Oceanborn
Поделись знанием:
К:Альбомы 1998 года
– Да, да, при раскатах грома! – повторяли одобрительно в задних рядах.
Толпа подошла к большому столу, у которого, в мундирах, в лентах, седые, плешивые, сидели семидесятилетние вельможи старики, которых почти всех, по домам с шутами и в клубах за бостоном, видал Пьер. Толпа подошла к столу, не переставая гудеть. Один за другим, и иногда два вместе, прижатые сзади к высоким спинкам стульев налегающею толпой, говорили ораторы. Стоявшие сзади замечали, чего не досказал говоривший оратор, и торопились сказать это пропущенное. Другие, в этой жаре и тесноте, шарили в своей голове, не найдется ли какая мысль, и торопились говорить ее. Знакомые Пьеру старички вельможи сидели и оглядывались то на того, то на другого, и выражение большей части из них говорило только, что им очень жарко. Пьер, однако, чувствовал себя взволнованным, и общее чувство желания показать, что нам всё нипочем, выражавшееся больше в звуках и выражениях лиц, чем в смысле речей, сообщалось и ему. Он не отрекся от своих мыслей, но чувствовал себя в чем то виноватым и желал оправдаться.
– Я сказал только, что нам удобнее было бы делать пожертвования, когда мы будем знать, в чем нужда, – стараясь перекричать другие голоса, проговорил он.
Один ближайший старичок оглянулся на него, но тотчас был отвлечен криком, начавшимся на другой стороне стола.
– Да, Москва будет сдана! Она будет искупительницей! – кричал один.
– Он враг человечества! – кричал другой. – Позвольте мне говорить… Господа, вы меня давите…
В это время быстрыми шагами перед расступившейся толпой дворян, в генеральском мундире, с лентой через плечо, с своим высунутым подбородком и быстрыми глазами, вошел граф Растопчин.
– Государь император сейчас будет, – сказал Растопчин, – я только что оттуда. Я полагаю, что в том положении, в котором мы находимся, судить много нечего. Государь удостоил собрать нас и купечество, – сказал граф Растопчин. – Оттуда польются миллионы (он указал на залу купцов), а наше дело выставить ополчение и не щадить себя… Это меньшее, что мы можем сделать!
Начались совещания между одними вельможами, сидевшими за столом. Все совещание прошло больше чем тихо. Оно даже казалось грустно, когда, после всего прежнего шума, поодиночке были слышны старые голоса, говорившие один: «согласен», другой для разнообразия: «и я того же мнения», и т. д.
Было велено секретарю писать постановление московского дворянства о том, что москвичи, подобно смолянам, жертвуют по десять человек с тысячи и полное обмундирование. Господа заседавшие встали, как бы облегченные, загремели стульями и пошли по зале разминать ноги, забирая кое кого под руку и разговаривая.
– Государь! Государь! – вдруг разнеслось по залам, и вся толпа бросилась к выходу.
По широкому ходу, между стеной дворян, государь прошел в залу. На всех лицах выражалось почтительное и испуганное любопытство. Пьер стоял довольно далеко и не мог вполне расслышать речи государя. Он понял только, по тому, что он слышал, что государь говорил об опасности, в которой находилось государство, и о надеждах, которые он возлагал на московское дворянство. Государю отвечал другой голос, сообщавший о только что состоявшемся постановлении дворянства.
– Господа! – сказал дрогнувший голос государя; толпа зашелестила и опять затихла, и Пьер ясно услыхал столь приятно человеческий и тронутый голос государя, который говорил: – Никогда я не сомневался в усердии русского дворянства. Но в этот день оно превзошло мои ожидания. Благодарю вас от лица отечества. Господа, будем действовать – время всего дороже…
Государь замолчал, толпа стала тесниться вокруг него, и со всех сторон слышались восторженные восклицания.
– Да, всего дороже… царское слово, – рыдая, говорил сзади голос Ильи Андреича, ничего не слышавшего, но все понимавшего по своему.
Из залы дворянства государь прошел в залу купечества. Он пробыл там около десяти минут. Пьер в числе других увидал государя, выходящего из залы купечества со слезами умиления на глазах. Как потом узнали, государь только что начал речь купцам, как слезы брызнули из его глаз, и он дрожащим голосом договорил ее. Когда Пьер увидал государя, он выходил, сопутствуемый двумя купцами. Один был знаком Пьеру, толстый откупщик, другой – голова, с худым, узкобородым, желтым лицом. Оба они плакали. У худого стояли слезы, но толстый откупщик рыдал, как ребенок, и все твердил:
– И жизнь и имущество возьми, ваше величество!
Пьер не чувствовал в эту минуту уже ничего, кроме желания показать, что все ему нипочем и что он всем готов жертвовать. Как упрек ему представлялась его речь с конституционным направлением; он искал случая загладить это. Узнав, что граф Мамонов жертвует полк, Безухов тут же объявил графу Растопчину, что он отдает тысячу человек и их содержание.
Старик Ростов без слез не мог рассказать жене того, что было, и тут же согласился на просьбу Пети и сам поехал записывать его.
На другой день государь уехал. Все собранные дворяне сняли мундиры, опять разместились по домам и клубам и, покряхтывая, отдавали приказания управляющим об ополчении, и удивлялись тому, что они наделали.
| Oceanborn | ||||
 | ||||
| Студийный альбом Nightwish | ||||
|---|---|---|---|---|
| Дата выпуска | ||||
| Записан |
1998 | |||
| Жанры | ||||
| Длительность |
53:11 | |||
| Продюсер |
Туомас Холопайнен | |||
| Страна | ||||
| Язык песен | ||||
| Лейбл | ||||
| Spinefarm Records |
spi67cd | |||
| Профессиональные рецензии | ||||
| ||||
| Хронология Nightwish | ||||
| ||||
| Синглы из Oceanborn | ||||
|
||||
|
Вторая обложка
| ||||
Oceanborn — второй студийный альбом финской симфоник-метал-группы Nightwish. Его релиз состоялся в октябре 1998 года.
Об альбоме
Качество записи альбома стало выше, а гитарные риффы стали менее тяжёлыми, чем у дебютного альбом группы Angels Fall First. Стиль по сути остаётся прежним: пауэр-метал, с элементами симфонического метала и академическим сопрано Тарьи Турунен.
Альбом по сравнению с предшественником является более фэнтези-ориентированным, включая такие композиции как «Swanheart», «Walking in the Air» и «The Pharaoh Sails to Orion». «Passion and the Opera» и «Gethsemane» придают ему религиозный оттенок. В дополнение к этому есть так же театрализованная композиция «Devil and the Deep Dark Ocean».
Автором обложки альбома является художник Маркус Майер.
В композициях «The Pharaoh Sails to Orion» и «Devil and the Deep Dark Ocean» используются грубый мужской вокал (гроулинг).
Список композиций
- Стандартное издание
| Песня | Автор | Длина | |
|---|---|---|---|
| 1. | «Stargazers» | Туомас Холопайнен | 4:28 |
| 2. | «Gethsemane» | Туомас Холопайнен | 5:22 |
| 3. | «Devil & the Deep Dark Ocean» (feat. Тапио Вильска) | Туомас Холопайнен | 4:46 |
| 4. | «Sacrament of Wilderness» | Туомас Холопайнен & Эмппу Вуоринен | 4:12 |
| 5. | «Passion and the Opera» | Туомас Холопайнен | 4:50 |
| 6. | «Swanheart» | Туомас Холопайнен | 4:44 |
| 7. | «Moondance» (feat. Тапио Вильска) | Туомас Холопайнен | 3:31 |
| 8. | «The Riddler» | Туомас Холопайнен | 5:16 |
| 9. | «The Pharaoh Sails to Orion» (feat. Тапио Вильска) | Туомас Холопайнен | 6:26 |
| 10. | «Walking in the Air» | Говард Блейк[en], Туомас Холопайнен | 5:31 |
| 11. | «Sleeping Sun» (Bonus track) | Туомас Холопайнен | 4:05 |
| 12. | «Nightquest» (Bonus track) | Туомас Холопайнен | 4:16 |
- 2008 Spinefarm UK/US издание
| Песня | Автор | Длина | |
|---|---|---|---|
| 1. | «Stargazers» | Туомас Холопайнен | 4:28 |
| 2. | «Gethsemane» | Туомас Холопайнен | 5:22 |
| 3. | «Devil & the Deep Dark Ocean» (feat. Тапио Вильска) | Туомас Холопайнен | 4:46 |
| 4. | «Sacrament of Wilderness» | Туомас Холопайнен & Эмппу Вуоринен | 4:12 |
| 5. | «Passion and the Opera» | Туомас Холопайнен | 4:50 |
| 6. | «Swanheart» | Туомас Холопайнен | 4:44 |
| 7. | «Moondance» (feat. Тапио Вильска) | Туомас Холопайнен | 3:31 |
| 8. | «The Riddler» | Туомас Холопайнен | 5:16 |
| 9. | «The Pharaoh Sails to Orion» (feat. Тапио Вильска) | Туомас Холопайнен | 6:26 |
| 10. | «Walking in the Air» | Говард Блейк[en], Туомас Холопайнен | 5:31 |
| 11. | «Sleeping Sun» | Туомас Холопайнен | 4:05 |
| 12. | «Nightquest» (Bonus track) | Туомас Холопайнен | 4:16 |
| 13. | «Sleeping Sun» (Live/Bonus track) | Туомас Холопайнен | 4:32 |
| 14. | «Swanheart» (Live/Bonus track) | Туомас Холопайнен | 3:55 |
| 15. | «The Pharaoh Sails to Orion» (Live/Bonus track) | Туомас Холопайнен | 6:45 |
Сертификация
| Страна | Статус | И. |
|---|---|---|
 Финляндия |
Платина | [1] |
Участники записи
- Туомас Холопайнен — композитор, синтезатор
- Эмппу Вуоринен — гитара
- Юкка Невалайнен — ударные
- Тарья Турунен — вокал
- Сами Вянскя — бас-гитара
- Тапио Вильска — вокал в композициях «Devil & The Deep Dark Ocean» и «The Pharaoh Sails to Orion»
Напишите отзыв о статье "Oceanborn"
Примечания
- ↑ [www.ifpi.fi/tilastot/artistit/nightwish IFPI Tilastot: Nightwish]
Ссылки
- [www.darklyrics.com/lyrics/nightwish/oceanborn.html Тексты песен на Darklyrics]
- [www.discogs.com/release/2599320 Oceanborn] (англ.) на сайте Discogs
- [musicbrainz.org/release/b6ec0b9a-a3c2-3378-afed-07851db344b7.html Oceanborn] (англ.) на сайте MusicBrainz
|
|||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Oceanborn
Издатель Русского вестника Глинка, которого узнали («писатель, писатель! – послышалось в толпе), сказал, что ад должно отражать адом, что он видел ребенка, улыбающегося при блеске молнии и при раскатах грома, но что мы не будем этим ребенком.– Да, да, при раскатах грома! – повторяли одобрительно в задних рядах.
Толпа подошла к большому столу, у которого, в мундирах, в лентах, седые, плешивые, сидели семидесятилетние вельможи старики, которых почти всех, по домам с шутами и в клубах за бостоном, видал Пьер. Толпа подошла к столу, не переставая гудеть. Один за другим, и иногда два вместе, прижатые сзади к высоким спинкам стульев налегающею толпой, говорили ораторы. Стоявшие сзади замечали, чего не досказал говоривший оратор, и торопились сказать это пропущенное. Другие, в этой жаре и тесноте, шарили в своей голове, не найдется ли какая мысль, и торопились говорить ее. Знакомые Пьеру старички вельможи сидели и оглядывались то на того, то на другого, и выражение большей части из них говорило только, что им очень жарко. Пьер, однако, чувствовал себя взволнованным, и общее чувство желания показать, что нам всё нипочем, выражавшееся больше в звуках и выражениях лиц, чем в смысле речей, сообщалось и ему. Он не отрекся от своих мыслей, но чувствовал себя в чем то виноватым и желал оправдаться.
– Я сказал только, что нам удобнее было бы делать пожертвования, когда мы будем знать, в чем нужда, – стараясь перекричать другие голоса, проговорил он.
Один ближайший старичок оглянулся на него, но тотчас был отвлечен криком, начавшимся на другой стороне стола.
– Да, Москва будет сдана! Она будет искупительницей! – кричал один.
– Он враг человечества! – кричал другой. – Позвольте мне говорить… Господа, вы меня давите…
В это время быстрыми шагами перед расступившейся толпой дворян, в генеральском мундире, с лентой через плечо, с своим высунутым подбородком и быстрыми глазами, вошел граф Растопчин.
– Государь император сейчас будет, – сказал Растопчин, – я только что оттуда. Я полагаю, что в том положении, в котором мы находимся, судить много нечего. Государь удостоил собрать нас и купечество, – сказал граф Растопчин. – Оттуда польются миллионы (он указал на залу купцов), а наше дело выставить ополчение и не щадить себя… Это меньшее, что мы можем сделать!
Начались совещания между одними вельможами, сидевшими за столом. Все совещание прошло больше чем тихо. Оно даже казалось грустно, когда, после всего прежнего шума, поодиночке были слышны старые голоса, говорившие один: «согласен», другой для разнообразия: «и я того же мнения», и т. д.
Было велено секретарю писать постановление московского дворянства о том, что москвичи, подобно смолянам, жертвуют по десять человек с тысячи и полное обмундирование. Господа заседавшие встали, как бы облегченные, загремели стульями и пошли по зале разминать ноги, забирая кое кого под руку и разговаривая.
– Государь! Государь! – вдруг разнеслось по залам, и вся толпа бросилась к выходу.
По широкому ходу, между стеной дворян, государь прошел в залу. На всех лицах выражалось почтительное и испуганное любопытство. Пьер стоял довольно далеко и не мог вполне расслышать речи государя. Он понял только, по тому, что он слышал, что государь говорил об опасности, в которой находилось государство, и о надеждах, которые он возлагал на московское дворянство. Государю отвечал другой голос, сообщавший о только что состоявшемся постановлении дворянства.
– Господа! – сказал дрогнувший голос государя; толпа зашелестила и опять затихла, и Пьер ясно услыхал столь приятно человеческий и тронутый голос государя, который говорил: – Никогда я не сомневался в усердии русского дворянства. Но в этот день оно превзошло мои ожидания. Благодарю вас от лица отечества. Господа, будем действовать – время всего дороже…
Государь замолчал, толпа стала тесниться вокруг него, и со всех сторон слышались восторженные восклицания.
– Да, всего дороже… царское слово, – рыдая, говорил сзади голос Ильи Андреича, ничего не слышавшего, но все понимавшего по своему.
Из залы дворянства государь прошел в залу купечества. Он пробыл там около десяти минут. Пьер в числе других увидал государя, выходящего из залы купечества со слезами умиления на глазах. Как потом узнали, государь только что начал речь купцам, как слезы брызнули из его глаз, и он дрожащим голосом договорил ее. Когда Пьер увидал государя, он выходил, сопутствуемый двумя купцами. Один был знаком Пьеру, толстый откупщик, другой – голова, с худым, узкобородым, желтым лицом. Оба они плакали. У худого стояли слезы, но толстый откупщик рыдал, как ребенок, и все твердил:
– И жизнь и имущество возьми, ваше величество!
Пьер не чувствовал в эту минуту уже ничего, кроме желания показать, что все ему нипочем и что он всем готов жертвовать. Как упрек ему представлялась его речь с конституционным направлением; он искал случая загладить это. Узнав, что граф Мамонов жертвует полк, Безухов тут же объявил графу Растопчину, что он отдает тысячу человек и их содержание.
Старик Ростов без слез не мог рассказать жене того, что было, и тут же согласился на просьбу Пети и сам поехал записывать его.
На другой день государь уехал. Все собранные дворяне сняли мундиры, опять разместились по домам и клубам и, покряхтывая, отдавали приказания управляющим об ополчении, и удивлялись тому, что они наделали.
