Nanna rossolimoae
Nanna rossolimoae | ||||||||||||||||||||
---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
Научная классификация | ||||||||||||||||||||
|
||||||||||||||||||||
Латинское название | ||||||||||||||||||||
Nanna rossolimoae Ozerov, 2010 |
Nanna rossolimoae (лат.) — вид насекомых отряда двукрылых из семейства навозных мух Scathophagidae. Эндемик Дальнего Востока России.
Распространение
Описание
Длина тела 4—4,5 мм, длина крыла 3,2—4,1 мм. Окраска головы в основном жёлтая (лоб, клипеус, усики и щупики) или бледно-жёлтая (скулы, лицо и щёки), лобный треугольник, ариста (очень коротко опушенная на всём протяжении) и нижняя часть головы — чёрные. Грудь в сером налёте, желтовато-чёрная. Плечевые бугорки среднеспинки и плевры груди жёлтые (медиотергит чёрный). На проэпистернах груди несколько волосков в срединной части. На проэпимеронах под передним дыхальцем одна щетинка. Щиток несёт две длинные дискальные щетинки, а также короткие волосковидные апикальные щетинки. Постпедицель с заострённой вершиной, чёрного цвета, его ширина меньше длины в 2,5—3 раза. Ноги жёлтые, кроме затемнённого последнего членика лапок. Цвет брюшка варьирует от полностью жёлтого до полностью чёрного. У самцов на заднем крае 5 стернита имеется глубокая вырезка. Крылья имеют коричневые жилки и общий коричневатый оттенок. На костальной жилке есть мелкие шипики. Жужжальца, крыловая и закрыловая чешуйки бледно-жёлтые. От близкого вида Nanna amurensis этот вид отличается жёлтыми скапусом и педицелем усиков[1].
Этимология
Вид назван в честь зоолога Ольги Леонидовны Россолимо, которая была в 1969—2010 годах директором Зоологического музея МГУ[1].
Напишите отзыв о статье "Nanna rossolimoae"
Примечания
Литература
- Озеров А. Л. 1999. Новый род и три новых вида двукрылых семейства Scathophagidae (Diptera) с Дальнего Востока России // Зоологический журнал. Т. 78, № 4, С. 510—512.
Отрывок, характеризующий Nanna rossolimoae
Здоровье графини все не поправлялось; но откладывать поездку в Москву уже не было возможности. Нужно было делать приданое, нужно было продать дом, и притом князя Андрея ждали сперва в Москву, где в эту зиму жил князь Николай Андреич, и Наташа была уверена, что он уже приехал.Графиня осталась в деревне, а граф, взяв с собой Соню и Наташу, в конце января поехал в Москву.
Пьер после сватовства князя Андрея и Наташи, без всякой очевидной причины, вдруг почувствовал невозможность продолжать прежнюю жизнь. Как ни твердо он был убежден в истинах, открытых ему его благодетелем, как ни радостно ему было то первое время увлечения внутренней работой самосовершенствования, которой он предался с таким жаром, после помолвки князя Андрея с Наташей и после смерти Иосифа Алексеевича, о которой он получил известие почти в то же время, – вся прелесть этой прежней жизни вдруг пропала для него. Остался один остов жизни: его дом с блестящею женой, пользовавшеюся теперь милостями одного важного лица, знакомство со всем Петербургом и служба с скучными формальностями. И эта прежняя жизнь вдруг с неожиданной мерзостью представилась Пьеру. Он перестал писать свой дневник, избегал общества братьев, стал опять ездить в клуб, стал опять много пить, опять сблизился с холостыми компаниями и начал вести такую жизнь, что графиня Елена Васильевна сочла нужным сделать ему строгое замечание. Пьер почувствовав, что она была права, и чтобы не компрометировать свою жену, уехал в Москву.
В Москве, как только он въехал в свой огромный дом с засохшими и засыхающими княжнами, с громадной дворней, как только он увидал – проехав по городу – эту Иверскую часовню с бесчисленными огнями свеч перед золотыми ризами, эту Кремлевскую площадь с незаезженным снегом, этих извозчиков и лачужки Сивцева Вражка, увидал стариков московских, ничего не желающих и никуда не спеша доживающих свой век, увидал старушек, московских барынь, московские балы и Московский Английский клуб, – он почувствовал себя дома, в тихом пристанище. Ему стало в Москве покойно, тепло, привычно и грязно, как в старом халате.
Московское общество всё, начиная от старух до детей, как своего давно жданного гостя, которого место всегда было готово и не занято, – приняло Пьера. Для московского света, Пьер был самым милым, добрым, умным веселым, великодушным чудаком, рассеянным и душевным, русским, старого покроя, барином. Кошелек его всегда был пуст, потому что открыт для всех.