My Sweet Lord

«My Sweet Lord»
Сингл Джорджа Харрисона с альбома All Things Must Pass
Сторона «Б»	Isn't It a Pity What Is Life
Выпущен	23 ноября 1970 15 января 1971
Формат	7"
Жанр	рок, фолк-рок, софт-рок
Длительность	4:39
Продюсер	Джордж Харрисон Фил Спектор
Автор песни	Джордж Харрисон
Лейбл	Apple Records
Хронология синглов Джорджа Харрисона
«My Sweet Lord» (1970) «What Is Life» (1971)

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

RS	[www.rollingstone.com/news/story/6596299/my_sweet_lord/print Позиция №454] в списке 500 величайших песен всех времён по версии журнала Rolling Stone

«My Sweet Lord» (рус. Мой дорогой Господь) — песня бывшего гитариста The Beatles Джорджа Харрисона, посвящённая Кришне. Вышла на тройном сольном альбоме Харрисона All Things Must Pass, который был первым альбомом одного из экс-битлов, достигшим высшей позиции в хит-парадах. Успех альбома во многом определился именно этой песней, возглавившей чарты в Европе и США. «My Sweet Lord» занимает 454 место в списке 500 величайших песен всех времён по версии журнала Rolling Stone. Только две песни в истории музыки — «My Sweet Lord» и «Bohemian Rhapsody» — дважды достигли первой позиции в британских чартах.

История

Изначально песня предназначалась для Билли Престона, который и исполнил её в начале 1970 года на своём альбоме Encouraging Words. Написана она была в декабре 1969 года, когда Харрисон и Престон находились в Копенгагене. Позже песня была записана Харрисоном и Престоном в Лондоне.

В октябре 1970 года Джордж Харрисон объявил британской прессе о том, что «My Sweet Lord» будет первым синглом его сольной карьеры. Но несколько дней спустя он отложил издание сингла, решив, что его выход в свет может повредить продаже альбома All Things Must Pass. Другие трое экс-битлов к тому времени уже выпустили свои сольные альбомы, не издав при этом ни одной песни с них в виде сингла. «My Sweet Lord» был издан как сингл в США 23 ноября 1970 года. Спустя несколько недель, 15 января 1971 года, компании звукозаписи EMI и Apple Records выпустили сингл также и в Великобритании.

В первую неделю сингл попал на 7-ю позицию в британских чартах, поднявшись затем до первой строки и продержавшись там в течение пяти недель. Это был первый сингл одного из экс-битлов, занявший высшую позицию в хит-парадах. Сингл повторно попал на первое место в британских чартах в январе 2002 года, когда новая версия песни была выпущена уже после смерти Харрисона от рака. Вершины американского чарта Billboard Hot 100 сингл достиг 26 декабря 1970 года и продержался там четыре недели. Вершины британского чарта сингл достиг 30 января 1971 года и продержался там пять недель. В Великобритании сингл был издан вместе с песней «What Is Life», а в США — с «Isn't It a Pity».

После выхода песни в свет сходство мелодии «My Sweet Lord» с хитом «He's So Fine» («Он такой чудесный») американского женского квартета The Chiffons стало причиной многолетнего судебного процесса из-за авторских прав. Автором «He’s So Fine» был к тому времени уже покойный Рональд Мэк, интересы которого представляла звукозаписывающая компания Bright Tunes. В статье от 6 марта 1971 года журнал Billboard сообщил, что по всему миру была приостановлена выплата Харрисону прибыли от продаж сингла.

Судебный процесс состоялся в США и получил известность как «Bright Tunes Music vs. Harrisongs Music». В ходе судебного разбирательства Харрисон отрицал преднамеренный плагиат, заявив, что на написание «My Sweet Lord» его вдохновила композиция Эдвина Хоукинса «Oh, Happy Day» («О, счастливый день!»). На одном из судебных заседаний Харрисон был вынужден исполнить композицию на гитаре. В это время в других залах суда слушания дел прекратились, и все собрались послушать «бесплатный концерт» музыканта.

В 1976 году Харрисон проиграл процесс после того, как суд признал возможность «непреднамеренного» заимствования и присудил Харрисону выплатить Bright Tunes сумму в размере 1,6 млн долларов США. Судья принял в расчёт доходы, полученные Харрисоном не только в результате продажи сингла «My Sweet Lord», но и в результате включения песни в альбомы All Things Must Pass и The Best of George Harrison. Судья также постановил, что впредь Харрисон имел право получать только треть доходов от продаж песни. Тем временем The Chiffons решили заработать на широком освещении судебного процесса в СМИ, записав и выпустив новую версию «My Sweet Lord», а Харрисон выразил обиду на решение суда в своей композиции «This Song» («Эта Песня»).

Однако история на этом не закончилась. До того, как Харрисон выплатил положенную сумму, спор принял новый оборот. Менеджер Харрисона Аллен Клейн, выступавший на его стороне в суде, купил Bright Tunes и, сменив стороны, продолжил судебное дело против музыканта. В 1981 году окружной суд признал, что Клейн действовал неподобающим образом и постановил, что Харрисон должен приобрести Bright Tunes за 587 000 долларов — сумму, которую Клейн ранее заплатил за компанию. В результате бывший менеджер Харрисона остался ни с чем, а Харрисон автоматически получил авторские права на «My Sweet Lord» и на «He’s So Fine». Судебный процесс, однако, завершился только в 1991 году после того, как решение окружного судьи было подтверждено судом высшей инстанции.

Аллилуйя и Харе Кришна

Джордж Харрисон включил в текст песни обращённое к Богу молитвенное хвалебное слово «Аллилуйя», а также ведическую мантру «Харе Кришна», которая является основной мантрой, используемой в религиозной практике индуистской традиции гаудия-вайшнавизма. В 1966 году Харрисон купил пластинку Krishna Consciousness, на которой кришнаитский гуру Бхактиведанта Свами Прабхупада исполнил мантру «Харе Кришна» и объяснил её значение. С тех пор он часто занимался медитацией, повторяя или воспевая эту мантру, иногда вместе с Джоном Ленноном. В 1968 году Харрисон впервые встретился с кришнаитами-учениками Бхактиведанты Свами Прабхупады, а в 1969 году — с самим индийским свами. После этого он стал последователем традиции гаудия-вайшнавизма и Международного общества сознания Кришны, оставаясь им до самой своей смерти. В 1982 году, в своём интервью кришнаитскому гуру Мукунде Госвами Джордж Харрисон рассказывал:

«Аллилуйя» — это радостное восклицание у христиан, в отличие от него мантра Харе Кришна имеет ещё и скрытый смысл. Она — нечто большее, чем просто прославление Бога; это обращение к Богу с просьбой стать Его слугой. Мантра построена особым образом, а её звук обладает мистической духовной силой и этим она намного ближе к Богу, чем те слова, какими христиане сейчас описывают Его. … Я задумал взять их хитростью, поэтому «My Sweet Lord» звучит как обычная популярная песня. А идея была такая: слово «Аллилуйя» не вызывает у людей раздражения… этим мы и поймали их на удочку: к тому времени, когда должна зазвучать мантра Харе Кришна, они уже притоптывают ногой и поют: «Аллилуйя», — это как бы усыпляет их бдительность. Внезапно начинает звучать Харе Кришна, а они всё будут продолжать подпевать, пока не поймут, что произошло, и не подумают: «Э, да я, кажется, не особенно любил это Харе Кришна»! … Это была просто маленькая хитрость. И это не было оскорблением. У меня никогда не было такого впечатления, что христиане испытывают чувство обиды…

По мнению Нила Страусса из журнале Rolling Stone «My Sweet Lord» «стала единственной кришнаитской песней, достигшей вершины хит-парадов» потому, что «она была такой сладкой и убаюкивающей, что вы могли подпевать ей не задумываясь над её текстом».

Харрисон использовал в песне ещё одну индуистскую мантру:

Gurur Brahmā, gurur Viṣṇur, gurur devo Maheśvaraḥ gurur sākṣāt paraṃ Brahma, tasmai śrī gurave namaḥ

Эта мантра является первой из 16 шлок гимна «Гуру-стотрам». Индуисты обычно повторяют её перед совершением какого-то действия, как правило после гимнов Ганеше и Сарасвати. Мантра посвящена духовному учителю, который сравнивается с тримурти Брахмой, Вишну и Шивой (Махешварой), а также с космическим духом Брахманом.

Гуру — это Брахма, гуру — это Вишну, гуру — это Господь Махешвара, Несомненно, гуру — это Верховный Брахман, этому уважаемому учителю я приношу свои поклоны.

Чарты

Чарт (1970/1971) Наивысшая позиция Австралийский Kent Music Report 1 Немецкий сингл-чарт 1 Ирландский сингл-чарт 1 Японский сингл-чарт Oricon 4 Норвежский сингл-чарт 1 Швейцарский сингл-чарт 1 UK Singles Chart 1 Американский Billboard Hot 100 1

Чарт (2002) Наивысшая позиция Голландский сингл-чарт 46 Японский сингл-чарт Oricon 96 Норвежский сингл-чарт 18 Шведский сингл-чарт 56 Швейцарский сингл-чарт 69 UK Singles Chart 1 Американский Billboard Hot 100 94

Кавер-версии

• Американский эстрадный певец Энди Уильямс исполнил кавер-версию «My Sweet Lord» на своём альбоме 1971 года Love Story.

• Американская джазовая певица Пегги Ли записала кавер-версию песни в апреле 1971 года для своего альбома Where Did They Go?, выпущенного в том же году компанией звукозаписи Capitol Records. Аранжировщиком этой версии был Дон Себески.

• В 1972 году американская негритянская певица, пианистка и композитор Нина Симон исполнила 18-минутную версию «My Sweet Lord» в Форт Дикс на концерте для чернокожих солдат. Впоследствии песня вышла на альбоме Emergency Ward. В своей версии Нина Симон смешала харрисоновский текст песни с поэмой Дэвида Нельсона «Today is a killer», в заключительной части которой автор обвиняет Бога в том, что он убийца. Это дало апокалиптический финал её концертному исполнению. В своей версии песни Нина Симон не использовала индуистские мантры.

• Бой Джордж записал кавер-версию песни в 1992 году для альбома-сборника The NME’S Roaring Forty.

• В 2000 году, к 30-й годовщине выхода альбома All Things Must Pass, Харрисон ремастировал и заново выпустил свой альбом, включив в него как бонус-трек новую версию «My Sweet Lord». На этот раз Харрисон исполнил песню вместе с Сэм Браун.

• После смерти Харрисона на памятном концерте в его честь, который прошёл в ноябре 2002 года в лондонском королевском Альберт-холле, песню исполнил Билли Престон с вокальным и инструментальным сопровождением Пола Маккартни и других исполнителей.

• Вскоре после смерти Харрисона Брюс Спрингстин исполнил акустическую версию песни на одном из своих концертов, исключив, однако, часть с индуистскими мантрами.

• Stacey Q включила кавер-версию «My Sweet Lord» в свой альбом Boomerang, вышедший в 1997 году.

• Кевин Макс из христианского ансамбля DC Talk записал кавер-версию «My Sweet Lord» для христианской публики, исключив из песни индуистские мантры.

• Джон Майер часто исполняет песню на своих концертах.

• Джордж Харрисон исполнил пародийную версию «My Sweet Lord» на рождественском выпуске телешоу Эрика Айдла и Нила Иннеса «Rutland Weekend Television», которое вышло в эфир 26 декабря 1975 года на телеканале BBC Two. В завершение передачи появился Харрисон и заиграла мелодия «My Sweet Lord». Неожиданно Харрисон запел какую-то песню про пирата. Явно сбитый столку студийный оркестр на какое-то время прекратил играть, но потом начал подыгрывать, в то время как ведущий программы Эрик Айдл, недоумевая, бродил по сцене, на которую внезапно вышла танцевальная группа и начала исполнять танец.

• Megadeth иногда исполняют «My Sweet Lord» во время своих unplugged-выступлений.

Литература

• Warwick, Neil; Brown, Tony & Kutner, Jon (2004), [books.google.com/books?id=ib4MyAIpe3MC The Complete Book of the British Charts: Singles & Albums] (3 ed.), Omnibus Press, ISBN 1844490580, <books.google.com/books?id=ib4MyAIpe3MC> 
• Strauss, Neil (November 11, 1999), "[www.rollingstone.com/artists/rageagainstthemachine/albums/album/301413/review/5943050/the_battle_of_los_angeles Rage Against the Machine]", Rolling Stone, <www.rollingstone.com/artists/rageagainstthemachine/albums/album/301413/review/5943050/the_battle_of_los_angeles> 
• Mukunda Goswami & Drutakarma Dasa (1982), Chant and be Happy... The Story of the Hare Krishna Mantra (1 ed.), Bhaktivedanta Book Trust, ISBN 0892131187 

Ссылки

• [abbeyrd.best.vwh.net/mysweet.htm Plagiarism Suit]
• [www.superseventies.com/sw_mysweetlord.html George Harrison Super 70s]

Отрывок, характеризующий My Sweet Lord

«Оттого, что я тебя люблю! – хотел он сказать, но он не сказал этого, до слез покраснел и опустил глаза.
– Оттого, что мне лучше реже бывать у вас… Оттого… нет, просто у меня дела.
– Отчего? нет, скажите, – решительно начала было Наташа и вдруг замолчала. Они оба испуганно и смущенно смотрели друг на друга. Он попытался усмехнуться, но не мог: улыбка его выразила страдание, и он молча поцеловал ее руку и вышел.
Пьер решил сам с собою не бывать больше у Ростовых.


Петя, после полученного им решительного отказа, ушел в свою комнату и там, запершись от всех, горько плакал. Все сделали, как будто ничего не заметили, когда он к чаю пришел молчаливый и мрачный, с заплаканными глазами.
На другой день приехал государь. Несколько человек дворовых Ростовых отпросились пойти поглядеть царя. В это утро Петя долго одевался, причесывался и устроивал воротнички так, как у больших. Он хмурился перед зеркалом, делал жесты, пожимал плечами и, наконец, никому не сказавши, надел фуражку и вышел из дома с заднего крыльца, стараясь не быть замеченным. Петя решился идти прямо к тому месту, где был государь, и прямо объяснить какому нибудь камергеру (Пете казалось, что государя всегда окружают камергеры), что он, граф Ростов, несмотря на свою молодость, желает служить отечеству, что молодость не может быть препятствием для преданности и что он готов… Петя, в то время как он собирался, приготовил много прекрасных слов, которые он скажет камергеру.
Петя рассчитывал на успех своего представления государю именно потому, что он ребенок (Петя думал даже, как все удивятся его молодости), а вместе с тем в устройстве своих воротничков, в прическе и в степенной медлительной походке он хотел представить из себя старого человека. Но чем дальше он шел, чем больше он развлекался все прибывающим и прибывающим у Кремля народом, тем больше он забывал соблюдение степенности и медлительности, свойственных взрослым людям. Подходя к Кремлю, он уже стал заботиться о том, чтобы его не затолкали, и решительно, с угрожающим видом выставил по бокам локти. Но в Троицких воротах, несмотря на всю его решительность, люди, которые, вероятно, не знали, с какой патриотической целью он шел в Кремль, так прижали его к стене, что он должен был покориться и остановиться, пока в ворота с гудящим под сводами звуком проезжали экипажи. Около Пети стояла баба с лакеем, два купца и отставной солдат. Постояв несколько времени в воротах, Петя, не дождавшись того, чтобы все экипажи проехали, прежде других хотел тронуться дальше и начал решительно работать локтями; но баба, стоявшая против него, на которую он первую направил свои локти, сердито крикнула на него:
– Что, барчук, толкаешься, видишь – все стоят. Что ж лезть то!
– Так и все полезут, – сказал лакей и, тоже начав работать локтями, затискал Петю в вонючий угол ворот.
Петя отер руками пот, покрывавший его лицо, и поправил размочившиеся от пота воротнички, которые он так хорошо, как у больших, устроил дома.
Петя чувствовал, что он имеет непрезентабельный вид, и боялся, что ежели таким он представится камергерам, то его не допустят до государя. Но оправиться и перейти в другое место не было никакой возможности от тесноты. Один из проезжавших генералов был знакомый Ростовых. Петя хотел просить его помощи, но счел, что это было бы противно мужеству. Когда все экипажи проехали, толпа хлынула и вынесла и Петю на площадь, которая была вся занята народом. Не только по площади, но на откосах, на крышах, везде был народ. Только что Петя очутился на площади, он явственно услыхал наполнявшие весь Кремль звуки колоколов и радостного народного говора.
Одно время на площади было просторнее, но вдруг все головы открылись, все бросилось еще куда то вперед. Петю сдавили так, что он не мог дышать, и все закричало: «Ура! урра! ура!Петя поднимался на цыпочки, толкался, щипался, но ничего не мог видеть, кроме народа вокруг себя.
На всех лицах было одно общее выражение умиления и восторга. Одна купчиха, стоявшая подле Пети, рыдала, и слезы текли у нее из глаз.
– Отец, ангел, батюшка! – приговаривала она, отирая пальцем слезы.
– Ура! – кричали со всех сторон. С минуту толпа простояла на одном месте; но потом опять бросилась вперед.
Петя, сам себя не помня, стиснув зубы и зверски выкатив глаза, бросился вперед, работая локтями и крича «ура!», как будто он готов был и себя и всех убить в эту минуту, но с боков его лезли точно такие же зверские лица с такими же криками «ура!».
«Так вот что такое государь! – думал Петя. – Нет, нельзя мне самому подать ему прошение, это слишком смело!Несмотря на то, он все так же отчаянно пробивался вперед, и из за спин передних ему мелькнуло пустое пространство с устланным красным сукном ходом; но в это время толпа заколебалась назад (спереди полицейские отталкивали надвинувшихся слишком близко к шествию; государь проходил из дворца в Успенский собор), и Петя неожиданно получил в бок такой удар по ребрам и так был придавлен, что вдруг в глазах его все помутилось и он потерял сознание. Когда он пришел в себя, какое то духовное лицо, с пучком седевших волос назади, в потертой синей рясе, вероятно, дьячок, одной рукой держал его под мышку, другой охранял от напиравшей толпы.
– Барчонка задавили! – говорил дьячок. – Что ж так!.. легче… задавили, задавили!
Государь прошел в Успенский собор. Толпа опять разровнялась, и дьячок вывел Петю, бледного и не дышащего, к царь пушке. Несколько лиц пожалели Петю, и вдруг вся толпа обратилась к нему, и уже вокруг него произошла давка. Те, которые стояли ближе, услуживали ему, расстегивали его сюртучок, усаживали на возвышение пушки и укоряли кого то, – тех, кто раздавил его.
– Этак до смерти раздавить можно. Что же это! Душегубство делать! Вишь, сердечный, как скатерть белый стал, – говорили голоса.
Петя скоро опомнился, краска вернулась ему в лицо, боль прошла, и за эту временную неприятность он получил место на пушке, с которой он надеялся увидать долженствующего пройти назад государя. Петя уже не думал теперь о подаче прошения. Уже только ему бы увидать его – и то он бы считал себя счастливым!
Во время службы в Успенском соборе – соединенного молебствия по случаю приезда государя и благодарственной молитвы за заключение мира с турками – толпа пораспространилась; появились покрикивающие продавцы квасу, пряников, мака, до которого был особенно охотник Петя, и послышались обыкновенные разговоры. Одна купчиха показывала свою разорванную шаль и сообщала, как дорого она была куплена; другая говорила, что нынче все шелковые материи дороги стали. Дьячок, спаситель Пети, разговаривал с чиновником о том, кто и кто служит нынче с преосвященным. Дьячок несколько раз повторял слово соборне, которого не понимал Петя. Два молодые мещанина шутили с дворовыми девушками, грызущими орехи. Все эти разговоры, в особенности шуточки с девушками, для Пети в его возрасте имевшие особенную привлекательность, все эти разговоры теперь не занимали Петю; ou сидел на своем возвышении пушки, все так же волнуясь при мысли о государе и о своей любви к нему. Совпадение чувства боли и страха, когда его сдавили, с чувством восторга еще более усилило в нем сознание важности этой минуты.
Вдруг с набережной послышались пушечные выстрелы (это стреляли в ознаменование мира с турками), и толпа стремительно бросилась к набережной – смотреть, как стреляют. Петя тоже хотел бежать туда, но дьячок, взявший под свое покровительство барчонка, не пустил его. Еще продолжались выстрелы, когда из Успенского собора выбежали офицеры, генералы, камергеры, потом уже не так поспешно вышли еще другие, опять снялись шапки с голов, и те, которые убежали смотреть пушки, бежали назад. Наконец вышли еще четверо мужчин в мундирах и лентах из дверей собора. «Ура! Ура! – опять закричала толпа.
– Который? Который? – плачущим голосом спрашивал вокруг себя Петя, но никто не отвечал ему; все были слишком увлечены, и Петя, выбрав одного из этих четырех лиц, которого он из за слез, выступивших ему от радости на глаза, не мог ясно разглядеть, сосредоточил на него весь свой восторг, хотя это был не государь, закричал «ура!неистовым голосом и решил, что завтра же, чего бы это ему ни стоило, он будет военным.
Толпа побежала за государем, проводила его до дворца и стала расходиться. Было уже поздно, и Петя ничего не ел, и пот лил с него градом; но он не уходил домой и вместе с уменьшившейся, но еще довольно большой толпой стоял перед дворцом, во время обеда государя, глядя в окна дворца, ожидая еще чего то и завидуя одинаково и сановникам, подъезжавшим к крыльцу – к обеду государя, и камер лакеям, служившим за столом и мелькавшим в окнах.
За обедом государя Валуев сказал, оглянувшись в окно:
– Народ все еще надеется увидать ваше величество.
Обед уже кончился, государь встал и, доедая бисквит, вышел на балкон. Народ, с Петей в середине, бросился к балкону.
– Ангел, отец! Ура, батюшка!.. – кричали народ и Петя, и опять бабы и некоторые мужчины послабее, в том числе и Петя, заплакали от счастия. Довольно большой обломок бисквита, который держал в руке государь, отломившись, упал на перилы балкона, с перил на землю. Ближе всех стоявший кучер в поддевке бросился к этому кусочку бисквита и схватил его. Некоторые из толпы бросились к кучеру. Заметив это, государь велел подать себе тарелку бисквитов и стал кидать бисквиты с балкона. Глаза Пети налились кровью, опасность быть задавленным еще более возбуждала его, он бросился на бисквиты. Он не знал зачем, но нужно было взять один бисквит из рук царя, и нужно было не поддаться. Он бросился и сбил с ног старушку, ловившую бисквит. Но старушка не считала себя побежденною, хотя и лежала на земле (старушка ловила бисквиты и не попадала руками). Петя коленкой отбил ее руку, схватил бисквит и, как будто боясь опоздать, опять закричал «ура!», уже охриплым голосом.
Государь ушел, и после этого большая часть народа стала расходиться.
– Вот я говорил, что еще подождать – так и вышло, – с разных сторон радостно говорили в народе.
Как ни счастлив был Петя, но ему все таки грустно было идти домой и знать, что все наслаждение этого дня кончилось. Из Кремля Петя пошел не домой, а к своему товарищу Оболенскому, которому было пятнадцать лет и который тоже поступал в полк. Вернувшись домой, он решительно и твердо объявил, что ежели его не пустят, то он убежит. И на другой день, хотя и не совсем еще сдавшись, но граф Илья Андреич поехал узнавать, как бы пристроить Петю куда нибудь побезопаснее.


15 го числа утром, на третий день после этого, у Слободского дворца стояло бесчисленное количество экипажей.
Залы были полны. В первой были дворяне в мундирах, во второй купцы с медалями, в бородах и синих кафтанах. По зале Дворянского собрания шел гул и движение. У одного большого стола, под портретом государя, сидели на стульях с высокими спинками важнейшие вельможи; но большинство дворян ходило по зале.
Все дворяне, те самые, которых каждый день видал Пьер то в клубе, то в их домах, – все были в мундирах, кто в екатерининских, кто в павловских, кто в новых александровских, кто в общем дворянском, и этот общий характер мундира придавал что то странное и фантастическое этим старым и молодым, самым разнообразным и знакомым лицам. Особенно поразительны были старики, подслеповатые, беззубые, плешивые, оплывшие желтым жиром или сморщенные, худые. Они большей частью сидели на местах и молчали, и ежели ходили и говорили, то пристроивались к кому нибудь помоложе. Так же как на лицах толпы, которую на площади видел Петя, на всех этих лицах была поразительна черта противоположности: общего ожидания чего то торжественного и обыкновенного, вчерашнего – бостонной партии, Петрушки повара, здоровья Зинаиды Дмитриевны и т. п.
Пьер, с раннего утра стянутый в неловком, сделавшемся ему узким дворянском мундире, был в залах. Он был в волнении: необыкновенное собрание не только дворянства, но и купечества – сословий, etats generaux – вызвало в нем целый ряд давно оставленных, но глубоко врезавшихся в его душе мыслей о Contrat social [Общественный договор] и французской революции. Замеченные им в воззвании слова, что государь прибудет в столицу для совещания с своим народом, утверждали его в этом взгляде. И он, полагая, что в этом смысле приближается что то важное, то, чего он ждал давно, ходил, присматривался, прислушивался к говору, но нигде не находил выражения тех мыслей, которые занимали его.
Был прочтен манифест государя, вызвавший восторг, и потом все разбрелись, разговаривая. Кроме обычных интересов, Пьер слышал толки о том, где стоять предводителям в то время, как войдет государь, когда дать бал государю, разделиться ли по уездам или всей губернией… и т. д.; но как скоро дело касалось войны и того, для чего было собрано дворянство, толки были нерешительны и неопределенны. Все больше желали слушать, чем говорить.
Один мужчина средних лет, мужественный, красивый, в отставном морском мундире, говорил в одной из зал, и около него столпились. Пьер подошел к образовавшемуся кружку около говоруна и стал прислушиваться. Граф Илья Андреич в своем екатерининском, воеводском кафтане, ходивший с приятной улыбкой между толпой, со всеми знакомый, подошел тоже к этой группе и стал слушать с своей доброй улыбкой, как он всегда слушал, в знак согласия с говорившим одобрительно кивая головой. Отставной моряк говорил очень смело; это видно было по выражению лиц, его слушавших, и по тому, что известные Пьеру за самых покорных и тихих людей неодобрительно отходили от него или противоречили. Пьер протолкался в середину кружка, прислушался и убедился, что говоривший действительно был либерал, но совсем в другом смысле, чем думал Пьер. Моряк говорил тем особенно звучным, певучим, дворянским баритоном, с приятным грассированием и сокращением согласных, тем голосом, которым покрикивают: «Чеаек, трубку!», и тому подобное. Он говорил с привычкой разгула и власти в голосе.