Notre Dame (стихотворение)

Notre Dame
Жанр:	стихотворение
Автор:	Мандельштам, Осип Эмильевич
Язык оригинала:	русский
Дата первой публикации:	1913
Текст произведения в Викитеке

«Notre Dame» — стихотворение О. Мандельштама, написанное в 1912 году и входящее в первый сборник стихотворений «Камень», опубликованное в 1916 г.

Стихотворение было опубликовано в начале 1913 г. в приложении к декларации нового литературного направления — акмеизма, во главе которого были Н. С. Гумилев, А. А. Ахматова, С. М. Городецкий. Акмеизм противопоставлял себя символизму. Акмеисты объявляли: поэзия должна писать о нашем земном мире, а не о иных мирах; этот мир прекрасен и полон хороших вещей. В центре стихотворения, как и сборника в целом — образ камня, символизирующий принятие реального бытия.

Анализ стихотворения

Notre Dame de Paris — католический собор в Париже, заложенный в 1163 году — величайшее сооружение ранней готики, одно из первых зданий, в архитектурном решении которого была воплощена идея крестового свода. Собор находится на острове Сите, где ранее находилась колония, основанная Римом.

1 строфа стихотворения — взгляд изнутри под крестовый свод, 2 строфа — взгляд снаружи, 3 строфа — опять изнутри, 4 строфа — опять изучающий взгляд снаружи. 1 строфа смотрит в прошлое («Где римский судия судил чужой народ»), 2,3 строфы — в настоящее, 4 — в будущее.

В центре стихотворения (как и сборника)- образ камня, символизирующего принятие реальности. Собор представляет собой камень, ставший вместилищем мудрости.

Готический стиль — система противоборствующих сил, поэтому стиль стихотворения — система контрастов и антитез. Например в третьей строфе: «Души готической рассудочная пропасть». Пропасть — нечто иррациональное, однако у Мандельштама пропасть оказывается рационально построенной человеческим рассудком. Стихийный лабиринт и непостижимый лес — противопоставления. Лабиринт — что-то горизонтальное, лес — вертикальное — контраст. Также источником сравнения собора и леса послужил роман Гюисманса. Лабиринт выложен на полу нескольких готических соборов, что символизирует «путь в Иерусалим». Лес является напоминанием о популярном во времена символизма сонете Бодлера «Соответствия». Природа — храм, в котором человек проходит сквозь лес символов, где смешиваются краски, звуки, цвета, запахи и увлекают душу в беспредельность. У символистов природа — нерукотворный храм, у акмеистов же  рукотворный храм становится природой.

Египетская мощь и христианства робость — тоже являются антитезой: христианская вера и язычество Египтян.

«С тростинкой рядом дуб» — в подтексте этого образа — басни Лафонтена и Крылова: «…в бурю дуб гибнет, а тростинка гнется, но выживает…». Строки Тютчева: «…и ропщет мыслящий Тростник…».

Также можно отметить и ещё одну интересную особенность данного стихотворения. Эта особенность касается рифмы последней строфы, где к словам "Notre Dame" и "создам" подходит по рифме ещё одно, символичное (как бы глупо это не звучало) слово. Речь идет о фамилии автора стихотворения — О.Мандельштам.

Как уже было отмечено, акмеисты противопоставляли себя символистам. У символистов — поэзия тонких намеков, у акмеистов — поэзия точных слов. Поэт, как Адам в раю, должен дать имена всем вещам. (Поэтому Адам упомянут в первой строфе). Notre Dame — стихотворение о храме, но не религиозное стихотворение. Автор смотрит на храм не глазами верующего человека, а глазами строителя и архитектора, которому неважно для какого бога он строит, а важно, чтобы постройка простояла прочно и долго. Собор Парижской богоматери — наследник трех культур: гальской, римской, христианской. Оттого и важная черта мировоззрения автора. Не культура — часть религии, а религия — часть культуры.

К этому ощущению, свойственному всем акмеистам, О.Мандельштам добавляет и свою точку зрения. В статье «Утро акмеизма» он пишет: «Любовь к организму и организации акмеисты разделяют с физиологически гениальным Средневековьем» — и дальше произносит панегирик готическому собору именно как совершенному организму.

Источники

1. О.Мандельштам, сборник стихотворений «Камень».,Л.,-1990
2. М. Л. Гаспаров, Анализ и интерпретация: Два стихотворения Мандельштама о готических соборах., О русской поэзии. Анализы. Интерпретации. Характеристики. СПб.: Азбука, 2001.
3. О.Мандельштам, статья «Утро акмеизма»

Отрывок, характеризующий Notre Dame (стихотворение)

Князь Андрей неприятно засмеялся, опять напоминая своего отца.
– А где же он теперь находится, ваш шурин, могу ли я узнать? – сказал он.
– Он уехал в Петер…. впрочем я не знаю, – сказал Пьер.
– Ну да это всё равно, – сказал князь Андрей. – Передай графине Ростовой, что она была и есть совершенно свободна, и что я желаю ей всего лучшего.
Пьер взял в руки связку бумаг. Князь Андрей, как будто вспоминая, не нужно ли ему сказать еще что нибудь или ожидая, не скажет ли чего нибудь Пьер, остановившимся взглядом смотрел на него.
– Послушайте, помните вы наш спор в Петербурге, – сказал Пьер, помните о…
– Помню, – поспешно отвечал князь Андрей, – я говорил, что падшую женщину надо простить, но я не говорил, что я могу простить. Я не могу.
– Разве можно это сравнивать?… – сказал Пьер. Князь Андрей перебил его. Он резко закричал:
– Да, опять просить ее руки, быть великодушным, и тому подобное?… Да, это очень благородно, но я не способен итти sur les brisees de monsieur [итти по стопам этого господина]. – Ежели ты хочешь быть моим другом, не говори со мною никогда про эту… про всё это. Ну, прощай. Так ты передашь…
Пьер вышел и пошел к старому князю и княжне Марье.
Старик казался оживленнее обыкновенного. Княжна Марья была такая же, как и всегда, но из за сочувствия к брату, Пьер видел в ней радость к тому, что свадьба ее брата расстроилась. Глядя на них, Пьер понял, какое презрение и злобу они имели все против Ростовых, понял, что нельзя было при них даже и упоминать имя той, которая могла на кого бы то ни было променять князя Андрея.
За обедом речь зашла о войне, приближение которой уже становилось очевидно. Князь Андрей не умолкая говорил и спорил то с отцом, то с Десалем, швейцарцем воспитателем, и казался оживленнее обыкновенного, тем оживлением, которого нравственную причину так хорошо знал Пьер.


В этот же вечер, Пьер поехал к Ростовым, чтобы исполнить свое поручение. Наташа была в постели, граф был в клубе, и Пьер, передав письма Соне, пошел к Марье Дмитриевне, интересовавшейся узнать о том, как князь Андрей принял известие. Через десять минут Соня вошла к Марье Дмитриевне.
– Наташа непременно хочет видеть графа Петра Кирилловича, – сказала она.
– Да как же, к ней что ль его свести? Там у вас не прибрано, – сказала Марья Дмитриевна.
– Нет, она оделась и вышла в гостиную, – сказала Соня.
Марья Дмитриевна только пожала плечами.
– Когда это графиня приедет, измучила меня совсем. Ты смотри ж, не говори ей всего, – обратилась она к Пьеру. – И бранить то ее духу не хватает, так жалка, так жалка!
Наташа, исхудавшая, с бледным и строгим лицом (совсем не пристыженная, какою ее ожидал Пьер) стояла по середине гостиной. Когда Пьер показался в двери, она заторопилась, очевидно в нерешительности, подойти ли к нему или подождать его.
Пьер поспешно подошел к ней. Он думал, что она ему, как всегда, подаст руку; но она, близко подойдя к нему, остановилась, тяжело дыша и безжизненно опустив руки, совершенно в той же позе, в которой она выходила на середину залы, чтоб петь, но совсем с другим выражением.
– Петр Кирилыч, – начала она быстро говорить – князь Болконский был вам друг, он и есть вам друг, – поправилась она (ей казалось, что всё только было, и что теперь всё другое). – Он говорил мне тогда, чтобы обратиться к вам…
Пьер молча сопел носом, глядя на нее. Он до сих пор в душе своей упрекал и старался презирать ее; но теперь ему сделалось так жалко ее, что в душе его не было места упреку.
– Он теперь здесь, скажите ему… чтобы он прост… простил меня. – Она остановилась и еще чаще стала дышать, но не плакала.
– Да… я скажу ему, – говорил Пьер, но… – Он не знал, что сказать.
Наташа видимо испугалась той мысли, которая могла притти Пьеру.
– Нет, я знаю, что всё кончено, – сказала она поспешно. – Нет, это не может быть никогда. Меня мучает только зло, которое я ему сделала. Скажите только ему, что я прошу его простить, простить, простить меня за всё… – Она затряслась всем телом и села на стул.
Еще никогда не испытанное чувство жалости переполнило душу Пьера.
– Я скажу ему, я всё еще раз скажу ему, – сказал Пьер; – но… я бы желал знать одно…
«Что знать?» спросил взгляд Наташи.
– Я бы желал знать, любили ли вы… – Пьер не знал как назвать Анатоля и покраснел при мысли о нем, – любили ли вы этого дурного человека?
– Не называйте его дурным, – сказала Наташа. – Но я ничего – ничего не знаю… – Она опять заплакала.