Messerschmitt Me.321

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Me.321
Планеры Ме 321 на аэродроме, 1942 год
Тип Военно-транспортный планер
Разработчик Messerschmitt
Производитель Messerschmitt
Первый полёт 25 февраля 1941 года
Начало эксплуатации 1941 год
Статус снят с эксплуатации
Основные эксплуатанты люфтваффе
Единиц произведено 200
Варианты Messerschmitt Me.323 Gigant
 Изображения на Викискладе
Messerschmitt Me.321Messerschmitt Me.321

Мессершмитт Ме 321 (нем. Messerschmitt Me.321) — немецкий тяжёлый транспортный планёр.

Первый полет совершил в 1941 году. Изначально разрабатывался для транспортировки тяжёлой техники массой до 20 тонн при высадке на Британские острова. В 1942 году Мe-321 привлекались для перевозки грузов между Ригой и Оршей. а также для снабжения частей вермахта, окружённых под Демянском. В начале 1943 года Me 321 c крымских аэродромов доставляли грузы войскам вермахта на Кубани, обратными рейсами вывозя раненых. После создания планера была обнаружена проблема с отсутствием подходящего буксировщика, для разрешения которой был создан Heinkel He 111Z. Послужил основой для создания тяжёлого транспортного Messerschmitt Me.323.[1]



Технические характеристики

Me 321[2]
Kenngröße Daten
Экипаж    3 человека (+130 десантников)
Площадь крыла    300 m²
Laderaum    100 m³
Длина    28,15 m
Высота    10 m
Размах крыла:    55 m
Масса пустого:    11300 kg
Нормальная взлетная масса    34400 kg
Gleitverhältnis    1:8
Schleppgeschwindigkeit    220 km/h

Напишите отзыв о статье "Messerschmitt Me.321"

Ссылки

  • [www.airwar.ru/enc/glider/me321.html Уголок Неба]

Примечания

  1. Андрей Харук. Все самолёты люфтваффе. — Москва: ЭКСМО, 2013. — С. 211-212. — 336 с.
  2. Ernst Peter, Der Flugzeugschlepp von den Anfängen bis heute, Motorbuch Verlag Stuttgart, 1981


Отрывок, характеризующий Messerschmitt Me.321

Этот первый, длинный разговор с Сперанским только усилил в князе Андрее то чувство, с которым он в первый раз увидал Сперанского. Он видел в нем разумного, строго мыслящего, огромного ума человека, энергией и упорством достигшего власти и употребляющего ее только для блага России. Сперанский в глазах князя Андрея был именно тот человек, разумно объясняющий все явления жизни, признающий действительным только то, что разумно, и ко всему умеющий прилагать мерило разумности, которым он сам так хотел быть. Всё представлялось так просто, ясно в изложении Сперанского, что князь Андрей невольно соглашался с ним во всем. Ежели он возражал и спорил, то только потому, что хотел нарочно быть самостоятельным и не совсем подчиняться мнениям Сперанского. Всё было так, всё было хорошо, но одно смущало князя Андрея: это был холодный, зеркальный, не пропускающий к себе в душу взгляд Сперанского, и его белая, нежная рука, на которую невольно смотрел князь Андрей, как смотрят обыкновенно на руки людей, имеющих власть. Зеркальный взгляд и нежная рука эта почему то раздражали князя Андрея. Неприятно поражало князя Андрея еще слишком большое презрение к людям, которое он замечал в Сперанском, и разнообразность приемов в доказательствах, которые он приводил в подтверждение своих мнений. Он употреблял все возможные орудия мысли, исключая сравнения, и слишком смело, как казалось князю Андрею, переходил от одного к другому. То он становился на почву практического деятеля и осуждал мечтателей, то на почву сатирика и иронически подсмеивался над противниками, то становился строго логичным, то вдруг поднимался в область метафизики. (Это последнее орудие доказательств он особенно часто употреблял.) Он переносил вопрос на метафизические высоты, переходил в определения пространства, времени, мысли и, вынося оттуда опровержения, опять спускался на почву спора.
Вообще главная черта ума Сперанского, поразившая князя Андрея, была несомненная, непоколебимая вера в силу и законность ума. Видно было, что никогда Сперанскому не могла притти в голову та обыкновенная для князя Андрея мысль, что нельзя всё таки выразить всего того, что думаешь, и никогда не приходило сомнение в том, что не вздор ли всё то, что я думаю и всё то, во что я верю? И этот то особенный склад ума Сперанского более всего привлекал к себе князя Андрея.
Первое время своего знакомства с Сперанским князь Андрей питал к нему страстное чувство восхищения, похожее на то, которое он когда то испытывал к Бонапарте. То обстоятельство, что Сперанский был сын священника, которого можно было глупым людям, как это и делали многие, пошло презирать в качестве кутейника и поповича, заставляло князя Андрея особенно бережно обходиться с своим чувством к Сперанскому, и бессознательно усиливать его в самом себе.
В тот первый вечер, который Болконский провел у него, разговорившись о комиссии составления законов, Сперанский с иронией рассказывал князю Андрею о том, что комиссия законов существует 150 лет, стоит миллионы и ничего не сделала, что Розенкампф наклеил ярлычки на все статьи сравнительного законодательства. – И вот и всё, за что государство заплатило миллионы! – сказал он.