Q

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Q (латиница)»)
Перейти к: навигация, поиск

Q, q — семнадцатая буква латинского алфавита, произносится «ку» (в английском языке — «кью»).



История

Египетский иероглиф
wj
Финикийский
Коф
Этрусская Q Греческая
Коппа
V24

В семитских языках буква имела звуковое соответствие /q/ (согласный глухой, взрывной, увулярный) — звук типичный для семитских языков, но не имеющийся в большинстве индоевропейских языков. В греческом языке знак коппа (Ϙ), вероятно, обозначал несколько лабиализованных задненёбных взрывных согласных, среди которых /kʷ/ и /kʷʰ/. В результате более поздних звуковых изменений в греческом языке эти звуки преобразовались, соответственно, в /p/ и /pʰ/. Таким образом, коппа трансформировалась в две буквы: коппа (для обозначения только числа 90) и буква фи (Φ), сохранившаяся в современном греческом языке.

Компьютерные кодировки

В Юникоде заглавной букве Q соответствует U+0051, строчной q — U+0071.

В кодах ASCII заглавной букве Q соответствует 81, строчной q — 113, в двоичной системе, соответственно, 01010001 и 01110001.

Код EBCDIC для заглавной Q — 216, для строчной q — 152.

Цифровые значения в HTML и XML — «Q» и «q» для верхнего и нижнего регистра, соответственно.

Использование

В большинстве современных европейских языков с латинской письменностью, таких как романские (кроме румынского языка) и германские языки, буква Q почти всегда встречается только в диграфе QU. В английском языке этому диграфу почти всегда соответствует сочетание звуков /kw/, кроме заимствований из французского, где она читается как /k/. В немецком, французском, португальском, испанском и каталанском языках читается как /k/. В старой орфографии шведского языка и до сих пор во многих шведских фамилиях используется в составе диграфа QV.

В семитских языках используется для транслитерации эмфатического звука (в арабском языке — буква ﻕ (каф)).

В андских языках (кечуа, аймара) буква Q означает глухой увулярный взрывной согласный /q/, а также входит в состав диграфов Q’ и QH, означающих абруптивный /q’/ и придыхательный /qʰ/ соответственно.

Во многих языках применяется для обозначения звука МФА /q/ (к примеру, в тюркских языках, использующих латиницу).

Qq Qq Qq Qq
Название по-русски: ку.
Код НАТО: Quebec (/keˈbek/, [кэбэ́к]).
Азбука Морзе: −−·− 

Шрифт Брайля
  
Семафорная
азбука
 
Флаги международного свода сигналов

Амслен


К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Напишите отзыв о статье "Q"

Отрывок, характеризующий Q

От Орши побежали дальше по дороге к Вильно, точно так же играя в жмурки с преследующей армией. На Березине опять замешались, многие потонули, многие сдались, но те, которые перебрались через реку, побежали дальше. Главный начальник их надел шубу и, сев в сани, поскакал один, оставив своих товарищей. Кто мог – уехал тоже, кто не мог – сдался или умер.


Казалось бы, в этой то кампании бегства французов, когда они делали все то, что только можно было, чтобы погубить себя; когда ни в одном движении этой толпы, начиная от поворота на Калужскую дорогу и до бегства начальника от армии, не было ни малейшего смысла, – казалось бы, в этот период кампании невозможно уже историкам, приписывающим действия масс воле одного человека, описывать это отступление в их смысле. Но нет. Горы книг написаны историками об этой кампании, и везде описаны распоряжения Наполеона и глубокомысленные его планы – маневры, руководившие войском, и гениальные распоряжения его маршалов.
Отступление от Малоярославца тогда, когда ему дают дорогу в обильный край и когда ему открыта та параллельная дорога, по которой потом преследовал его Кутузов, ненужное отступление по разоренной дороге объясняется нам по разным глубокомысленным соображениям. По таким же глубокомысленным соображениям описывается его отступление от Смоленска на Оршу. Потом описывается его геройство при Красном, где он будто бы готовится принять сражение и сам командовать, и ходит с березовой палкой и говорит:
– J'ai assez fait l'Empereur, il est temps de faire le general, [Довольно уже я представлял императора, теперь время быть генералом.] – и, несмотря на то, тотчас же после этого бежит дальше, оставляя на произвол судьбы разрозненные части армии, находящиеся сзади.
Потом описывают нам величие души маршалов, в особенности Нея, величие души, состоящее в том, что он ночью пробрался лесом в обход через Днепр и без знамен и артиллерии и без девяти десятых войска прибежал в Оршу.
И, наконец, последний отъезд великого императора от геройской армии представляется нам историками как что то великое и гениальное. Даже этот последний поступок бегства, на языке человеческом называемый последней степенью подлости, которой учится стыдиться каждый ребенок, и этот поступок на языке историков получает оправдание.
Тогда, когда уже невозможно дальше растянуть столь эластичные нити исторических рассуждений, когда действие уже явно противно тому, что все человечество называет добром и даже справедливостью, является у историков спасительное понятие о величии. Величие как будто исключает возможность меры хорошего и дурного. Для великого – нет дурного. Нет ужаса, который бы мог быть поставлен в вину тому, кто велик.
– «C'est grand!» [Это величественно!] – говорят историки, и тогда уже нет ни хорошего, ни дурного, а есть «grand» и «не grand». Grand – хорошо, не grand – дурно. Grand есть свойство, по их понятиям, каких то особенных животных, называемых ими героями. И Наполеон, убираясь в теплой шубе домой от гибнущих не только товарищей, но (по его мнению) людей, им приведенных сюда, чувствует que c'est grand, и душа его покойна.
«Du sublime (он что то sublime видит в себе) au ridicule il n'y a qu'un pas», – говорит он. И весь мир пятьдесят лет повторяет: «Sublime! Grand! Napoleon le grand! Du sublime au ridicule il n'y a qu'un pas». [величественное… От величественного до смешного только один шаг… Величественное! Великое! Наполеон великий! От величественного до смешного только шаг.]
И никому в голову не придет, что признание величия, неизмеримого мерой хорошего и дурного, есть только признание своей ничтожности и неизмеримой малости.
Для нас, с данной нам Христом мерой хорошего и дурного, нет неизмеримого. И нет величия там, где нет простоты, добра и правды.


Кто из русских людей, читая описания последнего периода кампании 1812 года, не испытывал тяжелого чувства досады, неудовлетворенности и неясности. Кто не задавал себе вопросов: как не забрали, не уничтожили всех французов, когда все три армии окружали их в превосходящем числе, когда расстроенные французы, голодая и замерзая, сдавались толпами и когда (как нам рассказывает история) цель русских состояла именно в том, чтобы остановить, отрезать и забрать в плен всех французов.
Каким образом то русское войско, которое, слабее числом французов, дало Бородинское сражение, каким образом это войско, с трех сторон окружавшее французов и имевшее целью их забрать, не достигло своей цели? Неужели такое громадное преимущество перед нами имеют французы, что мы, с превосходными силами окружив, не могли побить их? Каким образом это могло случиться?