Note nere
Note nere (итал. «чёрные ноты») — разновидность мензуральной нотации и стиль музыкальной композиции в Италии XVI века. Термин note nere является оригинальным, он использовался в раннепечатных нотных сборниках в 1540-е и 1550-е годы. Другие оригинальные термины для того же феномена — cromatico (колорированный [стиль])[1] и misura di breve.
Краткая характеристика
Note nere появились в отдельных итальянских мадригалах в 1530-е годы, вошли в моду в сборниках мадригалов 1540-х годов. Характерный признак нотации — знак мензуры 
(вместо более типичного 
), который указывал на то, что тактус охватывает семибревис (а не бревис, как обычно), отсюда следовал и более медленный, чем в композициях с мензурой , темп. В «чернонотных» мадригалах бросается в глаза большое количество мелких мензуральных длительностей (минимы, семиминимы, фузы), что и определило терминологию.
Среди композиторов, писавших в технике note nere, Якоб Аркадельт, Адриан Вилларт, Костанцо Феста, Киприан де Роре, Жьяш де Верт и значительное количество так называемых композиторов второго ряда (Клаудио Веджо, Джандоменико Марторетта, Ян Геро и т.п.)[2]
По мнению ряда учёных note nere является не только особенностью мензуральной нотации, но и неким стилем музыкальной композиции. Дж. Хаар, например, утверждает (ссылаясь на высказывание М. Преториуса), что темп «чернонотных» мадригалов «несколько медленней, чем в пьесах с мензурой , но не вполовину медленней», он образует как бы «дополнительный уровень ритмического деления»[3]. Поскольку диапазон возможных длительностей таким образом расширился, заострились противопоставления долгих и кратких длительностей и другие ритмические рисунки, которые стали использоваться для (клишированных) аффектов, так сказать, повышенной экспрессии — взволнованной скороговорки, плача, патетических взываний, вздохов отчаяния и т.п.[4].
Note nere проникли отчасти в другие (помимо мадригала) музыкальные жанры итальянского Ренессанса, как например, в канцону Палестрины «Da fuoco così bel nasc'il mio ardore»[5]. В знаменитой канцонетте Орацио Векки «Fa una canzone senza note nere» выражение senza note nere («без чёрных нот») означает незамысловатую безыскусную песню (которую просит сочинить автор канцонетты).
Напишите отзыв о статье "Note nere"
Примечания
- ↑ NB! Этот термин не имеет отношения к интервальному роду хроматике. Термином croma в Италии XVI века называли семиминиму со штилём «восьмушки», общепринятое название этой длительности — фуза (fusa).
- ↑ Опубликованы Доном Харраном в серии CMM 73; оглавления отдельных томов доступны в онлайне.
- ↑ Haar J. Note nere // The Harvard dictionary of music, 4th ed. Cambridge, Mass., 2003, p.571.
- ↑ Fuller D. Madrigal // The New Grove Dictionary of Music and Musicians. London; New York, 2001.
- ↑ Einstein A. The Italian madrigal. Princeton, 1948, p.436.
Издания
- The anthologies of black-mote madrigals, ed. by Don Harrán in 5 vls. // Corpus mensurabilis musicae 73 (1984, 1991, 1978, 1980, 1980, 1981). NB! Первый том — в двух частях, вышедших в разные годы
Литература
- Haar J. The note nere madrigal // Journal of the American Musicological Society 18 (1965), p.22-41 (в т.ч. содержит перечень всех раннепечатных нотных сборников в «хроматическом» стиле note nere).
- Haar J. The science and art of Renaissance music, ed. by P. Corneilson. Princeton (NJ), 1998, p.201-222 (Chapter 9).
Ссылки
- [www.youtube.com/watch?v=YyuapZH5oUI Канцонетта "Fa una canzone" О.Векки]
Отрывок, характеризующий Note nere
– Только уж, пожалуйста, мне дайте команду совсем, чтобы я командовал, – продолжал Петя, – ну что вам стоит? Ах, вам ножик? – обратился он к офицеру, хотевшему отрезать баранины. И он подал свой складной ножик.Офицер похвалил ножик.
– Возьмите, пожалуйста, себе. У меня много таких… – покраснев, сказал Петя. – Батюшки! Я и забыл совсем, – вдруг вскрикнул он. – У меня изюм чудесный, знаете, такой, без косточек. У нас маркитант новый – и такие прекрасные вещи. Я купил десять фунтов. Я привык что нибудь сладкое. Хотите?.. – И Петя побежал в сени к своему казаку, принес торбы, в которых было фунтов пять изюму. – Кушайте, господа, кушайте.
– А то не нужно ли вам кофейник? – обратился он к эсаулу. – Я у нашего маркитанта купил, чудесный! У него прекрасные вещи. И он честный очень. Это главное. Я вам пришлю непременно. А может быть еще, у вас вышли, обились кремни, – ведь это бывает. Я взял с собою, у меня вот тут… – он показал на торбы, – сто кремней. Я очень дешево купил. Возьмите, пожалуйста, сколько нужно, а то и все… – И вдруг, испугавшись, не заврался ли он, Петя остановился и покраснел.
Он стал вспоминать, не сделал ли он еще каких нибудь глупостей. И, перебирая воспоминания нынешнего дня, воспоминание о французе барабанщике представилось ему. «Нам то отлично, а ему каково? Куда его дели? Покормили ли его? Не обидели ли?» – подумал он. Но заметив, что он заврался о кремнях, он теперь боялся.
«Спросить бы можно, – думал он, – да скажут: сам мальчик и мальчика пожалел. Я им покажу завтра, какой я мальчик! Стыдно будет, если я спрошу? – думал Петя. – Ну, да все равно!» – и тотчас же, покраснев и испуганно глядя на офицеров, не будет ли в их лицах насмешки, он сказал:
– А можно позвать этого мальчика, что взяли в плен? дать ему чего нибудь поесть… может…
– Да, жалкий мальчишка, – сказал Денисов, видимо, не найдя ничего стыдного в этом напоминании. – Позвать его сюда. Vincent Bosse его зовут. Позвать.
– Я позову, – сказал Петя.
– Позови, позови. Жалкий мальчишка, – повторил Денисов.
Петя стоял у двери, когда Денисов сказал это. Петя пролез между офицерами и близко подошел к Денисову.
– Позвольте вас поцеловать, голубчик, – сказал он. – Ах, как отлично! как хорошо! – И, поцеловав Денисова, он побежал на двор.
– Bosse! Vincent! – прокричал Петя, остановясь у двери.
– Вам кого, сударь, надо? – сказал голос из темноты. Петя отвечал, что того мальчика француза, которого взяли нынче.
– А! Весеннего? – сказал казак.
Имя его Vincent уже переделали: казаки – в Весеннего, а мужики и солдаты – в Висеню. В обеих переделках это напоминание о весне сходилось с представлением о молоденьком мальчике.
– Он там у костра грелся. Эй, Висеня! Висеня! Весенний! – послышались в темноте передающиеся голоса и смех.
– А мальчонок шустрый, – сказал гусар, стоявший подле Пети. – Мы его покормили давеча. Страсть голодный был!
В темноте послышались шаги и, шлепая босыми ногами по грязи, барабанщик подошел к двери.
– Ah, c'est vous! – сказал Петя. – Voulez vous manger? N'ayez pas peur, on ne vous fera pas de mal, – прибавил он, робко и ласково дотрогиваясь до его руки. – Entrez, entrez. [Ах, это вы! Хотите есть? Не бойтесь, вам ничего не сделают. Войдите, войдите.]
– Merci, monsieur, [Благодарю, господин.] – отвечал барабанщик дрожащим, почти детским голосом и стал обтирать о порог свои грязные ноги. Пете многое хотелось сказать барабанщику, но он не смел. Он, переминаясь, стоял подле него в сенях. Потом в темноте взял его за руку и пожал ее.
– Entrez, entrez, – повторил он только нежным шепотом.
«Ах, что бы мне ему сделать!» – проговорил сам с собою Петя и, отворив дверь, пропустил мимо себя мальчика.
