Nakajima B5N

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Палубный торпедоносец Тип 97
«Накадзима» B5N
Торпедоносец «Тип 97» в полёте.
Тип палубный бомбардировщик и торпедоносец
Разработчик КБ «Накадзима»
Производитель авиазавод «Накадзима Хикоки» (г. Коидзуми)
авиазавод «Аити Хикоки» (г. Эттоку)
Арсенал ВМС №11 (г. Хиро)
Главный конструктор К. Накамура
Первый полёт январь 1937
Начало эксплуатации 1937
Конец эксплуатации 1945
Статус не эксплуатируется
Основные эксплуатанты ВМС Японии
Годы производства ноябрь 1937 — март 1944
Единиц произведено 1 149
 Изображения на Викискладе
Nakajima B5NNakajima B5N

Палубный торпедоносец «Тип 97» ( (яп. 九七式艦上攻撃機 Кю:нана-сики каидзё: ко:гэкики)/«Накадзима» B5N (яп. 中島 B5N Накадзима Би-го-эн) — серийный палубный торпедоносец Японской Военно-морской авиации в период Второй мировой войны. Кодовое имя союзников — «Кэйт» (англ. Kate).

К началу Войны на Тихом океане он был лучшим палубным торпедоносцем в мире и был быстрее и эффективнее, чем аналогичные самолёты противника: американского TBD Devastator и британского Fairey Swordfish. Несмотря на то, что к моменту налёта на Пёрл-Харбор он был лучшим самолётом своего класса, в течение войны он устарел, однако, продолжал использоваться всю войну. Помимо непосредственного использования в качестве палубного самолёта, он так же употреблялся как самолёт наземного базирования. Экипаж состоял из трех человек: пилота, бомбардира-наблюдателя и стрелка-радиста.





История

В 1935 г. Управление авиации ВМС Японии выпустило спецификацию «10-Си», отражавшую требования к перспективному палубному торпедоносцу-бомбардировщику. Машина должна была сменить бипланы «Йокосука» B4Y, существенно превосходя их по летным качествам. В частности, требовалась максимальная скорость не менее 330 км/ч, нормальная продолжительность полета 4 ч (максимальная — 7 ч). Боевая нагрузка должна была составлять 800 кг (1 торпеда), стрелковое вооружение ограничивалось 1 7,7-мм пулеметом на верхней установке, а состав экипажа определялся в 3 чел. Конструкторам предлагалось на выбор два звездообразных мотора воздушного охлаждения — «Накадзима» «Хикари» либо «Мицубиси» «Кинсей». Размах крыла не должен был превышать 16 м (в сложенном положении — 7,5 м). В конкурсе участвовали две фирмы — «Мицубиси» и «Накадзима». На последней работы над торпедоносцем под фирменным индексом «тип К» возглавил К. Накамура. Под его руководством спроектировали передовой в технологическом и аэродинамическом отношении низкоплан с убирающимся шасси.

Прототип, облетанный в январе 1937 г., комплектовался мотором «Хикари» 2 (700 л.с). На испытаниях он показал хорошие летные качества, намного перекрыл требования по скорости, развив 370 км/ч. Но при этом вскрылись проблемы с работой гидросистемы, механизмов уборки шасси и складывания крыла. Заказчик потребовал на втором прототипе упростить конструкцию самолета — что и было сделано. В частности, вместо гидравлического механизма складывания крыла применили ручной. Попутно несколько изменили механизацию крыла, увеличили запас топлива, а также установили мотор «Хикари» 3 (840 л.с). В таком виде самолет приняли на вооружение и запустили в серийное производство параллельно с более простым торпедоносцем «Мицубиси». Окончательный выбор в пользу конструкции «Накадзимы» сделали по результатам боевого применения в Китае.

В общей сложности было изготовлено 1149 самолетов, в т.ч. 669 до 1941 г. компанией-разработчиком, 280 в 1942-1943 гг. фирмой «Аичи» и 200 с апреля 1942 г. по март 1944 г. — 11-м авиационным арсеналом флота.[1]

Палубный торпедоносец Тип 97 поступил на испытания Императорских ВМС Японии в 1937 как основной палубный бомбардировщик-торпедоносец. Было принято решение о принятии этих машин на вооружение, и в течение 1937 г. было изготовлено 125 ед. Они были приняты на вооружение ВМС под обозначением палубного бомбардировщика «Тип 97» (九七式艦上攻撃機) Модель 2 (B5N1), и во время войны на Тихом океане в ВМС США получили кодовое наименование «Kate» («Кейт»). С момента принятия самолетов Тип 97 на вооружение ВМС непрерывно продолжалась работа над модернизацией конструкции и улучшении летных характеристик, в результате чего в декабре 1939 г. появилась модернизированная модель B5N2 с двухрядным радиальным 1000-сильным двигателем с уменьшенными габаритами блока цилиндров и более компактным капотом.

Основные модификации самолета Накадзима B5N1 [2]

Палубный торпедоносец «Тип 97-1 мод. 1/мод. 1-1» (B5N1)

Технические характеристики

  • 9-цилиндровый двигатель «Хикари» 3 (840 л.с).
  • Стрелковое вооружение — 1 7,7-мм пулемет на верхней установке.
  • Масса бомбовой нагрузки — 800 кг (1 торпеда или бомба калибром до 800 кг на подфюзеляжной подвеске).
  • Экипаж — 3 чел.

Выпускался до конца 1939 г. 30 самолетов построено в учебном варианте B5N1-K.

Палубный торпедоносец «Тип 97-3 мод. 1-2 » (B5N2)

Технические характеристики

  • 14-цилиндровый двигатель воздушного охлаждения «Накадзима» «Сакае» 11 (1000 л.с).
  • Стрелковое вооружение и бомбовая нагрузка соответствуют Мод. 1-1.

Строился с 1940 г.

Летно-технические характеристики самолета Накадзима B5N1 [3]

  • Двигатель: Накадзима «Хикари» 3 мощностью 840 л.с
  • Размах крыла: 15,50 м
  • Длина самолета: 10,20 м
  • Высота самолета: 3,70 м
  • Площадь крыла,: 37,70 кв. м.
  • Масса:
    • пустого : 2100 кг
    • взлетная: 3700 кг
  • Скорость максимальная: 365 км/ч
  • Время набора высоты 3000 м, : 7,8 мин.
  • Потолок: 7400 м
  • Дальность полета: 2250 км

Боевое применение торпедоносцев «Тип 97»

Японо-китайский конфликт

Согласно своему предназначению, торпедоносцы «Тип 97» в первую очередь поступали в состав палубных авиагрупп японских авианосцев. Но их боевой дебют состоялся не в роли торпедоносца, а в амплуа бомбардировщика берегового базирования. Первое боевое применение торпедоносцев «Тип 97» состоялось в конце 1938 г., когда они были использованы с сухопутных аэродромов как самолёты непосредственной поддержки частей японских Сухопутных войск в районе Ханькоу.

В середине 1940 г. 9 ед. торпедоносцев «Тип 97» прибыло в состав воевавшего в Китае 12-го ОАП ВМС. 13 сентября они совершили первый боевой вылет, без потерь отбомбившись по Чункину. Осенью 1940 г. по соглашению с правительством Виши подразделения и части морской пехоты ВМС Японии были переброшены на территорию Вьетнама и небольшое число бомбардировщиков Тип 97 действовало с французских аэродромов, совершая вылеты на БШУ против войск Чан Кайши.

С марта 1941 г. торпедоносцы «Тип 97» принимали участие в бомбардировках района Ченьду, но к сентябрю операции палубных самолетов в Китае были свернуты: ВМС Японии собирали силы для удара по Пёрл-Харбору.[3]

Нападение на Пёрл-Харбор

По состоянию на 7 декабря 1941 г. авиация Императорского флота располагала в боевых частях 202 торпедоносцами «Тип 97» — в подавляющем большинстве новой модификации «Тип 97 мод. 1-2». 144 ед. из них находилось на борту шести авианосцев, выделенных для удара по Пёрл-Харбору. В первой ударной волне взлетело 89 торпедоносцев «Тип 97» (49 в варианте бомбардировщиков, остальные несли торпеды). Воспользовавшись эффектом внезапности, уже в первые мгновения торпедоносцы с «Акаги» поразили линкор «Оклахома». Затем семь торпед угодило в «Западную Вирджинию», атакам подверглись линкоры «Теннеси», «Калифорния», «Невада», корабль-цель (бывший линкор) «Юта». Во второй ударной волне действовало 54 ед. бомбардировщиков Накадзима B5N2. Их целями были не корабли, а береговые аэродромы.

Итог атаки хорошо известен — в Пёрл-Харборе было потоплено 5 линкоров и 3 получили повреждения, а также ряд других кораблей. Первая волна налета включала в себя 50 ед. и 40 ед. торпедоносцев «Тип 97». Во второй волне налетов было 54 ед. бомбардировщиков Тип 97. Зафиксировано 30 % прямых попаданий у торпедоносцев и 27 % попаданий у бомбардировщиков[3].

Боевые действия в Юго-Восточной Азии

18 ед. самолетов B5N2, базировавшихся на авианосце «Рюдзё», принимали участие в атаке на Филиппины. Их активность была весьма незначительной — 7 декабря они дважды без особого успеха бомбили порт Минданао, а 12 декабря поддерживали высадку десанта в бухте Легаспи. 21 декабря «Кейты» с «Сорю» и «Хирю» бомбили о. Уэйк.

С января 1942 г. самолеты с «Акаги», «Kara», «Сёкаку» и «Дзуйкаку» участвовали в операции по захвату Новой Британии и Новой Ирландии, налетах на Целебес и Новую Гвинею. 19 февраля 81 «Кейт» с «Акаги», «Kaгa», «Хирю» и «Сорю» приняли участие в ударе по Порт-Дарвину в Австралии. В отличие от Пёрл-Харбора, торпеды здесь не применялись — все B5N2 действовали как горизонтальные бомбардировщики.

6 авианосцев, на борту которых, помимо прочих самолетов, было 143 ед. торпедоносцев «Тип 97», в апреле 1942 г. предприняли рейд в Индийский океан. 5 апреля 1942 года 53 ед. торпедоносцев «Тип 97» были использованы для налёта на британский порт Коломбо, а 9-го — Тринкомали. 7-8 мая палубные «Тип 97»с трех авианосцев участвовали в сражении в Коралловом море. Здесь торпедоносцам вновь представился случай применить своё главное оружие — 8 мая двумя торпедами был поражен 'авианосец «Лексингтон», впоследствии добитый пикировщиками «Вэл».[3]

Боевые действия против ВМС США

В битве при Мидуэй торпедоносцы «Тип 97» участвовали в нанесении бомбового удара по атоллу. В воздух было поднято 36 ед. бомбардировщиков Тип 97 с авианосцев «Хирю» и «Сорю». Во время американской атаки на авианосцы «Акаги» и «Кага» было уничтожено 36 ед. торпедоносцев «Тип 97», запаркованных на полётной палубе авианосца. 10 ед. торпедоносцев «Тип 97» под командованием лейтенанта Томонага участвовали во втором налёте на авианосец «Йорктаун», где они добились 2 точных попаданий.

В августе 1942 началось сражение у восточных Соломоновых островов. В начале сражения японский флот имел 45 ед. торпедоносцев «Тип 97». 23 августа 6 ед. бомбардировщиков Тип 97 совершили налёт на аэродром Гендерсона, из них было потеряно 4 самолёта.

26 октября 1942 бомбардировщики Тип 97 использовались в бою у островов Санта-Крус. Они атаковали американский флот двумя волнами — 18 торпедоносцев с АВ «Дзуйкаку» и 12 торпедоносцев с АВ «Секаку». В битве у о. Санта-Круз 26 октября 1942 г. «Кейты» действовали и как торпедоносцы, и как бомбардировщики, применяя 800-кг бронебойные бомбы. Они добились двух торпедных попаданий в авианосец «Хорнет», впоследствии затонувший. Несколько позже группа из 9 ед. торпедоносцев «Тип 97» атаковала авианосец «Энтерпрайз» и тяжело повредила его тремя торпедами.[3]

1 апреля 1943 года в операции «I-go» участвовало всего 5 ед. бомбардировщиков Тип 97.

В ноябре 1943 года B5N участвовали в налётах на американские войска, высадившиеся не побережье Бугенвиля. В первом налёте участвовало 9 ед. бомбардировщиков Тип 97, во втором (5 ноября) 18 ед. бомбардировщиков Тип 97, в третьем — 14 ед. торпедоносцев «Тип 97», при этом во время этого налёта все они были потеряны от огня ПВО .

Фактически, с начала 1943 года торпедоносцы «Тип 97» перестали использоваться в качестве авиации палубного базирования и были переведены в Рабаул. Их заменили новые торпедоносцы «Тэндзан», а «Тип 97» впоследствии действовали, главным образом, с полевых аэродромов ВМС. В частности, в феврале 1943 г. они обеспечивали эвакуацию японских войск с Гуадалканала, в апреле участвовали в массированных налетах на объекты на Соломоновых островах и Новой Гвинее. В дальнейшем основной задачей стало противодействие американским десантам: 30 июня 1943 г. «Тип 97» с Рабаула атаковали морских пехотинцев на Новой Георгии, 15 августа — на Велья-Лавелья. Потери были весьма ощутимыми — как от зенитного огня, так и от истребителей, но в конце сентября в Рабаул прибыло пополнение — 40 ед. «Тип 97», снятых с авианосцев. Однако повлиять на ситуацию они не смогли — американцы методично вытесняли противника.

5 ноября 1943 г. Рабаул подвергся удару американской палубной авиации. На поиск авианосцев противника выслали 18 ед. торпедоносцев «Тип 97», вооруженных торпедами. Хотя вернувшиеся экипажи докладывали об уничтожении одного авианосца и повреждении другого, ни одного попадания добиться не удалось.

Боевые действия завершающего периода войны

Одна из последних попыток применить торпедоносцы «Тип 97» по прямому назначению имела место 17 февраля 1944 г. при отражении рейда американской палубной авиации на о. Трук. 9 ед. «Тип 97» смогли на малой высоте прорваться к авианосцу «Интрепид», получившему одно попадание торпедой. Но корабль остался на плаву и впоследствии был отремонтирован. 24 июня 1944 г. в ходе битвы за Марианские о-ва 20 ед. «Тип 97», вооруженных торпедами, пытались атаковать один из эскортных авианосцев, но все были сбиты истребителями. В ходе операции «Кикусуй» — массированных атак камикадзе у Окинавы в апреле-мае 1945 г. — торпедоносцы «Тип 97» применялись как самолеты-смертники.

Дислоцированные на Хоккайдо и Курилах торпедоносцы из 553-го ОАП ВМС (21 машина) и ОАП ВМС «Хокуто» (несколько единиц) приняли участие в войне с СССР. В частности, еще 10 августа 1945 г. звено «Тип 97» из ОАП ВМС «Хокуто» бомбили цели на Камчатке, а 18 августа торпедировали в море советский конвой, потопив тральщик. Вероятно, это был последний боевой вылет торпедоносцев «Тип 97» во Второй мировой войне. .[3][4]

Тактико-технические характеристики

Приведённые ниже характеристики соответствуют модификации B5N2:

Технические характеристики

  • Экипаж: 3 человека (1 пилот, 1 штурман и 1 задний стрелок/связист)
  • Длина: 10,3 м
  • Размах крыла: 15,52 м
  • Высота: 3,7 м
  • Площадь крыла: 37,7 м²
  • Масса пустого: 2 279 кг
  • Нормальная взлётная масса: 3 800 кг
  • Максимальная взлётная масса: 4 100 кг
  • Масса топлива: 946 л (до 3х 568 л ПТБ)
  • Объём топливных баков: 946 л (до 3х 568 л ПТБ)
  • Двигатели: 1× Nakajima NK1B Sakae 11 воздушного охлаждения
  • Мощность: 1× 1000 л.с. (750 кВт)
  • Воздушный винт: трёхлопастной

Лётные характеристики

Вооружение

  • Пулемётное: 1× 7,7-мм пулемёт Тип 92 в задней кабине, с магазинами по 97 патронов
  • Боевая нагрузка: на сменных держателях подвешивались:
    • 1× 800 кг торпеда справа от продольной оси фюзеляжа или
    • 2× 250 кг бомбы или
    • 6× 60 кг бомб[5]

или одна 800 кг противопалубная бронебойная бомба созданная на базе снаряда линкора

Сравнительные характеристики

Характеристики торпедоносцев начального этапа Второй мировой войны
TBD-1 «Девастейтор»[6]
TBF-1 «Эвенджер»[7]
Палубный торпедоносец Тип 97[8]
«Суордфиш» Mk.1[9]
Изображение
Год приятия на вооружение 1938 1942 1939 1936
Экипаж, человек 3 3 3 3
Длина, мм 10 668 12 192 10 400 11 000
Размах крыла, мм 15 240 16 510 15 518 13 900
Нормальный взлетный вес, кг 3803 6199 3800 2132
Максимальный взлетный вес, кг 4624 7214 4300 4196
Мощность двигателя, л. с. 900 1700 1000 690
Максимальная скорость, км/ч 332 436 378 224
Крейсерская скорость, км/ч 206 233 259  ?
Дальность с торпедой, км 700 1955 1280[10] 1010
Курсовой пулемёт 1 × 7,62-мм 1 × 7,62-мм 1 × 7,69-мм
Оборонительное стрелковое вооружение 1 × 7,62-мм 1 × 12,7-мм
1 × 7,62-мм
1 × 7,62-мм 1 × 7,69-мм

Напишите отзыв о статье "Nakajima B5N"

Ссылки

  • [base13.glasnet.ru/text/ap/b5n.htm Nakajima B5N «Kate» M. F. Hawkins] — Aircraft profile 141. 1969 год Перевод А. Плахова, редакция В. Моисеева

Примечания

  1. [www.airaces.ru/plane/nakajima-b5n.html Накадзима B5N - японский торпедоносец-бомбардировщик атаки на Перл-Харбор | Красные соколы нашей Родины]
  2. Там же
  3. 1 2 3 4 5 6 Там же
  4. «Боевое применение Aichi D3A и Nakajima B5N» (www.airwar.ru/history/av2ww/axis/d3a/d3a.html)
  5. 032 Bunrin Do Famous Airplanes of the world Type97 (B5N) Carrier Torpedo Bomber, с. 74
  6. Aircraft in Profile № 171, 1967, p. 9.
  7. Francillon, René. Grumman (Eastern) TBF (TBM) Avenger (Aircraft in Profile № 214). — London: Profile Publications Ltd., 1970. — P. 86.
  8. D3A «Val», B5N «Kate». Ударные самолёты Японского флота. «Война в воздухе» № 25 / Гл. ред. С. В. Иванов. — ООО «АРС». — С. 49. — 51 с.
  9. Harrison W. A. Fairey Swordfish in action, Aircraft Number 175. — Carrollton, TX: Squadron/Signal Publications Inc., 2001. — ISBN 0-89747-421-X.
  10. По другим данным — 1020 км.

Отрывок, характеризующий Nakajima B5N

Она улыбнулась, произнося слово «Андрюша». Видно, ей самой было странно подумать, что этот строгий, красивый мужчина был тот самый Андрюша, худой, шаловливый мальчик, товарищ детства.
– А где Lise? – спросил он, только улыбкой отвечая на ее вопрос.
– Она так устала, что заснула у меня в комнате на диване. Ax, Andre! Que! tresor de femme vous avez, [Ax, Андрей! Какое сокровище твоя жена,] – сказала она, усаживаясь на диван против брата. – Она совершенный ребенок, такой милый, веселый ребенок. Я так ее полюбила.
Князь Андрей молчал, но княжна заметила ироническое и презрительное выражение, появившееся на его лице.
– Но надо быть снисходительным к маленьким слабостям; у кого их нет, Аndre! Ты не забудь, что она воспитана и выросла в свете. И потом ее положение теперь не розовое. Надобно входить в положение каждого. Tout comprendre, c'est tout pardonner. [Кто всё поймет, тот всё и простит.] Ты подумай, каково ей, бедняжке, после жизни, к которой она привыкла, расстаться с мужем и остаться одной в деревне и в ее положении? Это очень тяжело.
Князь Андрей улыбался, глядя на сестру, как мы улыбаемся, слушая людей, которых, нам кажется, что мы насквозь видим.
– Ты живешь в деревне и не находишь эту жизнь ужасною, – сказал он.
– Я другое дело. Что обо мне говорить! Я не желаю другой жизни, да и не могу желать, потому что не знаю никакой другой жизни. А ты подумай, Andre, для молодой и светской женщины похорониться в лучшие годы жизни в деревне, одной, потому что папенька всегда занят, а я… ты меня знаешь… как я бедна en ressources, [интересами.] для женщины, привыкшей к лучшему обществу. M lle Bourienne одна…
– Она мне очень не нравится, ваша Bourienne, – сказал князь Андрей.
– О, нет! Она очень милая и добрая,а главное – жалкая девушка.У нее никого,никого нет. По правде сказать, мне она не только не нужна, но стеснительна. Я,ты знаешь,и всегда была дикарка, а теперь еще больше. Я люблю быть одна… Mon pere [Отец] ее очень любит. Она и Михаил Иваныч – два лица, к которым он всегда ласков и добр, потому что они оба облагодетельствованы им; как говорит Стерн: «мы не столько любим людей за то добро, которое они нам сделали, сколько за то добро, которое мы им сделали». Mon pеre взял ее сиротой sur le pavе, [на мостовой,] и она очень добрая. И mon pere любит ее манеру чтения. Она по вечерам читает ему вслух. Она прекрасно читает.
– Ну, а по правде, Marie, тебе, я думаю, тяжело иногда бывает от характера отца? – вдруг спросил князь Андрей.
Княжна Марья сначала удивилась, потом испугалась этого вопроса.
– МНЕ?… Мне?!… Мне тяжело?! – сказала она.
– Он и всегда был крут; а теперь тяжел становится, я думаю, – сказал князь Андрей, видимо, нарочно, чтоб озадачить или испытать сестру, так легко отзываясь об отце.
– Ты всем хорош, Andre, но у тебя есть какая то гордость мысли, – сказала княжна, больше следуя за своим ходом мыслей, чем за ходом разговора, – и это большой грех. Разве возможно судить об отце? Да ежели бы и возможно было, какое другое чувство, кроме veneration, [глубокого уважения,] может возбудить такой человек, как mon pere? И я так довольна и счастлива с ним. Я только желала бы, чтобы вы все были счастливы, как я.
Брат недоверчиво покачал головой.
– Одно, что тяжело для меня, – я тебе по правде скажу, Andre, – это образ мыслей отца в религиозном отношении. Я не понимаю, как человек с таким огромным умом не может видеть того, что ясно, как день, и может так заблуждаться? Вот это составляет одно мое несчастие. Но и тут в последнее время я вижу тень улучшения. В последнее время его насмешки не так язвительны, и есть один монах, которого он принимал и долго говорил с ним.
– Ну, мой друг, я боюсь, что вы с монахом даром растрачиваете свой порох, – насмешливо, но ласково сказал князь Андрей.
– Аh! mon ami. [А! Друг мой.] Я только молюсь Богу и надеюсь, что Он услышит меня. Andre, – сказала она робко после минуты молчания, – у меня к тебе есть большая просьба.
– Что, мой друг?
– Нет, обещай мне, что ты не откажешь. Это тебе не будет стоить никакого труда, и ничего недостойного тебя в этом не будет. Только ты меня утешишь. Обещай, Андрюша, – сказала она, сунув руку в ридикюль и в нем держа что то, но еще не показывая, как будто то, что она держала, и составляло предмет просьбы и будто прежде получения обещания в исполнении просьбы она не могла вынуть из ридикюля это что то.
Она робко, умоляющим взглядом смотрела на брата.
– Ежели бы это и стоило мне большого труда… – как будто догадываясь, в чем было дело, отвечал князь Андрей.
– Ты, что хочешь, думай! Я знаю, ты такой же, как и mon pere. Что хочешь думай, но для меня это сделай. Сделай, пожалуйста! Его еще отец моего отца, наш дедушка, носил во всех войнах… – Она всё еще не доставала того, что держала, из ридикюля. – Так ты обещаешь мне?
– Конечно, в чем дело?
– Andre, я тебя благословлю образом, и ты обещай мне, что никогда его не будешь снимать. Обещаешь?
– Ежели он не в два пуда и шеи не оттянет… Чтобы тебе сделать удовольствие… – сказал князь Андрей, но в ту же секунду, заметив огорченное выражение, которое приняло лицо сестры при этой шутке, он раскаялся. – Очень рад, право очень рад, мой друг, – прибавил он.
– Против твоей воли Он спасет и помилует тебя и обратит тебя к Себе, потому что в Нем одном и истина и успокоение, – сказала она дрожащим от волнения голосом, с торжественным жестом держа в обеих руках перед братом овальный старинный образок Спасителя с черным ликом в серебряной ризе на серебряной цепочке мелкой работы.
Она перекрестилась, поцеловала образок и подала его Андрею.
– Пожалуйста, Andre, для меня…
Из больших глаз ее светились лучи доброго и робкого света. Глаза эти освещали всё болезненное, худое лицо и делали его прекрасным. Брат хотел взять образок, но она остановила его. Андрей понял, перекрестился и поцеловал образок. Лицо его в одно и то же время было нежно (он был тронут) и насмешливо.
– Merci, mon ami. [Благодарю, мой друг.]
Она поцеловала его в лоб и опять села на диван. Они молчали.
– Так я тебе говорила, Andre, будь добр и великодушен, каким ты всегда был. Не суди строго Lise, – начала она. – Она так мила, так добра, и положение ее очень тяжело теперь.
– Кажется, я ничего не говорил тебе, Маша, чтоб я упрекал в чем нибудь свою жену или был недоволен ею. К чему ты всё это говоришь мне?
Княжна Марья покраснела пятнами и замолчала, как будто она чувствовала себя виноватою.
– Я ничего не говорил тебе, а тебе уж говорили . И мне это грустно.
Красные пятна еще сильнее выступили на лбу, шее и щеках княжны Марьи. Она хотела сказать что то и не могла выговорить. Брат угадал: маленькая княгиня после обеда плакала, говорила, что предчувствует несчастные роды, боится их, и жаловалась на свою судьбу, на свекра и на мужа. После слёз она заснула. Князю Андрею жалко стало сестру.
– Знай одно, Маша, я ни в чем не могу упрекнуть, не упрекал и никогда не упрекну мою жену , и сам ни в чем себя не могу упрекнуть в отношении к ней; и это всегда так будет, в каких бы я ни был обстоятельствах. Но ежели ты хочешь знать правду… хочешь знать, счастлив ли я? Нет. Счастлива ли она? Нет. Отчего это? Не знаю…
Говоря это, он встал, подошел к сестре и, нагнувшись, поцеловал ее в лоб. Прекрасные глаза его светились умным и добрым, непривычным блеском, но он смотрел не на сестру, а в темноту отворенной двери, через ее голову.
– Пойдем к ней, надо проститься. Или иди одна, разбуди ее, а я сейчас приду. Петрушка! – крикнул он камердинеру, – поди сюда, убирай. Это в сиденье, это на правую сторону.
Княжна Марья встала и направилась к двери. Она остановилась.
– Andre, si vous avez. la foi, vous vous seriez adresse a Dieu, pour qu'il vous donne l'amour, que vous ne sentez pas et votre priere aurait ete exaucee. [Если бы ты имел веру, то обратился бы к Богу с молитвою, чтоб Он даровал тебе любовь, которую ты не чувствуешь, и молитва твоя была бы услышана.]
– Да, разве это! – сказал князь Андрей. – Иди, Маша, я сейчас приду.
По дороге к комнате сестры, в галлерее, соединявшей один дом с другим, князь Андрей встретил мило улыбавшуюся m lle Bourienne, уже в третий раз в этот день с восторженною и наивною улыбкой попадавшуюся ему в уединенных переходах.
– Ah! je vous croyais chez vous, [Ах, я думала, вы у себя,] – сказала она, почему то краснея и опуская глаза.
Князь Андрей строго посмотрел на нее. На лице князя Андрея вдруг выразилось озлобление. Он ничего не сказал ей, но посмотрел на ее лоб и волосы, не глядя в глаза, так презрительно, что француженка покраснела и ушла, ничего не сказав.
Когда он подошел к комнате сестры, княгиня уже проснулась, и ее веселый голосок, торопивший одно слово за другим, послышался из отворенной двери. Она говорила, как будто после долгого воздержания ей хотелось вознаградить потерянное время.
– Non, mais figurez vous, la vieille comtesse Zouboff avec de fausses boucles et la bouche pleine de fausses dents, comme si elle voulait defier les annees… [Нет, представьте себе, старая графиня Зубова, с фальшивыми локонами, с фальшивыми зубами, как будто издеваясь над годами…] Xa, xa, xa, Marieie!
Точно ту же фразу о графине Зубовой и тот же смех уже раз пять слышал при посторонних князь Андрей от своей жены.
Он тихо вошел в комнату. Княгиня, толстенькая, румяная, с работой в руках, сидела на кресле и без умолку говорила, перебирая петербургские воспоминания и даже фразы. Князь Андрей подошел, погладил ее по голове и спросил, отдохнула ли она от дороги. Она ответила и продолжала тот же разговор.
Коляска шестериком стояла у подъезда. На дворе была темная осенняя ночь. Кучер не видел дышла коляски. На крыльце суетились люди с фонарями. Огромный дом горел огнями сквозь свои большие окна. В передней толпились дворовые, желавшие проститься с молодым князем; в зале стояли все домашние: Михаил Иванович, m lle Bourienne, княжна Марья и княгиня.
Князь Андрей был позван в кабинет к отцу, который с глазу на глаз хотел проститься с ним. Все ждали их выхода.
Когда князь Андрей вошел в кабинет, старый князь в стариковских очках и в своем белом халате, в котором он никого не принимал, кроме сына, сидел за столом и писал. Он оглянулся.
– Едешь? – И он опять стал писать.
– Пришел проститься.
– Целуй сюда, – он показал щеку, – спасибо, спасибо!
– За что вы меня благодарите?
– За то, что не просрочиваешь, за бабью юбку не держишься. Служба прежде всего. Спасибо, спасибо! – И он продолжал писать, так что брызги летели с трещавшего пера. – Ежели нужно сказать что, говори. Эти два дела могу делать вместе, – прибавил он.
– О жене… Мне и так совестно, что я вам ее на руки оставляю…
– Что врешь? Говори, что нужно.
– Когда жене будет время родить, пошлите в Москву за акушером… Чтоб он тут был.
Старый князь остановился и, как бы не понимая, уставился строгими глазами на сына.
– Я знаю, что никто помочь не может, коли натура не поможет, – говорил князь Андрей, видимо смущенный. – Я согласен, что и из миллиона случаев один бывает несчастный, но это ее и моя фантазия. Ей наговорили, она во сне видела, и она боится.
– Гм… гм… – проговорил про себя старый князь, продолжая дописывать. – Сделаю.
Он расчеркнул подпись, вдруг быстро повернулся к сыну и засмеялся.
– Плохо дело, а?
– Что плохо, батюшка?
– Жена! – коротко и значительно сказал старый князь.
– Я не понимаю, – сказал князь Андрей.
– Да нечего делать, дружок, – сказал князь, – они все такие, не разженишься. Ты не бойся; никому не скажу; а ты сам знаешь.
Он схватил его за руку своею костлявою маленькою кистью, потряс ее, взглянул прямо в лицо сына своими быстрыми глазами, которые, как казалось, насквозь видели человека, и опять засмеялся своим холодным смехом.
Сын вздохнул, признаваясь этим вздохом в том, что отец понял его. Старик, продолжая складывать и печатать письма, с своею привычною быстротой, схватывал и бросал сургуч, печать и бумагу.
– Что делать? Красива! Я всё сделаю. Ты будь покоен, – говорил он отрывисто во время печатания.
Андрей молчал: ему и приятно и неприятно было, что отец понял его. Старик встал и подал письмо сыну.
– Слушай, – сказал он, – о жене не заботься: что возможно сделать, то будет сделано. Теперь слушай: письмо Михайлу Иларионовичу отдай. Я пишу, чтоб он тебя в хорошие места употреблял и долго адъютантом не держал: скверная должность! Скажи ты ему, что я его помню и люблю. Да напиши, как он тебя примет. Коли хорош будет, служи. Николая Андреича Болконского сын из милости служить ни у кого не будет. Ну, теперь поди сюда.
Он говорил такою скороговоркой, что не доканчивал половины слов, но сын привык понимать его. Он подвел сына к бюро, откинул крышку, выдвинул ящик и вынул исписанную его крупным, длинным и сжатым почерком тетрадь.
– Должно быть, мне прежде тебя умереть. Знай, тут мои записки, их государю передать после моей смерти. Теперь здесь – вот ломбардный билет и письмо: это премия тому, кто напишет историю суворовских войн. Переслать в академию. Здесь мои ремарки, после меня читай для себя, найдешь пользу.
Андрей не сказал отцу, что, верно, он проживет еще долго. Он понимал, что этого говорить не нужно.
– Всё исполню, батюшка, – сказал он.
– Ну, теперь прощай! – Он дал поцеловать сыну свою руку и обнял его. – Помни одно, князь Андрей: коли тебя убьют, мне старику больно будет… – Он неожиданно замолчал и вдруг крикливым голосом продолжал: – а коли узнаю, что ты повел себя не как сын Николая Болконского, мне будет… стыдно! – взвизгнул он.
– Этого вы могли бы не говорить мне, батюшка, – улыбаясь, сказал сын.
Старик замолчал.
– Еще я хотел просить вас, – продолжал князь Андрей, – ежели меня убьют и ежели у меня будет сын, не отпускайте его от себя, как я вам вчера говорил, чтоб он вырос у вас… пожалуйста.
– Жене не отдавать? – сказал старик и засмеялся.
Они молча стояли друг против друга. Быстрые глаза старика прямо были устремлены в глаза сына. Что то дрогнуло в нижней части лица старого князя.
– Простились… ступай! – вдруг сказал он. – Ступай! – закричал он сердитым и громким голосом, отворяя дверь кабинета.
– Что такое, что? – спрашивали княгиня и княжна, увидев князя Андрея и на минуту высунувшуюся фигуру кричавшего сердитым голосом старика в белом халате, без парика и в стариковских очках.
Князь Андрей вздохнул и ничего не ответил.
– Ну, – сказал он, обратившись к жене.
И это «ну» звучало холодною насмешкой, как будто он говорил: «теперь проделывайте вы ваши штуки».
– Andre, deja! [Андрей, уже!] – сказала маленькая княгиня, бледнея и со страхом глядя на мужа.
Он обнял ее. Она вскрикнула и без чувств упала на его плечо.
Он осторожно отвел плечо, на котором она лежала, заглянул в ее лицо и бережно посадил ее на кресло.
– Adieu, Marieie, [Прощай, Маша,] – сказал он тихо сестре, поцеловался с нею рука в руку и скорыми шагами вышел из комнаты.
Княгиня лежала в кресле, m lle Бурьен терла ей виски. Княжна Марья, поддерживая невестку, с заплаканными прекрасными глазами, всё еще смотрела в дверь, в которую вышел князь Андрей, и крестила его. Из кабинета слышны были, как выстрелы, часто повторяемые сердитые звуки стариковского сморкания. Только что князь Андрей вышел, дверь кабинета быстро отворилась и выглянула строгая фигура старика в белом халате.
– Уехал? Ну и хорошо! – сказал он, сердито посмотрев на бесчувственную маленькую княгиню, укоризненно покачал головою и захлопнул дверь.



В октябре 1805 года русские войска занимали села и города эрцгерцогства Австрийского, и еще новые полки приходили из России и, отягощая постоем жителей, располагались у крепости Браунау. В Браунау была главная квартира главнокомандующего Кутузова.
11 го октября 1805 года один из только что пришедших к Браунау пехотных полков, ожидая смотра главнокомандующего, стоял в полумиле от города. Несмотря на нерусскую местность и обстановку (фруктовые сады, каменные ограды, черепичные крыши, горы, видневшиеся вдали), на нерусский народ, c любопытством смотревший на солдат, полк имел точно такой же вид, какой имел всякий русский полк, готовившийся к смотру где нибудь в середине России.
С вечера, на последнем переходе, был получен приказ, что главнокомандующий будет смотреть полк на походе. Хотя слова приказа и показались неясны полковому командиру, и возник вопрос, как разуметь слова приказа: в походной форме или нет? в совете батальонных командиров было решено представить полк в парадной форме на том основании, что всегда лучше перекланяться, чем не докланяться. И солдаты, после тридцативерстного перехода, не смыкали глаз, всю ночь чинились, чистились; адъютанты и ротные рассчитывали, отчисляли; и к утру полк, вместо растянутой беспорядочной толпы, какою он был накануне на последнем переходе, представлял стройную массу 2 000 людей, из которых каждый знал свое место, свое дело и из которых на каждом каждая пуговка и ремешок были на своем месте и блестели чистотой. Не только наружное было исправно, но ежели бы угодно было главнокомандующему заглянуть под мундиры, то на каждом он увидел бы одинаково чистую рубаху и в каждом ранце нашел бы узаконенное число вещей, «шильце и мыльце», как говорят солдаты. Было только одно обстоятельство, насчет которого никто не мог быть спокоен. Это была обувь. Больше чем у половины людей сапоги были разбиты. Но недостаток этот происходил не от вины полкового командира, так как, несмотря на неоднократные требования, ему не был отпущен товар от австрийского ведомства, а полк прошел тысячу верст.