Outcast (компьютерная игра)
Поделись знанием:
– Какие офицеры? Кого привезли? Ничего не понимаю, – сказала графиня.
Наташа засмеялась, графиня тоже слабо улыбалась.
– Я знала, что вы позволите… так я так и скажу. – И Наташа, поцеловав мать, встала и пошла к двери.
В зале она встретила отца, с дурными известиями возвратившегося домой.
– Досиделись мы! – с невольной досадой сказал граф. – И клуб закрыт, и полиция выходит.
– Папа, ничего, что я раненых пригласила в дом? – сказала ему Наташа.
– Разумеется, ничего, – рассеянно сказал граф. – Не в том дело, а теперь прошу, чтобы пустяками не заниматься, а помогать укладывать и ехать, ехать, ехать завтра… – И граф передал дворецкому и людям то же приказание. За обедом вернувшийся Петя рассказывал свои новости.
Он говорил, что нынче народ разбирал оружие в Кремле, что в афише Растопчина хотя и сказано, что он клич кликнет дня за два, но что уж сделано распоряжение наверное о том, чтобы завтра весь народ шел на Три Горы с оружием, и что там будет большое сражение.
Графиня с робким ужасом посматривала на веселое, разгоряченное лицо своего сына в то время, как он говорил это. Она знала, что ежели она скажет слово о том, что она просит Петю не ходить на это сражение (она знала, что он радуется этому предстоящему сражению), то он скажет что нибудь о мужчинах, о чести, об отечестве, – что нибудь такое бессмысленное, мужское, упрямое, против чего нельзя возражать, и дело будет испорчено, и поэтому, надеясь устроить так, чтобы уехать до этого и взять с собой Петю, как защитника и покровителя, она ничего не сказала Пете, а после обеда призвала графа и со слезами умоляла его увезти ее скорее, в эту же ночь, если возможно. С женской, невольной хитростью любви, она, до сих пор выказывавшая совершенное бесстрашие, говорила, что она умрет от страха, ежели не уедут нынче ночью. Она, не притворяясь, боялась теперь всего.
M me Schoss, ходившая к своей дочери, еще болоо увеличила страх графини рассказами о том, что она видела на Мясницкой улице в питейной конторе. Возвращаясь по улице, она не могла пройти домой от пьяной толпы народа, бушевавшей у конторы. Она взяла извозчика и объехала переулком домой; и извозчик рассказывал ей, что народ разбивал бочки в питейной конторе, что так велено.
После обеда все домашние Ростовых с восторженной поспешностью принялись за дело укладки вещей и приготовлений к отъезду. Старый граф, вдруг принявшись за дело, всё после обеда не переставая ходил со двора в дом и обратно, бестолково крича на торопящихся людей и еще более торопя их. Петя распоряжался на дворе. Соня не знала, что делать под влиянием противоречивых приказаний графа, и совсем терялась. Люди, крича, споря и шумя, бегали по комнатам и двору. Наташа, с свойственной ей во всем страстностью, вдруг тоже принялась за дело. Сначала вмешательство ее в дело укладывания было встречено с недоверием. От нее всё ждали шутки и не хотели слушаться ее; но она с упорством и страстностью требовала себе покорности, сердилась, чуть не плакала, что ее не слушают, и, наконец, добилась того, что в нее поверили. Первый подвиг ее, стоивший ей огромных усилий и давший ей власть, была укладка ковров. У графа в доме были дорогие gobelins и персидские ковры. Когда Наташа взялась за дело, в зале стояли два ящика открытые: один почти доверху уложенный фарфором, другой с коврами. Фарфора было еще много наставлено на столах и еще всё несли из кладовой. Надо было начинать новый, третий ящик, и за ним пошли люди.
– Соня, постой, да мы всё так уложим, – сказала Наташа.
– Нельзя, барышня, уж пробовали, – сказал буфетчнк.
– Нет, постой, пожалуйста. – И Наташа начала доставать из ящика завернутые в бумаги блюда и тарелки.
– Блюда надо сюда, в ковры, – сказала она.
– Да еще и ковры то дай бог на три ящика разложить, – сказал буфетчик.
– Да постой, пожалуйста. – И Наташа быстро, ловко начала разбирать. – Это не надо, – говорила она про киевские тарелки, – это да, это в ковры, – говорила она про саксонские блюда.
– Да оставь, Наташа; ну полно, мы уложим, – с упреком говорила Соня.
– Эх, барышня! – говорил дворецкий. Но Наташа не сдалась, выкинула все вещи и быстро начала опять укладывать, решая, что плохие домашние ковры и лишнюю посуду не надо совсем брать. Когда всё было вынуто, начали опять укладывать. И действительно, выкинув почти все дешевое, то, что не стоило брать с собой, все ценное уложили в два ящика. Не закрывалась только крышка коверного ящика. Можно было вынуть немного вещей, но Наташа хотела настоять на своем. Она укладывала, перекладывала, нажимала, заставляла буфетчика и Петю, которого она увлекла за собой в дело укладыванья, нажимать крышку и сама делала отчаянные усилия.
– Да полно, Наташа, – говорила ей Соня. – Я вижу, ты права, да вынь один верхний.
– Не хочу, – кричала Наташа, одной рукой придерживая распустившиеся волосы по потному лицу, другой надавливая ковры. – Да жми же, Петька, жми! Васильич, нажимай! – кричала она. Ковры нажались, и крышка закрылась. Наташа, хлопая в ладоши, завизжала от радости, и слезы брызнули у ней из глаз. Но это продолжалось секунду. Тотчас же она принялась за другое дело, и уже ей вполне верили, и граф не сердился, когда ему говорили, что Наталья Ильинишна отменила его приказанье, и дворовые приходили к Наташе спрашивать: увязывать или нет подводу и довольно ли она наложена? Дело спорилось благодаря распоряжениям Наташи: оставлялись ненужные вещи и укладывались самым тесным образом самые дорогие.
Но как ни хлопотали все люди, к поздней ночи еще не все могло быть уложено. Графиня заснула, и граф, отложив отъезд до утра, пошел спать.
Соня, Наташа спали, не раздеваясь, в диванной. В эту ночь еще нового раненого провозили через Поварскую, и Мавра Кузминишна, стоявшая у ворот, заворотила его к Ростовым. Раненый этот, по соображениям Мавры Кузминишны, был очень значительный человек. Его везли в коляске, совершенно закрытой фартуком и с спущенным верхом. На козлах вместе с извозчиком сидел старик, почтенный камердинер. Сзади в повозке ехали доктор и два солдата.
– Пожалуйте к нам, пожалуйте. Господа уезжают, весь дом пустой, – сказала старушка, обращаясь к старому слуге.
– Да что, – отвечал камердинер, вздыхая, – и довезти не чаем! У нас и свой дом в Москве, да далеко, да и не живет никто.
– К нам милости просим, у наших господ всего много, пожалуйте, – говорила Мавра Кузминишна. – А что, очень нездоровы? – прибавила она.
Камердинер махнул рукой.
– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.
– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.
Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.
Проснувшись утром 1 го числа, граф Илья Андреич потихоньку вышел из спальни, чтобы не разбудить к утру только заснувшую графиню, и в своем лиловом шелковом халате вышел на крыльцо. Подводы, увязанные, стояли на дворе. У крыльца стояли экипажи. Дворецкий стоял у подъезда, разговаривая с стариком денщиком и молодым, бледным офицером с подвязанной рукой. Дворецкий, увидав графа, сделал офицеру и денщику значительный и строгий знак, чтобы они удалились.
– Ну, что, все готово, Васильич? – сказал граф, потирая свою лысину и добродушно глядя на офицера и денщика и кивая им головой. (Граф любил новые лица.)
– Хоть сейчас запрягать, ваше сиятельство.
– Ну и славно, вот графиня проснется, и с богом! Вы что, господа? – обратился он к офицеру. – У меня в доме? – Офицер придвинулся ближе. Бледное лицо его вспыхнуло вдруг яркой краской.
– Граф, сделайте одолжение, позвольте мне… ради бога… где нибудь приютиться на ваших подводах. Здесь у меня ничего с собой нет… Мне на возу… все равно… – Еще не успел договорить офицер, как денщик с той же просьбой для своего господина обратился к графу.
– А! да, да, да, – поспешно заговорил граф. – Я очень, очень рад. Васильич, ты распорядись, ну там очистить одну или две телеги, ну там… что же… что нужно… – какими то неопределенными выражениями, что то приказывая, сказал граф. Но в то же мгновение горячее выражение благодарности офицера уже закрепило то, что он приказывал. Граф оглянулся вокруг себя: на дворе, в воротах, в окне флигеля виднелись раненые и денщики. Все они смотрели на графа и подвигались к крыльцу.
| Outcast | |
|---|---|
|
| |
| Разработчик |
Оригинал:
 Appeal Переиздание:  Fresh3D |
| Издатель |
Оригинал:
Infogrames Переиздание:  Fresh3D (Steam, GOG.com) |
| Дата выпуска | |
| Жанр | |
| Возрастные рейтинги |
|
| Платформы | |
| Игровой движок |
GAIA
|
| Режимы игры | |
| Носитель | |
| Системные требования |
|
| Управление | |
Outcast — приключенческая компьютерная игра, разработанная Appeal и выпущенная Infogrames в 1999 году. Сайт GameSpot назвал игру «Лучшей приключенческой игрой года».[1]
Содержание
Сюжет
В 2007 году американское правительство посылает зонд в параллельную вселенную. Зонд начинает передачу изображения мира обратно на Землю, однако спустя несколько минут некая чужеродная форма жизни повреждает зонд. Это сопровождается мощным выбросом энергии, который создает чёрную дыру, представляющую угрозу жизни на Земле. Каттер Слейд (Cutter Slade), бывший спецназовец, получает задание сопроводить троих учёных в другой мир, вернуть зонд и закрыть чёрную дыру.
По прибытии в мир, Каттер теряет связь с учёными и провозглашается местным населением мессией, Улюкаем (Ulukai).
Aдельфа
Адельфа (Adelpha) - это параллельный мир, где и происходит действие игры. Населяют этот мир Таланы - худощавые темнокожие гуманоиды. Их технологии находятся примерно на уровне Древнего Китая или средневековой Европы, хотя они и обладают довольно продвинутым энергетическим оружием и системой межконтинентальных порталов, позволяющих предположить, что ранее их цивилизация была более развита.
Регионы
Адельфа разбита на несколько регионов, разделённых водой. Связь между регионами обеспечивается при помощи Даок (Daokas) - ворот, позволяющих мгновенно телепортироваться из одного региона в другой.
- Ранзаар (Ranzaar)
- "Белая земля" или Мир снега. Заснеженный регион, где расположен лагерь Стражей Долотаи (Dolotai Guardians). Приключения Каттера начинаются именно здесь.
- Шамазаар (Shamazaar)
- Мир храмов. Большая территория, на которой таланы выращивают "рисс" (riss), составляющий основу их рациона. Однако, большую часть урожая они вынуждены отдавать для армии Фэ Рана (Fae Rhan), и жить в постоянном страхе быть обращенными (этим эвфемизмом они описывают смерть) - Фэ Ран наказывает за невыполнение нормы. Также в этом регионе расположено четыре храма, по одному на каждую сущность талан. Раньше все храмы были одинаковыми, но после появления Фэ Рана центральный - храм Фэ - был достроен.
- Таланзаар (Talanzaar)
- Мир Города и центр Адельфы. Пустынный регион, где расположен крупнейший город Адельфы - Окриана (Okriana). Город разделён на несколько районов, называемых "боками" (boks), в каждом из которых продаются товары определённого типа: мясо, гончарные изделия, фрукты, санкаары и пр. Все торговцы Окрианы облагаются высоким налогом в пользу армии, что позволяет моральному духу солдат оставаться высоким. Центром города является колоссальный дворец Фэ Рана.
- Окасанкаар (Okasankaar)
- Мир болот. Болотистый регион, основой экономики которого является рыболовство. Жизнь в Окасанкааре сосредоточена в небольшом городе Сайане (Cyana), за пределами которого таится множество опасностей: от саннегт в глубоких водах, до хищных зидогов на болотистых отмелях. Здесь же живёт последний представитель горгоров, монстров, приводящих в трепет всех таланов.
- Мотазаар (Motazaar)
- Мир гор. Засушливый вулканический регион с многочисленными кратерами, где таланы рискуют жизнью, добывая кристаллы "хелидиума" (helidium) для нужд армии Фэ Рана.
- Окаар (Okaar)
- Мир лесов. Древние леса Адельфы, где живёт варварское племя Угубар (Oogoobar), а также ещё сохранились древние храмы. Этот регион связан с нашим миром, и именно здесь члены экспедиции Каттера впервые ступили на земли Адельфы.
Фауна
- Туон-Ха (Twon-ha)
- Туон-ха - домашнее животное таланов. Эти глупые двуногие рептилии используются как для перевозки тяжестей, так и в качестве ездовых животных. Они готовы следовать за кем угодно, кто пахнет их матерью - для этого таланы используют "гай" (Gui) - кусок ткани, смоченный в поту матери туон-ха.
- Вентилопа (Ventilope)
- Летающие животные, похожие на птерозавров, с размахом крыльев до восьми метров. Иногда они используются солдатами для наблюдательных миссий или бомбометания.
- Кракит (Krakit)
- Кракиты - гигантские пауки, плюющиеся кислотой. Издают характерный стрекочущий звук, что позволяет обнаружить их издалека. Встречаются стаями по три особи.
- Гамор (Gamor)
- Гаморы напоминают земных гиен. Выглядят они довольно худощавыми и недоедающими. Гаморы достаточно умны - они нападают стаями, стараясь окружить жертву.
- Санкаар (Sankaar)
- Санкаары - самые распространённые рыбы в Адельфе. Эти водные хищники могут быть убиты выстрелом или взорванным в воде динамитом.
- Саннегта (Sannegta)
- Саннегты - акулы Адельфы, кишашие в водах Окасанкаара. Изобретательные таланы, зная, что саннегты боятся горгора, используют его испражнения - "зорт", чтобы не пускать акул в городскую бухту.
- Зидог (Zeedog)
- Плотоядное растение, стебель со ртом на конце. Зидоги издалека плюют в жертву опасными снарядами, а на близких расстояниях наносит смертоносные укусы. Из убитых зидогов добывается липкий секрет, использующийся для смоления лодок.
- Горгор (Gorgor)
- Это легендарный зверь, похожий на плотоядного динозавра, живущий на Острове Горгора в Окасанкааре.
- Ахондар (Achondar)
- Ещё один зверь из легенд. Ахондар похож на гигантскую плащеносную ящерицу, живущую под землёй Окаара. Обладающий очень острым слухом, этот зверь атакует кислотой всякого, кто слишком близко подошёл к его логову.
Таланы
Сущности
Таланы отличаются "сущностью", сокрытой в них. При достижении совершеннолетия мальчик-талан проходит обряд инициации у колодца Сущности в Шамазааре, где один из Йодов (Yods) - божеств таланов - раскроет скрытую в нём сущность.
- Фэ (Fae)
- Огненная сущность, позволяющая своим владельцам-таланам использовать специальное вооружение, которым другие таланы пользоваться не могут. На момент событий игры большинство Фэ таланов были солдатами Фэ Рана, но некоторые из них работали на Стражей Долотаи, помогая Каттеру в его поисках.
- Ганда (Gandha)
- Сущность земли. Ганда таланы - это рабочий класс: крестьяне, шахтёры, рыбаки, а также инженеры и изобретатели.
- Элуи (Eluee)
- Сущность воды. Такие таланы становятся художниками, ремесленниками, торговцами и рекреаторами (recreators). Рекреаторы - уникальные таланы, способные создавать боеприпасы для оружия Каттера, используя только природные ресурсы Адельфы.
- Ка (Ka)
- Сущность воздуха. Очень редко рождающиеся таланы сущности Ка становятся "Шамазами" (Shamaz), целителями словом. Они используют свою сущность, чтобы лечить и исцелять других таланов и Каттера. В каждом регионе обычно один шамаз.
При неестественной смерти талана, так называемом "обращении", можно увидеть его сущность, покидающую тело. Когда талан умирает своей смертью, его сущность находит упокоение после специфических ритуалов.
История
Порты, сиквелы, переиздания
Outcast II разрабатывалась для приставки Sony PlayStation 2, однако в процессе разработки Appeal обанкротилась, и проект был заморожен.
Также был запланирован порт для Dreamcast[www.outcast-thegame.com/support/faqs.htm], однако он так и не был выпущен из-за неудовлетворительных продаж игры на PC.
Команда Eternal Outcasts в настоящий момент занимается разработкой бесплатного продолжения Open Outcast[www.openoutcast.org] в виде отдельной игры на движке CryEngine 3. Изначально проект использовал движок Crystal Space.
2 июля 2013 года Фрэнк Зауэр (Franck Sauer), Ив Гроле (Yves Grolet) и Ян Роберт (Yann Robert), являющиеся основателями компании Appeal и руководителями разработки оригинальной игры, опубликовали пресс-релиз, в котором сообщали, что права интеллектуальной собственности на Outcast были выкуплены ими у Atari, и что игру ждёт возрождение[2].
7 апреля 2014 года компанией Fresh3D, ключевыми фигурами в которой являются Фрэнк Зауэр и Ян Роберт[3], на краудфандинговой площадке Kickstarter был запущен сбор средств на выпуск ремейка оригинальной игры под названием Outcast Reboot HD[4]. К команде разработчиков присоединился и Ив Гроле. Разработчиками планировалось вывести игру на современный графический уровень: новый полигональный движок, полностью, с нуля, переделанное игровое окружение (текстуры, объекты, персонажи), поддержка высоких разрешений. Кампания потерпела фиаско собрав $268964 из запланированных $600000.
Потерпев неудачу с полноценным ремейком, 18 декабря 2014 года Fresh3D выпустила улучшенную версию оригинальной игры под названием Outcast 1.1. Заявлено, что в числе прочих изменений в игре исправлено множество ошибок, улучшена стабильность и производительность в высоких разрешениях. Переиздание игры распространяется через сервисы цифровой дистрибуции Steam[5] и GOG.com[6].
В декабре 2015 года Appeal была возрождена авторами Outcast[7], а 26 мая 2016 года издатель компьютерных игр Bigben Interactive опубликовал пресс-релиз в котором сообщил о подписании с Appeal соглашения о выпуске ремейка оригинальной игры под называнием OUTCAST - Second Contact. Выход игры ожидается в начале 2017 года[8].
Факты
- Вопреки распространенному мнению, игра не имела воксельного графического движка для прорисовки объектов и текстур.[9] Из специфики вокселей ясно что для вывода подобного Outcast качества картинки для NPC и построек в воксельном исполнении нужна намного большая вычислительная мощность: миллионы вокселей для каждого среднего по размеру объекта — вроде NPC, и в сотни-тысячи раз больше — на схожего качества постройки, плюс проблемы с полноценностью освещения и тем более скоростью вывода конечного изображения. В действительности же поверхности лишь кажутся воксельными из-за использования рейкастинга, технологии, которая во время разработки и появления игры часто называлась "воксельным движком", как например Voxel Space — игровой движок, использованный в играх серий Delta Force и Commanche, также не имевший к вокселям никакого отношения.
- Саундтрек к игре был написан композитором Ленни Муром (Lennie Moore) и исполнен Московским симфоническим оркестром и хором.
- Иногда в Окриане можно услышать мелодию The Throne Room/End Title из Звёздных войн, исполняемую на флейте таланом, который говорит, что мелодия называется «Гармония Казара».
- Вскоре после выхода игры Appeal разместила на своём сайте «Outcast Outtakes» — ряд юмористических внутриигровых видеороликов. Эпизоды, представленные на них, отсутствуют в игре.
Напишите отзыв о статье "Outcast (компьютерная игра)"
Примечания
- ↑ [www.gamespot.com/features/1999/p3_02a.html The Best & Worst of 1999: Adventure Game of the Year]. GameSpot. [www.webcitation.org/66DxNoynX Архивировано из первоисточника 17 марта 2012].
- ↑ [www.gamasutra.com/view/pressreleases/195475/Original_authors_has_acquired_Outcast_IntellectualProperty.php Gamasutra - Press Releases - Original authors has acquired Outcast Intellectual Property]
- ↑ [www.fresh3d.com/#!company/c1x9v]
- ↑ [www.kickstarter.com/projects/outcast-reboot-hd/outcast-reboot-hd Outcast Reboot HD by Fresh3D Inc — Kickstarter]
- ↑ [store.steampowered.com/app/336610 Outcast 1.1 в Steam]
- ↑ [www.gog.com/game/outcast Outcast 1.1 на GOG.com]
- ↑ www.facebook.com/appealstudios/photos/a.591418154235440.1073741828.591386250905297/1019008038143114/?type=3&permPage=1
- ↑ planet-adelpha.de/wp-content/uploads/2016/05/Press-Release_Outcast_Second_Contact.pdf
- ↑ [web.archive.org/web/20060507235618/www.outcast-thegame.com/tech/paradise.htm OUTCAST - Technology: Paradise] (7 мая 2006). Проверено 30 декабря 2015.
Ссылки
- [www.outcast-thegame.com/ Outcast]
- [openoutcast.org/ open Outcast]
- [www.planet-adelpha.net/ Planet Adelpha]
Отрывок, характеризующий Outcast (компьютерная игра)
– Мама, голубчик, – сказала Наташа, становясь на колени перед матерью и близко приставляя свое лицо к ее лицу. – Виновата, простите, никогда не буду, я вас разбудила. Меня Мавра Кузминишна послала, тут раненых привезли, офицеров, позволите? А им некуда деваться; я знаю, что вы позволите… – говорила она быстро, не переводя духа.– Какие офицеры? Кого привезли? Ничего не понимаю, – сказала графиня.
Наташа засмеялась, графиня тоже слабо улыбалась.
– Я знала, что вы позволите… так я так и скажу. – И Наташа, поцеловав мать, встала и пошла к двери.
В зале она встретила отца, с дурными известиями возвратившегося домой.
– Досиделись мы! – с невольной досадой сказал граф. – И клуб закрыт, и полиция выходит.
– Папа, ничего, что я раненых пригласила в дом? – сказала ему Наташа.
– Разумеется, ничего, – рассеянно сказал граф. – Не в том дело, а теперь прошу, чтобы пустяками не заниматься, а помогать укладывать и ехать, ехать, ехать завтра… – И граф передал дворецкому и людям то же приказание. За обедом вернувшийся Петя рассказывал свои новости.
Он говорил, что нынче народ разбирал оружие в Кремле, что в афише Растопчина хотя и сказано, что он клич кликнет дня за два, но что уж сделано распоряжение наверное о том, чтобы завтра весь народ шел на Три Горы с оружием, и что там будет большое сражение.
Графиня с робким ужасом посматривала на веселое, разгоряченное лицо своего сына в то время, как он говорил это. Она знала, что ежели она скажет слово о том, что она просит Петю не ходить на это сражение (она знала, что он радуется этому предстоящему сражению), то он скажет что нибудь о мужчинах, о чести, об отечестве, – что нибудь такое бессмысленное, мужское, упрямое, против чего нельзя возражать, и дело будет испорчено, и поэтому, надеясь устроить так, чтобы уехать до этого и взять с собой Петю, как защитника и покровителя, она ничего не сказала Пете, а после обеда призвала графа и со слезами умоляла его увезти ее скорее, в эту же ночь, если возможно. С женской, невольной хитростью любви, она, до сих пор выказывавшая совершенное бесстрашие, говорила, что она умрет от страха, ежели не уедут нынче ночью. Она, не притворяясь, боялась теперь всего.
M me Schoss, ходившая к своей дочери, еще болоо увеличила страх графини рассказами о том, что она видела на Мясницкой улице в питейной конторе. Возвращаясь по улице, она не могла пройти домой от пьяной толпы народа, бушевавшей у конторы. Она взяла извозчика и объехала переулком домой; и извозчик рассказывал ей, что народ разбивал бочки в питейной конторе, что так велено.
После обеда все домашние Ростовых с восторженной поспешностью принялись за дело укладки вещей и приготовлений к отъезду. Старый граф, вдруг принявшись за дело, всё после обеда не переставая ходил со двора в дом и обратно, бестолково крича на торопящихся людей и еще более торопя их. Петя распоряжался на дворе. Соня не знала, что делать под влиянием противоречивых приказаний графа, и совсем терялась. Люди, крича, споря и шумя, бегали по комнатам и двору. Наташа, с свойственной ей во всем страстностью, вдруг тоже принялась за дело. Сначала вмешательство ее в дело укладывания было встречено с недоверием. От нее всё ждали шутки и не хотели слушаться ее; но она с упорством и страстностью требовала себе покорности, сердилась, чуть не плакала, что ее не слушают, и, наконец, добилась того, что в нее поверили. Первый подвиг ее, стоивший ей огромных усилий и давший ей власть, была укладка ковров. У графа в доме были дорогие gobelins и персидские ковры. Когда Наташа взялась за дело, в зале стояли два ящика открытые: один почти доверху уложенный фарфором, другой с коврами. Фарфора было еще много наставлено на столах и еще всё несли из кладовой. Надо было начинать новый, третий ящик, и за ним пошли люди.
– Соня, постой, да мы всё так уложим, – сказала Наташа.
– Нельзя, барышня, уж пробовали, – сказал буфетчнк.
– Нет, постой, пожалуйста. – И Наташа начала доставать из ящика завернутые в бумаги блюда и тарелки.
– Блюда надо сюда, в ковры, – сказала она.
– Да еще и ковры то дай бог на три ящика разложить, – сказал буфетчик.
– Да постой, пожалуйста. – И Наташа быстро, ловко начала разбирать. – Это не надо, – говорила она про киевские тарелки, – это да, это в ковры, – говорила она про саксонские блюда.
– Да оставь, Наташа; ну полно, мы уложим, – с упреком говорила Соня.
– Эх, барышня! – говорил дворецкий. Но Наташа не сдалась, выкинула все вещи и быстро начала опять укладывать, решая, что плохие домашние ковры и лишнюю посуду не надо совсем брать. Когда всё было вынуто, начали опять укладывать. И действительно, выкинув почти все дешевое, то, что не стоило брать с собой, все ценное уложили в два ящика. Не закрывалась только крышка коверного ящика. Можно было вынуть немного вещей, но Наташа хотела настоять на своем. Она укладывала, перекладывала, нажимала, заставляла буфетчика и Петю, которого она увлекла за собой в дело укладыванья, нажимать крышку и сама делала отчаянные усилия.
– Да полно, Наташа, – говорила ей Соня. – Я вижу, ты права, да вынь один верхний.
– Не хочу, – кричала Наташа, одной рукой придерживая распустившиеся волосы по потному лицу, другой надавливая ковры. – Да жми же, Петька, жми! Васильич, нажимай! – кричала она. Ковры нажались, и крышка закрылась. Наташа, хлопая в ладоши, завизжала от радости, и слезы брызнули у ней из глаз. Но это продолжалось секунду. Тотчас же она принялась за другое дело, и уже ей вполне верили, и граф не сердился, когда ему говорили, что Наталья Ильинишна отменила его приказанье, и дворовые приходили к Наташе спрашивать: увязывать или нет подводу и довольно ли она наложена? Дело спорилось благодаря распоряжениям Наташи: оставлялись ненужные вещи и укладывались самым тесным образом самые дорогие.
Но как ни хлопотали все люди, к поздней ночи еще не все могло быть уложено. Графиня заснула, и граф, отложив отъезд до утра, пошел спать.
Соня, Наташа спали, не раздеваясь, в диванной. В эту ночь еще нового раненого провозили через Поварскую, и Мавра Кузминишна, стоявшая у ворот, заворотила его к Ростовым. Раненый этот, по соображениям Мавры Кузминишны, был очень значительный человек. Его везли в коляске, совершенно закрытой фартуком и с спущенным верхом. На козлах вместе с извозчиком сидел старик, почтенный камердинер. Сзади в повозке ехали доктор и два солдата.
– Пожалуйте к нам, пожалуйте. Господа уезжают, весь дом пустой, – сказала старушка, обращаясь к старому слуге.
– Да что, – отвечал камердинер, вздыхая, – и довезти не чаем! У нас и свой дом в Москве, да далеко, да и не живет никто.
– К нам милости просим, у наших господ всего много, пожалуйте, – говорила Мавра Кузминишна. – А что, очень нездоровы? – прибавила она.
Камердинер махнул рукой.
– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.
– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.
Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.
Проснувшись утром 1 го числа, граф Илья Андреич потихоньку вышел из спальни, чтобы не разбудить к утру только заснувшую графиню, и в своем лиловом шелковом халате вышел на крыльцо. Подводы, увязанные, стояли на дворе. У крыльца стояли экипажи. Дворецкий стоял у подъезда, разговаривая с стариком денщиком и молодым, бледным офицером с подвязанной рукой. Дворецкий, увидав графа, сделал офицеру и денщику значительный и строгий знак, чтобы они удалились.
– Ну, что, все готово, Васильич? – сказал граф, потирая свою лысину и добродушно глядя на офицера и денщика и кивая им головой. (Граф любил новые лица.)
– Хоть сейчас запрягать, ваше сиятельство.
– Ну и славно, вот графиня проснется, и с богом! Вы что, господа? – обратился он к офицеру. – У меня в доме? – Офицер придвинулся ближе. Бледное лицо его вспыхнуло вдруг яркой краской.
– Граф, сделайте одолжение, позвольте мне… ради бога… где нибудь приютиться на ваших подводах. Здесь у меня ничего с собой нет… Мне на возу… все равно… – Еще не успел договорить офицер, как денщик с той же просьбой для своего господина обратился к графу.
– А! да, да, да, – поспешно заговорил граф. – Я очень, очень рад. Васильич, ты распорядись, ну там очистить одну или две телеги, ну там… что же… что нужно… – какими то неопределенными выражениями, что то приказывая, сказал граф. Но в то же мгновение горячее выражение благодарности офицера уже закрепило то, что он приказывал. Граф оглянулся вокруг себя: на дворе, в воротах, в окне флигеля виднелись раненые и денщики. Все они смотрели на графа и подвигались к крыльцу.
