Сенокосцы

Не следует путать с пауками-сенокосцами — семейством пауков.

Не следует путать с клещами-сенокосцами — семейством клещей.

</td>

   </tr>

Сенокосцы
Научная классификация
Царство: Животные Тип: Членистоногие Подтип: Хелицеровые Класс: Паукообразные Отряд: Сенокосцы
Латинское название
Opiliones Sundevall, 1833
Подотряды
Cyphophthalmi Eupnoi Dyspnoi Laniatores

Сеноко́сцы (лат. Opiliones, =Phalangida) — отряд членистоногих из класса паукообразных. На 2005 год насчитывалось более 6 300 видов сенокосцев, подразделяемых на 4 подотряда. Самый большой подотряд — Laniatores — насчитывает свыше 4 000 видов. На территории европейской части России встречается более 60 видов. Простонародное название сенокосцев — косиножки.

Внешний вид

Сенокосцы напоминают пауков, но в отличие от них, имеют сегментированное брюшко, соединённое с головогрудью широким основанием, а не стебельком. Туловище обычно небольшое, 1—5 мм длиной (22 мм у самого большого представителя сенокосцев, Trogulus torosus), обычно яйцевидное. Ноги иногда чрезвычайно длинны — могут достигать 16 см. На лапках имеются коготки, иногда двойные. Глаза простые, одна пара, расположены на приподнятых бугорках головогруди; у некоторых пещерных видов глаза отсутствуют. Брюшко короткое, состоит из 9—10 плотно сомкнутых сегментов. Покровы как правило очень твёрдые, панцирные. Окраска у ночных форм сероватая, буроватая или чёрная; у дневных форм бывает пёстрая. Хелицеры вооружены клешнями; обычно хелицеры невелики, но у представителей некоторых семейств, питающихся наземными моллюсками, длиннее туловища (до 1 см). Педипальпы, как правило, короткие. Членики ног длинные, а лапки вторично расчленены, причём число члеников может превышать сотню. Повышенная гибкость позволяет лапкам сенокосца крепко обвиваться вокруг травинок, помогая передвигаться в траве. При движении лапок мышечно-механический принцип сочетается с гидравлическим: сгибание производится мышцей у основания, подтягивающей сухожилие, которое проходит сквозь членики; а разгибание — давлением гемолимфы, заполняющей лапку. Этот способ позволяет при небольшой частоте мышечных сокращений и минимальной трате энергии перемещаться довольно быстро. В жарких и сухих местностях длинные ноги имеют и другое адаптивное значение — они поднимают туловище сенокосцев высоко над поверхностью почвы, нагревающейся в дневные часы.

У большинства длинноногих сенокосцев ноги легко отрываются (т. н. автотомия) и ещё долго продолжают ритмически сокращаться (откуда и возникли обычные названия «сенокосец»). Сокращения предположительно отвлекают хищников, пока сенокосец спасается бегством.

Органы осязания и обоняния сосредоточены на педипальпах и ногах. При движении сенокосцы обычно ощупывают субстрат самой длинной, второй, парой ног. Зрение развито слабо. Реакции на различные раздражители у сенокосцев в целом более вялые, чем у большинства арахнид, и ответом нередко бывает не бегство, а замирание (танатоз). Органами дыхания служат разветвлённые трахеи, которые открываются на 1—2-м сегментах брюшка парными дыхальцами (стигмами), по строению очень похожими на дыхальца насекомых. Нервная система образует вокруг пищевода сплошное ганглиозное кольцо и не имеет разделения на головной мозг и головогрудной узел.

Сенокосцы не ядовиты и не имеют паутинных желез. У них имеется пара головогрудных желез, выделяющих пахучий секрет. Из-за резкого запаха сенокосцы почти не потребляются в пищу хищными насекомыми и позвоночными.

Особенности

Сенокосцы распространены практически повсеместно и встречаются в самых разных местах обитания — от лесов и лугов до пустынь. Некоторые виды поднимаются в горах до границ вечных снегов. Особенно богаты сенокосцами лиственные и смешанные леса; обычны они и в городских ландшафтах. Большинство сенокосцев — ночные хищники; днём их легко заметить замершими на стенах в характерной позе с раскинутыми ногами. По типу питания сенокосцы отличаются от большинства арахнид. Они поглощают не только жидкое содержимое жертвы, но и твёрдые частички, отрывая их хелицерами и поднося ко рту. Далее пища измельчается жевательными отростками педипальп и передних ног, которые у многих сенокосцев функционируют как челюсти. Сенокосцы преимущественно хищники и питаются мелкими членистоногими. Виды семейства Ischyropsalidae специализированы как потребители наземных улиток и слизней. Виды семейства Phalangiidae (их самый массовый вид, сенокосец Phalangium opilio, встречается повсеместно) могут потреблять также растительную пищу и грибы, а ещё падаль, птичий помёт и фекалии животных.

Часто на теле сенокосцев, главным образом на ногах, можно заметить красные точки. Это наружные паразиты — личинки клеща Allothrombium fuliginosum.

Размножение и жизненный цикл

По биологии размножения сенокосцы отличаются от большинства арахнид, больше напоминая насекомых. Осеменение у них внутреннее — самец вводит копулятивный орган в вульву самки. Специфических брачных танцев не наблюдается, зато нередки жестокие драки самцов за самку. Оплодотворенная самка откладывает яйца в почву при помощи длинного яйцеклада, отходящего от основания брюшка. Число яиц в кладке — от нескольких десятков до нескольких сотен. Плодовитость одной самки может достигать 600 яиц. Известны случаи партеногенетического размножения, но развитие таких яиц обычно приостанавливается.

Вылупившиеся молодые сенокосцы обычно похожи на взрослых. По мере роста они 5—7 раз линяют, после чего становятся половозрелыми.

Большинство сенокосцев умеренных широт имеют одногодичный жизненный цикл: они появляются в начале лета, размножаются в июле — августе, а зимуют яйца и молодь. Некоторые виды успевают за сезон породить две генерации, и зимует молодь осеннего поколения. Известны случаи появления маленьких сенокосцев в зимние оттепели. Максимальная продолжительность жизни — 2 года.

Сходство с насекомыми

Сенокосцы представляют собой пример параллельной эволюции. По характеру приспособлений к жизни на суше они более, чем другие арахниды, напоминают насекомых. У них компактное туловище, плотные, нередко панцирные покровы, защищающие тело от потери влаги и механических повреждений, и развитое трахейное дыхание. С насекомыми их роднит также внутреннее оплодотворение, откладка яиц в толщу субстрата с помощью яйцеклада, всеядность и пережёвывание твёрдой пищи.

Этимология

Научное название Opiliones было предложено шведским зоологом Карлом Якобом Сундевалем в 1833 году. Оно образовано от латинского opilio, использовавшегося Римским драматургом Титом Плавтом в своих комедийных постановках для обозначения пастухов. Видимо поводом тому была аналогия между возвышающимся над землей телом многих представителей сенокосцев и тем как в старину пастухи использовали ходули для облегчения наблюдений за своим стадом. В литературе нового времени наиболее ранней предпосылкой для такого названия является работа Томаса Маффита «The Theater of Insects» (1634), где они упомянуты как «пауки-пастухи» (shepherd spiders). Автор утверждал, что люди называли их пастухами считая, что поля с обилием сенокосцев хорошо подходят под пастбища. В Англии из не научных названий, сейчас наиболее распространено название жнецы, или сборщики урожая (harvestman), видимо в виду их многочисленности в период жатвы. По другой версии, движения, выполняемые отброшенной при защите ногой сенокосца напоминают движения косы при сенокошении. В странах, где в опилиофауне преобладают длинноногие виды, народные названия обычно связаны именно с этой их чертой. В тропических регионах, особенно в Южной Америке, более распространены коротконогие виды, и народные названия обращены к издаваемому ими резкому запаху.

Классификация

• Подотряд Cyphophthalmi включает наиболее примитивных сенокосцев, известных ещё из каменноугольных отложений. Они малы, 2—3 мм в длину, с продолговато-овальным туловищем и короткими ногами. По облику напоминают клещей. По бокам головогруди у них имеются два выроста с выходами пахучих желез. Глаза редуцированы. Покровы очень твердые. Обитают в тропическом и субтропическом поясе Евразии, Африки и Америки. Некоторые ископаемые формы дышали с помощью лёгких. Подотряд состоит из двух семейств: Sironidae и Stylocellidae.

• Подотряд Eupnoi богато представлен в голарктической фауне. К нему принадлежат преимущественно самые длинноногие сенокосцы с мягкими кожистыми покровами. Представители семейства Caddidae отличаются крупными глазами. Встречаются Eupnoi почти во всех климатических зонах и самых различных местах обитания; есть немало дневных форм. Виды умеренных широт легко переносят понижения температуры и бывают активны до глубокой осени. К этому подотряду относятся обычные виды Phalangium opilio и Opilio parietinus, встречающиеся на стенах жилых домов. Большинство Eupnoi (особенно Phalangiidae) — подвижные, быстрые создания, обитающие на растительности. Подотряд состоит из 2 семейств: Phalangiidae и Caddidae.

• К подотряду Dyspnoi относятся медлительные почвенные формы сенокосцев. Например, виды рода Trogulus, обычные в южных района России, настолько медлительны, что кажутся неживыми. Ноги короче, чем у Eupnoi. Покровы эластичные, но бывают и панцирные. Педипальпы тонкие, не хватательные. Яйцеклад самок обычно очень длинный. Эти сенокосцы распространены по всему свету, но наиболее многочисленны в Голарктической области. В подотряде 4 семейства: Ischyropsalidae, Trogulidae, Nemastomatidae и Dicranolasmatidae. Семейство Trogulidae включает коротконогие виды, у которых передний край спинного панциря разрастается и закрывает сверху хелицеры и педипальпы. Покровы бывают сплошь облеплены частичками почвы, что, вероятно, служит трогулидам дополнительной защитой от высыхания и маскировкой. Сенокосцы семейства Ischyropsalidae специализировались на питании наземными моллюсками, которых они извлекают из раковин своими мощными хелицерами. Так европейский вид Ischyropsalis helwigi при длине туловища 5—7 мм имеет хелицеры более 1 см длиной.

• Подотряд Laniatores преимущественно тропический, самый большой и наименее изученный. Эти сенокосцы имеют хватательные когтистые педипальпы и очень твёрдые покровы. Туловище и придатки бугристые, нередко с причудливыми выростами. Многие виды пёстро окрашены. Распространены в Центральной и Южной Америке, южной половине Африки, в Индии, на Малайских островах, в Австралии. Наиболее обильны и разнообразны в тропической Америке. В Палеарктике встречаются только немногие представители семейства Phalangodidae. В подотряде 5 семейств: Triaenonychidae, Oncopodidae, Phalangodidae, Cosmetidae и Gonyleptidae.

Ссылки

• Сенокосцы // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• [fishki.net/comment.php?id=86506 Видеоролик про скопление пауков-сенокосцев на стволе дерева в лесу]

Отрывок, характеризующий Сенокосцы

Собранные до тех пор складки на лбу быстро распустились в знак удовольствия, и он, слегка улыбаясь, стал рассматривать свои ногти.
– Куда вы? – сказал он вдруг, обращаясь к князю Андрею, который встал и направился в свою комнату.
– Я еду.
– Куда?
– В армию.
– Да вы хотели остаться еще два дня?
– А теперь я еду сейчас.
И князь Андрей, сделав распоряжение об отъезде, ушел в свою комнату.
– Знаете что, мой милый, – сказал Билибин, входя к нему в комнату. – Я подумал об вас. Зачем вы поедете?
И в доказательство неопровержимости этого довода складки все сбежали с лица.
Князь Андрей вопросительно посмотрел на своего собеседника и ничего не ответил.
– Зачем вы поедете? Я знаю, вы думаете, что ваш долг – скакать в армию теперь, когда армия в опасности. Я это понимаю, mon cher, c'est de l'heroisme. [мой дорогой, это героизм.]
– Нисколько, – сказал князь Андрей.
– Но вы un philoSophiee, [философ,] будьте же им вполне, посмотрите на вещи с другой стороны, и вы увидите, что ваш долг, напротив, беречь себя. Предоставьте это другим, которые ни на что более не годны… Вам не велено приезжать назад, и отсюда вас не отпустили; стало быть, вы можете остаться и ехать с нами, куда нас повлечет наша несчастная судьба. Говорят, едут в Ольмюц. А Ольмюц очень милый город. И мы с вами вместе спокойно поедем в моей коляске.
– Перестаньте шутить, Билибин, – сказал Болконский.
– Я говорю вам искренно и дружески. Рассудите. Куда и для чего вы поедете теперь, когда вы можете оставаться здесь? Вас ожидает одно из двух (он собрал кожу над левым виском): или не доедете до армии и мир будет заключен, или поражение и срам со всею кутузовскою армией.
И Билибин распустил кожу, чувствуя, что дилемма его неопровержима.
– Этого я не могу рассудить, – холодно сказал князь Андрей, а подумал: «еду для того, чтобы спасти армию».
– Mon cher, vous etes un heros, [Мой дорогой, вы – герой,] – сказал Билибин.


В ту же ночь, откланявшись военному министру, Болконский ехал в армию, сам не зная, где он найдет ее, и опасаясь по дороге к Кремсу быть перехваченным французами.
В Брюнне всё придворное население укладывалось, и уже отправлялись тяжести в Ольмюц. Около Эцельсдорфа князь Андрей выехал на дорогу, по которой с величайшею поспешностью и в величайшем беспорядке двигалась русская армия. Дорога была так запружена повозками, что невозможно было ехать в экипаже. Взяв у казачьего начальника лошадь и казака, князь Андрей, голодный и усталый, обгоняя обозы, ехал отыскивать главнокомандующего и свою повозку. Самые зловещие слухи о положении армии доходили до него дорогой, и вид беспорядочно бегущей армии подтверждал эти слухи.
«Cette armee russe que l'or de l'Angleterre a transportee, des extremites de l'univers, nous allons lui faire eprouver le meme sort (le sort de l'armee d'Ulm)», [«Эта русская армия, которую английское золото перенесло сюда с конца света, испытает ту же участь (участь ульмской армии)».] вспоминал он слова приказа Бонапарта своей армии перед началом кампании, и слова эти одинаково возбуждали в нем удивление к гениальному герою, чувство оскорбленной гордости и надежду славы. «А ежели ничего не остается, кроме как умереть? думал он. Что же, коли нужно! Я сделаю это не хуже других».
Князь Андрей с презрением смотрел на эти бесконечные, мешавшиеся команды, повозки, парки, артиллерию и опять повозки, повозки и повозки всех возможных видов, обгонявшие одна другую и в три, в четыре ряда запружавшие грязную дорогу. Со всех сторон, назади и впереди, покуда хватал слух, слышались звуки колес, громыхание кузовов, телег и лафетов, лошадиный топот, удары кнутом, крики понуканий, ругательства солдат, денщиков и офицеров. По краям дороги видны были беспрестанно то павшие ободранные и неободранные лошади, то сломанные повозки, у которых, дожидаясь чего то, сидели одинокие солдаты, то отделившиеся от команд солдаты, которые толпами направлялись в соседние деревни или тащили из деревень кур, баранов, сено или мешки, чем то наполненные.
На спусках и подъемах толпы делались гуще, и стоял непрерывный стон криков. Солдаты, утопая по колена в грязи, на руках подхватывали орудия и фуры; бились кнуты, скользили копыта, лопались постромки и надрывались криками груди. Офицеры, заведывавшие движением, то вперед, то назад проезжали между обозами. Голоса их были слабо слышны посреди общего гула, и по лицам их видно было, что они отчаивались в возможности остановить этот беспорядок. «Voila le cher [„Вот дорогое] православное воинство“, подумал Болконский, вспоминая слова Билибина.
Желая спросить у кого нибудь из этих людей, где главнокомандующий, он подъехал к обозу. Прямо против него ехал странный, в одну лошадь, экипаж, видимо, устроенный домашними солдатскими средствами, представлявший середину между телегой, кабриолетом и коляской. В экипаже правил солдат и сидела под кожаным верхом за фартуком женщина, вся обвязанная платками. Князь Андрей подъехал и уже обратился с вопросом к солдату, когда его внимание обратили отчаянные крики женщины, сидевшей в кибиточке. Офицер, заведывавший обозом, бил солдата, сидевшего кучером в этой колясочке, за то, что он хотел объехать других, и плеть попадала по фартуку экипажа. Женщина пронзительно кричала. Увидав князя Андрея, она высунулась из под фартука и, махая худыми руками, выскочившими из под коврового платка, кричала:
– Адъютант! Господин адъютант!… Ради Бога… защитите… Что ж это будет?… Я лекарская жена 7 го егерского… не пускают; мы отстали, своих потеряли…
– В лепешку расшибу, заворачивай! – кричал озлобленный офицер на солдата, – заворачивай назад со шлюхой своею.
– Господин адъютант, защитите. Что ж это? – кричала лекарша.
– Извольте пропустить эту повозку. Разве вы не видите, что это женщина? – сказал князь Андрей, подъезжая к офицеру.
Офицер взглянул на него и, не отвечая, поворотился опять к солдату: – Я те объеду… Назад!…
– Пропустите, я вам говорю, – опять повторил, поджимая губы, князь Андрей.
– А ты кто такой? – вдруг с пьяным бешенством обратился к нему офицер. – Ты кто такой? Ты (он особенно упирал на ты ) начальник, что ль? Здесь я начальник, а не ты. Ты, назад, – повторил он, – в лепешку расшибу.
Это выражение, видимо, понравилось офицеру.
– Важно отбрил адъютантика, – послышался голос сзади.
Князь Андрей видел, что офицер находился в том пьяном припадке беспричинного бешенства, в котором люди не помнят, что говорят. Он видел, что его заступничество за лекарскую жену в кибиточке исполнено того, чего он боялся больше всего в мире, того, что называется ridicule [смешное], но инстинкт его говорил другое. Не успел офицер договорить последних слов, как князь Андрей с изуродованным от бешенства лицом подъехал к нему и поднял нагайку:
– Из воль те про пус тить!
Офицер махнул рукой и торопливо отъехал прочь.
– Всё от этих, от штабных, беспорядок весь, – проворчал он. – Делайте ж, как знаете.
Князь Андрей торопливо, не поднимая глаз, отъехал от лекарской жены, называвшей его спасителем, и, с отвращением вспоминая мельчайшие подробности этой унизи тельной сцены, поскакал дальше к той деревне, где, как ему сказали, находился главнокомандующий.
Въехав в деревню, он слез с лошади и пошел к первому дому с намерением отдохнуть хоть на минуту, съесть что нибудь и привесть в ясность все эти оскорбительные, мучившие его мысли. «Это толпа мерзавцев, а не войско», думал он, подходя к окну первого дома, когда знакомый ему голос назвал его по имени.
Он оглянулся. Из маленького окна высовывалось красивое лицо Несвицкого. Несвицкий, пережевывая что то сочным ртом и махая руками, звал его к себе.
– Болконский, Болконский! Не слышишь, что ли? Иди скорее, – кричал он.
Войдя в дом, князь Андрей увидал Несвицкого и еще другого адъютанта, закусывавших что то. Они поспешно обратились к Болконскому с вопросом, не знает ли он чего нового. На их столь знакомых ему лицах князь Андрей прочел выражение тревоги и беспокойства. Выражение это особенно заметно было на всегда смеющемся лице Несвицкого.
– Где главнокомандующий? – спросил Болконский.
– Здесь, в том доме, – отвечал адъютант.
– Ну, что ж, правда, что мир и капитуляция? – спрашивал Несвицкий.
– Я у вас спрашиваю. Я ничего не знаю, кроме того, что я насилу добрался до вас.
– А у нас, брат, что! Ужас! Винюсь, брат, над Маком смеялись, а самим еще хуже приходится, – сказал Несвицкий. – Да садись же, поешь чего нибудь.
– Теперь, князь, ни повозок, ничего не найдете, и ваш Петр Бог его знает где, – сказал другой адъютант.
– Где ж главная квартира?
– В Цнайме ночуем.
– А я так перевьючил себе всё, что мне нужно, на двух лошадей, – сказал Несвицкий, – и вьюки отличные мне сделали. Хоть через Богемские горы удирать. Плохо, брат. Да что ты, верно нездоров, что так вздрагиваешь? – спросил Несвицкий, заметив, как князя Андрея дернуло, будто от прикосновения к лейденской банке.
– Ничего, – отвечал князь Андрей.
Он вспомнил в эту минуту о недавнем столкновении с лекарскою женой и фурштатским офицером.
– Что главнокомандующий здесь делает? – спросил он.
– Ничего не понимаю, – сказал Несвицкий.
– Я одно понимаю, что всё мерзко, мерзко и мерзко, – сказал князь Андрей и пошел в дом, где стоял главнокомандующий.
Пройдя мимо экипажа Кутузова, верховых замученных лошадей свиты и казаков, громко говоривших между собою, князь Андрей вошел в сени. Сам Кутузов, как сказали князю Андрею, находился в избе с князем Багратионом и Вейротером. Вейротер был австрийский генерал, заменивший убитого Шмита. В сенях маленький Козловский сидел на корточках перед писарем. Писарь на перевернутой кадушке, заворотив обшлага мундира, поспешно писал. Лицо Козловского было измученное – он, видно, тоже не спал ночь. Он взглянул на князя Андрея и даже не кивнул ему головой.
– Вторая линия… Написал? – продолжал он, диктуя писарю, – Киевский гренадерский, Подольский…
– Не поспеешь, ваше высокоблагородие, – отвечал писарь непочтительно и сердито, оглядываясь на Козловского.
Из за двери слышен был в это время оживленно недовольный голос Кутузова, перебиваемый другим, незнакомым голосом. По звуку этих голосов, по невниманию, с которым взглянул на него Козловский, по непочтительности измученного писаря, по тому, что писарь и Козловский сидели так близко от главнокомандующего на полу около кадушки,и по тому, что казаки, державшие лошадей, смеялись громко под окном дома, – по всему этому князь Андрей чувствовал, что должно было случиться что нибудь важное и несчастливое.
Князь Андрей настоятельно обратился к Козловскому с вопросами.
– Сейчас, князь, – сказал Козловский. – Диспозиция Багратиону.
– А капитуляция?
– Никакой нет; сделаны распоряжения к сражению.
Князь Андрей направился к двери, из за которой слышны были голоса. Но в то время, как он хотел отворить дверь, голоса в комнате замолкли, дверь сама отворилась, и Кутузов, с своим орлиным носом на пухлом лице, показался на пороге.