PRR E44
| PRR E44 | |
 | |
| Основные данные | |
|---|---|
| Страна постройки | |
| Заводы | |
| Годы постройки | |
| Всего построено |
66 |
| Технические данные | |
| Род тока и напряжение в контактной сети |
переменный, 11 кВ, 25 Гц |
| Конструкционная скорость |
113 − 153 км/ч |
| Осевая формула |
CО-CО |
| Длительная мощность ТЭД |
2758 кВт |
| Эксплуатация | |
| Страны | |
PRR E44 — модель электровоза, выпускавшаяся американской компанией «General Electric» по заказу Пенсильванской железной дороги (PRR). Всего в 1960—1963 было выпущено 66 локомотивов (заводские номера 4400-4465) трёх модификаций[1].
E44 был выпущен по заказу PRR для грузовых поездов. Выпускавшиеся в 1934—1943 GG1 оставались на ходу и удовлетворяли требованиям компании, но весь парк (139 единиц) был задействован на пассажирском сообщении. Тем временем, соседняя Нью-Хейвенская дорога успешно эксплуатировала грузовые электровозы E33 мощностью 4400 л.с., и PRR обратилась к их производителю, General Electric, за выпуском новой серии. Первые 22 машины по заказу 1959 представляли собой те же E33 c увеличенной до 5000 л.с. мощностью. Внешне Е33 и Е44 различались только пантографами; в остальном это были те же Е33, прозванные «кирпичами». Е44 оказался способен тянуть на 50 % больше грузовых вагонов чем его предшественник, электровоз Е5а, при этом требуя более низких эксплуатационных расходов. Изредка, они использовались и на пассажирских линиях (там, где этому не препятствовало конструкционное ограничение скорости до 70 миль в час).
В 1976 парк Е44 перешёл от PRR к Conrail, a в 1980-х к Amtrak. После сокращения грузовых перевозок Amtrak, не имея средств на приобретение новых локомотивов для пассажирских поездов, использовал на них Е44. Однако эксплуатационные расходы оказались неприемлемо высоки, и все Е44 пошли на слом, за исключением единственного № 502 (заводской № 4465 - последний в серии). Сохранившийся экземпляр с 1991 года выставлен в собрании Пенсильванского железнодорожного музея (город Нортумберленд), в чёрной раскраске PRR образца 1963 года - таким, каким он вышел с завода.[2]
Напишите отзыв о статье "PRR E44"
Примечания
|
Это заготовка статьи о железнодорожном транспорте. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий PRR E44
– Что ж, соколик, ведь это не швальня, и струмента настоящего нет; а сказано: без снасти и вша не убьешь, – говорил Платон, кругло улыбаясь и, видимо, сам радуясь на свою работу.– C'est bien, c'est bien, merci, mais vous devez avoir de la toile de reste? [Хорошо, хорошо, спасибо, а полотно где, что осталось?] – сказал француз.
– Она еще ладнее будет, как ты на тело то наденешь, – говорил Каратаев, продолжая радоваться на свое произведение. – Вот и хорошо и приятно будет.
– Merci, merci, mon vieux, le reste?.. – повторил француз, улыбаясь, и, достав ассигнацию, дал Каратаеву, – mais le reste… [Спасибо, спасибо, любезный, а остаток то где?.. Остаток то давай.]
Пьер видел, что Платон не хотел понимать того, что говорил француз, и, не вмешиваясь, смотрел на них. Каратаев поблагодарил за деньги и продолжал любоваться своею работой. Француз настаивал на остатках и попросил Пьера перевести то, что он говорил.
– На что же ему остатки то? – сказал Каратаев. – Нам подверточки то важные бы вышли. Ну, да бог с ним. – И Каратаев с вдруг изменившимся, грустным лицом достал из за пазухи сверточек обрезков и, не глядя на него, подал французу. – Эхма! – проговорил Каратаев и пошел назад. Француз поглядел на полотно, задумался, взглянул вопросительно на Пьера, и как будто взгляд Пьера что то сказал ему.
– Platoche, dites donc, Platoche, – вдруг покраснев, крикнул француз пискливым голосом. – Gardez pour vous, [Платош, а Платош. Возьми себе.] – сказал он, подавая обрезки, повернулся и ушел.
– Вот поди ты, – сказал Каратаев, покачивая головой. – Говорят, нехристи, а тоже душа есть. То то старички говаривали: потная рука торовата, сухая неподатлива. Сам голый, а вот отдал же. – Каратаев, задумчиво улыбаясь и глядя на обрезки, помолчал несколько времени. – А подверточки, дружок, важнеющие выдут, – сказал он и вернулся в балаган.
Прошло четыре недели с тех пор, как Пьер был в плену. Несмотря на то, что французы предлагали перевести его из солдатского балагана в офицерский, он остался в том балагане, в который поступил с первого дня.
В разоренной и сожженной Москве Пьер испытал почти крайние пределы лишений, которые может переносить человек; но, благодаря своему сильному сложению и здоровью, которого он не сознавал до сих пор, и в особенности благодаря тому, что эти лишения подходили так незаметно, что нельзя было сказать, когда они начались, он переносил не только легко, но и радостно свое положение. И именно в это то самое время он получил то спокойствие и довольство собой, к которым он тщетно стремился прежде. Он долго в своей жизни искал с разных сторон этого успокоения, согласия с самим собою, того, что так поразило его в солдатах в Бородинском сражении, – он искал этого в филантропии, в масонстве, в рассеянии светской жизни, в вине, в геройском подвиге самопожертвования, в романтической любви к Наташе; он искал этого путем мысли, и все эти искания и попытки все обманули его. И он, сам не думая о том, получил это успокоение и это согласие с самим собою только через ужас смерти, через лишения и через то, что он понял в Каратаеве. Те страшные минуты, которые он пережил во время казни, как будто смыли навсегда из его воображения и воспоминания тревожные мысли и чувства, прежде казавшиеся ему важными. Ему не приходило и мысли ни о России, ни о войне, ни о политике, ни о Наполеоне. Ему очевидно было, что все это не касалось его, что он не призван был и потому не мог судить обо всем этом. «России да лету – союзу нету», – повторял он слова Каратаева, и эти слова странно успокоивали его. Ему казалось теперь непонятным и даже смешным его намерение убить Наполеона и его вычисления о кабалистическом числе и звере Апокалипсиса. Озлобление его против жены и тревога о том, чтобы не было посрамлено его имя, теперь казались ему не только ничтожны, но забавны. Что ему было за дело до того, что эта женщина вела там где то ту жизнь, которая ей нравилась? Кому, в особенности ему, какое дело было до того, что узнают или не узнают, что имя их пленного было граф Безухов?
