ObsCure 2

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
ObsCure 2

Разработчик
Издатель
Часть серии
'ObsCure'
Дата выпуска
Жанр
Возрастной
рейтинг
ESRB: MMature
Носители
Платформы
Игровой движок
Режимы игры
Системные
требования

Минимальные

Рекомендуемые

Управление
Сайт
[www.obscure2.com/ cure2.com]

ObsCure 2 (с англ. — «Темнота, Мрак») — компьютерная игра в жанре survival horror, разработана компанией «Hydravision». Является сиквелом вышедшей в 2004 году игры ObsCure. В Северной Америке была издана под названием ObsCure: The Aftermath.





Сюжет

Сюжет игры напрямую продолжает первую часть. Спустя два года Старшую Школу Лифмор, которая не подлежала восстановлению, было решено снести. Кенни и Шэннон Мэтьюсы учатся в Университете Фоллкрик, а Стэн Джонс работает доставщиком пиццы. Поскольку ребятам не удалось вывести из своих организмов споры Мортифилии, то Кенни и Стэну постоянно нужно принимать медикаменты, а Шэннон сумела приспособиться к ним. Между тем, по кампусу Фоллкрика гуляет цветок, похожий на тюльпан, пепел из которого используется в качестве сильнодействующего, а потому популярного у студентов, наркотика. Один из студентов Кори Уайлд, будучи под кайфом, видит галлюцинацию, где ему мерещатся жуткие монстры (аналогичные тем, что были в Лифморе). Поздно вечером Кенни и его новая девушка Эми Брукс идут в местное братство на вечеринку. Поскольку их не пускают через парадный вход (на вечеринку могут попасть только «свои»), то Кенни и Эми пробираются через окно. В это время у подножья здания из земли разом вырастает множество тех самых цветов. Из них начинает выходить чёрная аура, похожая на ауру Мортифилии, которая просачивается внутрь через окна. Тут же музыка сменяется грохотом и воплями ужаса. Оказавшись внутри пара сталкиваются с ужасными мутантами, которые напоминают Кенни тех, с которыми он столкнулся Лифморе. Их с Эми блуждание по зданию приводит в отдалённую часть, где они сталкиваются с их учителем Ричардом Джеймсом. Позже к ним присоединяются Кори и его девушка Мэй Ванг. Ричард Джеймс делает вскрытие одного из убитых мутантов и обнаруживает, что расположение внутренних органов у этих существ такое же, как и у человека. В то же время Кори замечает на передней правой лапе мутанта татуировку-клеймо, которую носили все члены Братства, и становится понятно, что мутанты — это все мутировавшие здесь люди, которые употребляли наркотик из цветов. Ребята приходят к выводу, что сами они не мутировали, потому что после каждой дозы употребляли энергетики, так как те снимали головную боль — очевидно, энергетики сильно притупляют заражение организма.

Выбравшись из Братства ребята подбирают их друга Свена Хансена, но ничего растолковать ему не успевают, потому что внезапно машина Кори вдруг срывается с места и уносится вперёд. Кори бросается вслед за ней, а за ним, пытаясь его остановить, несётся Эми. В то же время на связь с Мэй по карманному Уоки-токи выходит её сестра-близнец Джун, которая осталась в обшежитии. Оказывается мутанты пробрались туда и Джун в панике. Мэй, увлекая за собой Свена, отправляется в общежитие. Кенни, между тем, становится плохо от наркотической ломки и он решает отправиться в ближайший медпункт. Кори и Эми находят машину Кори полностью разбитой, потому что она сорвалась с обрыва. Расправившись с мутантами, которые околачиваются здесь же рядом, они окольным путём пытаются выбраться из леса. По пути им попадается лист старой газеты, выпущенной в прошлом году. На листе — статья о том, что в этом лесу не раз замечали странного человека в комбинезоне с искорёженным телосложением и деформированным лицом. А через какое-то время Кори и Эми сами сталкиваются с ним, но к счастью он их не замечает. Они, в конечном итоге, попадают в местный госпиталь, где уже находятся Кенни и Шэннон. Кенни ищет какие-нибудь медикаменты, которые смогут заменить наркотики. Свен и Мэй добираются до общежития, но спасти Джун не успевают. Кенни тем временем начинает превращаться в мутанта, испускающего сильную чёрную ауру. Ребятам удаётся сбежать от него на некоторое время, но затем они снова сталкиваются с ним. Мутировавший в гигантского мутанта Кенни убивает Мэй, но неожиданно появляются вооружённые Шэннон и Стэн, что заставляет Кенни сбежать. Студенты и профессор садятся в фургон пиццерии Стена уезжают, но через некоторое время им на дорогу выскакивает мутант, из-за чего машина вылетает в кювет.

Пришедшие в себя первыми Стен и Шеннон решают осмотреть находящуюся неподалеку дамбу, туда же подтягиваются профессор, Свен и Кори. На дамбе они неожиданно находят замученную Эми, а затем появляется Кори. Профессор, Свен, Стэн и Эми убегают с дамбы, а Шэннон и Кори начинают драться с Кенни и им удаётся сбросить его в шахту. Выбравшись с дамбы они рации узнают, что группа разделилась: Стэн с профессором отправились по Озеру Фоллкрик на Черепаший Остров, а Свен и Эми потеряли их и сейчас блуждают в тумане. Кори и Шэннон находят Стена и профессора, но Свен и Эми разминаются с ними и причаливают к соседнему острову. Эми чувствует себя все хуже и хуже после того, как она покинула дамбу. На острове они находят заброшенный старый дом с парником, полным цветов Мортифилии. В доме на них неожиданно нападает с бензопилой тот самый уродливый человек, которого Кори и Эми видели в лесу. Эми удаётся сбежать, а маньяк оглушает Свена и утаскивает его в подвал. В это время Стэн, Кори, профессор и Шеннон прибывают на остров. Они находят спрятавшуюся в шкафу Эми, слышат крики Свена и бросаются в подвал, но того, подвешенного на мясном крюке, убивает маньяк, который затем сбегает в секретный проход в подвале. Шэннон и Стэн следуют за ним по подземным тоннелям и внезапно замечают, что они очень похожи на знакомые им катакомбы. Выбравшись на поверхность они видят, что попали в Лифмор, находящийся в полном запустении, так как его решено было снести. Туда же приходят Эми, профессор и Кори. Эми становится совсем плохо и с ней остаются профессор и Шэннон, а Кори с и Стэн решают идти по следу из цветов. След приводит их к огромному живому дереву, у подножья которого склонился маньяк. Оказалось, что дерево — это Леонард Фридман, а маньяк — его сын Джедидайя, который был зачат после того, как Леонард ввел себе Мортифилию, что и стало причиной его уродства и неуравновешенной психики. Сын нашёл отца спустя некоторое время после того, как он был побежден в первой части, и выходил с помощью цветов, из-за чего Леонард смог «воскреснуть», распустив корни с цветами, которые дошли даже до Фолкрика (и поэтому таинственные наркотические цветы были ничем иным, как Мортифилией, из-за чего все, кто их употреблял, мутировали). Стэну и Кори удаётся отпилить корни Леонарда и тот погибает. Джедидайя приходит в бешенство и нападает на Кори и у них происходит непродолжительная схватка на бензопилах, в которой побеждает Кори, зарезав Джедидайю. Идя обратно они замечают, что дорожка из цветов Мортифилии начинает вянуть, а профессор связывается с ними и говорит что прибыла помощь.

На парковке друзья находят машины скорой помощи и людей в противогазах, которые целятся в них. Из машины выходит Ричард и раскрывает свои планы: он какое то время был ассистентом Фридманов, помогая Герберту найти лекарство для Леонарда. Теперь, когда Фридманы потерпели крах, он хочет лично продолжить их работу. Он говорит, что Мортифилия которую видели герои в первой части была лишь пробой, а конечный результат перед ними, и указывает на беременную Эми. Кори и Стэн понимают, что, тогда на дамбе мутировавший Кенни изнасиловал Эми, а всей болью, которую она испытывала, были схватки. Из-за Мортифилии сроки беременности сократились от девяти месяцев до нескольких часов. Ничего больше не объясняя профессор сажает Кори в машину к Эми, а Стэна в машину к Шеннон, и обе кареты отправляются назад в Фолкрик. Но когда машины проезжали тоннель рядом с Братством, на них опускаются черные споры Мортифилии, из-за чего происходит авария. Стэн и Шеннон приходят в себя и слышат по рации Кори, который смог сбежать и теперь собирается бежать на стадион, так как туда скоро прилетит вертолет, который заберет Ричарда и Эми. Стэн и Шеннон тоже туда отправляются, попутно убегая от мутантов. Передвигаясь по зданию Братства они попадают в жертвенный зал, где находят комнату, посередине которой стоят забальзамированные мутанты из Лифмора и первое дерево Мортифилии, а в другой комнате — мемориал братьям Фридманам. Становится понятно, что братство поклонялось Фридманам и Мортифилии. Стэн и Шэннон выходят на стадион, замечая, что уже наступил рассвет. На стадионе они находят каким-то чудом выжившего и более мутировавшего Кенни, который пытается убедить Кори стать таким как он. Но Кори, устав всё это терпеть, говорит, что только Мэй имела на него права, и стреляет себе в голову. Кенни замечает Стэна и Шеннон и злобно ухмыляется. Они же в ответ, используя четыре рычага, сбрасывают на Кенни арматуру ещё не достроенной части стадиона, что окончательно его убивает. Перед смертью Кенни просит Шеннон позаботиться о его ребёнке, после чего умирает. Шеннон обещает, что не даст этому отродью выжить. Тут в воздух поднимается вертолет с Эми и профессором, но в этот самый момент у Эми начинаются роды и вертолёт взрывается, оставляя после себя облако чёрной ауры. Стэн и Шеннон целуются на фоне этого облака, однако оно внезапно разрастается ещё больше. Стэн спрашивает, что им теперь делать, на что Шэннон отвечает, что «пришло время порвать семейные узы» и они вдвоём покидают стадион.

Персонажи

В отличие от первой части, где было пять героев, во второй их количество увеличили до восьми. Однако, каждый из героев имеет всё те же какие-то навыки, которые, в отличие от первой части, здесь превращаются в целые мини-игры. Но в то же время каждый из героев обладает только каким-то конкретным умением.

Персонажи из первой части

Спустя два года он поступил вместе с сестрой Шэннон в университет Фоллкрик. Здесь у него завязался роман с Эми Брукс (не поясняется, разошёлся ли он до этого со своей прежней девушкой Эшли Томпсон или же этот роман возник после того, как она пропала). В отличие от Шэннон, организм Кенни не смог справится со остатками спор Мортифилии. Хотя воспоминания о Лифморе мучают его, по внешнему поведению он остался таким, как прежде. Он активно употребляет гуляющий вовсю среди прочих студентов, пепел-наркотик, полученный из занесённого на территорию странного цветка. Это развивает в нём полную наркозависимость и в конечном счёте приводит к тому, что он мутирует в гигантского мутанта, у которого вместо рук, растет что-то типа огромных клешней, как у скорпиона (а также хвост, откуда он берет те же самые споры Мортифилии). В таком виде Кенни выступит в финале в качестве босса игры. Будет убит Стэном и Шэннон, которые уронят на него осветительную арматуру.

Младшая сестра Кенни. В Лифморе лучше всех училась в классе и имела очень хорошие оценки. В будущем мечтала стать врачом. По прошествии двух лет Шэннон заметно изменилась. Если в первой части она носила яркую одежду и красила волосы в яркие цвета, то здесь она красит волосы в преимущественно чёрный и носит одежду черноватых тонов. Она всё так же пытается наставить брата на правильный путь и не одобряет, что тот, как и многие в Фоллкрик, во всю употребляет пепел-наркотик из занесённого туда цветка. Шэннон единственная, чей организм приспособился к спорам Мортифилии.

В Лифморе Стэн больше славился своими изобретательными объяснениями прогулов, чем академической успеваемостью. Он был типичным для фильмов ужасов «трудным подростоком», а также лучшим другом Кенни. После Лифмора он попался на какой-то краже и подвергся тюремному заключению. Выйдя Стэн не захотел возвращаться к азам образования и теперь работает доставщиком пиццы. Как и Кенни, организм Стэна с трудом справляется с остатками Мортифилии и сам Стэн тоже до сих пор помнит события той ночи и мучается от мысли, что им пришлось убивать их школьных товарищей и учителей. Но в отличие от Кенни, который упорно делает вид, что всё забыл, Стэн по характеру стал теперь стал значительно твёрже и серьёзнее. По ходу действия выяснится о его неравнодушных чувствах к Шэннон.

  • Джош Картер и Эшли Томпсон не появляются в этой игре. Стэн кратко упоминает, что оба находятся в Университете Черрити, который далеко от Фоллкрика. В финале в последнем секретном ящике игрок найдёт немое видео, из которого следует, что Эшли и Джош через какое-то время вернулись на развалины Лифмора, чтобы снять документальный фильм о той ужасной ночи. В какой-то момент на них кто-то нападает. Затем показывают, что через какое-то время камеру Джоша подбирает сын Леонарда Фридмана, Джедидайя. Неизвестно, были ли Джош с Эшли убиты или же они стали мутантами.

Новые игровые персонажи

Любвеобильный парень, безбашенный скейтбордист и автомобильный энтузиаст, которому незнакома боль. Он часто подвергается насмешкам со стороны друзей из-за своих манер и привычек (из-за чего получил даже прозвище «Обезьяна»). Подразумевается, что его очередная девушка Мэй, возможно, первая, к кому он начал испытывать серьёзные чувства, однако из-за своего капризного характера ему долго приходится её в этом убеждать. С Кори начинается сама игра и в дальнейшем из всей команды внимание в большинстве случаев сосредотачивается на нём. В финале Кори, подбиваемый Кенни стать таким же как он, совершает самоубийство, заявляя что только один человек имел на него права, и это была Мэй.

Девушка Кори и сестра-близнец Джун. Вместе с последней является активным геймером, что некогда привило ей отличную квалификацию в электронном взломе. Очень любит свою сестру и Кори (искренне переживала когда тот оказался с Эми в больнице наполненной монстрами). Ближе к середине её убьёт Кенни, расплющив голову, что породит в Кори очень сильное чувство вины и жажду мести.

Сестра-близнец Мэй, вместе с которой они являются активными геймерами. Когда на общежитие Фоллкрик нападают мутанты Джун по карманному Уоки-токи выходит на связь с Мэй, которая вместе со Свеном бросается ей на помощь. В конечном итоге Джун погибнет, но у её смерти четыре варианта:

    • Мэй и Свен не успеют добраться до неё за отведённое время;
    • Свен и Мэй не нападают на того монстра, который схватил Джун;
    • В подвале, управляя Джун через камеры, она не сможет отбиться от какого-нибудь мутанта;
    • Последний вариант, который является составляющей частью сюжета, — после того, как Джун включит в подвале рубильник, на неё сзади нападёт неизвестный монстр. Когда туда прибегут Свен и Мэй они найдут на полу её окровавленное тело.

Свен родился в Норвегии, но вскоре эмигрировал в США. Он большой фанат традиционного для его родины спорта, типа хоккея или бейсбола. Чаще других поддразнивает Кори, зная о его слабой физической силе, но при этом заботится и любит его как друга и напарника. В то же время ему не чужда романтика. Тайно влюблён в Эми, причём его чувства более, чем серьёзные. Свена убьёт бензопилой Джедидайя.

Шикарная сексапильная блондинка, во всю эксплуатирующая свою внешность, причём только ради собственной забавы. Она знает о том, что ею заинтересованы Кенни и Свен, и, кажется, что она ими тоже заинтересована (судя по всему, отдав всё же своё предпочтение Свену). В середине игры Эми будет подвержена сексуальному насилию со стороны Кенни, который к тому моменту уже превратится в мутанта. В результате у неё начнётся период беременности, который из обычных девяти месяцев сократиться до нескольких часов. В финале, когда она будет на вертолёте с Ричардом Джеймсом, у неё начнутся роды, во время которых вертолёт окутается чёрными испарениями Мортифилии и в конечном итоге взорвётся прямо в воздухе. Её смерть не подтверждена.

Второстепенные персонажи

Ричард Джеймс (англ. Richard James) — учитель биологии в Фоллкрик, а также наставник Братства. Его личность почти никак не раскрыта. Он следует вместе с главными героями и время от времени даёт полезные советы. Почти вплоть до финала кажется, что он преследует ту же цель, что и они, но на самом же деле тайком от них связывается со спец-службами, вместе с которыми рассматривает рассаду Мортифилии в своих личных научных целях. После смерти Леонарда Фридмана, Ричард Джеймс раскрывает свои планы и забирает друзей из Лифмора, но по пути их атакует Чёрная Аура и ребятам удается сбежать. Кори, обезумевший от горя и ярости, собирается убить профессора и преследует его до самого финала. В финале Джеймс взлетает на вертолёте, где вместе с ним находится беременная Эми, но у той сразу после взлёта начинаются роды. Вертолёт окутывается чёрными спорами, взрывается и Ричард Джеймс погибает. Почти в конце игры можно найти старое письмо братьям Фридманам от некого Уильяма Джеймса, который, возможно, является отцом или дедом Ричарда, что намекает, что несколько поколений его семьи было членами братства.

Джедидайя (англ. Jedidiah) — сын Леонарда Фридмана, очевидно зачатый, когда его отец уже во всю тестировал на себе инъекции Мортифилии, что в конечном счёте сказалось на том, что он родился с врождённым уродством. В игре не говорится, кто его мать, но, скорее всего, ею является Элизабет Виксон, жена Леонарда, погибшая в первой части. В игре Джедидайя фигурирует только как второстепенный персонаж. Сначала он ненадолго попадается на глаза Эми и Кори, затем нападает на Свена и Эми, после чего убивает Свена бензопилой, а затем приводит ребят к своему отцу. Если не считать битвы с ним, то Джедидайя появляется только в видеороликах. Его убьёт Кори, когда будет драться с ним на бензопилах.

Саундтрек

Как и для первой части треки для второй были написаны Ольвие Деривьером и спеты детским хором Парижской Гранд Опера:

  1. Corruption With Rage and Melancholy (Распад с Яростью и Меланхолией)
  2. Atmospheric Mood (Атмосферное настроение)
  3. Back To School (Обратно в школу)
  4. Life Has Plan (У Жизни Есть План)
  5. Ballets Of Deads (Балет Мёртвых)
  6. Finally Home (Наконец Домой)
  7. Melancholy (Меланхолия)
  8. Corpus Gemitu
  9. Bad Behaviour (Плохое Поведение)
  10. Lost Love (Потерянная Любовь)
  11. Infested People (Заражённые Люди)
  12. Dimitri Was There (Здесь Был Дмитрий)
  13. Waltz Of Death (Вальс Смерти)
  14. We All Die (Все Мы Умираем)
  15. Save My Soul (Спасите Мою Душу)
  16. The Last Ones (Последняя Встреча)
  17. Periculum
  18. Turtle Stone (Камень Черепахи)
  19. Hearing Fearies (Слушание Фей)
  20. Lumen
  21. Nostalgia (Ностальгия)
  22. Бонусный трек: Falling Down Demo (Падая)

Рецензии и обзоры

Игра имела не очень высокие рейтинги, хотя, в принципе, особого успеха от неё никто и не ждал. В большинстве случаев её рейтинги оказались ниже, чем у первой части. И это при том, что и у первой части рейтинги тоже были не особо высоки. В первую очередь она не понравилась тем фанатам, которые ожидали логического продолжения. Так же игра критиковалась за заштампованность сюжета.

Российский портал Absolute Games отметил наличие линейных уровней, расширенный арсенал оружия, хорошую работу композитора Ольвие Деривьера, а также заметил, что консольная система «сейвов-чекпойнтов» хотя и добивает остатки саспенса, она всё же легче, чем та, что была в первой части. Из минусов он отметил в основном то, что в графическом плане игра получилась просто скучной (скудное освещение, отсутствие лицевой анимации) и выставил ей 57 % из 100 [www.ag.ru/reviews/obscure_2].

Российский компьютерно-игровой журнал «Игромания» заметил, что игра стала атмосфернее и энергичнее, что ей явно уделяли больше внимания, однако геймплей морально устарел, головоломкам не хватает остроты, а атмосфере ужасного — какой-то собранности [www.igromania.ru/Articles/12669/Obscure_2.htm]. Из минусов он отметил, что создателям явно не хватило опыта даже на то, чтобы претендовать на звание «лучшей игры недели». При этом, по его мнению, само название игры (один из вариантов перевода слова «ObsCure» — «тусклый», «неясный») на этот раз подходит ей как нельзя лучше. Он поставил ей оценку 6,5 из 10.

Напишите отзыв о статье "ObsCure 2"

Ссылки

  • [games.1c.ru/obscure_2/ ObsCure 2 на сайте 1С]  (рус.)

Отрывок, характеризующий ObsCure 2

– Как занята? Вена занята?
– Не только занята, но Бонапарте в Шенбрунне, а граф, наш милый граф Врбна отправляется к нему за приказаниями.
Болконский после усталости и впечатлений путешествия, приема и в особенности после обеда чувствовал, что он не понимает всего значения слов, которые он слышал.
– Нынче утром был здесь граф Лихтенфельс, – продолжал Билибин, – и показывал мне письмо, в котором подробно описан парад французов в Вене. Le prince Murat et tout le tremblement… [Принц Мюрат и все такое…] Вы видите, что ваша победа не очень то радостна, и что вы не можете быть приняты как спаситель…
– Право, для меня всё равно, совершенно всё равно! – сказал князь Андрей, начиная понимать,что известие его о сражении под Кремсом действительно имело мало важности ввиду таких событий, как занятие столицы Австрии. – Как же Вена взята? А мост и знаменитый tete de pont, [мостовое укрепление,] и князь Ауэрсперг? У нас были слухи, что князь Ауэрсперг защищает Вену, – сказал он.
– Князь Ауэрсперг стоит на этой, на нашей, стороне и защищает нас; я думаю, очень плохо защищает, но всё таки защищает. А Вена на той стороне. Нет, мост еще не взят и, надеюсь, не будет взят, потому что он минирован, и его велено взорвать. В противном случае мы были бы давно в горах Богемии, и вы с вашею армией провели бы дурную четверть часа между двух огней.
– Но это всё таки не значит, чтобы кампания была кончена, – сказал князь Андрей.
– А я думаю, что кончена. И так думают большие колпаки здесь, но не смеют сказать этого. Будет то, что я говорил в начале кампании, что не ваша echauffouree de Durenstein, [дюренштейнская стычка,] вообще не порох решит дело, а те, кто его выдумали, – сказал Билибин, повторяя одно из своих mots [словечек], распуская кожу на лбу и приостанавливаясь. – Вопрос только в том, что скажет берлинское свидание императора Александра с прусским королем. Ежели Пруссия вступит в союз, on forcera la main a l'Autriche, [принудят Австрию,] и будет война. Ежели же нет, то дело только в том, чтоб условиться, где составлять первоначальные статьи нового Саmро Formio. [Кампо Формио.]
– Но что за необычайная гениальность! – вдруг вскрикнул князь Андрей, сжимая свою маленькую руку и ударяя ею по столу. – И что за счастие этому человеку!
– Buonaparte? [Буонапарте?] – вопросительно сказал Билибин, морща лоб и этим давая чувствовать, что сейчас будет un mot [словечко]. – Bu onaparte? – сказал он, ударяя особенно на u . – Я думаю, однако, что теперь, когда он предписывает законы Австрии из Шенбрунна, il faut lui faire grace de l'u . [надо его избавить от и.] Я решительно делаю нововведение и называю его Bonaparte tout court [просто Бонапарт].
– Нет, без шуток, – сказал князь Андрей, – неужели вы думаете,что кампания кончена?
– Я вот что думаю. Австрия осталась в дурах, а она к этому не привыкла. И она отплатит. А в дурах она осталась оттого, что, во первых, провинции разорены (on dit, le православное est terrible pour le pillage), [говорят, что православное ужасно по части грабежей,] армия разбита, столица взята, и всё это pour les beaux yeux du [ради прекрасных глаз,] Сардинское величество. И потому – entre nous, mon cher [между нами, мой милый] – я чутьем слышу, что нас обманывают, я чутьем слышу сношения с Францией и проекты мира, тайного мира, отдельно заключенного.
– Это не может быть! – сказал князь Андрей, – это было бы слишком гадко.
– Qui vivra verra, [Поживем, увидим,] – сказал Билибин, распуская опять кожу в знак окончания разговора.
Когда князь Андрей пришел в приготовленную для него комнату и в чистом белье лег на пуховики и душистые гретые подушки, – он почувствовал, что то сражение, о котором он привез известие, было далеко, далеко от него. Прусский союз, измена Австрии, новое торжество Бонапарта, выход и парад, и прием императора Франца на завтра занимали его.
Он закрыл глаза, но в то же мгновение в ушах его затрещала канонада, пальба, стук колес экипажа, и вот опять спускаются с горы растянутые ниткой мушкатеры, и французы стреляют, и он чувствует, как содрогается его сердце, и он выезжает вперед рядом с Шмитом, и пули весело свистят вокруг него, и он испытывает то чувство удесятеренной радости жизни, какого он не испытывал с самого детства.
Он пробудился…
«Да, всё это было!…» сказал он, счастливо, детски улыбаясь сам себе, и заснул крепким, молодым сном.


На другой день он проснулся поздно. Возобновляя впечатления прошедшего, он вспомнил прежде всего то, что нынче надо представляться императору Францу, вспомнил военного министра, учтивого австрийского флигель адъютанта, Билибина и разговор вчерашнего вечера. Одевшись в полную парадную форму, которой он уже давно не надевал, для поездки во дворец, он, свежий, оживленный и красивый, с подвязанною рукой, вошел в кабинет Билибина. В кабинете находились четыре господина дипломатического корпуса. С князем Ипполитом Курагиным, который был секретарем посольства, Болконский был знаком; с другими его познакомил Билибин.
Господа, бывавшие у Билибина, светские, молодые, богатые и веселые люди, составляли и в Вене и здесь отдельный кружок, который Билибин, бывший главой этого кружка, называл наши, les nфtres. В кружке этом, состоявшем почти исключительно из дипломатов, видимо, были свои, не имеющие ничего общего с войной и политикой, интересы высшего света, отношений к некоторым женщинам и канцелярской стороны службы. Эти господа, повидимому, охотно, как своего (честь, которую они делали немногим), приняли в свой кружок князя Андрея. Из учтивости, и как предмет для вступления в разговор, ему сделали несколько вопросов об армии и сражении, и разговор опять рассыпался на непоследовательные, веселые шутки и пересуды.
– Но особенно хорошо, – говорил один, рассказывая неудачу товарища дипломата, – особенно хорошо то, что канцлер прямо сказал ему, что назначение его в Лондон есть повышение, и чтоб он так и смотрел на это. Видите вы его фигуру при этом?…
– Но что всего хуже, господа, я вам выдаю Курагина: человек в несчастии, и этим то пользуется этот Дон Жуан, этот ужасный человек!
Князь Ипполит лежал в вольтеровском кресле, положив ноги через ручку. Он засмеялся.
– Parlez moi de ca, [Ну ка, ну ка,] – сказал он.
– О, Дон Жуан! О, змея! – послышались голоса.
– Вы не знаете, Болконский, – обратился Билибин к князю Андрею, – что все ужасы французской армии (я чуть было не сказал – русской армии) – ничто в сравнении с тем, что наделал между женщинами этот человек.
– La femme est la compagne de l'homme, [Женщина – подруга мужчины,] – произнес князь Ипполит и стал смотреть в лорнет на свои поднятые ноги.
Билибин и наши расхохотались, глядя в глаза Ипполиту. Князь Андрей видел, что этот Ипполит, которого он (должно было признаться) почти ревновал к своей жене, был шутом в этом обществе.
– Нет, я должен вас угостить Курагиным, – сказал Билибин тихо Болконскому. – Он прелестен, когда рассуждает о политике, надо видеть эту важность.
Он подсел к Ипполиту и, собрав на лбу свои складки, завел с ним разговор о политике. Князь Андрей и другие обступили обоих.
– Le cabinet de Berlin ne peut pas exprimer un sentiment d'alliance, – начал Ипполит, значительно оглядывая всех, – sans exprimer… comme dans sa derieniere note… vous comprenez… vous comprenez… et puis si sa Majeste l'Empereur ne deroge pas au principe de notre alliance… [Берлинский кабинет не может выразить свое мнение о союзе, не выражая… как в своей последней ноте… вы понимаете… вы понимаете… впрочем, если его величество император не изменит сущности нашего союза…]
– Attendez, je n'ai pas fini… – сказал он князю Андрею, хватая его за руку. – Je suppose que l'intervention sera plus forte que la non intervention. Et… – Он помолчал. – On ne pourra pas imputer a la fin de non recevoir notre depeche du 28 novembre. Voila comment tout cela finira. [Подождите, я не кончил. Я думаю, что вмешательство будет прочнее чем невмешательство И… Невозможно считать дело оконченным непринятием нашей депеши от 28 ноября. Чем то всё это кончится.]
И он отпустил руку Болконского, показывая тем, что теперь он совсем кончил.
– Demosthenes, je te reconnais au caillou que tu as cache dans ta bouche d'or! [Демосфен, я узнаю тебя по камешку, который ты скрываешь в своих золотых устах!] – сказал Билибин, y которого шапка волос подвинулась на голове от удовольствия.
Все засмеялись. Ипполит смеялся громче всех. Он, видимо, страдал, задыхался, но не мог удержаться от дикого смеха, растягивающего его всегда неподвижное лицо.
– Ну вот что, господа, – сказал Билибин, – Болконский мой гость в доме и здесь в Брюнне, и я хочу его угостить, сколько могу, всеми радостями здешней жизни. Ежели бы мы были в Брюнне, это было бы легко; но здесь, dans ce vilain trou morave [в этой скверной моравской дыре], это труднее, и я прошу у всех вас помощи. Il faut lui faire les honneurs de Brunn. [Надо ему показать Брюнн.] Вы возьмите на себя театр, я – общество, вы, Ипполит, разумеется, – женщин.
– Надо ему показать Амели, прелесть! – сказал один из наших, целуя кончики пальцев.
– Вообще этого кровожадного солдата, – сказал Билибин, – надо обратить к более человеколюбивым взглядам.
– Едва ли я воспользуюсь вашим гостеприимством, господа, и теперь мне пора ехать, – взглядывая на часы, сказал Болконский.
– Куда?
– К императору.
– О! о! о!
– Ну, до свидания, Болконский! До свидания, князь; приезжайте же обедать раньше, – пocлшaлиcь голоса. – Мы беремся за вас.
– Старайтесь как можно более расхваливать порядок в доставлении провианта и маршрутов, когда будете говорить с императором, – сказал Билибин, провожая до передней Болконского.
– И желал бы хвалить, но не могу, сколько знаю, – улыбаясь отвечал Болконский.
– Ну, вообще как можно больше говорите. Его страсть – аудиенции; а говорить сам он не любит и не умеет, как увидите.


На выходе император Франц только пристально вгляделся в лицо князя Андрея, стоявшего в назначенном месте между австрийскими офицерами, и кивнул ему своей длинной головой. Но после выхода вчерашний флигель адъютант с учтивостью передал Болконскому желание императора дать ему аудиенцию.
Император Франц принял его, стоя посредине комнаты. Перед тем как начинать разговор, князя Андрея поразило то, что император как будто смешался, не зная, что сказать, и покраснел.
– Скажите, когда началось сражение? – спросил он поспешно.
Князь Андрей отвечал. После этого вопроса следовали другие, столь же простые вопросы: «здоров ли Кутузов? как давно выехал он из Кремса?» и т. п. Император говорил с таким выражением, как будто вся цель его состояла только в том, чтобы сделать известное количество вопросов. Ответы же на эти вопросы, как было слишком очевидно, не могли интересовать его.
– В котором часу началось сражение? – спросил император.
– Не могу донести вашему величеству, в котором часу началось сражение с фронта, но в Дюренштейне, где я находился, войско начало атаку в 6 часу вечера, – сказал Болконский, оживляясь и при этом случае предполагая, что ему удастся представить уже готовое в его голове правдивое описание всего того, что он знал и видел.
Но император улыбнулся и перебил его:
– Сколько миль?
– Откуда и докуда, ваше величество?
– От Дюренштейна до Кремса?
– Три с половиною мили, ваше величество.
– Французы оставили левый берег?
– Как доносили лазутчики, в ночь на плотах переправились последние.
– Достаточно ли фуража в Кремсе?
– Фураж не был доставлен в том количестве…
Император перебил его.
– В котором часу убит генерал Шмит?…
– В семь часов, кажется.
– В 7 часов. Очень печально! Очень печально!
Император сказал, что он благодарит, и поклонился. Князь Андрей вышел и тотчас же со всех сторон был окружен придворными. Со всех сторон глядели на него ласковые глаза и слышались ласковые слова. Вчерашний флигель адъютант делал ему упреки, зачем он не остановился во дворце, и предлагал ему свой дом. Военный министр подошел, поздравляя его с орденом Марии Терезии З й степени, которым жаловал его император. Камергер императрицы приглашал его к ее величеству. Эрцгерцогиня тоже желала его видеть. Он не знал, кому отвечать, и несколько секунд собирался с мыслями. Русский посланник взял его за плечо, отвел к окну и стал говорить с ним.
Вопреки словам Билибина, известие, привезенное им, было принято радостно. Назначено было благодарственное молебствие. Кутузов был награжден Марией Терезией большого креста, и вся армия получила награды. Болконский получал приглашения со всех сторон и всё утро должен был делать визиты главным сановникам Австрии. Окончив свои визиты в пятом часу вечера, мысленно сочиняя письмо отцу о сражении и о своей поездке в Брюнн, князь Андрей возвращался домой к Билибину. У крыльца дома, занимаемого Билибиным, стояла до половины уложенная вещами бричка, и Франц, слуга Билибина, с трудом таща чемодан, вышел из двери.
Прежде чем ехать к Билибину, князь Андрей поехал в книжную лавку запастись на поход книгами и засиделся в лавке.
– Что такое? – спросил Болконский.
– Ach, Erlaucht? – сказал Франц, с трудом взваливая чемодан в бричку. – Wir ziehen noch weiter. Der Bosewicht ist schon wieder hinter uns her! [Ах, ваше сиятельство! Мы отправляемся еще далее. Злодей уж опять за нами по пятам.]
– Что такое? Что? – спрашивал князь Андрей.
Билибин вышел навстречу Болконскому. На всегда спокойном лице Билибина было волнение.
– Non, non, avouez que c'est charmant, – говорил он, – cette histoire du pont de Thabor (мост в Вене). Ils l'ont passe sans coup ferir. [Нет, нет, признайтесь, что это прелесть, эта история с Таборским мостом. Они перешли его без сопротивления.]
Князь Андрей ничего не понимал.
– Да откуда же вы, что вы не знаете того, что уже знают все кучера в городе?
– Я от эрцгерцогини. Там я ничего не слыхал.
– И не видали, что везде укладываются?
– Не видал… Да в чем дело? – нетерпеливо спросил князь Андрей.
– В чем дело? Дело в том, что французы перешли мост, который защищает Ауэсперг, и мост не взорвали, так что Мюрат бежит теперь по дороге к Брюнну, и нынче завтра они будут здесь.
– Как здесь? Да как же не взорвали мост, когда он минирован?
– А это я у вас спрашиваю. Этого никто, и сам Бонапарте, не знает.
Болконский пожал плечами.
– Но ежели мост перейден, значит, и армия погибла: она будет отрезана, – сказал он.
– В этом то и штука, – отвечал Билибин. – Слушайте. Вступают французы в Вену, как я вам говорил. Всё очень хорошо. На другой день, то есть вчера, господа маршалы: Мюрат Ланн и Бельяр, садятся верхом и отправляются на мост. (Заметьте, все трое гасконцы.) Господа, – говорит один, – вы знаете, что Таборский мост минирован и контраминирован, и что перед ним грозный tete de pont и пятнадцать тысяч войска, которому велено взорвать мост и нас не пускать. Но нашему государю императору Наполеону будет приятно, ежели мы возьмем этот мост. Проедемте втроем и возьмем этот мост. – Поедемте, говорят другие; и они отправляются и берут мост, переходят его и теперь со всею армией по сю сторону Дуная направляются на нас, на вас и на ваши сообщения.
– Полноте шутить, – грустно и серьезно сказал князь Андрей.
Известие это было горестно и вместе с тем приятно князю Андрею.
Как только он узнал, что русская армия находится в таком безнадежном положении, ему пришло в голову, что ему то именно предназначено вывести русскую армию из этого положения, что вот он, тот Тулон, который выведет его из рядов неизвестных офицеров и откроет ему первый путь к славе! Слушая Билибина, он соображал уже, как, приехав к армии, он на военном совете подаст мнение, которое одно спасет армию, и как ему одному будет поручено исполнение этого плана.
– Полноте шутить, – сказал он.
– Не шучу, – продолжал Билибин, – ничего нет справедливее и печальнее. Господа эти приезжают на мост одни и поднимают белые платки; уверяют, что перемирие, и что они, маршалы, едут для переговоров с князем Ауэрспергом. Дежурный офицер пускает их в tete de pont. [мостовое укрепление.] Они рассказывают ему тысячу гасконских глупостей: говорят, что война кончена, что император Франц назначил свидание Бонапарту, что они желают видеть князя Ауэрсперга, и тысячу гасконад и проч. Офицер посылает за Ауэрспергом; господа эти обнимают офицеров, шутят, садятся на пушки, а между тем французский баталион незамеченный входит на мост, сбрасывает мешки с горючими веществами в воду и подходит к tete de pont. Наконец, является сам генерал лейтенант, наш милый князь Ауэрсперг фон Маутерн. «Милый неприятель! Цвет австрийского воинства, герой турецких войн! Вражда кончена, мы можем подать друг другу руку… император Наполеон сгорает желанием узнать князя Ауэрсперга». Одним словом, эти господа, не даром гасконцы, так забрасывают Ауэрсперга прекрасными словами, он так прельщен своею столь быстро установившеюся интимностью с французскими маршалами, так ослеплен видом мантии и страусовых перьев Мюрата, qu'il n'y voit que du feu, et oubl celui qu'il devait faire faire sur l'ennemi. [Что он видит только их огонь и забывает о своем, о том, который он обязан был открыть против неприятеля.] (Несмотря на живость своей речи, Билибин не забыл приостановиться после этого mot, чтобы дать время оценить его.) Французский баталион вбегает в tete de pont, заколачивают пушки, и мост взят. Нет, но что лучше всего, – продолжал он, успокоиваясь в своем волнении прелестью собственного рассказа, – это то, что сержант, приставленный к той пушке, по сигналу которой должно было зажигать мины и взрывать мост, сержант этот, увидав, что французские войска бегут на мост, хотел уже стрелять, но Ланн отвел его руку. Сержант, который, видно, был умнее своего генерала, подходит к Ауэрспергу и говорит: «Князь, вас обманывают, вот французы!» Мюрат видит, что дело проиграно, ежели дать говорить сержанту. Он с удивлением (настоящий гасконец) обращается к Ауэрспергу: «Я не узнаю столь хваленую в мире австрийскую дисциплину, – говорит он, – и вы позволяете так говорить с вами низшему чину!» C'est genial. Le prince d'Auersperg se pique d'honneur et fait mettre le sergent aux arrets. Non, mais avouez que c'est charmant toute cette histoire du pont de Thabor. Ce n'est ni betise, ni lachete… [Это гениально. Князь Ауэрсперг оскорбляется и приказывает арестовать сержанта. Нет, признайтесь, что это прелесть, вся эта история с мостом. Это не то что глупость, не то что подлость…]
– С'est trahison peut etre, [Быть может, измена,] – сказал князь Андрей, живо воображая себе серые шинели, раны, пороховой дым, звуки пальбы и славу, которая ожидает его.
– Non plus. Cela met la cour dans de trop mauvais draps, – продолжал Билибин. – Ce n'est ni trahison, ni lachete, ni betise; c'est comme a Ulm… – Он как будто задумался, отыскивая выражение: – c'est… c'est du Mack. Nous sommes mackes , [Также нет. Это ставит двор в самое нелепое положение; это ни измена, ни подлость, ни глупость; это как при Ульме, это… это Маковщина . Мы обмаковались. ] – заключил он, чувствуя, что он сказал un mot, и свежее mot, такое mot, которое будет повторяться.
Собранные до тех пор складки на лбу быстро распустились в знак удовольствия, и он, слегка улыбаясь, стал рассматривать свои ногти.