыленный и запотелый офицер и начал что то говорить по французски. На лице губернатора изобразился ужас.
– Иди, – сказал он, кивнув головой Алпатычу, и стал что то спрашивать у офицера. Жадные, испуганные, беспомощные взгляды обратились на Алпатыча, когда он вышел из кабинета губернатора. Невольно прислушиваясь теперь к близким и все усиливавшимся выстрелам, Алпатыч поспешил на постоялый двор. Бумага, которую дал губернатор Алпатычу, была следующая:
«Уверяю вас, что городу Смоленску не предстоит еще ни малейшей опасности, и невероятно, чтобы оный ею угрожаем был. Я с одной, а князь Багратион с другой стороны идем на соединение перед Смоленском, которое совершится 22 го числа, и обе армии совокупными силами станут оборонять соотечественников своих вверенной вам губернии, пока усилия их удалят от них врагов отечества или пока не истребится в храбрых их рядах до последнего воина. Вы видите из сего, что вы имеете совершенное право успокоить жителей Смоленска, ибо кто защищаем двумя столь храбрыми войсками, тот может быть уверен в победе их». (Предписание Барклая де Толли смоленскому гражданскому губернатору, барону Ашу, 1812 года.)
Народ беспокойно сновал по улицам.
Наложенные верхом возы с домашней посудой, стульями, шкафчиками то и дело выезжали из ворот домов и ехали по улицам. В соседнем доме Ферапонтова стояли повозки и, прощаясь, выли и приговаривали бабы. Дворняжка собака, лая, вертелась перед заложенными лошадьми.
Алпатыч более поспешным шагом, чем он ходил обыкновенно, вошел во двор и прямо пошел под сарай к своим лошадям и повозке. Кучер спал; он разбудил его, велел закладывать и вошел в сени. В хозяйской горнице слышался детский плач, надрывающиеся рыдания женщины и гневный, хриплый крик Ферапонтова. Кухарка, как испуганная курица, встрепыхалась в сенях, как только вошел Алпатыч.
– До смерти убил – хозяйку бил!.. Так бил, так волочил!..
– За что? – спросил Алпатыч.
– Ехать просилась. Дело женское! Увези ты, говорит, меня, не погуби ты меня с малыми детьми; народ, говорит, весь уехал, что, говорит, мы то? Как зачал бить. Так бил, так волочил!
Алпатыч как бы одобрительно кивнул головой на эти слова и, не желая более ничего знать, подошел к противоположной – хозяйской двери горницы, в которой оставались его покупки.
– Злодей ты, губитель, – прокричала в это время худая, бледная женщина с ребенком на руках и с сорванным с головы платком, вырываясь из дверей и сбегая по лестнице на двор. Ферапонтов вышел за ней и, увидав Алпатыча, оправил жилет, волосы, зевнул и вошел в горницу за Алпатычем.
– Аль уж ехать хочешь? – спросил он.
Не отвечая на вопрос и не оглядываясь на хозяина, перебирая свои покупки, Алпатыч спросил, сколько за постой следовало хозяину.
– Сочтем! Что ж, у губернатора был? – спросил Ферапонтов. – Какое решение вышло?
Алпатыч отвечал, что губернатор ничего решительно не сказал ему.
– По нашему делу разве увеземся? – сказал Ферапонтов. – Дай до Дорогобужа по семи рублей за подводу. И я говорю: креста на них нет! – сказал он.
– Селиванов, тот угодил в четверг, продал муку в армию по девяти рублей за куль. Что же, чай пить будете? – прибавил он. Пока закладывали лошадей, Алпатыч с Ферапонтовым напились чаю и разговорились о цене хлебов, об урожае и благоприятной погоде для уборки.
– Однако затихать стала, – сказал Ферапонтов, выпив три чашки чая и поднимаясь, – должно, наша взяла. Сказано, не пустят. Значит, сила… А намесь, сказывали, Матвей Иваныч Платов их в реку Марину загнал, тысяч осьмнадцать, что ли, в один день потопил.
Алпатыч собрал свои покупки, передал их вошедшему кучеру, расчелся с хозяином. В воротах прозвучал звук колес, копыт и бубенчиков выезжавшей кибиточки.
Было уже далеко за полдень; половина улицы была в тени, другая была ярко освещена солнцем. Алпатыч взглянул в окно и пошел к двери. Вдруг послышался странный звук дальнего свиста и удара, и вслед за тем раздался сливающийся гул пушечной пальбы, от которой задрожали стекла.
Алпатыч вышел на улицу; по улице пробежали два человека к мосту. С разных сторон слышались свисты, удары ядер и лопанье гранат, падавших в городе. Но звуки эти почти не слышны были и не обращали внимания жителей в сравнении с звуками пальбы, слышными за городом. Это было бомбардирование, которое в пятом часу приказал открыть Наполеон по городу, из ста тридцати орудий. Народ первое время не понимал значения этого бомбардирования.
Звуки падавших гранат и ядер возбуждали сначала только любопытство. Жена Ферапонтова, не перестававшая до этого выть под сараем, умолкла и с ребенком на руках вышла к воротам, молча приглядываясь к народу и прислушиваясь к звукам.
К воротам вышли кухарка и лавочник. Все с веселым любопытством старались увидать проносившиеся над их головами снаряды. Из за угла вышло несколько человек людей, оживленно разговаривая.
– То то сила! – говорил один. – И крышку и потолок так в щепки и разбило.
– Как свинья и землю то взрыло, – сказал другой. – Вот так важно, вот так подбодрил! – смеясь, сказал он. – Спасибо, отскочил, а то бы она тебя смазала.
Народ обратился к этим людям. Они приостановились и рассказывали, как подле самих их ядра попали в дом. Между тем другие снаряды, то с быстрым, мрачным свистом – ядра, то с приятным посвистыванием – гранаты, не переставали перелетать через головы народа; но ни один снаряд не падал близко, все переносило. Алпатыч садился в кибиточку. Хозяин стоял в воротах.
– Чего не видала! – крикнул он на кухарку, которая, с засученными рукавами, в красной юбке, раскачиваясь голыми локтями, подошла к углу послушать то, что рассказывали.
– Вот чуда то, – приговаривала она, но, услыхав голос хозяина, она вернулась, обдергивая подоткнутую юбку.
Опять, но очень близко этот раз, засвистело что то, как сверху вниз летящая птичка, блеснул огонь посередине улицы, выстрелило что то и застлало дымом улицу.
– Злодей, что ж ты это делаешь? – прокричал хозяин, подбегая к кухарке.
В то же мгновение с разных сторон жалобно завыли женщины, испуганно заплакал ребенок и молча столпился народ с бледными лицами около кухарки. Из этой толпы слышнее всех слышались стоны и приговоры кухарки:
– Ой о ох, голубчики мои! Голубчики мои белые! Не дайте умереть! Голубчики мои белые!..
Через пять минут никого не оставалось на улице. Кухарку с бедром, разбитым гранатным осколком, снесли в кухню. Алпатыч, его кучер, Ферапонтова жена с детьми, дворник сидели в подвале, прислушиваясь. Гул орудий, свист снарядов и жалостный стон кухарки, преобладавший над всеми звуками, не умолкали ни на мгновение. Хозяйка то укачивала и уговаривала ребенка, то жалостным шепотом спрашивала у всех входивших в подвал, где был ее хозяин, оставшийся на улице. Вошедший в подвал лавочник сказал ей, что хозяин пошел с народом в собор, где поднимали смоленскую чудотворную икону.
К сумеркам канонада стала стихать. Алпатыч вышел из подвала и остановился в дверях. Прежде ясное вечера нее небо все было застлано дымом. И сквозь этот дым странно светил молодой, высоко стоящий серп месяца. После замолкшего прежнего страшного гула орудий над городом казалась тишина, прерываемая только как бы распространенным по всему городу шелестом шагов, стонов, дальних криков и треска пожаров. Стоны кухарки теперь затихли. С двух сторон поднимались и расходились черные клубы дыма от пожаров. На улице не рядами, а как муравьи из разоренной кочки, в разных мундирах и в разных направлениях, проходили и пробегали солдаты. В глазах Алпатыча несколько из них забежали на двор Ферапонтова. Алпатыч вышел к воротам. Какой то полк, теснясь и спеша, запрудил улицу, идя назад.
– Сдают город, уезжайте, уезжайте, – сказал ему заметивший его фигуру офицер и тут же обратился с криком к солдатам:
– Я вам дам по дворам бегать! – крикнул он.
Алпатыч вернулся в избу и, кликнув кучера, велел ему выезжать. Вслед за Алпатычем и за кучером вышли и все домочадцы Ферапонтова. Увидав дым и даже огни пожаров, видневшиеся теперь в начинавшихся сумерках, бабы, до тех пор молчавшие, вдруг заголосили, глядя на пожары. Как бы вторя им, послышались такие же плачи на других концах улицы. Алпатыч с кучером трясущимися руками расправлял запутавшиеся вожжи и постромки лошадей под навесом.
Когда Алпатыч выезжал из ворот, он увидал, как в отпертой лавке Ферапонтова человек десять солдат с громким говором насыпали мешки и ранцы пшеничной мукой и подсолнухами. В то же время, возвращаясь с улицы в лавку, вошел Ферапонтов. Увидав солдат, он хотел крикнуть что то, но вдруг остановился и, схватившись за волоса, захохотал рыдающим хохотом.
– Тащи всё, ребята! Не доставайся дьяволам! – закричал он, сам хватая мешки и выкидывая их на улицу. Некоторые солдаты, испугавшись, выбежали, некоторые продолжали насыпать. Увидав Алпатыча, Ферапонтов обратился к нему.
– Решилась! Расея! – крикнул он. – Алпатыч! решилась! Сам запалю. Решилась… – Ферапонтов побежал на двор.
По улице, запружая ее всю, непрерывно шли солдаты, так что Алпатыч не мог проехать и должен был дожидаться. Хозяйка Ферапонтова с детьми сидела также на телеге, ожидая того, чтобы можно было выехать.
Была уже совсем ночь. На небе были звезды и светился изредка застилаемый дымом молодой месяц. На спуске к Днепру повозки Алпатыча и хозяйки, медленно двигавшиеся в рядах солдат и других экипажей, должны были остановиться. Недалеко от перекрестка, у которого остановились повозки, в переулке, горели дом и лавки. Пожар уже догорал. Пламя то замирало и терялось в черном дыме, то вдруг вспыхивало ярко, до странности отчетливо освещая лица столпившихся людей, стоявших на перекрестке. Перед пожаром мелькали черные фигуры людей, и из за неумолкаемого треска огня слышались говор и крики. Алпатыч, слезший с повозки, видя, что повозку его еще не скоро пропустят, повернулся в переулок посмотреть пожар. Солдаты шныряли беспрестанно взад и вперед мимо пожара, и Алпатыч видел, как два солдата и с ними какой то человек во фризовой шинели тащили из пожара через улицу на соседний двор горевшие бревна; другие несли охапки сена.
Алпатыч подошел к большой толпе людей, стоявших против горевшего полным огнем высокого амбара. Стены были все в огне, задняя завалилась, крыша тесовая обрушилась, балки пылали. Очевидно, толпа ожидала той минуты, когда завалится крыша. Этого же ожидал Алпатыч.
– Алпатыч! – вдруг окликнул старика чей то знакомый голос.
– Батюшка, ваше сиятельство, – отвечал Алпатыч, мгновенно узнав голос своего молодого князя.
Князь Андрей, в плаще, верхом на вороной лошади, стоял за толпой и смотрел на Алпатыча.
– Ты как здесь? – спросил он.
– Ваше… ваше сиятельство, – проговорил Алпатыч и зарыдал… – Ваше, ваше… или уж пропали мы? Отец…
– Как ты здесь? – повторил князь Андрей.
Пламя ярко вспыхнуло в эту минуту и осветило Алпатычу бледное и изнуренное лицо его молодого барина. Алпатыч рассказал, как он был послан и как насилу мог уехать.
