Дронт-отшельник

† Дронт-отшельник
Скелет из Музея зоологии Кембриджа
Научная классификация
промежуточные ранги Домен:  Эукариоты Царство:  Животные Подцарство:  Эуметазои Без ранга:  Двусторонне-симметричные Без ранга:  Вторичноротые Тип:  Хордовые Подтип:  Позвоночные Инфратип:  Челюстноротые Надкласс:  Четвероногие Класс:  Птицы Подкласс:  Новонёбные Отряд:  Голубеобразные Семейство:  Голубиные Подсемейство:  † Дронтовые Род:  † Pezophaps Strickland, 1848 Вид:  † Дронт-отшельник
Международное научное название
Pezophaps solitaria (Gmelin, 1789)
Синонимы
Didus solitarius Gmelin, 1789 Pezophaps solitarius Strickland, 1848 Didus nazarenus Bartlett, 1851 Pezophaps minor Strickland, 1852
Вероятный ареал
Охранный статус
Исчезнувшие виды IUCN 3.1 Extinct: [www.iucnredlist.org/details/106002443 106002443 ]
Исчезнувший вид
Систематика на Викивидах Поиск изображений на Викискладе FW   [fossilworks.org/bridge.pl?action=taxonInfo&taxon_no= ???]

Дронт-отшельник, или родригесский дронт (лат. Pezophaps solitaria) — вымершая нелетающая птица семейства голубиных, эндемик острова Родригес, находящегося к востоку от Мадагаскара в Индийском океане. Генетически, помимо голубей и горлиц, его ближайшим родственником также был вымерший маврикийский дронт (оба вида образовали подсемейство дронтовых). Никобарский голубь — самый близкий ныне живущий родственник родригесского и маврикийского дронтов.

Размером с лебедя, родригесский дронт имел ярко выраженный половой диморфизм. Самцы были гораздо крупнее самок и достигали до 90 см (35 дюймов) в длину и 28 кг (62 фунта) в весе. Самки же достигали до 70 см (28 дюймов) в длину и 17 килограммов (37 фунтов) в весе. Оперение самцов было серым и коричневым, у самок — бледным. Оба пола имели чёрную полоску у основания слегка крючковатого клюва, а также длинные шею и ноги. И самки, и самцы были территориальными птицами с большими костяными наростами на крыльях, которые использовались в драке. Родригесский дронт откладывал единственное яйцо, которое по очереди высиживали оба родителя. Желудочные камни помогали птицам переварить еду, которая включала в себя фрукты и семена.

Впервые упоминается в 17-м веке, когда родригесский дронт был подробно описан Франсуа Лега (лидером группы французских беженцев-гугенотов, живших на острове Родригес в 1691-1693 годах). На дронта охотились люди и интродуцированные животные, в результате деятельности которых он вымер примерно в середине 1700-х годов. В 1726 году путешественник-натуралист Жюльен Тафоре (фр. Julien Taforet) характеризовал родригесских дронтов как довольно обычный для местной фауны вид, но уже в 1755 году Жан-Франсуа Шарпентье де Коссиньи (фр. Jean-François Charpentier de Cossigny), военный инженер и член-корреспондент Французской академии наук, прожив на Родригесе в общей сложности 18 месяцев, не сумел встретить ни одного дронта (несмотря на сведения, что эти птицы еще существуют в труднодоступных уголках острова); не удалось отыскать дронтов-отшельников и побывавшему на Родригесе в 1761 году участнику экспедиции по наблюдению прохождения Венеры по диску Солнца, французскому астроному и географу Александру Пингре.

Кроме записей и рисунков Лега, а также некоторых описаний современников, никакой детальной информации о птице не сохранилось. Однако в 1789 году в пещере были найдены несколько костей из субфоссильных останков. Впоследствии было раскопано более тысячи костей, из которых составлено несколько скелетов.

Родригесский дронт является единственной вымершей птицей, в честь которой астрономы назвали созвездие. Оно получило название Turdus Solitarius, а позднее — Одинокий Дрозд.

Таксономия и происхождение

Франсуа Лега впервые упомянул птицу под именем «отшельник» (ссылаясь на его одиночный образ жизни), хотя было высказано предположение, что учёный позаимствовал название из тракта, упоминающего реюньонского дронта. Птица согласно биноминальной номенклатуре классифицировали как один из подвидов маврикийского дронта и получила название Didus solitarius Иоганном Фридрихом Гмелиным в тринадцатом издании «Системы природы».

В 1848 году Хью Эдвин Стрикленд и Александр Гордон Мелвилл предложили теорию общего происхождения родригесского и маврикийского дронтов. Они анализировали только известные чучела маврикийского дронта с мягкими тканями, сравнивая их с останками нескольких родригесских дронтов. Стрикленд заявил, что хотя останки и не были идентичными, эти птицы имели много общих характерных черт в костях ног, присущих только голубям. Тот факт, что родригесский дронт откладывал только одно яйцо, питался фруктами, был моногамной птицей и заботился о своих птенцах, также поддерживал эту связь. Стрикленд признал это родовое различие и дал новому роду название Pezophaps, которое переводится с греческого как «пеший голубь». Различия между полами птицы были такими значительными, что Стрикленд думал, что они являлись двумя видами, дав меньшему название Pezophaps minor. Поздние исследования скелета родригесского дронта Альфредом и Эдвардом Ньютонами показали, что вид занимал промежуточное морфологическое положение между маврикийским дронтом и обыкновенным голубем, но отличается от них своими уникальными костными наростами.

Долгое время маврикийский и родригесский дронты находились в семействе дронтовых, так как их родство с другими голубями долго оставалось неопределённым. Эти два вида также помещали в отдельные монотипичные семейства, Raphidae и Pezophapidae, соответственно, согласно предположению, что каждый из них развивался самостоятельно. Последние остеологические и молекулярные данные привели к помещению дронтовых в подсемейство Raphinae, которое является частью семейства голубиных.

Сравнительный анализ гена цитохромы B и мРНК последовательности 12S, взятых из бедренной кости родригесского дронта и предплюсны маврикийского дронта, подтвердил их тесное родство и размещение в пределах семейства голубиных. Генетические данные также показали, что гривистый голубь в Юго-Восточной Азии является их самым близким родственником после веероносного венценосного голубя и зубчатоклювого голубя. Следующая кладограмма показывает близкое родство родригесского дронта в семействе голубиных, а также клады островных эндемиков.

	Веероносный венценосный голубь Гривистый голубь Родригесский дронт Маврикийский дронт Зубчатоклювый голубь

Аналогичная кладограмма была опубликована в 2007 году, отличающаяся перевернутым положением клад с веероносным венценосным и зубчатоклювым голубями, а также включением фазанового голубя и толстоклювого голубя. В 2002 году исследование показало, что предки маврикийского и родригесского дронта отделились на границе палеогена-неогена. Маскаренские острова (Маврикий, Реюньон и Родригес) являются островами вулканического происхождения и возраста менее 10 миллионов лет, поэтому предки дронтов, скорее всего, умели долго летать после отделения из своей родословной. Отсутствие травоядных млекопитающих, которые могли бы конкурировать с дронтами за ресурсы на этих островах, позволило родригесскому и маврикийскому дронту достигнуть больших размеров. ДНК, взятая в Оксфорде из чучела дронтов, оказалась в плохом состоянии, и не использовалась в исследованиях ископаемых останков, поэтому данные о размерах птицы ещё нуждаются в независимой проверке.

Несколько докладов упоминают и других дронтов с Маскаренских островов. Слово «дронт» также использовалось для обозначения других видов с одиночным образом жизни, таких как реюньонский дронт. Некоторые ученые полагали, что остров Реюньон был не только домом маврикийского, но и реюньонского дронта (старые отчеты о которых сейчас являются неправильными научными толкованиями). Нестандартные описания маврикийского дронта и его костей 17-го века, обнаруженных на острове Родригес (которые сейчас, как известно, принадлежат родригесскому дронту) привели Эйбрахама Ди Бартлетта к появлению имени нового вида — Didus nazarenus, младшего синонима этого вида.

Литература

• [news.bbc.co.uk/2/hi/science/nature/1847431.stm DNA yields dodo family secrets]. BBC News (February 28, 2002). Проверено 6 декабря 2006. [www.webcitation.org/6DV2yMhBL Архивировано из первоисточника 7 января 2013].
• Lost Land of the Dodo: an Ecological History of Mauritius, Réunion & Rodrigues. — New Haven and London: T. & A. D. Poyser, 2008. — ISBN 978-0-7136-6544-4.
• Fuller Errol. Extinct Birds. — revised. — New York: Comstock, 2001. — ISBN 978-0-8014-3954-4.
• Fuller E. Dodo – From Extinction To Icon. — London: HarperCollins, 2002. — ISBN 978-0-00-714572-0.
• Extinct Birds. — London: A & C Black, 2012. — ISBN 978-1-4081-5725-1.
• Leguat François. [archive.org/details/voyageoffranoi01legu Voyages et Avantures de François Leguat & de ses Compagnons, en Deux Isles Desertes des Indes Orientales, etc.]. — 2. — Amsterdam: Jean Louis de Lorme, 1708.
• Rothschild W. [www.archive.org/download/extinctbirdsatte00roth/extinctbirdsatte00roth.pdf Extinct Birds]. — London: Hutchinson & Co, 1907.
• [archive.org/details/dodoitskindredor00stri The Dodo and Its Kindred; or the History, Affinities, and Osteology of the Dodo, Solitaire, and Other Extinct Birds of the Islands Mauritius, Rodriguez, and Bourbon]. — London: Reeve, Benham and Reeve, 1848.
• Amadon, Dean (December 1951). «Inbreeding and Disease». Evolution 5 (4). DOI:10.2307/2405692.
• Hutchinson, G. E. (1954). «MARGINALIA». American Scientist 42 (2): 300–308. DOI:10.2307/27826550.
• Hume, J. P. (2003). «The journal of the flagship Gelderland – dodo and other birds on Mauritius 1601». Archives of Natural History 30 (1): 13–27. DOI:10.3366/anh.2003.30.1.13.
• (2004) «[julianhume.co.uk/wp-content/uploads/2010/07/Hume-and-Cheke-no-illustrations.pdf The white dodo of Réunion Island: Unravelling a scientific and historical myth]». Archives of Natural History 31 (1): 57–79. DOI:10.3366/anh.2004.31.1.57.
• Hume, Julian Pender (July/August 2012). «The Dodo: From extinction to the fossil record». Geology Today 28 (4): 147–151. DOI:10.1111/j.1365-2451.2012.00843.x.
• Janoo, Anwar (April–June 2005). «Discovery of Isolated Dodo Bones [Raphus cucullatus (L.), Aves, Columbiformes] from Mauritius Cave Shelters Highlights Human Predation, with a Comment on the Status of the Family Raphidae Wetmore, 1930». Annales de Paléontologie 91 (2): 167–180. DOI:10.1016/j.annpal.2004.12.002.
• Livezey, B. C. (1993). «An Ecomorphological Review of the Dodo (Raphus cucullatus) and Solitaire (Pezophaps solitaria), Flightless Columbiformes of the Mascarene Islands». Journal of Zoology 230 (2): 247–292. DOI:10.1111/j.1469-7998.1993.tb02686.x.
• (2003) «An unnoticed painting of a white Dodo». Journal of the History of Collections 15 (2): 201–210. DOI:10.1093/jhc/15.2.201.
• Lydekker Richard. Catalogue of the fossil birds in the British Museum (Natural History). — 1891.
• McNab, Brian K. (September/October 1999). «On the Comparative Ecological and Evolutionary Significance of Total and Mass-Specific Rates of Metabolism». Physiological and Biochemical Zoology 72 (5): 642–644. DOI:10.1086/316701. PMID 10521332.
• Newton, Alfred (January 1865). «2. On Some Recently Discovered Bones of the Largest Known Species of Dodo (Didus Nazarenus, Bartlett)». Proceedings of the Zoological Society of London 33 (1): 199–201. DOI:10.1111/j.1469-7998.1865.tb02320.x.
• (1867) «On the Osteology of the Solitaire or Didine Bird of the Island of Rodriguez, Pezophaps solitaria (Gmel.)». Proceedings of the Royal Society of London 16: 428–433. DOI:10.1098/rspl.1867.0091.
• (1 January 1869) «On the Osteology of the Solitaire or Didine Bird of the Island of Rodriguez, Pezophaps solitaria (Gmel)». Philosophical Transactions of the Royal Society of London 159: 327–362. DOI:10.1098/rstl.1869.0011.
• (1 January 1879) «On the Osteology of the Solitaire (Pezophaps solitaria, Gmel.)». Philosophical Transactions of the Royal Society of London 168: 438–451. DOI:10.1098/rstl.1879.0044.
• Owen, R. (1878). «XII.—On the Solitaire (Didus solitarius, Gm.; Pezophaps solitaria, Strkl.)». Journal of Natural History Series 5 1 (1): 87–98. DOI:10.1080/00222937808682294.
• (2007) «Mitochondrial and nuclear DNA sequences support a Cretaceous origin of Columbiformes and a dispersal-driven radiation in the Paleogene». Systematic Biology 56 (4): 656–672. DOI:10.1080/10635150701549672. PMID 17661233.
• Rand, A. L. (1954). «[sora.unm.edu/node/127344 On the Spurs on Birds' Wings]». The Wilson Bulletin 66 (2): 127–134. DOI:10.2307/4158290.
• (2002) «[web.archive.org/web/20060925071455/evolve.zoo.ox.ac.uk/papers/Shapiro+et+al+%282002%29+Science.pdf Flight of the Dodo]». Science 295 (5560): 1683. DOI:10.1126/science.295.5560.1683. PMID 11872833.
• Storer, R. W. (1970). «[sora.unm.edu/node/21993 Independent Evolution of the Dodo and the Solitaire]». The Auk 87 (2): 369–370. DOI:10.2307/4083934.
• (2005) «A possible connection between crop milk and the maximum size attainable by flightless pigeons». The Auk 122 (3): 1003–1003. DOI:10.1642/0004-8038(2005)122[1003:APCBCM]2.0.CO;2.
• (August 1859) «XVI. On some Bones of Birds allied to the Dodo, in the Collection of the Zoological Society of London». The Transactions of the Zoological Society of London 4 (6): 187–196. DOI:10.1111/j.1469-7998.1862.tb08059.x.

Отрывок, характеризующий Дронт-отшельник

Сначала она слышала один голос Метивье, потом голос отца, потом оба голоса заговорили вместе, дверь распахнулась и на пороге показалась испуганная, красивая фигура Метивье с его черным хохлом, и фигура князя в колпаке и халате с изуродованным бешенством лицом и опущенными зрачками глаз.
– Не понимаешь? – кричал князь, – а я понимаю! Французский шпион, Бонапартов раб, шпион, вон из моего дома – вон, я говорю, – и он захлопнул дверь.
Метивье пожимая плечами подошел к mademoiselle Bourienne, прибежавшей на крик из соседней комнаты.
– Князь не совсем здоров, – la bile et le transport au cerveau. Tranquillisez vous, je repasserai demain, [желчь и прилив к мозгу. Успокойтесь, я завтра зайду,] – сказал Метивье и, приложив палец к губам, поспешно вышел.
За дверью слышались шаги в туфлях и крики: «Шпионы, изменники, везде изменники! В своем доме нет минуты покоя!»
После отъезда Метивье старый князь позвал к себе дочь и вся сила его гнева обрушилась на нее. Она была виновата в том, что к нему пустили шпиона. .Ведь он сказал, ей сказал, чтобы она составила список, и тех, кого не было в списке, чтобы не пускали. Зачем же пустили этого мерзавца! Она была причиной всего. С ней он не мог иметь ни минуты покоя, не мог умереть спокойно, говорил он.
– Нет, матушка, разойтись, разойтись, это вы знайте, знайте! Я теперь больше не могу, – сказал он и вышел из комнаты. И как будто боясь, чтобы она не сумела как нибудь утешиться, он вернулся к ней и, стараясь принять спокойный вид, прибавил: – И не думайте, чтобы я это сказал вам в минуту сердца, а я спокоен, и я обдумал это; и это будет – разойтись, поищите себе места!… – Но он не выдержал и с тем озлоблением, которое может быть только у человека, который любит, он, видимо сам страдая, затряс кулаками и прокричал ей:
– И хоть бы какой нибудь дурак взял ее замуж! – Он хлопнул дверью, позвал к себе m lle Bourienne и затих в кабинете.
В два часа съехались избранные шесть персон к обеду. Гости – известный граф Ростопчин, князь Лопухин с своим племянником, генерал Чатров, старый, боевой товарищ князя, и из молодых Пьер и Борис Друбецкой – ждали его в гостиной.
На днях приехавший в Москву в отпуск Борис пожелал быть представленным князю Николаю Андреевичу и сумел до такой степени снискать его расположение, что князь для него сделал исключение из всех холостых молодых людей, которых он не принимал к себе.
Дом князя был не то, что называется «свет», но это был такой маленький кружок, о котором хотя и не слышно было в городе, но в котором лестнее всего было быть принятым. Это понял Борис неделю тому назад, когда при нем Ростопчин сказал главнокомандующему, звавшему графа обедать в Николин день, что он не может быть:
– В этот день уж я всегда езжу прикладываться к мощам князя Николая Андреича.
– Ах да, да, – отвечал главнокомандующий. – Что он?..
Небольшое общество, собравшееся в старомодной, высокой, с старой мебелью, гостиной перед обедом, было похоже на собравшийся, торжественный совет судилища. Все молчали и ежели говорили, то говорили тихо. Князь Николай Андреич вышел серьезен и молчалив. Княжна Марья еще более казалась тихою и робкою, чем обыкновенно. Гости неохотно обращались к ней, потому что видели, что ей было не до их разговоров. Граф Ростопчин один держал нить разговора, рассказывая о последних то городских, то политических новостях.
Лопухин и старый генерал изредка принимали участие в разговоре. Князь Николай Андреич слушал, как верховный судья слушает доклад, который делают ему, только изредка молчанием или коротким словцом заявляя, что он принимает к сведению то, что ему докладывают. Тон разговора был такой, что понятно было, никто не одобрял того, что делалось в политическом мире. Рассказывали о событиях, очевидно подтверждающих то, что всё шло хуже и хуже; но во всяком рассказе и суждении было поразительно то, как рассказчик останавливался или бывал останавливаем всякий раз на той границе, где суждение могло относиться к лицу государя императора.
За обедом разговор зашел о последней политической новости, о захвате Наполеоном владений герцога Ольденбургского и о русской враждебной Наполеону ноте, посланной ко всем европейским дворам.
– Бонапарт поступает с Европой как пират на завоеванном корабле, – сказал граф Ростопчин, повторяя уже несколько раз говоренную им фразу. – Удивляешься только долготерпению или ослеплению государей. Теперь дело доходит до папы, и Бонапарт уже не стесняясь хочет низвергнуть главу католической религии, и все молчат! Один наш государь протестовал против захвата владений герцога Ольденбургского. И то… – Граф Ростопчин замолчал, чувствуя, что он стоял на том рубеже, где уже нельзя осуждать.
– Предложили другие владения заместо Ольденбургского герцогства, – сказал князь Николай Андреич. – Точно я мужиков из Лысых Гор переселял в Богучарово и в рязанские, так и он герцогов.
– Le duc d'Oldenbourg supporte son malheur avec une force de caractere et une resignation admirable, [Герцог Ольденбургский переносит свое несчастие с замечательной силой воли и покорностью судьбе,] – сказал Борис, почтительно вступая в разговор. Он сказал это потому, что проездом из Петербурга имел честь представляться герцогу. Князь Николай Андреич посмотрел на молодого человека так, как будто он хотел бы ему сказать кое что на это, но раздумал, считая его слишком для того молодым.
– Я читал наш протест об Ольденбургском деле и удивлялся плохой редакции этой ноты, – сказал граф Ростопчин, небрежным тоном человека, судящего о деле ему хорошо знакомом.
Пьер с наивным удивлением посмотрел на Ростопчина, не понимая, почему его беспокоила плохая редакция ноты.
– Разве не всё равно, как написана нота, граф? – сказал он, – ежели содержание ее сильно.
– Mon cher, avec nos 500 mille hommes de troupes, il serait facile d'avoir un beau style, [Мой милый, с нашими 500 ми тысячами войска легко, кажется, выражаться хорошим слогом,] – сказал граф Ростопчин. Пьер понял, почему графа Ростопчина беспокоила pедакция ноты.
– Кажется, писак довольно развелось, – сказал старый князь: – там в Петербурге всё пишут, не только ноты, – новые законы всё пишут. Мой Андрюша там для России целый волюм законов написал. Нынче всё пишут! – И он неестественно засмеялся.
Разговор замолк на минуту; старый генерал прокашливаньем обратил на себя внимание.
– Изволили слышать о последнем событии на смотру в Петербурге? как себя новый французский посланник показал!
– Что? Да, я слышал что то; он что то неловко сказал при Его Величестве.
– Его Величество обратил его внимание на гренадерскую дивизию и церемониальный марш, – продолжал генерал, – и будто посланник никакого внимания не обратил и будто позволил себе сказать, что мы у себя во Франции на такие пустяки не обращаем внимания. Государь ничего не изволил сказать. На следующем смотру, говорят, государь ни разу не изволил обратиться к нему.
Все замолчали: на этот факт, относившийся лично до государя, нельзя было заявлять никакого суждения.
– Дерзки! – сказал князь. – Знаете Метивье? Я нынче выгнал его от себя. Он здесь был, пустили ко мне, как я ни просил никого не пускать, – сказал князь, сердито взглянув на дочь. И он рассказал весь свой разговор с французским доктором и причины, почему он убедился, что Метивье шпион. Хотя причины эти были очень недостаточны и не ясны, никто не возражал.
За жарким подали шампанское. Гости встали с своих мест, поздравляя старого князя. Княжна Марья тоже подошла к нему.
Он взглянул на нее холодным, злым взглядом и подставил ей сморщенную, выбритую щеку. Всё выражение его лица говорило ей, что утренний разговор им не забыт, что решенье его осталось в прежней силе, и что только благодаря присутствию гостей он не говорит ей этого теперь.
Когда вышли в гостиную к кофе, старики сели вместе.
Князь Николай Андреич более оживился и высказал свой образ мыслей насчет предстоящей войны.
Он сказал, что войны наши с Бонапартом до тех пор будут несчастливы, пока мы будем искать союзов с немцами и будем соваться в европейские дела, в которые нас втянул Тильзитский мир. Нам ни за Австрию, ни против Австрии не надо было воевать. Наша политика вся на востоке, а в отношении Бонапарта одно – вооружение на границе и твердость в политике, и никогда он не посмеет переступить русскую границу, как в седьмом году.
– И где нам, князь, воевать с французами! – сказал граф Ростопчин. – Разве мы против наших учителей и богов можем ополчиться? Посмотрите на нашу молодежь, посмотрите на наших барынь. Наши боги – французы, наше царство небесное – Париж.
Он стал говорить громче, очевидно для того, чтобы его слышали все. – Костюмы французские, мысли французские, чувства французские! Вы вот Метивье в зашей выгнали, потому что он француз и негодяй, а наши барыни за ним ползком ползают. Вчера я на вечере был, так из пяти барынь три католички и, по разрешенью папы, в воскресенье по канве шьют. А сами чуть не голые сидят, как вывески торговых бань, с позволенья сказать. Эх, поглядишь на нашу молодежь, князь, взял бы старую дубину Петра Великого из кунсткамеры, да по русски бы обломал бока, вся бы дурь соскочила!
Все замолчали. Старый князь с улыбкой на лице смотрел на Ростопчина и одобрительно покачивал головой.
– Ну, прощайте, ваше сиятельство, не хворайте, – сказал Ростопчин, с свойственными ему быстрыми движениями поднимаясь и протягивая руку князю.
– Прощай, голубчик, – гусли, всегда заслушаюсь его! – сказал старый князь, удерживая его за руку и подставляя ему для поцелуя щеку. С Ростопчиным поднялись и другие.


Княжна Марья, сидя в гостиной и слушая эти толки и пересуды стариков, ничего не понимала из того, что она слышала; она думала только о том, не замечают ли все гости враждебных отношений ее отца к ней. Она даже не заметила особенного внимания и любезностей, которые ей во всё время этого обеда оказывал Друбецкой, уже третий раз бывший в их доме.
Княжна Марья с рассеянным, вопросительным взглядом обратилась к Пьеру, который последний из гостей, с шляпой в руке и с улыбкой на лице, подошел к ней после того, как князь вышел, и они одни оставались в гостиной.
– Можно еще посидеть? – сказал он, своим толстым телом валясь в кресло подле княжны Марьи.
– Ах да, – сказала она. «Вы ничего не заметили?» сказал ее взгляд.
Пьер находился в приятном, после обеденном состоянии духа. Он глядел перед собою и тихо улыбался.
– Давно вы знаете этого молодого человека, княжна? – сказал он.
– Какого?
– Друбецкого?
– Нет, недавно…
– Что он вам нравится?
– Да, он приятный молодой человек… Отчего вы меня это спрашиваете? – сказала княжна Марья, продолжая думать о своем утреннем разговоре с отцом.
– Оттого, что я сделал наблюдение, – молодой человек обыкновенно из Петербурга приезжает в Москву в отпуск только с целью жениться на богатой невесте.
– Вы сделали это наблюденье! – сказала княжна Марья.
– Да, – продолжал Пьер с улыбкой, – и этот молодой человек теперь себя так держит, что, где есть богатые невесты, – там и он. Я как по книге читаю в нем. Он теперь в нерешительности, кого ему атаковать: вас или mademoiselle Жюли Карагин. Il est tres assidu aupres d'elle. [Он очень к ней внимателен.]
– Он ездит к ним?
– Да, очень часто. И знаете вы новую манеру ухаживать? – с веселой улыбкой сказал Пьер, видимо находясь в том веселом духе добродушной насмешки, за который он так часто в дневнике упрекал себя.
– Нет, – сказала княжна Марья.
– Теперь чтобы понравиться московским девицам – il faut etre melancolique. Et il est tres melancolique aupres de m lle Карагин, [надо быть меланхоличным. И он очень меланхоличен с m elle Карагин,] – сказал Пьер.
– Vraiment? [Право?] – сказала княжна Марья, глядя в доброе лицо Пьера и не переставая думать о своем горе. – «Мне бы легче было, думала она, ежели бы я решилась поверить кому нибудь всё, что я чувствую. И я бы желала именно Пьеру сказать всё. Он так добр и благороден. Мне бы легче стало. Он мне подал бы совет!»
– Пошли бы вы за него замуж? – спросил Пьер.
– Ах, Боже мой, граф, есть такие минуты, что я пошла бы за всякого, – вдруг неожиданно для самой себя, со слезами в голосе, сказала княжна Марья. – Ах, как тяжело бывает любить человека близкого и чувствовать, что… ничего (продолжала она дрожащим голосом), не можешь для него сделать кроме горя, когда знаешь, что не можешь этого переменить. Тогда одно – уйти, а куда мне уйти?…
– Что вы, что с вами, княжна?
Но княжна, не договорив, заплакала.
– Я не знаю, что со мной нынче. Не слушайте меня, забудьте, что я вам сказала.
Вся веселость Пьера исчезла. Он озабоченно расспрашивал княжну, просил ее высказать всё, поверить ему свое горе; но она только повторила, что просит его забыть то, что она сказала, что она не помнит, что она сказала, и что у нее нет горя, кроме того, которое он знает – горя о том, что женитьба князя Андрея угрожает поссорить отца с сыном.
– Слышали ли вы про Ростовых? – спросила она, чтобы переменить разговор. – Мне говорили, что они скоро будут. Andre я тоже жду каждый день. Я бы желала, чтоб они увиделись здесь.