Столкновение над Сан-Диего

Поделись знанием:
(перенаправлено с «N533PS»)
Перейти к: навигация, поиск
Столкновение над Сан-Диего

Рейс 182 падает на Сан-Диего
(снимок сделал фотограф Ганс Вендт из местной газеты)[1]
Общие сведения
Дата

25 сентября 1978 года

Время

09:01 PST

Характер

Столкновение в воздухе

Причина

Ошибка УВД, ошибка экипажа Boeing 727

Место

Сан-Диего (Калифорния, США)

Координаты

32°45′ с. ш. 117°08′ з. д. / 32.750° с. ш. 117.133° з. д. / 32.750; -117.133 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=32.750&mlon=-117.133&zoom=14 (O)] (Я)Координаты: 32°45′ с. ш. 117°08′ з. д. / 32.750° с. ш. 117.133° з. д. / 32.750; -117.133 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=32.750&mlon=-117.133&zoom=14 (O)] (Я)

Погибшие

144 (135 на Boeing 727 + 2 на Cessna + 7 на земле)

Раненые

9 (на земле)

Воздушное судно


Boeing 727-214 авиакомпании PSA

Модель

Boeing 727-214

Авиакомпания

Pacific Southwest Airlines (PSA)

Пункт вылета

Сакраменто

Остановки в пути

Лос-Анджелес

Пункт назначения

Сан-Диего

Рейс

PSA 182

Бортовой номер

N533PS

Дата выпуска

4 июня 1968 года (первый полёт)

Пассажиры

128

Экипаж

7

Погибшие

135 (все)

Второе воздушное судно

Модель

Cessna 172

Авиакомпания

Gibbs Flite Center, Inc.

Пункт вылета

Монтгомери-Филд, Сан-Диего

Бортовой номер

N7711G

Дата выпуска

1974 год (ориентировочно)

Экипаж

2

Погибшие

2 (все)

Выживших

0

Столкновение над Сан-Диего — крупная авиационная катастрофа, произошедшая в понедельник 25 сентября 1978 года. В ясном небе над Сан-Диего авиалайнер Boeing 727-214 авиакомпании Pacific Southwest Airlines (PSA), выполнявший рейс PSA 182 по маршруту СакраментоЛос-АнджелесСан-Диего, при заходе на посадку столкнулся с частным самолётом Cessna 172, после чего оба самолёта упали на жилые кварталы. В катастрофе погибли 144 человека (135 на «Боинге», 2 на «Сессне» и 7 на земле), что на то время делало её крупнейшей авиакатастрофой в США (была превзойдена через год).

Крупнейшая авиакатастрофа в истории Калифорнии. Самое смертоносное столкновение самолётов в США.





Предшествующие обстоятельства

Cessna 172

В 08:16[* 1] из Лётного центра Гиббс (Gibbs Flite Center, Inc.), базирующегося в аэропорту Монтгомери-Филд, вылетела легкомоторная Cessna 172[2]. Самолёт имел бортовой номер N7711G и ориентировочно был выпущен в 1974 году (исходя из дат выпуска двигателя и пропеллера). Его общий налёт составлял 2993 часа, из них с последнего ремонта — 6 часов; последний ежегодный осмотр проводился 9 января 1978 года[3][4].

В кресле командира в кабине Cessna находился 32-летний пилот-инструктор Мартин Б. Изи-младший (англ. Martin B. Eazy, Jr.) (в должности с 15 октября 1977 года, налетал 5137 часов), а в кресле второго пилота сидел его ученик, 35-летний сержант морской пехоты Дэвид Т. Босвелл (англ. David T. Boswell) (налетал 347 часов). В данном полёте они должны были отработать правила полётов по приборам[5].

Boeing 727-214

А тем временем в 08:34 из аэропорта Лос-Анджелеса вылетел Boeing 727-214 авиакомпании Pacific Southwest Airlines (PSA) (регистрационный номер N533PS, заводской 19688, серийный 589). Был выпущен в 1968 году, первый полёт совершил 4 июня. 12 июня того же года был передан авиакомпании PSA. Оснащён тремя двигателями Pratt & Whitney JT8D-7B. На день катастрофы совершил 36557 циклов «взлёт-посадка» и налетал 24088 часов 30 минут, из них с момента последнего ремонта — 81 час 40 минут[3]. Самолёт выполнял плановый рейс PSA 182 из Сакраменто в Сан-Диего с промежуточной посадкой в Лос-Анджелесе, а на его борту находились 7 членов экипажа и 128 пассажиров[2].

Состав экипажа рейса 182 был таким[6][5]:

  • Командир воздушного судна (КВС) — 42-летний Джеймс Е. МакФерон (англ. James E. McFeron). Очень опытный пилот, проработал в авиакомпании PSA 17 лет (с 7 августа 1961 года). В должности КВС Boeing 727 — с 11 января 1967 года. Налетал 14382 часа, 10482 из них на Boeing 727.
  • Второй пилот — 38-летний Роберт Юджин Фокс (англ. Robert Eugene Fox). Опытный пилот, проработал в авиакомпании PSA 9 лет (с 22 сентября 1969 года). В должности второго пилота Boeing 727 — с 22 сентября 1970 года. Налетал 10049 часов, 5800 из них на Boeing 727.
  • Бортинженер — 44-летний Мартин Дж. Уон (англ. Martin J. Wahne). Проработал в авиакомпании PSA 11 лет (с 5 сентября 1967 года). В должности бортинженера Boeing 727 — с 18 октября того же года. Налетал 10800 часов, 6587 из них на Boeing 727.

Все три пилота перед полётом отдыхали 7 часов 7 минут, а к моменту катастрофы работали 3 часа 47 минут, из них непосредственно в полёте — 1 час 30 минут. В салоне самолёта работали 4 стюардессы[6][5]. Всего на борту авиалайнера находились 128 пассажиров, 30 из них являлись сотрудниками Pacific Southwest Airlines, а один из них даже находился в кабине пилотов.

Катастрофа

Пилоты Cessna 172 борт N7711G отрабатывали на практике два захода на посадку по приборам на ВПП №9, что находится в аэропорту Линберг-Филд (он же — Международный аэропорт Сан-Диего). Около 08:57 Cessna завершила отработку второго подхода и начала набор высоты по направлению на северо-восток. В 08:59:01 с диспетчерской башни Линдберг (диспетчеры Стефан Х. Майорос (англ. Stephen H. Majoros) и Алан М. Савиль (англ. Alan M. Saville)[7]) связались с пилотами данного самолёта и дали указание переходить на правила визуальных полётов (ПВП) и переключаться на связь с диспетчером подхода Сан-Диего. В 08:59:50 пилоты Cessna связались с диспетчерским пунктам подхода (диспетчеры Абран Н. Лехман (англ. Abran N. Lehman) и Нельсон Е. Фарвелл (англ. Nelson E. Farwell)[5]) и доложили, что находятся на высоте 1500 футов (457 метров) над уровнем моря и поднимаются в северо-восточном направлении. Диспетчер Фарвелл ответил, что наблюдает их на радаре и дал команду на подъём до высоты 3500 футов (1067 метров) при курсе 70° и продолжая соблюдать ПВП. Пилоты Cessna информацию подтвердили[2].

В это время к Сан-Диего уже подлетал рейс PSA 182. Непосредственно пилотировал его второй пилот Фокс, тогда как командир Макферон вёл переговоры с землёй. В 08:53:19 пилоты рейса 182 связались с диспетчером подхода Сан-Диего и доложили, что начинают спуск с 11000 футов (3353 метра) до 7000 (2134 метра). В 08:57 пилоты уже сообщили, что они прошли 9500 футов (2896 метров) и продолжают спуск до 7000, а также что видят аэропорт. Тогда диспетчер подхода дал им указание осуществлять визуальный заход на посадку №21 на ВПП №27. Пилоты подтвердили информацию по заходу на посадку[2].

Воздушное движение в небе над Сан-Диего весьма плотное. В 08:59:28 диспетчер подхода передал рейсу 182 информацию о пересекающемся рейсе: Движение на двенадцать часов, одна миля (1,6 км), следует на север(англ. Traffic (at) twelve o'clock, one mile, northbound). Через несколько секунд пилоты доложили, что видят самолёт, на что в 08:59:39 диспетчер их опять предупредил: На двенадцать часов дополнительное движение, три мили, северней аэродрома, следует на север, Сессна один семьдесят два (Cessna 172), по правилам визуальных полётов поднимается с одна тысяча четыреста (427 метров) (англ. Additional traffic's twelve o'clock, three miles, just north of the field, northeastbound, a Cessna one seventy-two climbing VFR out of one thousand four hundred). Через несколько секунд с рейса 182 ответили, что видят и её[8].

В 09:00:15, спустя примерно 15 секунд после инструктирования пилотов Cessna N7711G на набор высоты до 3500 футов при курсе 70°, диспетчер подхода связался с «Боингом» и предупредил их о Cessna: Движение на двенадцать часов, три мили, с одна тысяча семьсот (518 метров) (англ. traffic's at twelve o'clock, three miles, out of one thousand seven hundred). На что в 09:00:21 второй пилот «Боинга» сказал, что понял информацию, а чуть позже командир сказал диспетчеру, что наблюдают движущийся самолёт. Тогда в 09:00:23 диспетчер подхода проинструктировал пилотов рейса 182 о визуальном заходе на полосу и переходе на связь с башней Линдберг. В ответ прозвучало: Окей (англ. Okay). Через 3 секунды диспетчер связался с Cessna и предупредил её пилотов о рейсе 182: Движение на шесть часов, две мили, идёт на восток; самолет PSA, прибывающий к Линдберг, с трёх тысяч двести (975 метров), наблюдает вас в поле зрения (англ. Traffic at six o'clock, two miles, eastbound; a PSA jet inbound to Lindbergh, out of three thousand two hundred, has you in sight). Пилоты Cessna 172 подтвердили получение информации[8].

В 09:00:34 пилоты рейса 182 связались с башней Линдберг и доложили, что они заходят на посадку с подветренной стороны. В ответ диспетчер Савиль подтвердил принятие информации и предупредил: Движение на двенадцать часов, одна миля, Сессна. Второй пилот выпустил закрылки на 5°, а КВС спросил: Это та, которую (мы) видели? (англ. Is that the one (we're) looking at?). Второй пилот ему ответил: Да, но сейчас я её не вижу (англ. Yeah, but I don't see him now). В 09:00:44 с рейса 182 доложили: Окей, мы видели её минуту назад(англ. Okay, we had it there a minute ago), а через 6 секунд добавили: Думаем, она прошла справа от нас(англ. I think he's pass(ed) off to our right). Это был ключевой момент, так как диспетчер услышал конец фразы как: она удалилась вправо от нас (англ. he's passing off to our right). Тем временем, экипаж в кабине начал обсуждать положение «Сессны», пытаясь увидеть её впереди себя[8]. В 09:01:11 КВС доложил диспетчеру об удалении от аэропорта, когда в кабине возник следующий разговор:

Второй пилот: Действительно ли мы в стороне от той Сессны? (англ. Are we clear of that Cessna?)
Бортинженер: Допустим что так. (англ. Suppose to be.)
КВС: Я думаю. (англ. I guess.)
Пассажир (сотрудник авиакомпании PSA): Я надеюсь. (англ. I hope.)
КВС: Ах да, прежде чем мы повернули, я видел её примерно на час. Теперь вероятно она позади нас. (англ. Oh yeah, before we turned downwind, I saw him about one o'clock, probably behind us now.)

[8][9]

Тогда второй пилот предупредил остальных членов экипажа о снижении скорости, а в 09:01:38 сказал им, что видит самолёт: Есть одна внизу. Я видел движение там (англ. There's one underneath. I was looking at that inbound there)[9].

В 09:01:28 в диспетчерской подхода Сан-Диего сработала сигнализация опасного сближения, которая предупреждала об опасности столкновения «Боинга» с «Сессной». Поэтому в 09:01:47 диспетчер подхода Фарвелл предупредил пилотов Сессны: Сессна один один гольф, движение вблизи вас. Реактивный PSA видит вас и спускается к Линдбергу (англ. Cessna one one golf a traffic ah in your vicinity a PSA jet has you in sight he's descending for Lindbergh). Однако ответа не прозвучало. При этом, согласно правилам визуальных полётов, Фарвелл не стал информировать диспетчерскую вышку аэропорта Линдберг, так как посчитал, что пилоты Boeing видят Cessna[9].

По свидетельству очевидцев, оба самолёта шли в восточном направлении, когда в 09:01:47, идя с небольшим правым креном и с приподнятым носом, на высоте около 2600 футов (792 метра) Boeing 727-214 нагнал Cessna 172 и врезался в неё правым крылом в точке координат 32°45′ с. ш. 117°08′ з. д. / 32.750° с. ш. 117.133° з. д. / 32.750; -117.133 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=32.750&mlon=-117.133&zoom=14 (O)] (Я). От удара Cessna взорвалась (точное время взрыва — 09:01:47,9) и рассыпалась на мелкие обломки. Взрыв серьёзно повредил крыло «Боинга», в том числе воспламенил топливный бак в крыле, разрушил механизацию и разорвал линии гидросистемы. Рейс PSA 182 с быстро увеличившимся правым креном перешёл в пике и под углом до 50° понёсся на расположенные внизу жилые кварталы. В 09:02:07 «Боинг» врезался в дома в районе Норд-Парк в 30 футах (9 метров) северней пересечения Дуайт-стрит и Нил-стрит (Dwight street и Nile street) и в 3 морских милях (5,5 километра) северо-восточней аэропорта Линдберг (примерно в точке координат 32°44′37″ с. ш. 117°07′14″ з. д. / 32.74361° с. ш. 117.12056° з. д. / 32.74361; -117.12056 (Рейс 182 PSA) (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=32.74361&mlon=-117.12056&zoom=14 (O)] (Я)). «Сессна» упала у пересечения 32-й улицы и авеню Полк (32nd St. и Polk Ave)[9][10][11].

В результате падения обоих самолётов были разрушены или серьёзно повреждены 22 дома. В катастрофе погибли все 135 человек на борту Boeing 727, оба пилота на борту Cessna и ещё 7 человек на земле, то есть всего 144 человека. 9 человек на земле получили серьёзные ранения[10]. На то время это была крупнейшая авиакатастрофа в стране, пока через год её почти вдвое не превзошла катастрофа DC-10 в Чикаго (рейс American Airlines-191)[11].

Расследование

Расследованием причин столкновения занялся Национальный совет по безопасности на транспорте (NTSB).

Окончательный отчет расследования был опубликован 19 апреля 1979 года.

Согласно отчёту, главной причиной столкновения послужили ошибки экипажа рейса PSA 182. При заходе на посадку пилоты упустили из виду самолёт Cessna, но не сообщили об этом службам УВД. Диспетчеры предупреждали экипаж рейса PSA о втором воздушном судне и указывали придерживаться определенной дистанции, необходимой для того, чтобы предотвратить опасное сближение с Cessna. Следует отметить, что во время захода на посадку пилоты рейса 182 вели активные разговоры между собой, не касающиеся обсуждения полёта, однако представители NTSB пришли к выводу, что сторонние разговоры не стали важным фактором катастрофы.

Согласно отчёту, второстепенными факторами, которые привели к столкновению, также стали ошибки диспетчеров и пилотов Cessna. Службы УВД разрешили пилотам PSA осуществлять заход на посадку по правилам визуальных полётов, но не проследили за движением авиалайнера на радаре, по этой причине вовремя не заметили, что самолёты начали сближаться.

В последние секунды перед падением экипаж рейса 182 старался направить самолёт в другую сторону от жилых домов, однако значительные повреждения закрылков и гидросистем сделали авиалайнер полностью неуправляемым[12].

Последствия катастрофы

Культурные аспекты

  • Катастрофа над Сан-Диего была показана в 11 сезоне канадского документального сериала Расследования авиакатастроф в эпизоде Мёртвая зона[13].
  • Также катастрофа показана в серии «Столкновения» (англ. Collision Course) документального телесериала «Почему разбиваются самолёты» (англ. Why Planes Crash) производства MSNBC.
  • В 1979 году за статью о столкновении газета «The San Diego Evening Tribune» получила «Пулитцеровскую премию»[14].

См. также

Напишите отзыв о статье "Столкновение над Сан-Диего"

Примечания

Комментарии

  1. Здесь и далее указано Тихоокеанское стандартное время — PST

Источники

  1. [www.utsandiego.com/photos/2010/apr/06/141485/ Photo] (англ.). UTSanDiego.com. — After colliding with a small plane, PSA Flight 182, a Boeing 727 jetliner, plunged into North Park.. Проверено 19 марта 2013. [www.webcitation.org/6FjcmhJkS Архивировано из первоисточника 9 апреля 2013].
  2. 1 2 3 4 Report, p. 2.
  3. 1 2 Report, p. 49.
  4. Report, p. 50.
  5. 1 2 3 4 Report, p. 47.
  6. 1 2 Report, p. 46.
  7. Report, p. 48.
  8. 1 2 3 4 Report, p. 3.
  9. 1 2 3 4 Report, p. 4.
  10. 1 2 Report, p. 1.
  11. 1 2 U-T San Diego.
  12. [www.faa.gov/about/media/b-chron.pdf FAA Historical Chronology 1926-1996, p. 203], Federal Aviation Administration, retrieved August 16, 2009
  13. [youtube.com/watch?v=m3oHDVew25s Расследования авиакатастроф: Мёртвая зона] на YouTube
  14. [www.pulitzer.org/awards/1979 The Pulitzer Prizes | Awards]

Ссылки

  • [libraryonline.erau.edu/online-full-text/ntsb/aircraft-accident-reports/AAR79-05.pdf Aircraft accident report: Pacific Southwest Airlines, Inc., B-727, N533PS. Gibbs Flite Center, Inc., Cessna 172, N7711G. San-Diego, California, September 25, 1978 (NTSB/AAR-79-05)] (англ.). NTSB (December 21, 1979). Проверено 19 марта 2013. [www.webcitation.org/6FjcnKtFt Архивировано из первоисточника 9 апреля 2013].
  • Jeff McDonald. [legacy.utsandiego.com/news/metro/20080921psa_anniversary.html Filmmaker returning to Dwight and Nile] (англ.). U-T San Diego (22 September 2008). Проверено 20 марта 2013. [www.webcitation.org/6FjcoBLyP Архивировано из первоисточника 9 апреля 2013].

Отрывок, характеризующий Столкновение над Сан-Диего

– Постою, Федор Иванович.
– Садись, врешь, пей, – сказал Анатоль и налил ему большой стакан мадеры. Глаза ямщика засветились на вино. Отказываясь для приличия, он выпил и отерся шелковым красным платком, который лежал у него в шапке.
– Что ж, когда ехать то, ваше сиятельство?
– Да вот… (Анатоль посмотрел на часы) сейчас и ехать. Смотри же, Балага. А? Поспеешь?
– Да как выезд – счастлив ли будет, а то отчего же не поспеть? – сказал Балага. – Доставляли же в Тверь, в семь часов поспевали. Помнишь небось, ваше сиятельство.
– Ты знаешь ли, на Рожество из Твери я раз ехал, – сказал Анатоль с улыбкой воспоминания, обращаясь к Макарину, который во все глаза умиленно смотрел на Курагина. – Ты веришь ли, Макарка, что дух захватывало, как мы летели. Въехали в обоз, через два воза перескочили. А?
– Уж лошади ж были! – продолжал рассказ Балага. – Я тогда молодых пристяжных к каурому запрег, – обратился он к Долохову, – так веришь ли, Федор Иваныч, 60 верст звери летели; держать нельзя, руки закоченели, мороз был. Бросил вожжи, держи, мол, ваше сиятельство, сам, так в сани и повалился. Так ведь не то что погонять, до места держать нельзя. В три часа донесли черти. Издохла левая только.


Анатоль вышел из комнаты и через несколько минут вернулся в подпоясанной серебряным ремнем шубке и собольей шапке, молодцовато надетой на бекрень и очень шедшей к его красивому лицу. Поглядевшись в зеркало и в той самой позе, которую он взял перед зеркалом, став перед Долоховым, он взял стакан вина.
– Ну, Федя, прощай, спасибо за всё, прощай, – сказал Анатоль. – Ну, товарищи, друзья… он задумался… – молодости… моей, прощайте, – обратился он к Макарину и другим.
Несмотря на то, что все они ехали с ним, Анатоль видимо хотел сделать что то трогательное и торжественное из этого обращения к товарищам. Он говорил медленным, громким голосом и выставив грудь покачивал одной ногой. – Все возьмите стаканы; и ты, Балага. Ну, товарищи, друзья молодости моей, покутили мы, пожили, покутили. А? Теперь, когда свидимся? за границу уеду. Пожили, прощай, ребята. За здоровье! Ура!.. – сказал он, выпил свой стакан и хлопнул его об землю.
– Будь здоров, – сказал Балага, тоже выпив свой стакан и обтираясь платком. Макарин со слезами на глазах обнимал Анатоля. – Эх, князь, уж как грустно мне с тобой расстаться, – проговорил он.
– Ехать, ехать! – закричал Анатоль.
Балага было пошел из комнаты.
– Нет, стой, – сказал Анатоль. – Затвори двери, сесть надо. Вот так. – Затворили двери, и все сели.
– Ну, теперь марш, ребята! – сказал Анатоль вставая.
Лакей Joseph подал Анатолю сумку и саблю, и все вышли в переднюю.
– А шуба где? – сказал Долохов. – Эй, Игнатка! Поди к Матрене Матвеевне, спроси шубу, салоп соболий. Я слыхал, как увозят, – сказал Долохов, подмигнув. – Ведь она выскочит ни жива, ни мертва, в чем дома сидела; чуть замешкаешься, тут и слезы, и папаша, и мамаша, и сейчас озябла и назад, – а ты в шубу принимай сразу и неси в сани.
Лакей принес женский лисий салоп.
– Дурак, я тебе сказал соболий. Эй, Матрешка, соболий! – крикнул он так, что далеко по комнатам раздался его голос.
Красивая, худая и бледная цыганка, с блестящими, черными глазами и с черными, курчавыми сизого отлива волосами, в красной шали, выбежала с собольим салопом на руке.
– Что ж, мне не жаль, ты возьми, – сказала она, видимо робея перед своим господином и жалея салопа.
Долохов, не отвечая ей, взял шубу, накинул ее на Матрешу и закутал ее.
– Вот так, – сказал Долохов. – И потом вот так, – сказал он, и поднял ей около головы воротник, оставляя его только перед лицом немного открытым. – Потом вот так, видишь? – и он придвинул голову Анатоля к отверстию, оставленному воротником, из которого виднелась блестящая улыбка Матреши.
– Ну прощай, Матреша, – сказал Анатоль, целуя ее. – Эх, кончена моя гульба здесь! Стешке кланяйся. Ну, прощай! Прощай, Матреша; ты мне пожелай счастья.
– Ну, дай то вам Бог, князь, счастья большого, – сказала Матреша, с своим цыганским акцентом.
У крыльца стояли две тройки, двое молодцов ямщиков держали их. Балага сел на переднюю тройку, и, высоко поднимая локти, неторопливо разобрал вожжи. Анатоль и Долохов сели к нему. Макарин, Хвостиков и лакей сели в другую тройку.
– Готовы, что ль? – спросил Балага.
– Пущай! – крикнул он, заматывая вокруг рук вожжи, и тройка понесла бить вниз по Никитскому бульвару.
– Тпрру! Поди, эй!… Тпрру, – только слышался крик Балаги и молодца, сидевшего на козлах. На Арбатской площади тройка зацепила карету, что то затрещало, послышался крик, и тройка полетела по Арбату.
Дав два конца по Подновинскому Балага стал сдерживать и, вернувшись назад, остановил лошадей у перекрестка Старой Конюшенной.
Молодец соскочил держать под уздцы лошадей, Анатоль с Долоховым пошли по тротуару. Подходя к воротам, Долохов свистнул. Свисток отозвался ему и вслед за тем выбежала горничная.
– На двор войдите, а то видно, сейчас выйдет, – сказала она.
Долохов остался у ворот. Анатоль вошел за горничной на двор, поворотил за угол и вбежал на крыльцо.
Гаврило, огромный выездной лакей Марьи Дмитриевны, встретил Анатоля.
– К барыне пожалуйте, – басом сказал лакей, загораживая дорогу от двери.
– К какой барыне? Да ты кто? – запыхавшимся шопотом спрашивал Анатоль.
– Пожалуйте, приказано привесть.
– Курагин! назад, – кричал Долохов. – Измена! Назад!
Долохов у калитки, у которой он остановился, боролся с дворником, пытавшимся запереть за вошедшим Анатолем калитку. Долохов последним усилием оттолкнул дворника и схватив за руку выбежавшего Анатоля, выдернул его за калитку и побежал с ним назад к тройке.


Марья Дмитриевна, застав заплаканную Соню в коридоре, заставила ее во всем признаться. Перехватив записку Наташи и прочтя ее, Марья Дмитриевна с запиской в руке взошла к Наташе.
– Мерзавка, бесстыдница, – сказала она ей. – Слышать ничего не хочу! – Оттолкнув удивленными, но сухими глазами глядящую на нее Наташу, она заперла ее на ключ и приказав дворнику пропустить в ворота тех людей, которые придут нынче вечером, но не выпускать их, а лакею приказав привести этих людей к себе, села в гостиной, ожидая похитителей.
Когда Гаврило пришел доложить Марье Дмитриевне, что приходившие люди убежали, она нахмурившись встала и заложив назад руки, долго ходила по комнатам, обдумывая то, что ей делать. В 12 часу ночи она, ощупав ключ в кармане, пошла к комнате Наташи. Соня, рыдая, сидела в коридоре.
– Марья Дмитриевна, пустите меня к ней ради Бога! – сказала она. Марья Дмитриевна, не отвечая ей, отперла дверь и вошла. «Гадко, скверно… В моем доме… Мерзавка, девчонка… Только отца жалко!» думала Марья Дмитриевна, стараясь утолить свой гнев. «Как ни трудно, уж велю всем молчать и скрою от графа». Марья Дмитриевна решительными шагами вошла в комнату. Наташа лежала на диване, закрыв голову руками, и не шевелилась. Она лежала в том самом положении, в котором оставила ее Марья Дмитриевна.
– Хороша, очень хороша! – сказала Марья Дмитриевна. – В моем доме любовникам свидания назначать! Притворяться то нечего. Ты слушай, когда я с тобой говорю. – Марья Дмитриевна тронула ее за руку. – Ты слушай, когда я говорю. Ты себя осрамила, как девка самая последняя. Я бы с тобой то сделала, да мне отца твоего жалко. Я скрою. – Наташа не переменила положения, но только всё тело ее стало вскидываться от беззвучных, судорожных рыданий, которые душили ее. Марья Дмитриевна оглянулась на Соню и присела на диване подле Наташи.
– Счастье его, что он от меня ушел; да я найду его, – сказала она своим грубым голосом; – слышишь ты что ли, что я говорю? – Она поддела своей большой рукой под лицо Наташи и повернула ее к себе. И Марья Дмитриевна, и Соня удивились, увидав лицо Наташи. Глаза ее были блестящи и сухи, губы поджаты, щеки опустились.
– Оставь… те… что мне… я… умру… – проговорила она, злым усилием вырвалась от Марьи Дмитриевны и легла в свое прежнее положение.
– Наталья!… – сказала Марья Дмитриевна. – Я тебе добра желаю. Ты лежи, ну лежи так, я тебя не трону, и слушай… Я не стану говорить, как ты виновата. Ты сама знаешь. Ну да теперь отец твой завтра приедет, что я скажу ему? А?
Опять тело Наташи заколебалось от рыданий.
– Ну узнает он, ну брат твой, жених!
– У меня нет жениха, я отказала, – прокричала Наташа.
– Всё равно, – продолжала Марья Дмитриевна. – Ну они узнают, что ж они так оставят? Ведь он, отец твой, я его знаю, ведь он, если его на дуэль вызовет, хорошо это будет? А?
– Ах, оставьте меня, зачем вы всему помешали! Зачем? зачем? кто вас просил? – кричала Наташа, приподнявшись на диване и злобно глядя на Марью Дмитриевну.
– Да чего ж ты хотела? – вскрикнула опять горячась Марья Дмитриевна, – что ж тебя запирали что ль? Ну кто ж ему мешал в дом ездить? Зачем же тебя, как цыганку какую, увозить?… Ну увез бы он тебя, что ж ты думаешь, его бы не нашли? Твой отец, или брат, или жених. А он мерзавец, негодяй, вот что!
– Он лучше всех вас, – вскрикнула Наташа, приподнимаясь. – Если бы вы не мешали… Ах, Боже мой, что это, что это! Соня, за что? Уйдите!… – И она зарыдала с таким отчаянием, с каким оплакивают люди только такое горе, которого они чувствуют сами себя причиной. Марья Дмитриевна начала было опять говорить; но Наташа закричала: – Уйдите, уйдите, вы все меня ненавидите, презираете. – И опять бросилась на диван.
Марья Дмитриевна продолжала еще несколько времени усовещивать Наташу и внушать ей, что всё это надо скрыть от графа, что никто не узнает ничего, ежели только Наташа возьмет на себя всё забыть и не показывать ни перед кем вида, что что нибудь случилось. Наташа не отвечала. Она и не рыдала больше, но с ней сделались озноб и дрожь. Марья Дмитриевна подложила ей подушку, накрыла ее двумя одеялами и сама принесла ей липового цвета, но Наташа не откликнулась ей. – Ну пускай спит, – сказала Марья Дмитриевна, уходя из комнаты, думая, что она спит. Но Наташа не спала и остановившимися раскрытыми глазами из бледного лица прямо смотрела перед собою. Всю эту ночь Наташа не спала, и не плакала, и не говорила с Соней, несколько раз встававшей и подходившей к ней.
На другой день к завтраку, как и обещал граф Илья Андреич, он приехал из Подмосковной. Он был очень весел: дело с покупщиком ладилось и ничто уже не задерживало его теперь в Москве и в разлуке с графиней, по которой он соскучился. Марья Дмитриевна встретила его и объявила ему, что Наташа сделалась очень нездорова вчера, что посылали за доктором, но что теперь ей лучше. Наташа в это утро не выходила из своей комнаты. С поджатыми растрескавшимися губами, сухими остановившимися глазами, она сидела у окна и беспокойно вглядывалась в проезжающих по улице и торопливо оглядывалась на входивших в комнату. Она очевидно ждала известий об нем, ждала, что он сам приедет или напишет ей.
Когда граф взошел к ней, она беспокойно оборотилась на звук его мужских шагов, и лицо ее приняло прежнее холодное и даже злое выражение. Она даже не поднялась на встречу ему.
– Что с тобой, мой ангел, больна? – спросил граф. Наташа помолчала.
– Да, больна, – отвечала она.
На беспокойные расспросы графа о том, почему она такая убитая и не случилось ли чего нибудь с женихом, она уверяла его, что ничего, и просила его не беспокоиться. Марья Дмитриевна подтвердила графу уверения Наташи, что ничего не случилось. Граф, судя по мнимой болезни, по расстройству дочери, по сконфуженным лицам Сони и Марьи Дмитриевны, ясно видел, что в его отсутствие должно было что нибудь случиться: но ему так страшно было думать, что что нибудь постыдное случилось с его любимою дочерью, он так любил свое веселое спокойствие, что он избегал расспросов и всё старался уверить себя, что ничего особенного не было и только тужил о том, что по случаю ее нездоровья откладывался их отъезд в деревню.


Со дня приезда своей жены в Москву Пьер сбирался уехать куда нибудь, только чтобы не быть с ней. Вскоре после приезда Ростовых в Москву, впечатление, которое производила на него Наташа, заставило его поторопиться исполнить свое намерение. Он поехал в Тверь ко вдове Иосифа Алексеевича, которая обещала давно передать ему бумаги покойного.
Когда Пьер вернулся в Москву, ему подали письмо от Марьи Дмитриевны, которая звала его к себе по весьма важному делу, касающемуся Андрея Болконского и его невесты. Пьер избегал Наташи. Ему казалось, что он имел к ней чувство более сильное, чем то, которое должен был иметь женатый человек к невесте своего друга. И какая то судьба постоянно сводила его с нею.
«Что такое случилось? И какое им до меня дело? думал он, одеваясь, чтобы ехать к Марье Дмитриевне. Поскорее бы приехал князь Андрей и женился бы на ней!» думал Пьер дорогой к Ахросимовой.
На Тверском бульваре кто то окликнул его.
– Пьер! Давно приехал? – прокричал ему знакомый голос. Пьер поднял голову. В парных санях, на двух серых рысаках, закидывающих снегом головашки саней, промелькнул Анатоль с своим всегдашним товарищем Макариным. Анатоль сидел прямо, в классической позе военных щеголей, закутав низ лица бобровым воротником и немного пригнув голову. Лицо его было румяно и свежо, шляпа с белым плюмажем была надета на бок, открывая завитые, напомаженные и осыпанные мелким снегом волосы.
«И право, вот настоящий мудрец! подумал Пьер, ничего не видит дальше настоящей минуты удовольствия, ничто не тревожит его, и оттого всегда весел, доволен и спокоен. Что бы я дал, чтобы быть таким как он!» с завистью подумал Пьер.
В передней Ахросимовой лакей, снимая с Пьера его шубу, сказал, что Марья Дмитриевна просят к себе в спальню.
Отворив дверь в залу, Пьер увидал Наташу, сидевшую у окна с худым, бледным и злым лицом. Она оглянулась на него, нахмурилась и с выражением холодного достоинства вышла из комнаты.
– Что случилось? – спросил Пьер, входя к Марье Дмитриевне.
– Хорошие дела, – отвечала Марья Дмитриевна: – пятьдесят восемь лет прожила на свете, такого сраму не видала. – И взяв с Пьера честное слово молчать обо всем, что он узнает, Марья Дмитриевна сообщила ему, что Наташа отказала своему жениху без ведома родителей, что причиной этого отказа был Анатоль Курагин, с которым сводила ее жена Пьера, и с которым она хотела бежать в отсутствие своего отца, с тем, чтобы тайно обвенчаться.
Пьер приподняв плечи и разинув рот слушал то, что говорила ему Марья Дмитриевна, не веря своим ушам. Невесте князя Андрея, так сильно любимой, этой прежде милой Наташе Ростовой, променять Болконского на дурака Анатоля, уже женатого (Пьер знал тайну его женитьбы), и так влюбиться в него, чтобы согласиться бежать с ним! – Этого Пьер не мог понять и не мог себе представить.
Милое впечатление Наташи, которую он знал с детства, не могло соединиться в его душе с новым представлением о ее низости, глупости и жестокости. Он вспомнил о своей жене. «Все они одни и те же», сказал он сам себе, думая, что не ему одному достался печальный удел быть связанным с гадкой женщиной. Но ему всё таки до слез жалко было князя Андрея, жалко было его гордости. И чем больше он жалел своего друга, тем с большим презрением и даже отвращением думал об этой Наташе, с таким выражением холодного достоинства сейчас прошедшей мимо него по зале. Он не знал, что душа Наташи была преисполнена отчаяния, стыда, унижения, и что она не виновата была в том, что лицо ее нечаянно выражало спокойное достоинство и строгость.