No. 5
| «No.5» | ||||
| Исполнитель | ||||
|---|---|---|---|---|
| Альбом | ||||
| Дата выпуска |
2008 | |||
| Дата записи |
2005 (первая версия) | |||
| Жанр | ||||
| Язык песни | ||||
| Длительность |
3:05 (альбомная версия) | |||
| Лейбл | ||||
| Автор |
Арон Эрличман | |||
| Продюсер | ||||
| Трек-лист альбома «Swan Songs» | ||||
| ||||
«No.5» — песня американской рэп-рок-группы Hollywood Undead, пятый трек из их дебютного альбома Swan Songs, вышедшего 2 сентября 2008 года.
Содержание
Обзор
Песня является одной из первых композиций группы и была написана в 2005 году под названием «Hollywood». С песней связано и название самой группы: увидев диск с песней, один знакомый Джорела Декера (J-Dog) поставил название песни перед изначальным названием группы «Undead»[1].
В ноябре 2005 года песня вошла в первый сборник лейбла MySpace Records уже под названием «No.5»[2]. В 2006 году вышел первый видеоклип Hollywood Undead на песню «No.5», режиссёром которого выступил Пакс Франшот (S.Pax Franchot). В 2007 году песня должна была стать пятым треком неизданного альбома группы.
2 сентября 2008 года выходит альбом Swan Songs, в котором песня становится пятым треком. Осенью того же года выходит второй видеоклип под режиссурой Юнаса Окерлунда.
Исполнение
Песня открывается повторяющимися строками «Hollywood we never going down.», исполняемыми Ароном Эрлихманом (Deuce). Первый куплет читает Джордан Террелл (Charlie Scene), второй куплет — Джордж Рейган (Johnny 3 Tears), припев поёт Deuce. Бридж в стиле хип-хоп, исполняемый Диланом Альваресом (Funny Man), прерывается коротким отрывком Мэттью Сент Клера (Da Kurlzz) и чистым вокалом Deuce.
Участники
- Hollywood Undead
- Charlie Scene — вокал, соло-гитара
- J-Dog — клавишные, синтезатор, ритм-гитара
- Deuce — вокал, бас-гитара
- Da Kurlzz — ударные, перкуссия, вокал
- Funny Man — вокал
- Johnny 3 Tears — вокал
Напишите отзыв о статье "No. 5"
Примечания
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий No. 5
Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.
Болезнь его шла своим физическим порядком, но то, что Наташа называла: это сделалось с ним, случилось с ним два дня перед приездом княжны Марьи. Это была та последняя нравственная борьба между жизнью и смертью, в которой смерть одержала победу. Это было неожиданное сознание того, что он еще дорожил жизнью, представлявшейся ему в любви к Наташе, и последний, покоренный припадок ужаса перед неведомым.
