Nokia 770

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Nokia 770
Производитель

Nokia

Коммуникации

Wi-Fi 802.11g, Bluetooth 1.2, USB 1.1 (miniUSB)

Начало продаж

11 ноября 2005 года

Размеры

141×79×19 мм c защитной крышкой; 135×78×16 мм без крышки

Вес

230 г

Операционная система

Maemo Internet Tablet OS 2006

Процессор

Texas Instruments OMAP 1710, 252 МГц

ОЗУ

64 Мб

Флеш-память

128 Мб Flash

Карта памяти

RS-MMC или MMCmobile

Аккумулятор

Li-Pol BP-5L

Ввод

сенсорный экран резистивного типа

Экран

800×480, 4,1', 65536 цветов

Камера

отсутствует

Nokia 770Nokia 770

Nokia 770 Internet Tablet — карманный компьютер от компании Nokia («интернет-планшет» по классификации Nokia), анонсированный на LinuxWorld Summit в Нью-Йорке 25 мая 2005 года.[1] Устройство предназначено для использования беспроводного Интернета, просмотра электронной почты. Текстовое и голосовое (VoIP) общение через Интернет возможно с помощью предустановленных приложений Chat и Internet Call, поддерживающих сервисы Google Talk и Jabber, а также с помощью дополнительно устанавливаемого клиента для VoIP-сервиса Gizmo5. Предустановлены приложения для Интернет-радио, чтения RSS, просмотра изображений и документов в формате PDF и др. С помощью сторонних утилит возможно использование miniUSB-порта планшета в режиме USB-host, а также расширение функциональности модуля Bluetooth, в частности, подключение к планшету беспроводной клавиатуры, поддерживающей стандартный профиль HID (например, Nokia SU-8W) и внешнего GPS-навигатора.

В 2007 году Nokia объявила о выходе модели N800, которая заменила Nokia 770 в модельном ряду карманных компьютеров компании.

Напишите отзыв о статье "Nokia 770"



Примечания

  1. [news.com.com/Nokia+debuts+Linux-based+Web+device/2100-1041_3-5720066.html Nokia debuts Linux-based Web device]. News.com. Проверено 5 ноября 2005. [www.webcitation.org/663w7WI3c Архивировано из первоисточника 10 марта 2012].

См. также


Отрывок, характеризующий Nokia 770

12 го июля в ночь, накануне дела, была сильная буря с дождем и грозой. Лето 1812 года вообще было замечательно бурями.
Павлоградские два эскадрона стояли биваками, среди выбитого дотла скотом и лошадьми, уже выколосившегося ржаного поля. Дождь лил ливмя, и Ростов с покровительствуемым им молодым офицером Ильиным сидел под огороженным на скорую руку шалашиком. Офицер их полка, с длинными усами, продолжавшимися от щек, ездивший в штаб и застигнутый дождем, зашел к Ростову.
– Я, граф, из штаба. Слышали подвиг Раевского? – И офицер рассказал подробности Салтановского сражения, слышанные им в штабе.
Ростов, пожимаясь шеей, за которую затекала вода, курил трубку и слушал невнимательно, изредка поглядывая на молодого офицера Ильина, который жался около него. Офицер этот, шестнадцатилетний мальчик, недавно поступивший в полк, был теперь в отношении к Николаю тем, чем был Николай в отношении к Денисову семь лет тому назад. Ильин старался во всем подражать Ростову и, как женщина, был влюблен в него.
Офицер с двойными усами, Здржинский, рассказывал напыщенно о том, как Салтановская плотина была Фермопилами русских, как на этой плотине был совершен генералом Раевским поступок, достойный древности. Здржинский рассказывал поступок Раевского, который вывел на плотину своих двух сыновей под страшный огонь и с ними рядом пошел в атаку. Ростов слушал рассказ и не только ничего не говорил в подтверждение восторга Здржинского, но, напротив, имел вид человека, который стыдился того, что ему рассказывают, хотя и не намерен возражать. Ростов после Аустерлицкой и 1807 года кампаний знал по своему собственному опыту, что, рассказывая военные происшествия, всегда врут, как и сам он врал, рассказывая; во вторых, он имел настолько опытности, что знал, как все происходит на войне совсем не так, как мы можем воображать и рассказывать. И потому ему не нравился рассказ Здржинского, не нравился и сам Здржинский, который, с своими усами от щек, по своей привычке низко нагибался над лицом того, кому он рассказывал, и теснил его в тесном шалаше. Ростов молча смотрел на него. «Во первых, на плотине, которую атаковали, должна была быть, верно, такая путаница и теснота, что ежели Раевский и вывел своих сыновей, то это ни на кого не могло подействовать, кроме как человек на десять, которые были около самого его, – думал Ростов, – остальные и не могли видеть, как и с кем шел Раевский по плотине. Но и те, которые видели это, не могли очень воодушевиться, потому что что им было за дело до нежных родительских чувств Раевского, когда тут дело шло о собственной шкуре? Потом оттого, что возьмут или не возьмут Салтановскую плотину, не зависела судьба отечества, как нам описывают это про Фермопилы. И стало быть, зачем же было приносить такую жертву? И потом, зачем тут, на войне, мешать своих детей? Я бы не только Петю брата не повел бы, даже и Ильина, даже этого чужого мне, но доброго мальчика, постарался бы поставить куда нибудь под защиту», – продолжал думать Ростов, слушая Здржинского. Но он не сказал своих мыслей: он и на это уже имел опыт. Он знал, что этот рассказ содействовал к прославлению нашего оружия, и потому надо было делать вид, что не сомневаешься в нем. Так он и делал.