Opel Calibra

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Opel Calibra

Opel Calibra на Викискладе

Общие данные

Производитель:

Opel

Годы пр-ва:

1989—1997

Сборка:

Рюссельсхайм, Германия Уусикаупунки, Финляндия

Иные обозначения:

Chevrolet Calibra Holden Calibra Vauxhall Calibra

Дизайн

Тип(ы) кузова:

2‑дв. купе (2+2‑мест.)

Платформа:

GM2900

Компоновка:

переднемоторная, переднеприводная переднемоторная, полноприводная

Колёсная формула:

4 × 2

Двигатели

2,0 л Р4 115 л.с. C20NE
2,0 л Р4 150 л.с. C20XE
2,0 л Р4 136 л.с. X20XEV
2,0 л Р4 204 л.с. C20LET
2,5 л V6 170 л.с. C25XE/X25XE

Трансмиссия

5-ст МКПП
6-ст МКПП Getrag
4-ст АКПП ZF

Характеристики

Массово-габаритные

Длина:

4492 мм

Ширина:

1688 мм

Высота:

1320 мм

Колёсная база:

2600 мм

Масса:

1120—1405 кг

На рынке

Предшественник Предшественник Opel Manta

Opel CalibraOpel Calibra

Opel Calibra — автомобиль Opel, известный также как Vauxhall Calibra в Великобритании, Holden Calibra в Австралии и Новой Зеландии и Chevrolet Calibra в Южной Америке. Переднеприводное/полноприводное купе, выполненное на базе Opel Vectra A (Vauxhall Cavalier). Запущена в производство в 1989 году. Модель была снята с производства в 1997 году.

Дизайн

Дизайн Calibra был разработан в Европейском дизайн-центре Дженерал-Моторс, которым на тот момент руководил Уэйн Черри. Основной особенностью являлся низкий, стремительно-спортивный силуэт. Принципиальным отличием от модели-предшественника, Opel Manta B, являлось поперечное расположение двигателя и переднеприводная схема. Своеобразным «реверансом» в сторону предшественника была форма задней двери, в которой четко прослеживалось фамильное сходство с задней дверью Manta СС.

Базой для создания Calibra послужила платформа модели Opel Vectra А, которую Opel выпускал с 1988 года. Основные узлы и инженерные решения были идентичными, однако задняя подвеска, в отличие от зависимой балки Vectra, была более сложной — массивные рычаги позволили сделать заднюю подвеску полностью независимой.

Группе дизайнеров под руководством Эрхарда Шнелля удалось довести коэффициент аэродинамического сопротивления новой модели до рекордно низкой величины — 0,26, что, на тот момент было абсолютным рекордом для серийно выпускаемых автомобилей. Характерной чертой, которая впоследствии использовалась в моделях Vectra B хэтчбек и Opel Astra G купе, являлась форма задней стойки крыши. Другой особенностью стали узкие передние фары, в которых для ламп ближнего света использовались эллипсные линзы. Стандартным оборудованием были легкосплавные колесные диски диаметром в 15 дюймов, спортивные сиденья OEM Рекаро, гидроусилитель руля, электропривод зеркал и легкая тонировка салонных стекол. За дополнительную плату устанавливался кондиционер, подогрев сидений, электрический привод боковых стекол, фары со встроенными противотуманками, бортовой компьютер, потолочный люк с электроприводом. Стоимость базовой комплектации в Германии на момент начала продаж составляла 36 900 марок.

Двигатели

Изначально Calibra комплектовалась двумя двигателями — базовым двухлитровым восьмиклапанным C20NE (85 кВт/115 л.с.), позаимствованным с мощных версий Vectra А, и изготовленном на его блоке шестнадцатиклапанном C20XE (110 кВт/150 л.с.). Этот двигатель был первым крупномасштабным производством Опелем двигателей с четырьмя клапанами на цилиндр и двумя распределительными валами (DOHC). Применение этой технологии позволило поднять отдачу по сравнению с восьмиклапанными двигателями равного объёма на 37 %. Этот двигатель позволял Calibra разгоняться до 100 км/ч за 8,5 секунд и достигать максимальной скорости в 223 км/ч. Отличные аэродинамические характеристики позволили добиться небольшого расхода топлива — на уровне 9,5 литров на 100 км в смешанном цикле. Кроме Calibra, двигателем C20XE стали оснащаться топовые версии модели Кадета Е (GSi 16V), Астры Ф (GSi 16V) и специальная версия Вектры А 2000.

Комплектации с двигателем C20NE оснащались на выбор пятиступенчатой механической коробкой или четырёхступенчатым автоматом. На C20XE автоматические коробки не ставились. Для всех комплектаций с ручными коробками были доступны версии с полным приводом.

Модель	Объем	Маркировка	Мощность	Момент	0-100 км/ч	Vмакс	Период
4 цилиндра
2.0	1998 см³	C20NE	85 кВт (115 л.с.)	170 Нм	10,0 с	205 км/ч	1990−1997
2.0 16V	1998 см³	X20XEV	100 кВт (136 л.с.)	185 Нм	9,5 с	215 км/ч	1994−1997
2.0 16V	1998 см³	C20XE	110 кВт (150 л.с.)	196 Нм	8,5 с	223 км/ч	1990−1994
2.0 Turbo 4x4	1998 см³	C20LET	150 кВт (204 л.с.)	280 Нм	6,8 с	245 км/ч	1992−1996
6 цилиндров
2.5 V6	2498 см³	C25XE	125 кВт (170 л.с.)	227 Нм	7,8 с	237 км/ч	1993−1996
2.5 V6	2498 см³	X25XE	125 кВт (170 л.с.)	227 Нм	7,8 с	237 км/ч	1996−1997

Турбо

С марта 1992 года Opel выпускали нового флагмана семейства. Им стал Calibra 16V турбо 4х4. Модель оснащалась турбированной версией шестнадцатиклапанного мотора. Новый двигатель получил маркировку C20LET (150 кВт./204 л.с.) Обязательным атрибутом машин, оснащенных этим двигателем, стала система полного привода и шестиступенчатая механическая коробка передач Getrag. С появлением в моторной гамме модели двигателя C20LET Калибра обрела, наконец, динамические характеристики, соответствующие внешнему виду — Calibra-турбо разгонялась до 100 км/ч за 6,8 секунды и достигала максимальной скорости в 245 км/ч. Версии с C20LET предлагались в Германии по 49 880 марок. Внешних отличий от остальных версий Calibra-турбо практически не имела, за исключением шестнадцатидюймовых дисков на пятиболтовых ступицах и шильдиков с надписью «Турбо». На некоторых турбо-версии Calibra логотип Opel на рулевом колесе заменялся на значок с надписью «Турбо».

V6 и X20XEV

В 1993 году в моторной гамме Calibra появился шестицилиндровый двадцатичетырехклапанный C25XE, (позже заменен X25XE) объёмом 2,5 литра, которым также стали комплектоваться Vectra А и Omega B. Он разгонял Calibra до 100 км/ч за 7,8 сек, и позволял достичь максимальной скорости в 237 км/ч. Для него, так же, как и для ранних моделей, была доступна комплектации с автоматической коробкой. Систему полного привода на модели с шестицилиндровыми двигателями не устанавливали.

Кроме того, к августу 1993 года двигатель C20XE был исключен из моторной гаммы, в связи со вступающими в силу требованиями Евро-2. Его место занял более экологичный, но менее мощный X20XEV Ecotec, представляющий из себя дефорсированную и удешевленную версию C20XE.

Полный привод

Полный привод на Calibra был позаимствован, как и многие другие основные узлы, с Vectra А, версии 4х4. Полноприводные версии Calibra стали предлагаться покупателям одновременно с началом продаж. Калибра 4х4 была вторым полноприводным автомобилем за всю историю фирмы Опель, выпускающимся серийно. Автоматическая система с вискомуфтой обеспечивала, в условиях сухого покрытия, полную переброску крутящего момента на передние колеса. В случае, если передние колеса начинали проскальзывать, система передавала часть момента на задние колеса. При торможении момент полностью переключался на передние колеса, чтобы обеспечить нормальную работу системы ABS. Так же система полного привода автоматически отключалась при скоростях больше 170 км/ч.

Полным приводом оснащались Calibra с любыми типами четырёхцилиндровых двигателей, но исключительно с механической коробкой передач. На шестицилиндровые двигатели система полного привода не устанавливалась.

Калибра с двигателем C20NE и системой полного привода разгонялась до 100 км/ч за 11 секунд и достигала максимальной скорости в 198 км/ч, с двигателем с20хе — в 215 км/ч. Наличие полного привода в среднем увеличивало расход топлива на 1 литр на 100 км. Цена базовой модели с полным приводом составляла в Германии 44 215 марок.

Изменения модельного ряда 1993 года

С августа 1993 года, в связи с ужесточением норм безопасности и экологичности, в конструкцию модели были внесены некоторые изменения. Так, подушки безопасности водителя и переднего пассажира вошли в стандартную комплектацию, в дверях стали устанавливаться вварные трубы, призванные обеспечить безопасность водителя и пассажира при боковом ударе, были усилены оконные стойки, введены крепления и пряжки ремней безопасности нового типа, автомобили стали комплектоваться системами предварительного натяжения ремней безопасности при ударе. Кроме того, стали использоваться меры, призванные сделать производство и использование автомобиля более экологичным — двигатели с пониженным содержанием вредных выбросов, лакокрасочное покрытие на водной основе, новые, менее агрессивные хладагенты в кондиционерах.

Эти изменения коснулись, в первую очередь, автомобилей, которые выпускались на основном заводе Opel в Рюссельсхайме). Сложно сказать, в какой степени они были реализованы на второй производственной площадке, на заводе Valmet Automotive в Уусикаупунки (Финляндия), однако доподлинно известно, что в 1994 году подушки безопасности на моделях финской сборки в стандартную комплектацию не входили.

Фейслифтинг

Летом 1994 модель подверглась небольшому фейслифтингу. Передняя эмблема Opel перекочевала с капота на решетку радиатора, дизайн которой также был изменен. В гамме интерьера появились новые версии обивки, дополнительные приборы со шкалами белого цвета вошли в стандартную комплектацию, на приборной панели появились новые диагностические лампы. Также изменился дизайн колесных дисков.

К ноябрю 1994 года стандартная версия Калибры 2.0i предлагалась германским покупателям за 40 835 марок, 16v — за 43 495 марок, V6 — 51 070, Турбо — 54 345 марок. Полный привод с этого времени стал прерогативой исключительно турбо версии.

Комплектации

Покупателям Calibra предлагалась в двух фиксированных комплектациях — со стандартным и расширенным набором дополнительного оборудования. Стандартный набор опций сильно отличался для моделей с разными двигателями. Если в стандартном варианте комплектации модели с младшим двигателем (C20NE) оснащались механическими стеклоподъемниками, часами вместо бортового компьютера и двумя подушками, то стандартная комплектация для моделей с шестицилиндровым двигателем включала в себя электрические стеклоподъемники, электролюк, кондиционер, и даже кожаный салон. В моделях, оснащенных турбо-мотором, ко всему перечисленному добавлялся бортовой компьютер.

В качестве топовой комплектации вводится Classic. От стандартной комплектации она отличалась дополнительным оборудованием, которое широко варьировалось в зависимости от двигателя, установленного на модели. В целом, можно выделить следующую закономерность — чем младше двигатель, тем обширнее список дополнительного оборудования. Для старших моделей, таких как V6 и турбо, комплектация «Classic» отличалась от стандартной наличием более продвинутой магнитолы (Philips SC 804), кожаным салоном бежего цвета вместо чёрного в стандартной версии, и покраской в «металлик».

К середине 1995 года место комплектации Classic вводится Classic II. Различия между ними были незначительны и касались, в первую очередь, звуковых систем.

Специальные редакции

В 1995 году на рынок была выпущена специальная редакция DTM Edition, которой Opel отметил успехи Calibra DTM в немецком кузовном чемпионате 1994 года, когда Клаус Людвиг, выступавший в составе команды Team Rosberg, занял третье место по итогам чемпионата. Её отличали 16-дюймовые легкосплавные диски в DTM-стиле, заниженная на 20 мм спортивная подвеска, также отличительной чертой являлись шильдики DTM на передних крыльях и на крышке багажника, ручки дверей, покрашенные в цвет кузова, тканевый салон оригинальной расцветки. Кроме того, на крышке пепельницы устанавливалась табличка с логотипом «DTM» и индивидуальным номером (от 1 до 1000). Модели, выпущенные в DTM Edition, оснащались моторами четырёх типов — C20NE, X20XEV, X25XE и C20LET, и имели три варианта покраски — белый, жёлтый или чёрный. При варианте в белый цвет окраски колесные диски также были покрашены белым. Общий тираж серии — 1000 экземпляров.

В том же году свет увидела специальная редакция Keke Rosberg Edition, выпущенная в честь основателя и пилота команды DTM Team Rosberg, чемпиона Формула 1 сезона 1982 года Кеке Росберга. Она была практически идентична машинам редакции DTM Edition, отличаясь лишь табличкой на крышке пепельницы с логотипом Keke Rosberg Edition, автографом Росберга и индивидуальным номером (от 1 до 1000). Модели, выпущенные в Keke Rosberg Edition, оснащались моторами четырёх типов — C20NE, X20XEV, X25XE и C20LET, и имели один вариант покраски — белый. Колесные диски также были белого цвета. Общий тираж серии — 1000 экземпляров.

В апреле 1996 года была выпущена специальная редакция Cliff Motorsport Edition. Её отличали измененный передний бампер Irmsher с дополнительными воздухозаборниками, покрашенные в цвет кузова молдинги измененной, более округлой формы, 16-дюймовые легкосплавные диски от BBS, заниженная на 20 мм спортивная подвеска и звуковая система от Bose. Также отличительной чертой являлись хорошо заметные шильдики Cliff на передних крыльях и на крышке багажника, идентичные логотипам на гоночной Calibra DTM. Кроме того, на крышке пепельницы устанавливалась табличка с логотипом «Cliff» и индивидуальным номером (от 1 до 1000). Модели, выпущенные в Cliff Motorsport Edition, оснащались моторами двумя типов — X20XEV и X25XE, и имели три варианта покраски. Общий тираж серии — 1000 экземпляров.

В марте 1997 года была выпущена последняя редакция Last Edition, которая вышла тиражом в 984 экземпляра. Из внешних особенностей — измененные бампера и молдинги новой формы, идентичные редакции Cliff Motorsport Edition, так же выкрашенные в цвет кузова, комплектация идентичная Classic II. На крышке пепельницы устанавливалась табличка с логотипом «Last Edition» и индивидуальным номером (от 1 до 984). Модели, выпущенные в Last Edition, оснащались моторами двумя типов — X20XEV и X25XE.

Кроме вышеперечисленных, британское подразделение Opel выпустило не менее девяти «специальных редакций» Vauxhall, которые обозначались как S.E.1, S.E.2 и т. д.

1996 и 1997 годы

1996 год принес новые программы продаж. В качестве комплектации начального уровня вводится новая редакция Young. Она оснащается младшим мотором 2.0i. На выбор предлагается один из 4 вариантов окраски кузова, два варианта обивки салона, и фиксированный набор дополнительного оборудования.

К концу 1996 года, в связи с тем, что сделать двигатель C20LET отвечающим новым экологическим нормам было бы слишком дорого, производство Calibra турбо, (и, следовательно, и полноприводных версий) прекращается.

С августа 1996 года доступны только версии Young, Classic II и специальная редакция Cliff Motorsport. Начиная с 1997 — только Young. С марта 1997 запускается «прощальная» версия Last edition.

В июне 1997 года производство модели было завершено.

Статистика

Было построено в общей сложности 239639 автомобилей. Из них:

• 1989: 32
• 1990: 29357
• 1991: 67454
• 1992: 57254
• 1993: 28786
• 1994: 22701
• 1995: 16991
• 1996: 11108
• 1997: 5956 (из них 984 Last edition 245 X25XE и 739 X20XEV)

Из них:

• Calibra 4х4: 3385
• Calibra Turbo 4×4: 12677
• Calibra V6: 12015

Около 40 % от общего количества машин были произведены на заводе Valmet Automotive в Уусикаупунки (Финляндия) — всего 93978 экземпляра, производство началось в 1991. Это Calibra можно отличить по цифре «9» в VIN-коде (например, WOL 0000 85 [K или V] [1 или 9] XXXXXX) («1» для машин, произведенных на основном заводе Опель в Рюссельсхайме). Считается, что Калибры финского производства значительно лучше защищены от коррозии, но объективных свидетельств на этот счет пока нет.

Интересные факты

• Calibra официально экспортировались в Японию. От европейских версий они отличались повторителями поворота на передних крыльях, электрическим приводом складывания зеркал и датчиком температуры катализатора. В Японию Calibra поставлялись только с левым рулем. Владение машиной с «европейским» расположением руля в Японии считается престижным.
• Также дополнительные указатели поворота на передних крыльях ставились на модели для итальянского и британского рынков.
• Для выяснения возможности выпуска Calibra в кузове кабриолет была нанята внешняя фирма, которая построила два экспериментальных образца. Один из них был разрушен при испытаниях автомобиля на безопасность, а второй до сих пор хранится в музее в Уусикаупунки (Финляндия). В серию кабриолет Опель Калибра так и не был запущен в виду высокой стоимости производства.

В России

В России Калибра официально не продавалась. Однако перегонщиками было ввезено в страну большое количество этих автомобилей.

Отрывок, характеризующий Opel Calibra

– Так ты не боишься со мной играть? – повторил Долохов, и, как будто для того, чтобы рассказать веселую историю, он положил карты, опрокинулся на спинку стула и медлительно с улыбкой стал рассказывать:
– Да, господа, мне говорили, что в Москве распущен слух, будто я шулер, поэтому советую вам быть со мной осторожнее.
– Ну, мечи же! – сказал Ростов.
– Ох, московские тетушки! – сказал Долохов и с улыбкой взялся за карты.
– Ааах! – чуть не крикнул Ростов, поднимая обе руки к волосам. Семерка, которая была нужна ему, уже лежала вверху, первой картой в колоде. Он проиграл больше того, что мог заплатить.
– Однако ты не зарывайся, – сказал Долохов, мельком взглянув на Ростова, и продолжая метать.


Через полтора часа времени большинство игроков уже шутя смотрели на свою собственную игру.
Вся игра сосредоточилась на одном Ростове. Вместо тысячи шестисот рублей за ним была записана длинная колонна цифр, которую он считал до десятой тысячи, но которая теперь, как он смутно предполагал, возвысилась уже до пятнадцати тысяч. В сущности запись уже превышала двадцать тысяч рублей. Долохов уже не слушал и не рассказывал историй; он следил за каждым движением рук Ростова и бегло оглядывал изредка свою запись за ним. Он решил продолжать игру до тех пор, пока запись эта не возрастет до сорока трех тысяч. Число это было им выбрано потому, что сорок три составляло сумму сложенных его годов с годами Сони. Ростов, опершись головою на обе руки, сидел перед исписанным, залитым вином, заваленным картами столом. Одно мучительное впечатление не оставляло его: эти ширококостые, красноватые руки с волосами, видневшимися из под рубашки, эти руки, которые он любил и ненавидел, держали его в своей власти.
«Шестьсот рублей, туз, угол, девятка… отыграться невозможно!… И как бы весело было дома… Валет на пе… это не может быть!… И зачем же он это делает со мной?…» думал и вспоминал Ростов. Иногда он ставил большую карту; но Долохов отказывался бить её, и сам назначал куш. Николай покорялся ему, и то молился Богу, как он молился на поле сражения на Амштетенском мосту; то загадывал, что та карта, которая первая попадется ему в руку из кучи изогнутых карт под столом, та спасет его; то рассчитывал, сколько было шнурков на его куртке и с столькими же очками карту пытался ставить на весь проигрыш, то за помощью оглядывался на других играющих, то вглядывался в холодное теперь лицо Долохова, и старался проникнуть, что в нем делалось.
«Ведь он знает, что значит для меня этот проигрыш. Не может же он желать моей погибели? Ведь он друг был мне. Ведь я его любил… Но и он не виноват; что ж ему делать, когда ему везет счастие? И я не виноват, говорил он сам себе. Я ничего не сделал дурного. Разве я убил кого нибудь, оскорбил, пожелал зла? За что же такое ужасное несчастие? И когда оно началось? Еще так недавно я подходил к этому столу с мыслью выиграть сто рублей, купить мама к именинам эту шкатулку и ехать домой. Я так был счастлив, так свободен, весел! И я не понимал тогда, как я был счастлив! Когда же это кончилось, и когда началось это новое, ужасное состояние? Чем ознаменовалась эта перемена? Я всё так же сидел на этом месте, у этого стола, и так же выбирал и выдвигал карты, и смотрел на эти ширококостые, ловкие руки. Когда же это совершилось, и что такое совершилось? Я здоров, силен и всё тот же, и всё на том же месте. Нет, это не может быть! Верно всё это ничем не кончится».
Он был красен, весь в поту, несмотря на то, что в комнате не было жарко. И лицо его было страшно и жалко, особенно по бессильному желанию казаться спокойным.
Запись дошла до рокового числа сорока трех тысяч. Ростов приготовил карту, которая должна была итти углом от трех тысяч рублей, только что данных ему, когда Долохов, стукнув колодой, отложил ее и, взяв мел, начал быстро своим четким, крепким почерком, ломая мелок, подводить итог записи Ростова.
– Ужинать, ужинать пора! Вот и цыгане! – Действительно с своим цыганским акцентом уж входили с холода и говорили что то какие то черные мужчины и женщины. Николай понимал, что всё было кончено; но он равнодушным голосом сказал:
– Что же, не будешь еще? А у меня славная карточка приготовлена. – Как будто более всего его интересовало веселье самой игры.
«Всё кончено, я пропал! думал он. Теперь пуля в лоб – одно остается», и вместе с тем он сказал веселым голосом:
– Ну, еще одну карточку.
– Хорошо, – отвечал Долохов, окончив итог, – хорошо! 21 рубль идет, – сказал он, указывая на цифру 21, рознившую ровный счет 43 тысяч, и взяв колоду, приготовился метать. Ростов покорно отогнул угол и вместо приготовленных 6.000, старательно написал 21.
– Это мне всё равно, – сказал он, – мне только интересно знать, убьешь ты, или дашь мне эту десятку.
Долохов серьезно стал метать. О, как ненавидел Ростов в эту минуту эти руки, красноватые с короткими пальцами и с волосами, видневшимися из под рубашки, имевшие его в своей власти… Десятка была дана.
– За вами 43 тысячи, граф, – сказал Долохов и потягиваясь встал из за стола. – А устаешь однако так долго сидеть, – сказал он.
– Да, и я тоже устал, – сказал Ростов.
Долохов, как будто напоминая ему, что ему неприлично было шутить, перебил его: Когда прикажете получить деньги, граф?
Ростов вспыхнув, вызвал Долохова в другую комнату.
– Я не могу вдруг заплатить всё, ты возьмешь вексель, – сказал он.
– Послушай, Ростов, – сказал Долохов, ясно улыбаясь и глядя в глаза Николаю, – ты знаешь поговорку: «Счастлив в любви, несчастлив в картах». Кузина твоя влюблена в тебя. Я знаю.
«О! это ужасно чувствовать себя так во власти этого человека», – думал Ростов. Ростов понимал, какой удар он нанесет отцу, матери объявлением этого проигрыша; он понимал, какое бы было счастье избавиться от всего этого, и понимал, что Долохов знает, что может избавить его от этого стыда и горя, и теперь хочет еще играть с ним, как кошка с мышью.
– Твоя кузина… – хотел сказать Долохов; но Николай перебил его.
– Моя кузина тут ни при чем, и о ней говорить нечего! – крикнул он с бешенством.
– Так когда получить? – спросил Долохов.
– Завтра, – сказал Ростов, и вышел из комнаты.


Сказать «завтра» и выдержать тон приличия было не трудно; но приехать одному домой, увидать сестер, брата, мать, отца, признаваться и просить денег, на которые не имеешь права после данного честного слова, было ужасно.
Дома еще не спали. Молодежь дома Ростовых, воротившись из театра, поужинав, сидела у клавикорд. Как только Николай вошел в залу, его охватила та любовная, поэтическая атмосфера, которая царствовала в эту зиму в их доме и которая теперь, после предложения Долохова и бала Иогеля, казалось, еще более сгустилась, как воздух перед грозой, над Соней и Наташей. Соня и Наташа в голубых платьях, в которых они были в театре, хорошенькие и знающие это, счастливые, улыбаясь, стояли у клавикорд. Вера с Шиншиным играла в шахматы в гостиной. Старая графиня, ожидая сына и мужа, раскладывала пасьянс с старушкой дворянкой, жившей у них в доме. Денисов с блестящими глазами и взъерошенными волосами сидел, откинув ножку назад, у клавикорд, и хлопая по ним своими коротенькими пальцами, брал аккорды, и закатывая глаза, своим маленьким, хриплым, но верным голосом, пел сочиненное им стихотворение «Волшебница», к которому он пытался найти музыку.
Волшебница, скажи, какая сила
Влечет меня к покинутым струнам;
Какой огонь ты в сердце заронила,
Какой восторг разлился по перстам!
Пел он страстным голосом, блестя на испуганную и счастливую Наташу своими агатовыми, черными глазами.
– Прекрасно! отлично! – кричала Наташа. – Еще другой куплет, – говорила она, не замечая Николая.
«У них всё то же» – подумал Николай, заглядывая в гостиную, где он увидал Веру и мать с старушкой.
– А! вот и Николенька! – Наташа подбежала к нему.
– Папенька дома? – спросил он.
– Как я рада, что ты приехал! – не отвечая, сказала Наташа, – нам так весело. Василий Дмитрич остался для меня еще день, ты знаешь?
– Нет, еще не приезжал папа, – сказала Соня.
– Коко, ты приехал, поди ко мне, дружок! – сказал голос графини из гостиной. Николай подошел к матери, поцеловал ее руку и, молча подсев к ее столу, стал смотреть на ее руки, раскладывавшие карты. Из залы всё слышались смех и веселые голоса, уговаривавшие Наташу.
– Ну, хорошо, хорошо, – закричал Денисов, – теперь нечего отговариваться, за вами barcarolla, умоляю вас.
Графиня оглянулась на молчаливого сына.
– Что с тобой? – спросила мать у Николая.
– Ах, ничего, – сказал он, как будто ему уже надоел этот всё один и тот же вопрос.
– Папенька скоро приедет?
– Я думаю.
«У них всё то же. Они ничего не знают! Куда мне деваться?», подумал Николай и пошел опять в залу, где стояли клавикорды.
Соня сидела за клавикордами и играла прелюдию той баркароллы, которую особенно любил Денисов. Наташа собиралась петь. Денисов восторженными глазами смотрел на нее.
Николай стал ходить взад и вперед по комнате.
«И вот охота заставлять ее петь? – что она может петь? И ничего тут нет веселого», думал Николай.
Соня взяла первый аккорд прелюдии.
«Боже мой, я погибший, я бесчестный человек. Пулю в лоб, одно, что остается, а не петь, подумал он. Уйти? но куда же? всё равно, пускай поют!»
Николай мрачно, продолжая ходить по комнате, взглядывал на Денисова и девочек, избегая их взглядов.
«Николенька, что с вами?» – спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она тотчас увидала, что что нибудь случилось с ним.
Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой так было весело в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю, почувствовала она, и сказала себе:
«Нет, я верно ошибаюсь, он должен быть весел так же, как и я». Ну, Соня, – сказала она и вышла на самую середину залы, где по ее мнению лучше всего был резонанс. Приподняв голову, опустив безжизненно повисшие руки, как это делают танцовщицы, Наташа, энергическим движением переступая с каблучка на цыпочку, прошлась по середине комнаты и остановилась.
«Вот она я!» как будто говорила она, отвечая на восторженный взгляд Денисова, следившего за ней.
«И чему она радуется! – подумал Николай, глядя на сестру. И как ей не скучно и не совестно!» Наташа взяла первую ноту, горло ее расширилось, грудь выпрямилась, глаза приняли серьезное выражение. Она не думала ни о ком, ни о чем в эту минуту, и из в улыбку сложенного рта полились звуки, те звуки, которые может производить в те же промежутки времени и в те же интервалы всякий, но которые тысячу раз оставляют вас холодным, в тысячу первый раз заставляют вас содрогаться и плакать.
Наташа в эту зиму в первый раз начала серьезно петь и в особенности оттого, что Денисов восторгался ее пением. Она пела теперь не по детски, уж не было в ее пеньи этой комической, ребяческой старательности, которая была в ней прежде; но она пела еще не хорошо, как говорили все знатоки судьи, которые ее слушали. «Не обработан, но прекрасный голос, надо обработать», говорили все. Но говорили это обыкновенно уже гораздо после того, как замолкал ее голос. В то же время, когда звучал этот необработанный голос с неправильными придыханиями и с усилиями переходов, даже знатоки судьи ничего не говорили, и только наслаждались этим необработанным голосом и только желали еще раз услыхать его. В голосе ее была та девственная нетронутость, то незнание своих сил и та необработанная еще бархатность, которые так соединялись с недостатками искусства пенья, что, казалось, нельзя было ничего изменить в этом голосе, не испортив его.
«Что ж это такое? – подумал Николай, услыхав ее голос и широко раскрывая глаза. – Что с ней сделалось? Как она поет нынче?» – подумал он. И вдруг весь мир для него сосредоточился в ожидании следующей ноты, следующей фразы, и всё в мире сделалось разделенным на три темпа: «Oh mio crudele affetto… [О моя жестокая любовь…] Раз, два, три… раз, два… три… раз… Oh mio crudele affetto… Раз, два, три… раз. Эх, жизнь наша дурацкая! – думал Николай. Всё это, и несчастье, и деньги, и Долохов, и злоба, и честь – всё это вздор… а вот оно настоящее… Hy, Наташа, ну, голубчик! ну матушка!… как она этот si возьмет? взяла! слава Богу!» – и он, сам не замечая того, что он поет, чтобы усилить этот si, взял втору в терцию высокой ноты. «Боже мой! как хорошо! Неужели это я взял? как счастливо!» подумал он.
О! как задрожала эта терция, и как тронулось что то лучшее, что было в душе Ростова. И это что то было независимо от всего в мире, и выше всего в мире. Какие тут проигрыши, и Долоховы, и честное слово!… Всё вздор! Можно зарезать, украсть и всё таки быть счастливым…


Давно уже Ростов не испытывал такого наслаждения от музыки, как в этот день. Но как только Наташа кончила свою баркароллу, действительность опять вспомнилась ему. Он, ничего не сказав, вышел и пошел вниз в свою комнату. Через четверть часа старый граф, веселый и довольный, приехал из клуба. Николай, услыхав его приезд, пошел к нему.
– Ну что, повеселился? – сказал Илья Андреич, радостно и гордо улыбаясь на своего сына. Николай хотел сказать, что «да», но не мог: он чуть было не зарыдал. Граф раскуривал трубку и не заметил состояния сына.
«Эх, неизбежно!» – подумал Николай в первый и последний раз. И вдруг самым небрежным тоном, таким, что он сам себе гадок казался, как будто он просил экипажа съездить в город, он сказал отцу.
– Папа, а я к вам за делом пришел. Я было и забыл. Мне денег нужно.
– Вот как, – сказал отец, находившийся в особенно веселом духе. – Я тебе говорил, что не достанет. Много ли?
– Очень много, – краснея и с глупой, небрежной улыбкой, которую он долго потом не мог себе простить, сказал Николай. – Я немного проиграл, т. е. много даже, очень много, 43 тысячи.
– Что? Кому?… Шутишь! – крикнул граф, вдруг апоплексически краснея шеей и затылком, как краснеют старые люди.
– Я обещал заплатить завтра, – сказал Николай.
– Ну!… – сказал старый граф, разводя руками и бессильно опустился на диван.
– Что же делать! С кем это не случалось! – сказал сын развязным, смелым тоном, тогда как в душе своей он считал себя негодяем, подлецом, который целой жизнью не мог искупить своего преступления. Ему хотелось бы целовать руки своего отца, на коленях просить его прощения, а он небрежным и даже грубым тоном говорил, что это со всяким случается.
Граф Илья Андреич опустил глаза, услыхав эти слова сына и заторопился, отыскивая что то.
– Да, да, – проговорил он, – трудно, я боюсь, трудно достать…с кем не бывало! да, с кем не бывало… – И граф мельком взглянул в лицо сыну и пошел вон из комнаты… Николай готовился на отпор, но никак не ожидал этого.
– Папенька! па…пенька! – закричал он ему вслед, рыдая; простите меня! – И, схватив руку отца, он прижался к ней губами и заплакал.

В то время, как отец объяснялся с сыном, у матери с дочерью происходило не менее важное объяснение. Наташа взволнованная прибежала к матери.