Philologica

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Philologica — российский двуязычный журнал по русской и теоретической филологии. Издается в Москве с 1994 г.





О журнале

Журнал был основан в 1994 г. М. И. Шапиром и И. А. Пильщиковым. В настоящее время выходит в электронном виде под редакцией А. С. Белоусовой и В. С. Полиловой. В журнале публикуются работы любого жанра и объема по самому широкому спектру гуманитарных проблем. Специфика издания состоит в том, что вопросы культуры рассматриваются в нем sub specie philologiae[1]. Выходит нерегулярно. В 2014 г. был опубликован 10-й том журнала (24-й номер).

Архив номеров

Архив номеров журнала доступен на его сайте www.rvb.ru/philologica/00rus/00rus_contents.htm

Редакция

Издавался под редакцией И. А. Пильщикова и М. И. Шапира (1994—2006), А. С. Белоусовой и И. А. Пильщикова (2007—2013). С 2013 г. выходит под редакцией А. С. Белоусовой и В. С. Полиловой[2].

Члены редакции: М. В. Акимова, С. Г. Болотов, С. Ю. Бочавер, К. А. Головастиков, М. А. Дзюбенко, А. А. Добрицын, Т. М. Левина, Джозеф Пешио, И. А. Пильщиков.

Редакционный совет

Члены редакционного совета в 1994—2012 гг

  • Джеймс Бейли (Мэдисон, США), 1994—1997


Книжная серия «Philologica russica et speculativa»

«Philologica russica et speculativa» — это серия научных изданий журнала «Philologica».

Вышло шесть томов серии[4]:

  • Шапир М. И., Universum versus: Язык — стих — смысл в русской поэзии XVIII—XX веков, Москва: Языки русской культуры, 2000, кн. 1. VIII, 536 c. (Philologica russica et speculativa; T. I).
  • Пушкин А. С., Тень Баркова: Тексты; Комментарии; Экскурсы, Издание подготовили И. А. Пильщиков и М. И. Шапир, Москва: Языки славянской культуры, 2002, 497 c. (Philologica russica et speculativa; T. II).
  • Пильщиков И. А., Батюшков и литература Италии: Филологические разыскания, Под редакцией М. И. Шапира, Москва: Языки славянской культуры, 2003, 314 с. (Philologica russica et speculativa; T. III).
  • Пеньковский А. Б., Загадки пушкинского текста и словаря: Опыт филологической герменевтики, Под редакцией И. А. Пильщикова и М. И. Шапира, Москва: Языки славянских культур, 2005, 315 с. (Philologica russica et speculativa; T. IV).
  • Ярхо Б. И., Методология точного литературоведения: Избранные труды по теории литературы, Издание подготовили М. В. Акимова, И. А. Пильщиков и М. И. Шапир, Под общей редакцией М. И. Шапира, Москва: Языки славянских культур, 2006, XXXII, 927 с. (Philologica russica et speculativa; T. V).
  • Добродомов И. Г., Пильщиков И. А., Лексика и фразеология «Евгения Онегина»: Герменевтические очерки, Москва: Языки славянских культур, 2008, 312 с. (Philologica russica et speculativa; T. VI).


Также в редакции журнала были подготовлены книги, вышедшие в серии «Классики отечественной филологии»:





Напишите отзыв о статье "Philologica"

Примечания

  1. [www.rvb.ru/philologica/000rus/000rus_about.htm О журнале Philologica]
  2. [www.rvb.ru/philologica/000rus/000rus_board.htm Philologica: Редакция журнала. Редакционный совет]
  3. [dic.academic.ru/dic.nsf/enc_biography/46034/%D0%98%D0%BB%D1%8E%D1%88%D0%B8%D0%BD Илюшин, Александр Анатольевич - это... Что такое Илюшин, Александр Анатольевич?]
  4. [www.rvb.ru/philologica/series_rus/series_rus.htm Серия научных изданий Philologica russica et speculativa]

Ссылки

  • [www.rvb.ru/philologica/ Официальный сайт журнала «Philologica»]
  • [www.topos.ru/article/394]

Отрывок, характеризующий Philologica


В ночь с 6 го на 7 е октября началось движение выступавших французов: ломались кухни, балаганы, укладывались повозки и двигались войска и обозы.
В семь часов утра конвой французов, в походной форме, в киверах, с ружьями, ранцами и огромными мешками, стоял перед балаганами, и французский оживленный говор, пересыпаемый ругательствами, перекатывался по всей линии.
В балагане все были готовы, одеты, подпоясаны, обуты и ждали только приказания выходить. Больной солдат Соколов, бледный, худой, с синими кругами вокруг глаз, один, не обутый и не одетый, сидел на своем месте и выкатившимися от худобы глазами вопросительно смотрел на не обращавших на него внимания товарищей и негромко и равномерно стонал. Видимо, не столько страдания – он был болен кровавым поносом, – сколько страх и горе оставаться одному заставляли его стонать.
Пьер, обутый в башмаки, сшитые для него Каратаевым из цибика, который принес француз для подшивки себе подошв, подпоясанный веревкою, подошел к больному и присел перед ним на корточки.
– Что ж, Соколов, они ведь не совсем уходят! У них тут гошпиталь. Может, тебе еще лучше нашего будет, – сказал Пьер.
– О господи! О смерть моя! О господи! – громче застонал солдат.
– Да я сейчас еще спрошу их, – сказал Пьер и, поднявшись, пошел к двери балагана. В то время как Пьер подходил к двери, снаружи подходил с двумя солдатами тот капрал, который вчера угощал Пьера трубкой. И капрал и солдаты были в походной форме, в ранцах и киверах с застегнутыми чешуями, изменявшими их знакомые лица.
Капрал шел к двери с тем, чтобы, по приказанию начальства, затворить ее. Перед выпуском надо было пересчитать пленных.
– Caporal, que fera t on du malade?.. [Капрал, что с больным делать?..] – начал Пьер; но в ту минуту, как он говорил это, он усумнился, тот ли это знакомый его капрал или другой, неизвестный человек: так непохож был на себя капрал в эту минуту. Кроме того, в ту минуту, как Пьер говорил это, с двух сторон вдруг послышался треск барабанов. Капрал нахмурился на слова Пьера и, проговорив бессмысленное ругательство, захлопнул дверь. В балагане стало полутемно; с двух сторон резко трещали барабаны, заглушая стоны больного.
«Вот оно!.. Опять оно!» – сказал себе Пьер, и невольный холод пробежал по его спине. В измененном лице капрала, в звуке его голоса, в возбуждающем и заглушающем треске барабанов Пьер узнал ту таинственную, безучастную силу, которая заставляла людей против своей воли умерщвлять себе подобных, ту силу, действие которой он видел во время казни. Бояться, стараться избегать этой силы, обращаться с просьбами или увещаниями к людям, которые служили орудиями ее, было бесполезно. Это знал теперь Пьер. Надо было ждать и терпеть. Пьер не подошел больше к больному и не оглянулся на него. Он, молча, нахмурившись, стоял у двери балагана.
Когда двери балагана отворились и пленные, как стадо баранов, давя друг друга, затеснились в выходе, Пьер пробился вперед их и подошел к тому самому капитану, который, по уверению капрала, готов был все сделать для Пьера. Капитан тоже был в походной форме, и из холодного лица его смотрело тоже «оно», которое Пьер узнал в словах капрала и в треске барабанов.
– Filez, filez, [Проходите, проходите.] – приговаривал капитан, строго хмурясь и глядя на толпившихся мимо него пленных. Пьер знал, что его попытка будет напрасна, но подошел к нему.
– Eh bien, qu'est ce qu'il y a? [Ну, что еще?] – холодно оглянувшись, как бы не узнав, сказал офицер. Пьер сказал про больного.
– Il pourra marcher, que diable! – сказал капитан. – Filez, filez, [Он пойдет, черт возьми! Проходите, проходите] – продолжал он приговаривать, не глядя на Пьера.
– Mais non, il est a l'agonie… [Да нет же, он умирает…] – начал было Пьер.
– Voulez vous bien?! [Пойди ты к…] – злобно нахмурившись, крикнул капитан.
Драм да да дам, дам, дам, трещали барабаны. И Пьер понял, что таинственная сила уже вполне овладела этими людьми и что теперь говорить еще что нибудь было бесполезно.
Пленных офицеров отделили от солдат и велели им идти впереди. Офицеров, в числе которых был Пьер, было человек тридцать, солдатов человек триста.
Пленные офицеры, выпущенные из других балаганов, были все чужие, были гораздо лучше одеты, чем Пьер, и смотрели на него, в его обуви, с недоверчивостью и отчужденностью. Недалеко от Пьера шел, видимо, пользующийся общим уважением своих товарищей пленных, толстый майор в казанском халате, подпоясанный полотенцем, с пухлым, желтым, сердитым лицом. Он одну руку с кисетом держал за пазухой, другою опирался на чубук. Майор, пыхтя и отдуваясь, ворчал и сердился на всех за то, что ему казалось, что его толкают и что все торопятся, когда торопиться некуда, все чему то удивляются, когда ни в чем ничего нет удивительного. Другой, маленький худой офицер, со всеми заговаривал, делая предположения о том, куда их ведут теперь и как далеко они успеют пройти нынешний день. Чиновник, в валеных сапогах и комиссариатской форме, забегал с разных сторон и высматривал сгоревшую Москву, громко сообщая свои наблюдения о том, что сгорело и какая была та или эта видневшаяся часть Москвы. Третий офицер, польского происхождения по акценту, спорил с комиссариатским чиновником, доказывая ему, что он ошибался в определении кварталов Москвы.