Mitsubishi Ki-167

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Ki-167
Тип самолёт специального назначения
Разработчик Mitsubishi
Начало эксплуатации 1945 год
Конец эксплуатации 1945 год
Статус не эксплуатируется
Основные эксплуатанты Императорская армия Японии
Базовая модель Mitsubishi Ki-67 Hiryu
Mitsubishi Ki-167Mitsubishi Ki-167

Мицубиси Ki-167 (англ. Mitsubishi Ki-167) — японский самолёт-камикадзе, о конструкции которого известно достаточно мало. Был разработан уже в 1945 г., вся техническая документация была уничтожена после капитуляции Японии. Сегодня принято считать, что Ki.167 представлял собой вариант бомбардировщика Ki.67 Hiryu, предназначенный для пилотов-камикадзе.





Особенности машины

Согласно имеющимся данным Ki.167 оснащали специальным 2900 кг зарядом направленного действия «Сакурадан», сделанным по образу и подобию немецкого аналога, необходимые сведения для которого были доставлены в Японию на немецкой подводной лодке. Размещение такого большого и мощного заряда потребовало внесения в конструкцию изменений — у самолёта появился «горб» массивного обтекателя, скрывающего «Сакурадан», который для улучшения детонации пришлось специальным образом расположить внутри корпуса под определённым наклоном.

Создание самолёта

Самолёт был создан в металле и пущен в серию (во всяком случае, ограниченную) в 1945 г.

Данные о боевом применении

Ki-167 использовался во Второй мировой войне Японией против ВМС США, хотя немного и не слишком удачно в связи с тем, что она уже подходила к концу. Известно о налете трёх самолётов этого типа на американский флот в апреле 1945 г. (итог неудовлетворительный — один самолёт потерян, два других вернулись на базу, не обнаружив противника) и ещё одном вылете несколько позже (самолёт и пилот пропали без вести). Других данных о применении Ki.167 в ходе войны нет.

Источники

  • www.airwar.ru/enc/bww2/ki167.html

Напишите отзыв о статье "Mitsubishi Ki-167"

Отрывок, характеризующий Mitsubishi Ki-167

– Что правда, австрийцев побили? – спросил Долохов.
– А чорт их знает, говорят.
– Я рад, – отвечал Долохов коротко и ясно, как того требовала песня.
– Что ж, приходи к нам когда вечерком, фараон заложишь, – сказал Жерков.
– Или у вас денег много завелось?
– Приходи.
– Нельзя. Зарок дал. Не пью и не играю, пока не произведут.
– Да что ж, до первого дела…
– Там видно будет.
Опять они помолчали.
– Ты заходи, коли что нужно, все в штабе помогут… – сказал Жерков.
Долохов усмехнулся.
– Ты лучше не беспокойся. Мне что нужно, я просить не стану, сам возьму.
– Да что ж, я так…
– Ну, и я так.
– Прощай.
– Будь здоров…
… и высоко, и далеко,
На родиму сторону…
Жерков тронул шпорами лошадь, которая раза три, горячась, перебила ногами, не зная, с какой начать, справилась и поскакала, обгоняя роту и догоняя коляску, тоже в такт песни.


Возвратившись со смотра, Кутузов, сопутствуемый австрийским генералом, прошел в свой кабинет и, кликнув адъютанта, приказал подать себе некоторые бумаги, относившиеся до состояния приходивших войск, и письма, полученные от эрцгерцога Фердинанда, начальствовавшего передовою армией. Князь Андрей Болконский с требуемыми бумагами вошел в кабинет главнокомандующего. Перед разложенным на столе планом сидели Кутузов и австрийский член гофкригсрата.
– А… – сказал Кутузов, оглядываясь на Болконского, как будто этим словом приглашая адъютанта подождать, и продолжал по французски начатый разговор.
– Я только говорю одно, генерал, – говорил Кутузов с приятным изяществом выражений и интонации, заставлявшим вслушиваться в каждое неторопливо сказанное слово. Видно было, что Кутузов и сам с удовольствием слушал себя. – Я только одно говорю, генерал, что ежели бы дело зависело от моего личного желания, то воля его величества императора Франца давно была бы исполнена. Я давно уже присоединился бы к эрцгерцогу. И верьте моей чести, что для меня лично передать высшее начальство армией более меня сведущему и искусному генералу, какими так обильна Австрия, и сложить с себя всю эту тяжкую ответственность для меня лично было бы отрадой. Но обстоятельства бывают сильнее нас, генерал.
И Кутузов улыбнулся с таким выражением, как будто он говорил: «Вы имеете полное право не верить мне, и даже мне совершенно всё равно, верите ли вы мне или нет, но вы не имеете повода сказать мне это. И в этом то всё дело».