PATH
Поделись знанием:
Старый князь был в хорошем духе и обласкал Пьера.
Перед ужином князь Андрей, вернувшись назад в кабинет отца, застал старого князя в горячем споре с Пьером.
Пьер доказывал, что придет время, когда не будет больше войны. Старый князь, подтрунивая, но не сердясь, оспаривал его.
– Кровь из жил выпусти, воды налей, тогда войны не будет. Бабьи бредни, бабьи бредни, – проговорил он, но всё таки ласково потрепал Пьера по плечу, и подошел к столу, у которого князь Андрей, видимо не желая вступать в разговор, перебирал бумаги, привезенные князем из города. Старый князь подошел к нему и стал говорить о делах.
– Предводитель, Ростов граф, половины людей не доставил. Приехал в город, вздумал на обед звать, – я ему такой обед задал… А вот просмотри эту… Ну, брат, – обратился князь Николай Андреич к сыну, хлопая по плечу Пьера, – молодец твой приятель, я его полюбил! Разжигает меня. Другой и умные речи говорит, а слушать не хочется, а он и врет да разжигает меня старика. Ну идите, идите, – сказал он, – может быть приду, за ужином вашим посижу. Опять поспорю. Мою дуру, княжну Марью полюби, – прокричал он Пьеру из двери.
Пьер теперь только, в свой приезд в Лысые Горы, оценил всю силу и прелесть своей дружбы с князем Андреем. Эта прелесть выразилась не столько в его отношениях с ним самим, сколько в отношениях со всеми родными и домашними. Пьер с старым, суровым князем и с кроткой и робкой княжной Марьей, несмотря на то, что он их почти не знал, чувствовал себя сразу старым другом. Они все уже любили его. Не только княжна Марья, подкупленная его кроткими отношениями к странницам, самым лучистым взглядом смотрела на него; но маленький, годовой князь Николай, как звал дед, улыбнулся Пьеру и пошел к нему на руки. Михаил Иваныч, m lle Bourienne с радостными улыбками смотрели на него, когда он разговаривал с старым князем.
Старый князь вышел ужинать: это было очевидно для Пьера. Он был с ним оба дня его пребывания в Лысых Горах чрезвычайно ласков, и велел ему приезжать к себе.
Когда Пьер уехал и сошлись вместе все члены семьи, его стали судить, как это всегда бывает после отъезда нового человека и, как это редко бывает, все говорили про него одно хорошее.
Возвратившись в этот раз из отпуска, Ростов в первый раз почувствовал и узнал, до какой степени сильна была его связь с Денисовым и со всем полком.
Когда Ростов подъезжал к полку, он испытывал чувство подобное тому, которое он испытывал, подъезжая к Поварскому дому. Когда он увидал первого гусара в расстегнутом мундире своего полка, когда он узнал рыжего Дементьева, увидал коновязи рыжих лошадей, когда Лаврушка радостно закричал своему барину: «Граф приехал!» и лохматый Денисов, спавший на постели, выбежал из землянки, обнял его, и офицеры сошлись к приезжему, – Ростов испытывал такое же чувство, как когда его обнимала мать, отец и сестры, и слезы радости, подступившие ему к горлу, помешали ему говорить. Полк был тоже дом, и дом неизменно милый и дорогой, как и дом родительский.
Явившись к полковому командиру, получив назначение в прежний эскадрон, сходивши на дежурство и на фуражировку, войдя во все маленькие интересы полка и почувствовав себя лишенным свободы и закованным в одну узкую неизменную рамку, Ростов испытал то же успокоение, ту же опору и то же сознание того, что он здесь дома, на своем месте, которые он чувствовал и под родительским кровом. Не было этой всей безурядицы вольного света, в котором он не находил себе места и ошибался в выборах; не было Сони, с которой надо было или не надо было объясняться. Не было возможности ехать туда или не ехать туда; не было этих 24 часов суток, которые столькими различными способами можно было употребить; не было этого бесчисленного множества людей, из которых никто не был ближе, никто не был дальше; не было этих неясных и неопределенных денежных отношений с отцом, не было напоминания об ужасном проигрыше Долохову! Тут в полку всё было ясно и просто. Весь мир был разделен на два неровные отдела. Один – наш Павлоградский полк, и другой – всё остальное. И до этого остального не было никакого дела. В полку всё было известно: кто был поручик, кто ротмистр, кто хороший, кто дурной человек, и главное, – товарищ. Маркитант верит в долг, жалованье получается в треть; выдумывать и выбирать нечего, только не делай ничего такого, что считается дурным в Павлоградском полку; а пошлют, делай то, что ясно и отчетливо, определено и приказано: и всё будет хорошо.
Вступив снова в эти определенные условия полковой жизни, Ростов испытал радость и успокоение, подобные тем, которые чувствует усталый человек, ложась на отдых. Тем отраднее была в эту кампанию эта полковая жизнь Ростову, что он, после проигрыша Долохову (поступка, которого он, несмотря на все утешения родных, не мог простить себе), решился служить не как прежде, а чтобы загладить свою вину, служить хорошо и быть вполне отличным товарищем и офицером, т. е. прекрасным человеком, что представлялось столь трудным в миру, а в полку столь возможным.
Ростов, со времени своего проигрыша, решил, что он в пять лет заплатит этот долг родителям. Ему посылалось по 10 ти тысяч в год, теперь же он решился брать только две, а остальные предоставлять родителям для уплаты долга.
Армия наша после неоднократных отступлений, наступлений и сражений при Пултуске, при Прейсиш Эйлау, сосредоточивалась около Бартенштейна. Ожидали приезда государя к армии и начала новой кампании.
Павлоградский полк, находившийся в той части армии, которая была в походе 1805 года, укомплектовываясь в России, опоздал к первым действиям кампании. Он не был ни под Пултуском, ни под Прейсиш Эйлау и во второй половине кампании, присоединившись к действующей армии, был причислен к отряду Платова.
Отряд Платова действовал независимо от армии. Несколько раз павлоградцы были частями в перестрелках с неприятелем, захватили пленных и однажды отбили даже экипажи маршала Удино. В апреле месяце павлоградцы несколько недель простояли около разоренной до тла немецкой пустой деревни, не трогаясь с места.
Была ростепель, грязь, холод, реки взломало, дороги сделались непроездны; по нескольку дней не выдавали ни лошадям ни людям провианта. Так как подвоз сделался невозможен, то люди рассыпались по заброшенным пустынным деревням отыскивать картофель, но уже и того находили мало. Всё было съедено, и все жители разбежались; те, которые оставались, были хуже нищих, и отнимать у них уж было нечего, и даже мало – жалостливые солдаты часто вместо того, чтобы пользоваться от них, отдавали им свое последнее.
Павлоградский полк в делах потерял только двух раненых; но от голоду и болезней потерял почти половину людей. В госпиталях умирали так верно, что солдаты, больные лихорадкой и опухолью, происходившими от дурной пищи, предпочитали нести службу, через силу волоча ноги во фронте, чем отправляться в больницы. С открытием весны солдаты стали находить показывавшееся из земли растение, похожее на спаржу, которое они называли почему то машкин сладкий корень, и рассыпались по лугам и полям, отыскивая этот машкин сладкий корень (который был очень горек), саблями выкапывали его и ели, несмотря на приказания не есть этого вредного растения.
Весною между солдатами открылась новая болезнь, опухоль рук, ног и лица, причину которой медики полагали в употреблении этого корня. Но несмотря на запрещение, павлоградские солдаты эскадрона Денисова ели преимущественно машкин сладкий корень, потому что уже вторую неделю растягивали последние сухари, выдавали только по полфунта на человека, а картофель в последнюю посылку привезли мерзлый и проросший. Лошади питались тоже вторую неделю соломенными крышами с домов, были безобразно худы и покрыты еще зимнею, клоками сбившеюся шерстью.
Несмотря на такое бедствие, солдаты и офицеры жили точно так же, как и всегда; так же и теперь, хотя и с бледными и опухлыми лицами и в оборванных мундирах, гусары строились к расчетам, ходили на уборку, чистили лошадей, амуницию, таскали вместо корма солому с крыш и ходили обедать к котлам, от которых вставали голодные, подшучивая над своею гадкой пищей и своим голодом. Также как и всегда, в свободное от службы время солдаты жгли костры, парились голые у огней, курили, отбирали и пекли проросший, прелый картофель и рассказывали и слушали рассказы или о Потемкинских и Суворовских походах, или сказки об Алеше пройдохе, и о поповом батраке Миколке.
Офицеры так же, как и обыкновенно, жили по двое, по трое, в раскрытых полуразоренных домах. Старшие заботились о приобретении соломы и картофеля, вообще о средствах пропитания людей, младшие занимались, как всегда, кто картами (денег было много, хотя провианта и не было), кто невинными играми – в свайку и городки. Об общем ходе дел говорили мало, частью оттого, что ничего положительного не знали, частью оттого, что смутно чувствовали, что общее дело войны шло плохо.
Ростов жил, попрежнему, с Денисовым, и дружеская связь их, со времени их отпуска, стала еще теснее. Денисов никогда не говорил про домашних Ростова, но по нежной дружбе, которую командир оказывал своему офицеру, Ростов чувствовал, что несчастная любовь старого гусара к Наташе участвовала в этом усилении дружбы. Денисов видимо старался как можно реже подвергать Ростова опасностям, берег его и после дела особенно радостно встречал его целым и невредимым. На одной из своих командировок Ростов нашел в заброшенной разоренной деревне, куда он приехал за провиантом, семейство старика поляка и его дочери, с грудным ребенком. Они были раздеты, голодны, и не могли уйти, и не имели средств выехать. Ростов привез их в свою стоянку, поместил в своей квартире, и несколько недель, пока старик оправлялся, содержал их. Товарищ Ростова, разговорившись о женщинах, стал смеяться Ростову, говоря, что он всех хитрее, и что ему бы не грех познакомить товарищей с спасенной им хорошенькой полькой. Ростов принял шутку за оскорбление и, вспыхнув, наговорил офицеру таких неприятных вещей, что Денисов с трудом мог удержать обоих от дуэли. Когда офицер ушел и Денисов, сам не знавший отношений Ростова к польке, стал упрекать его за вспыльчивость, Ростов сказал ему:
– Как же ты хочешь… Она мне, как сестра, и я не могу тебе описать, как это обидно мне было… потому что… ну, оттого…
Денисов ударил его по плечу, и быстро стал ходить по комнате, не глядя на Ростова, что он делывал в минуты душевного волнения.
– Экая дуг'ацкая ваша пог'ода Г'остовская, – проговорил он, и Ростов заметил слезы на глазах Денисова.
В апреле месяце войска оживились известием о приезде государя к армии. Ростову не удалось попасть на смотр который делал государь в Бартенштейне: павлоградцы стояли на аванпостах, далеко впереди Бартенштейна.
Они стояли биваками. Денисов с Ростовым жили в вырытой для них солдатами землянке, покрытой сучьями и дерном. Землянка была устроена следующим, вошедшим тогда в моду, способом: прорывалась канава в полтора аршина ширины, два – глубины и три с половиной длины. С одного конца канавы делались ступеньки, и это был сход, крыльцо; сама канава была комната, в которой у счастливых, как у эскадронного командира, в дальней, противуположной ступеням стороне, лежала на кольях, доска – это был стол. С обеих сторон вдоль канавы была снята на аршин земля, и это были две кровати и диваны. Крыша устраивалась так, что в середине можно было стоять, а на кровати даже можно было сидеть, ежели подвинуться ближе к столу. У Денисова, жившего роскошно, потому что солдаты его эскадрона любили его, была еще доска в фронтоне крыши, и в этой доске было разбитое, но склеенное стекло. Когда было очень холодно, то к ступеням (в приемную, как называл Денисов эту часть балагана), приносили на железном загнутом листе жар из солдатских костров, и делалось так тепло, что офицеры, которых много всегда бывало у Денисова и Ростова, сидели в одних рубашках.
В апреле месяце Ростов был дежурным. В 8 м часу утра, вернувшись домой, после бессонной ночи, он велел принести жару, переменил измокшее от дождя белье, помолился Богу, напился чаю, согрелся, убрал в порядок вещи в своем уголке и на столе, и с обветрившимся, горевшим лицом, в одной рубашке, лег на спину, заложив руки под голову. Он приятно размышлял о том, что на днях должен выйти ему следующий чин за последнюю рекогносцировку, и ожидал куда то вышедшего Денисова. Ростову хотелось поговорить с ним.
За шалашом послышался перекатывающийся крик Денисова, очевидно разгорячившегося. Ростов подвинулся к окну посмотреть, с кем он имел дело, и увидал вахмистра Топчеенко.
– Я тебе пг'иказывал не пускать их жг'ать этот ког'ень, машкин какой то! – кричал Денисов. – Ведь я сам видел, Лазаг'чук с поля тащил.
– Я приказывал, ваше высокоблагородие, не слушают, – отвечал вахмистр.
Ростов опять лег на свою кровать и с удовольствием подумал: «пускай его теперь возится, хлопочет, я свое дело отделал и лежу – отлично!» Из за стенки он слышал, что, кроме вахмистра, еще говорил Лаврушка, этот бойкий плутоватый лакей Денисова. Лаврушка что то рассказывал о каких то подводах, сухарях и быках, которых он видел, ездивши за провизией.
За балаганом послышался опять удаляющийся крик Денисова и слова: «Седлай! Второй взвод!»
«Куда это собрались?» подумал Ростов.
Через пять минут Денисов вошел в балаган, влез с грязными ногами на кровать, сердито выкурил трубку, раскидал все свои вещи, надел нагайку и саблю и стал выходить из землянки. На вопрос Ростова, куда? он сердито и неопределенно отвечал, что есть дело.
– Суди меня там Бог и великий государь! – сказал Денисов, выходя; и Ростов услыхал, как за балаганом зашлепали по грязи ноги нескольких лошадей. Ростов не позаботился даже узнать, куда поехал Денисов. Угревшись в своем угле, он заснул и перед вечером только вышел из балагана. Денисов еще не возвращался. Вечер разгулялся; около соседней землянки два офицера с юнкером играли в свайку, с смехом засаживая редьки в рыхлую грязную землю. Ростов присоединился к ним. В середине игры офицеры увидали подъезжавшие к ним повозки: человек 15 гусар на худых лошадях следовали за ними. Повозки, конвоируемые гусарами, подъехали к коновязям, и толпа гусар окружила их.
– Ну вот Денисов всё тужил, – сказал Ростов, – вот и провиант прибыл.
– И то! – сказали офицеры. – То то радешеньки солдаты! – Немного позади гусар ехал Денисов, сопутствуемый двумя пехотными офицерами, с которыми он о чем то разговаривал. Ростов пошел к нему навстречу.
– Я вас предупреждаю, ротмистр, – говорил один из офицеров, худой, маленький ростом и видимо озлобленный.
– Ведь сказал, что не отдам, – отвечал Денисов.
– Вы будете отвечать, ротмистр, это буйство, – у своих транспорты отбивать! Наши два дня не ели.
– А мои две недели не ели, – отвечал Денисов.
– Это разбой, ответите, милостивый государь! – возвышая голос, повторил пехотный офицер.
– Да вы что ко мне пристали? А? – крикнул Денисов, вдруг разгорячась, – отвечать буду я, а не вы, а вы тут не жужжите, пока целы. Марш! – крикнул он на офицеров.
– Хорошо же! – не робея и не отъезжая, кричал маленький офицер, – разбойничать, так я вам…
– К чог'ту марш скорым шагом, пока цел. – И Денисов повернул лошадь к офицеру.
– Хорошо, хорошо, – проговорил офицер с угрозой, и, повернув лошадь, поехал прочь рысью, трясясь на седле.
– Собака на забог'е, живая собака на забог'е, – сказал Денисов ему вслед – высшую насмешку кавалериста над верховым пехотным, и, подъехав к Ростову, расхохотался.
– Отбил у пехоты, отбил силой транспорт! – сказал он. – Что ж, не с голоду же издыхать людям?
Повозки, которые подъехали к гусарам были назначены в пехотный полк, но, известившись через Лаврушку, что этот транспорт идет один, Денисов с гусарами силой отбил его. Солдатам раздали сухарей в волю, поделились даже с другими эскадронами.
На другой день, полковой командир позвал к себе Денисова и сказал ему, закрыв раскрытыми пальцами глаза: «Я на это смотрю вот так, я ничего не знаю и дела не начну; но советую съездить в штаб и там, в провиантском ведомстве уладить это дело, и, если возможно, расписаться, что получили столько то провианту; в противном случае, требованье записано на пехотный полк: дело поднимется и может кончиться дурно».
Денисов прямо от полкового командира поехал в штаб, с искренним желанием исполнить его совет. Вечером он возвратился в свою землянку в таком положении, в котором Ростов еще никогда не видал своего друга. Денисов не мог говорить и задыхался. Когда Ростов спрашивал его, что с ним, он только хриплым и слабым голосом произносил непонятные ругательства и угрозы…
Эта статья — о железной дороге. О переменной см. PATH (переменная).
Сюда перенаправляются запросы «Тоннель Даунтаун Гудзон», «Тоннель Аптаун Гудзон». На эти темы нужны отдельные статьи.
| PATH | |
 | |
| Полное название: |
Port Authority Trans-Hudson |
|---|---|
| Годы работы: | |
| Страна: | |
| Город управления: | |
| Состояние: |
действующая |
| Подчинение: | |
| Протяжённость: |
22,2 км |
| Официальный сайт: |
[www.panynj.gov/path ynj.gov/path] |
 PATH на Викискладе | |
PATH (аббр. от англ. Port Authority Trans-Hudson) — скоростная подземная железная дорога метрополитеновского типа, соединяющая Манхэттен (центр Нью-Йорка) с городами Хобокен, Джерси-Сити, Гаррисон и Ньюарк в штате Нью-Джерси.
Содержание
Общие сведения
PATH управляется Портовым управлением Нью-Йорка и Нью-Джерси. На некоторых станциях PATH есть переходы на станции Нью-Йоркского метрополитена, лёгкого метро в Ньюарке, системы скоростного трамвая в штате Нью-Джерси.
Общая протяжённость линий PATH 13,8 миль (22,2 км). В систему входят 13 станций, из которых 6 находятся в Манхэттене, а остальные в разных городах штата Нью-Джерси: 4 в Джерси-Сити и по одной в городах Хобокен, Харрисон и Ньюарк.
В Манхэттене, Хобокене и по большей части Джерси-Сити система проходит под землёй. Она пересекает русло реки Гудзон по тоннелям, состоящим из чугунных тюбингов и построенным в начале ХХ века. Линия от Джорнал-сквер в Джерси-Сити до Ньюарка проходит в открытых выемках, на уровне поверхности земли и по эстакадам.
По результатам 2012 года, PATH перевозит 262 900 пассажиров в сутки.
Несмотря на то что 65 процентов путей проходят под землёй и внешне система является своеобразным метрополитеном, Федеральная администрация железных дорог</span>ruen США считает эту систему железной дорогой. Этому система обязана тем, что её наземный участок пути, на запад от Джерси-Сити до Ньюарка, до недавнего времени сообщался с железнодорожными путями компании Амтрак.
Список станций
Станции приведены в таблице соответственно их порядку расположения на линиях железной дороги. От станции «Ньюпорт» (в середине таблицы) отходят 4 ветки по 4 направлениям; конечные станции выделены шрифтом. Знаком 
обозначены станции, приспособленные для пассажиров с ограниченными возможностями. Обозначения маршрутов прокомментированы ниже.
|
|
М- ты |
Название, город |
Пересадки | Фотография |
|
М- ты |
Название, город |
Пересадки | Фотография |
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
|
|
33-я улица (англ. 33rd Street), Нью-Йорк |
Рядом расположены пересадочный узел метро 34-я улица — Геральд-сквер (       ) и чуть дальше Пенсильванский вокзал Нью-Йорка со станциями 34-я улица (   ) и 34-я улица (   )
|
| ||||||
| 23-я улица (англ. 23rd Street), Нью-Йорк |
Платформы станции метро 23-я улица () проходят параллельно платформам этой станции с двух сторон от них
|
| |||||||
| 14-я улица (англ. 14th Street), Нью-Йорк |
Рядом расположен пересадочный узел метро 14-я улица / Шестая авеню ( ), причём платформы станции маршрутов F и M проходят параллельно платформам этой станции с двух сторон от них
|
| |||||||
|
|
Хобокен (англ. Hoboken), город Хобокен |
Станция совмещена с вокзалом Хобокена</span>ruen, там же находится остановка трамвая Хадсон — Берген, автобусный вокзал и паромная пристань | 
|
Девятая улица (англ. 9th Street), Нью-Йорк |
Ближайшая станция метро — Уэст Четвёртая улица — Вашингтон-сквер ()
|
| |||
| Кристофер-стрит (англ. Christopher Street), Нью-Йорк |
Между этой станцией и станцией «Девятая улица» расположена станция метро Кристофер-стрит — Шеридан-сквер ()
|
| |||||||
|
|
|
Ньюпорт (англ. Newport), Джерси-Сити |
Рядом расположена остановка трамвая Хадсон — Берген | ||||||
| Гров-стрит (англ. Grove Street), Джерси-Сити |
|
|
Эксчейндж-Плейс (англ. Exchange Place), Джерси-Сити |
Рядом расположена остановка трамвая Хадсон — Берген | 
| ||||
|
|
Джорнал-сквер (англ. Journal Square), Джерси-Сити |
Станция совмещена с транспортным центром Джорнал-сквер</span>ruen, включающим в себя автобусный вокзал | 
|
|
Всемирный торговый центр (англ. World Trade Center), Нью-Йорк |
Рядом расположены пересадочный узел метро Чеймберс-стрит — Всемирный торговый центр / Парк-Плейс () и станция Кортландт-стрит (). Во время событий 11 сентября 2001 года станция была разрушена. С 2003 по 2016 год на этом месте действовала временная станция, 3 марта 2016 года открылась новая постоянная в составе транспортного комплекса, спроектированного архитектором Сантьяго Калатравой.[1] В рамках того же комплекса строится станция метро Кортландт-стрит (), которая тоже была разрушена во время событий 11 сентября.
На нижнем снимке, сделанном в апреле 2015 года: справа вход на временную станцию, слева строящийся транспортный комплекс. |
| ||
| Харрисон (англ. Harrison), город Харрисон |
| ||||||||
|
|
Ньюарк (англ. Newark), город Ньюарк |
Станция совмещена с Пенсильванским вокзалом Ньюарка</span>ruen, там же находится остановка лёгкого метро Ньюарка</span>ruen | 
|
Маршруты
Карта маршрутов PATH
Аналогично «большому» метрополитену Нью-Йорка, в системе PATH движение поездов организовано по маршрутам, которые меняются в зависимости от времени суток, обслуживая при этом все станции круглосуточно.
В рабочие дни с 06:00 до 23:00 действуют 4 маршрута, используя 3 конечных станции в Нью-Джерси и 2 в Манхэттене. Каждый маршрут на карте обозначен определённым цветом:
- Ньюарк — Всемирный торговый центр</span>ruen
- Хобокен — Всемирный торговый центр</span>ruen
- Джорнал-сквер — 33-я улица</span>ruen
- Хобокен — 33-я улица</span>ruen
Ночью, по выходным и праздникам работают 2 маршрута:
Маршрут через Хобокен, отмеченный на карте сине-жёлтым пунктиром, обслуживает все станции двух маршрутов, обозначенных синим и жёлтым цветами. Поскольку станция Хобокен тупиковая, его поезда на ней меняют направление движения.
Перспективы развития
В феврале 2014 года Портовое управление утвердило план на ближайшие 10 лет, часть которого посвящена развитию системы PATH. В этот план входят:
- Продление линии за станцию Ньюарк к аэропорту Ньюарк (точнее, к станции Международный аэропорт Ньюарк Либерти</span>ruen системы Нью-Джерси Транзит, откуда к аэропорту идёт монорельс AirTrain Newark</span>ruen).
- Строительство новой станции Харрисон вместо ныне существующей. Станция будет оборудована лифтами для пассажиров с ограниченными возможностями.
- Реконструкция станции Гров-стрит. На этой станции тоже будут установлены лифты.[2]
Подвижной состав
В системе PATH работает 350 вагонов. Существует 5 моделей: PA1, PA2, PA3, PA4 и PA5. С 2011 года используются только вагоны типа PA5.
Характеристики и параметры подвижного состава
- Длина вагонов — 51 фут (15,5 м).
- Ширина — 9 футов 2¾ дюйма (2,8 м).
- Максимальная скорость 70 миль/ч (112 км/ч), средняя скорость 55 миль/ч (90 км/ч).
- Каждый вагон имеет 35 сидячих мест. Места расположены вдоль каждой из стенок.
История моделей
- Вагоны типа PA1 были построены в 1965 году компанией St. Louis Car.
- Вагоны типа PA2 были построены в 1966 году компанией St. Louis Car.
- Вагоны типа PA3 были построены в 1972 году компанией Hawker Siddeley. Эта же компания строила метровагоны для Бостона, поэтому они весьма похожи.
- Вагоны типа PA4 были построены в 1986—1988 годах компанией Kawasaki Heavy Industries.
- Вагоны типа PA5 были построены в 2008—2012 годах компанией Kawasaki Heavy Industries и полностью заменили собой предыдущие модификации.
История
- Тоннели были спроектированы в 1874 году, однако в то время не существовало технологий, позволяющих реализовать этот проект.
- Строительство началось в 1890 году, но было приостановлено из-за нехватки средств. В 1900 году строительство возобновилось под руководством Уильяма Гиббса Макадо, амбициозного молодого адвоката, переехавшего в Нью-Йорк из штата Теннесси.
- Поначалу эта система была частной компанией Hudson and Manhattan Railway.
- 25 февраля 1908 года была открыта линия 19-я улица — Хобокен.
- Станция 19-я улица закрыта в 1954 году.
- 10 ноября 1910 года линия была продлена в Манхэттене на север к 33-й улице, с остановками на 23-й и 28-й. Станция 28-я улица закрыта в 1937 году.
- В 1909—1912 годы построено ответвление до Джорнал-сквер (Джерси-Сити).
- 19 июля 1909 года открылась станция Эксчейндж-Плейс к югу от Хобокена, проложен тоннель под Гудзоном от станции Эксчейндж-Плейс до Хадсон-Терминал в Манхэттене. Сейчас там находится Граунд-Зиро, то место, где ранее находился Всемирный торговый центр.
- 2 августа 1909 года открылась станция Павония/Ньюпорт между Эксчейндж-Плейс и Хобокеном.
- 6 сентября 1910 года открылась станция Гров-стрит, к западу от Эксчейндж-Плейс.
- В 1911 году линия была проложена на запад фактически до границы города Ньюарка, правда станции Харрисон и Ньюарк там построили значительно позже.
- 14 апреля 1912 года открылась конечная станция Джорнал-сквер. Это первая наземная станция в системе PATH.
- 20 июня 1937 года открыты станции Харрисон и Ньюарк. Пути продлены на запад от Джорнал-сквер до железнодорожного вокзала Ньюарк.
- В 1971 году, в связи с постройкой Всемирного торгового центра, снесено здание вокзала Хадсон-Терминал. При этом путевое развитие станции осталось без изменений, а станция переименована во Всемирный торговый центр.
Трудные времена, смена руководства и переименование
- Параллельно тоннелю системы PATH, тоннель для автомобилей Holland Tunnel открылся в 1927 году, позволяя добраться по тому же маршруту на автомобиле. За этим последовала Великая депрессия, и пассажиропоток на линиях Hudson and Manhattan Railway начал падать. В 1954 году транспортная система перешла на дотации. Однако в 1958 году к 50-летию системы был объявлен тендер на новые вагоны компании St. Louis Car. Один из руководителей компании Герман Стичман заметил, что Портовая администрация Нью-Йорка и Нью-Джерси может вытеснить поезда автомобильными тоннелями и дорогами.
- В 1962 году Америка вдруг ощутила, что личный автомобиль, несмотря на свои очевидные преимущества в мобильности перемещения и комфорт, далеко не всегда является оптимальным видом транспорта применительно к тем или иным территориям. К этому времени транспортная система Hudson and Manhattan Railway оказалась на грани банкротства, и Портовая администрация Нью-Йорка и Нью-Джерси предложила взять разорившуюся железную дорогу под своё управление. При этом Портовая администрация перекупила территорию конечной станции Хадсон-Терминал для того, чтобы построить там Всемирный торговый центр. Хадсон-Терминал был конечной и подземной станцией.
- После того как правительства штата Нью-Джерси и Нью-Йорка разрешили этот «переход», портовая администрация открыла своё новое агентство Port Authority Trans-Hudson Corporation. С тех пор эта транспортная система называется Port Authority Trans-Hudson. 250 миллионов долларов ушло на ремонт силовых и сигнальных узлов и реконструкцию системы транспорта.
Строительство тоннелей
Первые тоннели были построены без крепления сводов (особенно самый северный, на линии 33-я улица — Хобокен). Это связано с тем, что инженер Дьюитт Хаскинс полагал, будто грунт под рекой достаточно твёрдый, чтобы выдержать несущую нагрузку тоннелей. Использование этого метода привело к нескольким авариям, в результате которых погибло 20 человек.
В 1902 году строительство тоннелей было возобновлено методом погружных конструкций.
На всём протяжении тоннелей, в том числе под Гудзоном, каждый путь имеет свой тоннель. Это сделано для лучшей вентиляции по принципу поршневого эффекта. Движущийся поезд подталкивает воздух перед ним — к ближайшей шахте по ходу движения; одновременно происходит всасывание воздуха из ближайшей к хвосту поезда шахты. Тоннели в Манхэттене, ведущие от 9-й к 33-й улице, были построены открытым способом.
Маршрутные огни
Маршрут поезда можно определить не только по указателям, но и по маршрутным огням, которые расположены на голове и хвосте состава, а также над дверьми. Они имеют тот же цвет, что и обозначение маршрута на карте. Например, зелёный огонь обозначает маршрут «ВТЦ — Хобокен».
Плата за проезд
Как во многих системах метро, вход в PATH производится через турникеты. Как и в метро Нью-Йорка, турникеты принимают в основном магнитные карточки MetroCard. Некоторые турникеты принимают наличные деньги.
По данным 2015 года плата за проезд в системе PATH следующая[3]:
Одна поездка 2,75 доллара:
- Наличными.
- Метрокартами Нью-Йоркского метрополитена (по количеству поездок, не «временны́ми»).
- Билет на одну поездку (англ. PATH SingleRide), который можно купить во всех кассах-автоматах по всей системе, действителен 2 часа с момента покупки.
Билет туда-обратно 5,5 доллара:
- Метрокартами Нью-Йоркского метрополитена (по количеству поездок, не «временны́ми»).
- Билет на несколько поездок, без ограничений во времени (англ. PATH QuickCard):
- На 10 поездок 21 доллар
- На 20 поездок 42 доллара
- На 40 поездок 84 доллара
Пассажиры старше 65 лет платят 1 доллар с помощью специальных магнитных карточек (которые им присылают почтой) для использования в турникетах. Такая же система льгот для пенсионеров и в метрополитене Нью-Йорка.
PATH QuickCard можно купить по Интернету, в кассах-автоматах Нью-Джерси Транзит, а также в некоторых магазинах неподалёку от станций PATH.
Источники
- Brian J. Cudahy, Rails Under the Mighty Hudson: The Story of the Hudson Tubes, the Pennsylvania Tunnels, and Manhattan Transfer - Fordham University Press, 2002 ISBN 978-0823221899 (англ.)
Напишите отзыв о статье "PATH"
Примечания
- ↑ [ny.curbed.com/2016/3/3/11157142/the-wtc-transportation-hub-is-open-tour-calatrava-s-creation-in The WTC Transportation Hub Is Open! Tour Calatrava’s Creation, In Instagrams]
- ↑ [www.panynj.gov/press-room/press-item.cfm?headLine_id=1913 PORT AUTHORITY UNVEILS COMPREHENSIVE, PROPOSED $27.6 BILLION CAPITAL PLAN TO REVITALIZE REGION’S TRANSPORTATION ASSETS], Feb 04, 2014, Press Release 30-2014
- ↑ [www.panynj.gov/path/fares.html PATH Fares] / Port Authority of NY & NJ
Ссылки
- [www.panynj.gov/path/ PATH. Официальный сайт]
- [www.subwaynut.com/path/path.htm PATH на сайте: www.subwaynut.com]
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий PATH
– AI очень рад! целуй, – сказал он, узнав, кто был незнакомый молодой человек.Старый князь был в хорошем духе и обласкал Пьера.
Перед ужином князь Андрей, вернувшись назад в кабинет отца, застал старого князя в горячем споре с Пьером.
Пьер доказывал, что придет время, когда не будет больше войны. Старый князь, подтрунивая, но не сердясь, оспаривал его.
– Кровь из жил выпусти, воды налей, тогда войны не будет. Бабьи бредни, бабьи бредни, – проговорил он, но всё таки ласково потрепал Пьера по плечу, и подошел к столу, у которого князь Андрей, видимо не желая вступать в разговор, перебирал бумаги, привезенные князем из города. Старый князь подошел к нему и стал говорить о делах.
– Предводитель, Ростов граф, половины людей не доставил. Приехал в город, вздумал на обед звать, – я ему такой обед задал… А вот просмотри эту… Ну, брат, – обратился князь Николай Андреич к сыну, хлопая по плечу Пьера, – молодец твой приятель, я его полюбил! Разжигает меня. Другой и умные речи говорит, а слушать не хочется, а он и врет да разжигает меня старика. Ну идите, идите, – сказал он, – может быть приду, за ужином вашим посижу. Опять поспорю. Мою дуру, княжну Марью полюби, – прокричал он Пьеру из двери.
Пьер теперь только, в свой приезд в Лысые Горы, оценил всю силу и прелесть своей дружбы с князем Андреем. Эта прелесть выразилась не столько в его отношениях с ним самим, сколько в отношениях со всеми родными и домашними. Пьер с старым, суровым князем и с кроткой и робкой княжной Марьей, несмотря на то, что он их почти не знал, чувствовал себя сразу старым другом. Они все уже любили его. Не только княжна Марья, подкупленная его кроткими отношениями к странницам, самым лучистым взглядом смотрела на него; но маленький, годовой князь Николай, как звал дед, улыбнулся Пьеру и пошел к нему на руки. Михаил Иваныч, m lle Bourienne с радостными улыбками смотрели на него, когда он разговаривал с старым князем.
Старый князь вышел ужинать: это было очевидно для Пьера. Он был с ним оба дня его пребывания в Лысых Горах чрезвычайно ласков, и велел ему приезжать к себе.
Когда Пьер уехал и сошлись вместе все члены семьи, его стали судить, как это всегда бывает после отъезда нового человека и, как это редко бывает, все говорили про него одно хорошее.
Возвратившись в этот раз из отпуска, Ростов в первый раз почувствовал и узнал, до какой степени сильна была его связь с Денисовым и со всем полком.
Когда Ростов подъезжал к полку, он испытывал чувство подобное тому, которое он испытывал, подъезжая к Поварскому дому. Когда он увидал первого гусара в расстегнутом мундире своего полка, когда он узнал рыжего Дементьева, увидал коновязи рыжих лошадей, когда Лаврушка радостно закричал своему барину: «Граф приехал!» и лохматый Денисов, спавший на постели, выбежал из землянки, обнял его, и офицеры сошлись к приезжему, – Ростов испытывал такое же чувство, как когда его обнимала мать, отец и сестры, и слезы радости, подступившие ему к горлу, помешали ему говорить. Полк был тоже дом, и дом неизменно милый и дорогой, как и дом родительский.
Явившись к полковому командиру, получив назначение в прежний эскадрон, сходивши на дежурство и на фуражировку, войдя во все маленькие интересы полка и почувствовав себя лишенным свободы и закованным в одну узкую неизменную рамку, Ростов испытал то же успокоение, ту же опору и то же сознание того, что он здесь дома, на своем месте, которые он чувствовал и под родительским кровом. Не было этой всей безурядицы вольного света, в котором он не находил себе места и ошибался в выборах; не было Сони, с которой надо было или не надо было объясняться. Не было возможности ехать туда или не ехать туда; не было этих 24 часов суток, которые столькими различными способами можно было употребить; не было этого бесчисленного множества людей, из которых никто не был ближе, никто не был дальше; не было этих неясных и неопределенных денежных отношений с отцом, не было напоминания об ужасном проигрыше Долохову! Тут в полку всё было ясно и просто. Весь мир был разделен на два неровные отдела. Один – наш Павлоградский полк, и другой – всё остальное. И до этого остального не было никакого дела. В полку всё было известно: кто был поручик, кто ротмистр, кто хороший, кто дурной человек, и главное, – товарищ. Маркитант верит в долг, жалованье получается в треть; выдумывать и выбирать нечего, только не делай ничего такого, что считается дурным в Павлоградском полку; а пошлют, делай то, что ясно и отчетливо, определено и приказано: и всё будет хорошо.
Вступив снова в эти определенные условия полковой жизни, Ростов испытал радость и успокоение, подобные тем, которые чувствует усталый человек, ложась на отдых. Тем отраднее была в эту кампанию эта полковая жизнь Ростову, что он, после проигрыша Долохову (поступка, которого он, несмотря на все утешения родных, не мог простить себе), решился служить не как прежде, а чтобы загладить свою вину, служить хорошо и быть вполне отличным товарищем и офицером, т. е. прекрасным человеком, что представлялось столь трудным в миру, а в полку столь возможным.
Ростов, со времени своего проигрыша, решил, что он в пять лет заплатит этот долг родителям. Ему посылалось по 10 ти тысяч в год, теперь же он решился брать только две, а остальные предоставлять родителям для уплаты долга.
Армия наша после неоднократных отступлений, наступлений и сражений при Пултуске, при Прейсиш Эйлау, сосредоточивалась около Бартенштейна. Ожидали приезда государя к армии и начала новой кампании.
Павлоградский полк, находившийся в той части армии, которая была в походе 1805 года, укомплектовываясь в России, опоздал к первым действиям кампании. Он не был ни под Пултуском, ни под Прейсиш Эйлау и во второй половине кампании, присоединившись к действующей армии, был причислен к отряду Платова.
Отряд Платова действовал независимо от армии. Несколько раз павлоградцы были частями в перестрелках с неприятелем, захватили пленных и однажды отбили даже экипажи маршала Удино. В апреле месяце павлоградцы несколько недель простояли около разоренной до тла немецкой пустой деревни, не трогаясь с места.
Была ростепель, грязь, холод, реки взломало, дороги сделались непроездны; по нескольку дней не выдавали ни лошадям ни людям провианта. Так как подвоз сделался невозможен, то люди рассыпались по заброшенным пустынным деревням отыскивать картофель, но уже и того находили мало. Всё было съедено, и все жители разбежались; те, которые оставались, были хуже нищих, и отнимать у них уж было нечего, и даже мало – жалостливые солдаты часто вместо того, чтобы пользоваться от них, отдавали им свое последнее.
Павлоградский полк в делах потерял только двух раненых; но от голоду и болезней потерял почти половину людей. В госпиталях умирали так верно, что солдаты, больные лихорадкой и опухолью, происходившими от дурной пищи, предпочитали нести службу, через силу волоча ноги во фронте, чем отправляться в больницы. С открытием весны солдаты стали находить показывавшееся из земли растение, похожее на спаржу, которое они называли почему то машкин сладкий корень, и рассыпались по лугам и полям, отыскивая этот машкин сладкий корень (который был очень горек), саблями выкапывали его и ели, несмотря на приказания не есть этого вредного растения.
Весною между солдатами открылась новая болезнь, опухоль рук, ног и лица, причину которой медики полагали в употреблении этого корня. Но несмотря на запрещение, павлоградские солдаты эскадрона Денисова ели преимущественно машкин сладкий корень, потому что уже вторую неделю растягивали последние сухари, выдавали только по полфунта на человека, а картофель в последнюю посылку привезли мерзлый и проросший. Лошади питались тоже вторую неделю соломенными крышами с домов, были безобразно худы и покрыты еще зимнею, клоками сбившеюся шерстью.
Несмотря на такое бедствие, солдаты и офицеры жили точно так же, как и всегда; так же и теперь, хотя и с бледными и опухлыми лицами и в оборванных мундирах, гусары строились к расчетам, ходили на уборку, чистили лошадей, амуницию, таскали вместо корма солому с крыш и ходили обедать к котлам, от которых вставали голодные, подшучивая над своею гадкой пищей и своим голодом. Также как и всегда, в свободное от службы время солдаты жгли костры, парились голые у огней, курили, отбирали и пекли проросший, прелый картофель и рассказывали и слушали рассказы или о Потемкинских и Суворовских походах, или сказки об Алеше пройдохе, и о поповом батраке Миколке.
Офицеры так же, как и обыкновенно, жили по двое, по трое, в раскрытых полуразоренных домах. Старшие заботились о приобретении соломы и картофеля, вообще о средствах пропитания людей, младшие занимались, как всегда, кто картами (денег было много, хотя провианта и не было), кто невинными играми – в свайку и городки. Об общем ходе дел говорили мало, частью оттого, что ничего положительного не знали, частью оттого, что смутно чувствовали, что общее дело войны шло плохо.
Ростов жил, попрежнему, с Денисовым, и дружеская связь их, со времени их отпуска, стала еще теснее. Денисов никогда не говорил про домашних Ростова, но по нежной дружбе, которую командир оказывал своему офицеру, Ростов чувствовал, что несчастная любовь старого гусара к Наташе участвовала в этом усилении дружбы. Денисов видимо старался как можно реже подвергать Ростова опасностям, берег его и после дела особенно радостно встречал его целым и невредимым. На одной из своих командировок Ростов нашел в заброшенной разоренной деревне, куда он приехал за провиантом, семейство старика поляка и его дочери, с грудным ребенком. Они были раздеты, голодны, и не могли уйти, и не имели средств выехать. Ростов привез их в свою стоянку, поместил в своей квартире, и несколько недель, пока старик оправлялся, содержал их. Товарищ Ростова, разговорившись о женщинах, стал смеяться Ростову, говоря, что он всех хитрее, и что ему бы не грех познакомить товарищей с спасенной им хорошенькой полькой. Ростов принял шутку за оскорбление и, вспыхнув, наговорил офицеру таких неприятных вещей, что Денисов с трудом мог удержать обоих от дуэли. Когда офицер ушел и Денисов, сам не знавший отношений Ростова к польке, стал упрекать его за вспыльчивость, Ростов сказал ему:
– Как же ты хочешь… Она мне, как сестра, и я не могу тебе описать, как это обидно мне было… потому что… ну, оттого…
Денисов ударил его по плечу, и быстро стал ходить по комнате, не глядя на Ростова, что он делывал в минуты душевного волнения.
– Экая дуг'ацкая ваша пог'ода Г'остовская, – проговорил он, и Ростов заметил слезы на глазах Денисова.
В апреле месяце войска оживились известием о приезде государя к армии. Ростову не удалось попасть на смотр который делал государь в Бартенштейне: павлоградцы стояли на аванпостах, далеко впереди Бартенштейна.
Они стояли биваками. Денисов с Ростовым жили в вырытой для них солдатами землянке, покрытой сучьями и дерном. Землянка была устроена следующим, вошедшим тогда в моду, способом: прорывалась канава в полтора аршина ширины, два – глубины и три с половиной длины. С одного конца канавы делались ступеньки, и это был сход, крыльцо; сама канава была комната, в которой у счастливых, как у эскадронного командира, в дальней, противуположной ступеням стороне, лежала на кольях, доска – это был стол. С обеих сторон вдоль канавы была снята на аршин земля, и это были две кровати и диваны. Крыша устраивалась так, что в середине можно было стоять, а на кровати даже можно было сидеть, ежели подвинуться ближе к столу. У Денисова, жившего роскошно, потому что солдаты его эскадрона любили его, была еще доска в фронтоне крыши, и в этой доске было разбитое, но склеенное стекло. Когда было очень холодно, то к ступеням (в приемную, как называл Денисов эту часть балагана), приносили на железном загнутом листе жар из солдатских костров, и делалось так тепло, что офицеры, которых много всегда бывало у Денисова и Ростова, сидели в одних рубашках.
В апреле месяце Ростов был дежурным. В 8 м часу утра, вернувшись домой, после бессонной ночи, он велел принести жару, переменил измокшее от дождя белье, помолился Богу, напился чаю, согрелся, убрал в порядок вещи в своем уголке и на столе, и с обветрившимся, горевшим лицом, в одной рубашке, лег на спину, заложив руки под голову. Он приятно размышлял о том, что на днях должен выйти ему следующий чин за последнюю рекогносцировку, и ожидал куда то вышедшего Денисова. Ростову хотелось поговорить с ним.
За шалашом послышался перекатывающийся крик Денисова, очевидно разгорячившегося. Ростов подвинулся к окну посмотреть, с кем он имел дело, и увидал вахмистра Топчеенко.
– Я тебе пг'иказывал не пускать их жг'ать этот ког'ень, машкин какой то! – кричал Денисов. – Ведь я сам видел, Лазаг'чук с поля тащил.
– Я приказывал, ваше высокоблагородие, не слушают, – отвечал вахмистр.
Ростов опять лег на свою кровать и с удовольствием подумал: «пускай его теперь возится, хлопочет, я свое дело отделал и лежу – отлично!» Из за стенки он слышал, что, кроме вахмистра, еще говорил Лаврушка, этот бойкий плутоватый лакей Денисова. Лаврушка что то рассказывал о каких то подводах, сухарях и быках, которых он видел, ездивши за провизией.
За балаганом послышался опять удаляющийся крик Денисова и слова: «Седлай! Второй взвод!»
«Куда это собрались?» подумал Ростов.
Через пять минут Денисов вошел в балаган, влез с грязными ногами на кровать, сердито выкурил трубку, раскидал все свои вещи, надел нагайку и саблю и стал выходить из землянки. На вопрос Ростова, куда? он сердито и неопределенно отвечал, что есть дело.
– Суди меня там Бог и великий государь! – сказал Денисов, выходя; и Ростов услыхал, как за балаганом зашлепали по грязи ноги нескольких лошадей. Ростов не позаботился даже узнать, куда поехал Денисов. Угревшись в своем угле, он заснул и перед вечером только вышел из балагана. Денисов еще не возвращался. Вечер разгулялся; около соседней землянки два офицера с юнкером играли в свайку, с смехом засаживая редьки в рыхлую грязную землю. Ростов присоединился к ним. В середине игры офицеры увидали подъезжавшие к ним повозки: человек 15 гусар на худых лошадях следовали за ними. Повозки, конвоируемые гусарами, подъехали к коновязям, и толпа гусар окружила их.
– Ну вот Денисов всё тужил, – сказал Ростов, – вот и провиант прибыл.
– И то! – сказали офицеры. – То то радешеньки солдаты! – Немного позади гусар ехал Денисов, сопутствуемый двумя пехотными офицерами, с которыми он о чем то разговаривал. Ростов пошел к нему навстречу.
– Я вас предупреждаю, ротмистр, – говорил один из офицеров, худой, маленький ростом и видимо озлобленный.
– Ведь сказал, что не отдам, – отвечал Денисов.
– Вы будете отвечать, ротмистр, это буйство, – у своих транспорты отбивать! Наши два дня не ели.
– А мои две недели не ели, – отвечал Денисов.
– Это разбой, ответите, милостивый государь! – возвышая голос, повторил пехотный офицер.
– Да вы что ко мне пристали? А? – крикнул Денисов, вдруг разгорячась, – отвечать буду я, а не вы, а вы тут не жужжите, пока целы. Марш! – крикнул он на офицеров.
– Хорошо же! – не робея и не отъезжая, кричал маленький офицер, – разбойничать, так я вам…
– К чог'ту марш скорым шагом, пока цел. – И Денисов повернул лошадь к офицеру.
– Хорошо, хорошо, – проговорил офицер с угрозой, и, повернув лошадь, поехал прочь рысью, трясясь на седле.
– Собака на забог'е, живая собака на забог'е, – сказал Денисов ему вслед – высшую насмешку кавалериста над верховым пехотным, и, подъехав к Ростову, расхохотался.
– Отбил у пехоты, отбил силой транспорт! – сказал он. – Что ж, не с голоду же издыхать людям?
Повозки, которые подъехали к гусарам были назначены в пехотный полк, но, известившись через Лаврушку, что этот транспорт идет один, Денисов с гусарами силой отбил его. Солдатам раздали сухарей в волю, поделились даже с другими эскадронами.
На другой день, полковой командир позвал к себе Денисова и сказал ему, закрыв раскрытыми пальцами глаза: «Я на это смотрю вот так, я ничего не знаю и дела не начну; но советую съездить в штаб и там, в провиантском ведомстве уладить это дело, и, если возможно, расписаться, что получили столько то провианту; в противном случае, требованье записано на пехотный полк: дело поднимется и может кончиться дурно».
Денисов прямо от полкового командира поехал в штаб, с искренним желанием исполнить его совет. Вечером он возвратился в свою землянку в таком положении, в котором Ростов еще никогда не видал своего друга. Денисов не мог говорить и задыхался. Когда Ростов спрашивал его, что с ним, он только хриплым и слабым голосом произносил непонятные ругательства и угрозы…
