Pentangle

Pentangle
Выступление на BBC, 2007 год
Основная информация
Жанры	фолк-рок джаз-фолк барокко-фолк
Годы	1967 — 1973 1981 — настоящее время
Страна	Великобритания Великобритания
Город	Лондон, Англия
Лейблы	Transatlantic Records Warner Bros. Records/Reprise Records
Состав	Берт Дженш Терри Кокс Жаки Макши Джон Ренборн Денни Томпсон
Бывшие участники	Майк Пигготт Найджел Портман-Смит Питер Кёртли Джерри Конуэй Джерри Андервуд Алан Томпсон Гари Фут

PentanglePentangle

Pentangle — британский музыкальный коллектив, образовавшийся в 1967 году, исполнявший экспериментальный фолк-рок, обогащённый элементами джаза и блюза и — наряду с Fairport Convention — стоявший у истоков британского фолк-возрождения. Гитаристы-виртуозы Берт Дженш и Джон Ренборн, отдавая предпочтение акустике, создавали сложные, эклектичные аранжировки, балансируя на грани между фольклорными традициями и рок-авангардом. Pentangle не имели массового коммерческого успеха, но третий альбом Basket of Light (1969) поднялся до пятого места в хит-параде Великобритании; пять альбомов группы входили в списки Billboard 200.

История группы

Джон Ренборн и Берт Дженш были известны на британской фолк-сцене задолго до образования группы и имели на своем счету сольные альбомы (включая один совместный, Bert And John). Дженш увлекался блюзом и тяготел к современному фолк-року, Ренборн исповедовал более консервативные взгляды. Оба жили под одной крышей в лондонском Джон’з Вуд. Жакки Макши поначалу пела в закусочных и кафе, но в 1965 году уже имела собственный клуб в Саттоне, Суррей, где и познакомилась с гастролировавшими Ренборном и Дженшем. Макши исполнила несколько вокальных партий на альбоме Ренборна Another Monday и не раз выступала с ним дуэтом.

Бас-гитарист Дэнни Томпсон и барабанщик Терри Кокс, известные на джазовой сцене, были участниками группы Алексиса Корнера. В 1966 году оба вошли в состав Nucleus, где на электрогитаре играл Джон Маклафлин. Ренборн был знаком с Томпсоном по совместным выступлениям в клубе Les Cousins и по работе на телевидении.

В 1967 году шотландский антрепренёр Брюс Даннетт (англ. Bruce Dunnett) организовал специально для Дженша и Ренборна воскресный клуб в, ныне несуществующем, отеле «Подкова» (англ. Horseshoe Hotel) на Тоттенхэм Корт Роуд. Сначала к ним присоединилась Макши, а марте того же года — Томпсон и Кокс. Принятое название Pentangle, с одной стороны, символизировало единство участников, с другой — имело отношение к мистической и фольклорной традиции (речь идет о символе на рыцарском гербе сэра Гавейна, персонажа поэмы XIV века «Sir Gawain and the Green Knight», одного из любимых произведений Ренборна).

Первый же концерт новой группы 27 мая 1967 года в лондонском зале Ройал Фестивал Холл прошел с аншлагом и заставил заговорить о ней столичную прессу. Летом Pentangle провели турне по Дании (которое оказалось неудачным: их рекламировали как «рок-группу», привлекая тем самым неподготовленную аудиторию) и гастроли в Британии, организованные лейблом Transatlantic Records. Новый менеджер Джо Ластиг (англ. Jo Lustig) весной 1968 года подписал для группы контракт с Transatlantic Records: здесь и вышел дебютный (именной) альбом. Критики отметили, что продюсер Шел Талми использовал новаторский подход к записи акустических гитар, придав их звуку особую звонкость. 29 июня того же года Pentangle выступили в лондонском Ройал Алберт-холле: сделанные здесь записи составили основу второго (двойного) альбома Sweet Child. Пластинка, продемонстрировавшая возросшее авторское мастерство Дженша, считается творческим пиком Pentangle.

Basket Of Light, вышедший летом 1969 года, ознаменовал наивысшее коммерческое достижение группы, во многом благодаря синглу «Light Flight» (#43), который своей неожиданной популярностью был обязан телевизионной драме «Take Three Girls». В 1970 году Pentangle записали ещё один саундтрек, к фильму «Tam Lin». За британскими (включая Айл-оф-Уайт) и американскими гастролями последовал четвертый альбом Cruel Sister (октябрь 1970 года): составленный исключительно из фольклора, в коммерческом отношении он оказался провальным.

В Reflection (март 1971 года) группа вернулась к использованию оригинального авторского материала, однако под влиянием гастрольных стрессов в ней обострились внутренние противоречия. Кроме того, пришлось разорвать контракт с Transatlantic: выяснилось, что компания не намерена выплачивать группе гонорары, считая, что они уходят на покрытие гастрольных и студийных расходов. В 1971 году, чтобы получать хоть какие-то деньги от своих работ, Pentangle вынуждены были образовать собственную издательсткую компанию Swiggeroux Music.

Solomon’s Seal (1972, Warner Brothers/Reprise) оказался последней работой оригинального состава Pentangle. Последовавшие британские гастроли оказались скомканными из-за болезни Томпсона. 1 января 1973 года Дженш объявил об уходе из группы: известие об этом еженедельник Melody Maker вынес на обложку первого номера того года.

1982 —

Разговоры о воссоединении начались в начале 1980-х годов и уже в 1982 году воплотились в жизнь: реформированный Pentangle дебютировал на Кембриджском фолк-фестивале, правда без Кокса (он попал в аварию на дороге и сломал ногу, но вскоре наловчился играть в инвалидном кресле: так группа провела гастроли в Италии, Австралии и Германии). Реюнион длился недолго: Ренборн поступил в Дарлингтонский художественный колледж, чтобы заняться изучением классической музыки. Группа не распалась, но постепенно из участников первого состава в ней остались только Дженш и Макши. Их постоянными партнерами стали ранее приглашавшиеся музыканты: Майк Пигготт (скрипка), Найджел Портман-Смит (клавишные, бас-гитара), Питер Кертли (гитара, вокал), а также ударник Джерри Конвэй, до этого сотрудничавший с Fotheringay, Кэтом Стивенсом, Jethro Tull, Ричардом Томпсоном и Джоном Мартином.

В 1995 году после очередного ухода Дженша на сольную «тропу» Макши и Конвей пригласили в состав клавишника Спенсера Козенса (англ. Spencer Cozens): так возник Jacqui McShee’s Pentangle. Трио на собственном лейбле GJS Records выпустило успешный альбом About Thyme (в записи которого приняли участие Ральф МакТелл, Алберт Ли, Майк Майньери и Джон Мартин), после чего — с приходом саксофониста Джерри Андервуда и басиста-гитариста Алана Томпсона — расширилось до квинтета. Новый состав, продолжая эксперименты в фолк-джазовом ключе, вышел на непрерывный режим гастрольной работы. Это роковы́м образом сказалось на здоровье Андервуда: он заболел и в 2002 году скоропостижно скончался. Лишь два года спустя Jacqui McShee’s Pentangle, от активной концертной деятельности не отказавшиеся, нашли ему замену в лице Гэри Фута (англ. Gary Foote).

Всё это время интерес к раннему периоду творчества Pentangle лишь нарастал: в период с 1972 по 2001 годы было выпущено по меньшей мере десять компиляций. В 2004 году вышел 1968—1972 Lost Broadcasts: двойной CD, набранный из радиозаписей, сделанных в студиях Би-Би-Си в 1968 году, а в 2007-м — The Time Has Come 1967—1973: бокс-сет раритета и концертных записей из четырех CD. В 2007 году первый состав Pentangle собрался вновь, чтобы получить награду за «Выдающиеся достижения» от BBC Radio 2 Folk Awards и записать небольшой концерт, который транслировался на Би-би-си. В январе 2008 года группа (в составе которой — пятеро участников первого состава) объявила о проведении турне по Британии из 12 концертов.

Дискография

Альбомы

• The Pentangle — 1968
• Sweet Child — 1968
• Basket of Light — 1969
• Cruel Sister — 1970 GB
• Reflection — 1971
• Solomon’s Seal — 1972
• Open The Door — 1985
• In The Round — 1986
• So Early In The Spring — 1989

Jansch/McShee/Kirtley/Portman Smith/Conway

• Think of Tomorrow — 1991
• One More Road — 1993
• Live 1994—1995

Jacqui McShee’s Pentangle

• Feoffees' Lands — 2005

Компиляции

• History Book 1972
• Pentangling 1973
• The Pentangle Collection 1975
• Anthology 1978
• At Their Best 1983
• Essential Vol 1 1987
• Essential Vol 2 1987
• Collection 1988
• Anniversary 1992
• People On The Highway 1968—1971 1992
• Light Flight 1997
• The Pentangle Family 2000
• Light Flight: The Anthology 2001

Ссылки

• [pisigin.ru/books/ocherki-ob-anglo-amerikanskoj-muzyke-tom3/ Валерий Писигин. Очерки об англо-американской музыке 50-х и 60-х годов ХХ века. Т.3. Глава 2. "Pentangle". -Москва-Сельцо Михайловское, 2005. С.87-117. ISBN 5-98179-013-X]
• [pisigin.ru/books/ocherki-ob-anglo-amerikanskoj-muzyke-tom1/ Валерий Писигин. Очерки об англо-американской музыке 50-х и 60-х годов ХХ века, Т.1. Глава 2. "Берт Дженш". Москва: ЭПИЦентр, 2003. С.45-75. ISBN 5-89069-073-6]
• [pisigin.ru/books/ocherki-ob-anglo-amerikanskoj-muzyke-tom1/ Валерий Писигин. Очерки об англо-американской музыке 50-х и 60-х годов ХХ века, Т.1. Глава 3. "Джон Ренборн". Москва: ЭПИЦентр, 2003. С.76-90. ISBN 5-89069-073-6]

Отрывок, характеризующий Pentangle

– Я? я? что ж я то? меня то оставьте в стороне. Не я пойду замуж. Что вы? вот это желательно знать.
Княжна видела, что отец недоброжелательно смотрел на это дело, но ей в ту же минуту пришла мысль, что теперь или никогда решится судьба ее жизни. Она опустила глаза, чтобы не видеть взгляда, под влиянием которого она чувствовала, что не могла думать, а могла по привычке только повиноваться, и сказала:
– Я желаю только одного – исполнить вашу волю, – сказала она, – но ежели бы мое желание нужно было выразить…
Она не успела договорить. Князь перебил ее.
– И прекрасно, – закричал он. – Он тебя возьмет с приданным, да кстати захватит m lle Bourienne. Та будет женой, а ты…
Князь остановился. Он заметил впечатление, произведенное этими словами на дочь. Она опустила голову и собиралась плакать.
– Ну, ну, шучу, шучу, – сказал он. – Помни одно, княжна: я держусь тех правил, что девица имеет полное право выбирать. И даю тебе свободу. Помни одно: от твоего решения зависит счастье жизни твоей. Обо мне нечего говорить.
– Да я не знаю… mon pere.
– Нечего говорить! Ему велят, он не только на тебе, на ком хочешь женится; а ты свободна выбирать… Поди к себе, обдумай и через час приди ко мне и при нем скажи: да или нет. Я знаю, ты станешь молиться. Ну, пожалуй, молись. Только лучше подумай. Ступай. Да или нет, да или нет, да или нет! – кричал он еще в то время, как княжна, как в тумане, шатаясь, уже вышла из кабинета.
Судьба ее решилась и решилась счастливо. Но что отец сказал о m lle Bourienne, – этот намек был ужасен. Неправда, положим, но всё таки это было ужасно, она не могла не думать об этом. Она шла прямо перед собой через зимний сад, ничего не видя и не слыша, как вдруг знакомый шопот m lle Bourienne разбудил ее. Она подняла глаза и в двух шагах от себя увидала Анатоля, который обнимал француженку и что то шептал ей. Анатоль с страшным выражением на красивом лице оглянулся на княжну Марью и не выпустил в первую секунду талию m lle Bourienne, которая не видала ее.
«Кто тут? Зачем? Подождите!» как будто говорило лицо Анатоля. Княжна Марья молча глядела на них. Она не могла понять этого. Наконец, m lle Bourienne вскрикнула и убежала, а Анатоль с веселой улыбкой поклонился княжне Марье, как будто приглашая ее посмеяться над этим странным случаем, и, пожав плечами, прошел в дверь, ведшую на его половину.
Через час Тихон пришел звать княжну Марью. Он звал ее к князю и прибавил, что и князь Василий Сергеич там. Княжна, в то время как пришел Тихон, сидела на диване в своей комнате и держала в своих объятиях плачущую m lla Bourienne. Княжна Марья тихо гладила ее по голове. Прекрасные глаза княжны, со всем своим прежним спокойствием и лучистостью, смотрели с нежной любовью и сожалением на хорошенькое личико m lle Bourienne.
– Non, princesse, je suis perdue pour toujours dans votre coeur, [Нет, княжна, я навсегда утратила ваше расположение,] – говорила m lle Bourienne.
– Pourquoi? Je vous aime plus, que jamais, – говорила княжна Марья, – et je tacherai de faire tout ce qui est en mon pouvoir pour votre bonheur. [Почему же? Я вас люблю больше, чем когда либо, и постараюсь сделать для вашего счастия всё, что в моей власти.]
– Mais vous me meprisez, vous si pure, vous ne comprendrez jamais cet egarement de la passion. Ah, ce n'est que ma pauvre mere… [Но вы так чисты, вы презираете меня; вы никогда не поймете этого увлечения страсти. Ах, моя бедная мать…]
– Je comprends tout, [Я всё понимаю,] – отвечала княжна Марья, грустно улыбаясь. – Успокойтесь, мой друг. Я пойду к отцу, – сказала она и вышла.
Князь Василий, загнув высоко ногу, с табакеркой в руках и как бы расчувствованный донельзя, как бы сам сожалея и смеясь над своей чувствительностью, сидел с улыбкой умиления на лице, когда вошла княжна Марья. Он поспешно поднес щепоть табаку к носу.
– Ah, ma bonne, ma bonne, [Ах, милая, милая.] – сказал он, вставая и взяв ее за обе руки. Он вздохнул и прибавил: – Le sort de mon fils est en vos mains. Decidez, ma bonne, ma chere, ma douee Marieie qui j'ai toujours aimee, comme ma fille. [Судьба моего сына в ваших руках. Решите, моя милая, моя дорогая, моя кроткая Мари, которую я всегда любил, как дочь.]
Он отошел. Действительная слеза показалась на его глазах.
– Фр… фр… – фыркал князь Николай Андреич.
– Князь от имени своего воспитанника… сына, тебе делает пропозицию. Хочешь ли ты или нет быть женою князя Анатоля Курагина? Ты говори: да или нет! – закричал он, – а потом я удерживаю за собой право сказать и свое мнение. Да, мое мнение и только свое мнение, – прибавил князь Николай Андреич, обращаясь к князю Василью и отвечая на его умоляющее выражение. – Да или нет?
– Мое желание, mon pere, никогда не покидать вас, никогда не разделять своей жизни с вашей. Я не хочу выходить замуж, – сказала она решительно, взглянув своими прекрасными глазами на князя Василья и на отца.
– Вздор, глупости! Вздор, вздор, вздор! – нахмурившись, закричал князь Николай Андреич, взял дочь за руку, пригнул к себе и не поцеловал, но только пригнув свой лоб к ее лбу, дотронулся до нее и так сжал руку, которую он держал, что она поморщилась и вскрикнула.
Князь Василий встал.
– Ma chere, je vous dirai, que c'est un moment que je n'oublrai jamais, jamais; mais, ma bonne, est ce que vous ne nous donnerez pas un peu d'esperance de toucher ce coeur si bon, si genereux. Dites, que peut etre… L'avenir est si grand. Dites: peut etre. [Моя милая, я вам скажу, что эту минуту я никогда не забуду, но, моя добрейшая, дайте нам хоть малую надежду возможности тронуть это сердце, столь доброе и великодушное. Скажите: может быть… Будущность так велика. Скажите: может быть.]
– Князь, то, что я сказала, есть всё, что есть в моем сердце. Я благодарю за честь, но никогда не буду женой вашего сына.
– Ну, и кончено, мой милый. Очень рад тебя видеть, очень рад тебя видеть. Поди к себе, княжна, поди, – говорил старый князь. – Очень, очень рад тебя видеть, – повторял он, обнимая князя Василья.
«Мое призвание другое, – думала про себя княжна Марья, мое призвание – быть счастливой другим счастием, счастием любви и самопожертвования. И что бы мне это ни стоило, я сделаю счастие бедной Ame. Она так страстно его любит. Она так страстно раскаивается. Я все сделаю, чтобы устроить ее брак с ним. Ежели он не богат, я дам ей средства, я попрошу отца, я попрошу Андрея. Я так буду счастлива, когда она будет его женою. Она так несчастлива, чужая, одинокая, без помощи! И Боже мой, как страстно она любит, ежели она так могла забыть себя. Может быть, и я сделала бы то же!…» думала княжна Марья.


Долго Ростовы не имели известий о Николушке; только в середине зимы графу было передано письмо, на адресе которого он узнал руку сына. Получив письмо, граф испуганно и поспешно, стараясь не быть замеченным, на цыпочках пробежал в свой кабинет, заперся и стал читать. Анна Михайловна, узнав (как она и всё знала, что делалось в доме) о получении письма, тихим шагом вошла к графу и застала его с письмом в руках рыдающим и вместе смеющимся. Анна Михайловна, несмотря на поправившиеся дела, продолжала жить у Ростовых.
– Mon bon ami? – вопросительно грустно и с готовностью всякого участия произнесла Анна Михайловна.
Граф зарыдал еще больше. «Николушка… письмо… ранен… бы… был… ma сhere… ранен… голубчик мой… графинюшка… в офицеры произведен… слава Богу… Графинюшке как сказать?…»
Анна Михайловна подсела к нему, отерла своим платком слезы с его глаз, с письма, закапанного ими, и свои слезы, прочла письмо, успокоила графа и решила, что до обеда и до чаю она приготовит графиню, а после чаю объявит всё, коли Бог ей поможет.
Всё время обеда Анна Михайловна говорила о слухах войны, о Николушке; спросила два раза, когда получено было последнее письмо от него, хотя знала это и прежде, и заметила, что очень легко, может быть, и нынче получится письмо. Всякий раз как при этих намеках графиня начинала беспокоиться и тревожно взглядывать то на графа, то на Анну Михайловну, Анна Михайловна самым незаметным образом сводила разговор на незначительные предметы. Наташа, из всего семейства более всех одаренная способностью чувствовать оттенки интонаций, взглядов и выражений лиц, с начала обеда насторожила уши и знала, что что нибудь есть между ее отцом и Анной Михайловной и что нибудь касающееся брата, и что Анна Михайловна приготавливает. Несмотря на всю свою смелость (Наташа знала, как чувствительна была ее мать ко всему, что касалось известий о Николушке), она не решилась за обедом сделать вопроса и от беспокойства за обедом ничего не ела и вертелась на стуле, не слушая замечаний своей гувернантки. После обеда она стремглав бросилась догонять Анну Михайловну и в диванной с разбега бросилась ей на шею.
– Тетенька, голубушка, скажите, что такое?
– Ничего, мой друг.
– Нет, душенька, голубчик, милая, персик, я не отстaнy, я знаю, что вы знаете.
Анна Михайловна покачала головой.
– Voua etes une fine mouche, mon enfant, [Ты вострушка, дитя мое.] – сказала она.
– От Николеньки письмо? Наверно! – вскрикнула Наташа, прочтя утвердительный ответ в лице Анны Михайловны.
– Но ради Бога, будь осторожнее: ты знаешь, как это может поразить твою maman.
– Буду, буду, но расскажите. Не расскажете? Ну, так я сейчас пойду скажу.
Анна Михайловна в коротких словах рассказала Наташе содержание письма с условием не говорить никому.
Честное, благородное слово, – крестясь, говорила Наташа, – никому не скажу, – и тотчас же побежала к Соне.
– Николенька…ранен…письмо… – проговорила она торжественно и радостно.
– Nicolas! – только выговорила Соня, мгновенно бледнея.
Наташа, увидав впечатление, произведенное на Соню известием о ране брата, в первый раз почувствовала всю горестную сторону этого известия.
Она бросилась к Соне, обняла ее и заплакала. – Немножко ранен, но произведен в офицеры; он теперь здоров, он сам пишет, – говорила она сквозь слезы.