Кренкель, Эрнст Теодорович
Поделись знанием:
– Что за прелесть, этот папа! – проговорила она, целуя его, и она опять взглянула на Пьера с тем бессознательным кокетством, которое вернулось к ней вместе с ее оживлением.
– Вот так патриотка! – сказал Шиншин.
– Совсем не патриотка, а просто… – обиженно отвечала Наташа. – Вам все смешно, а это совсем не шутка…
– Какие шутки! – повторил граф. – Только скажи он слово, мы все пойдем… Мы не немцы какие нибудь…
– А заметили вы, – сказал Пьер, – что сказало: «для совещания».
– Ну уж там для чего бы ни было…
В это время Петя, на которого никто не обращал внимания, подошел к отцу и, весь красный, ломающимся, то грубым, то тонким голосом, сказал:
– Ну теперь, папенька, я решительно скажу – и маменька тоже, как хотите, – я решительно скажу, что вы пустите меня в военную службу, потому что я не могу… вот и всё…
Графиня с ужасом подняла глаза к небу, всплеснула руками и сердито обратилась к мужу.
– Вот и договорился! – сказала она.
Но граф в ту же минуту оправился от волнения.
– Ну, ну, – сказал он. – Вот воин еще! Глупости то оставь: учиться надо.
– Это не глупости, папенька. Оболенский Федя моложе меня и тоже идет, а главное, все равно я не могу ничему учиться теперь, когда… – Петя остановился, покраснел до поту и проговорил таки: – когда отечество в опасности.
– Полно, полно, глупости…
– Да ведь вы сами сказали, что всем пожертвуем.
– Петя, я тебе говорю, замолчи, – крикнул граф, оглядываясь на жену, которая, побледнев, смотрела остановившимися глазами на меньшого сына.
– А я вам говорю. Вот и Петр Кириллович скажет…
– Я тебе говорю – вздор, еще молоко не обсохло, а в военную службу хочет! Ну, ну, я тебе говорю, – и граф, взяв с собой бумаги, вероятно, чтобы еще раз прочесть в кабинете перед отдыхом, пошел из комнаты.
– Петр Кириллович, что ж, пойдем покурить…
Пьер находился в смущении и нерешительности. Непривычно блестящие и оживленные глаза Наташи беспрестанно, больше чем ласково обращавшиеся на него, привели его в это состояние.
– Нет, я, кажется, домой поеду…
– Как домой, да вы вечер у нас хотели… И то редко стали бывать. А эта моя… – сказал добродушно граф, указывая на Наташу, – только при вас и весела…
– Да, я забыл… Мне непременно надо домой… Дела… – поспешно сказал Пьер.
– Ну так до свидания, – сказал граф, совсем уходя из комнаты.
– Отчего вы уезжаете? Отчего вы расстроены? Отчего?.. – спросила Пьера Наташа, вызывающе глядя ему в глаза.
«Оттого, что я тебя люблю! – хотел он сказать, но он не сказал этого, до слез покраснел и опустил глаза.
– Оттого, что мне лучше реже бывать у вас… Оттого… нет, просто у меня дела.
– Отчего? нет, скажите, – решительно начала было Наташа и вдруг замолчала. Они оба испуганно и смущенно смотрели друг на друга. Он попытался усмехнуться, но не мог: улыбка его выразила страдание, и он молча поцеловал ее руку и вышел.
Пьер решил сам с собою не бывать больше у Ростовых.
Петя, после полученного им решительного отказа, ушел в свою комнату и там, запершись от всех, горько плакал. Все сделали, как будто ничего не заметили, когда он к чаю пришел молчаливый и мрачный, с заплаканными глазами.
На другой день приехал государь. Несколько человек дворовых Ростовых отпросились пойти поглядеть царя. В это утро Петя долго одевался, причесывался и устроивал воротнички так, как у больших. Он хмурился перед зеркалом, делал жесты, пожимал плечами и, наконец, никому не сказавши, надел фуражку и вышел из дома с заднего крыльца, стараясь не быть замеченным. Петя решился идти прямо к тому месту, где был государь, и прямо объяснить какому нибудь камергеру (Пете казалось, что государя всегда окружают камергеры), что он, граф Ростов, несмотря на свою молодость, желает служить отечеству, что молодость не может быть препятствием для преданности и что он готов… Петя, в то время как он собирался, приготовил много прекрасных слов, которые он скажет камергеру.
Петя рассчитывал на успех своего представления государю именно потому, что он ребенок (Петя думал даже, как все удивятся его молодости), а вместе с тем в устройстве своих воротничков, в прическе и в степенной медлительной походке он хотел представить из себя старого человека. Но чем дальше он шел, чем больше он развлекался все прибывающим и прибывающим у Кремля народом, тем больше он забывал соблюдение степенности и медлительности, свойственных взрослым людям. Подходя к Кремлю, он уже стал заботиться о том, чтобы его не затолкали, и решительно, с угрожающим видом выставил по бокам локти. Но в Троицких воротах, несмотря на всю его решительность, люди, которые, вероятно, не знали, с какой патриотической целью он шел в Кремль, так прижали его к стене, что он должен был покориться и остановиться, пока в ворота с гудящим под сводами звуком проезжали экипажи. Около Пети стояла баба с лакеем, два купца и отставной солдат. Постояв несколько времени в воротах, Петя, не дождавшись того, чтобы все экипажи проехали, прежде других хотел тронуться дальше и начал решительно работать локтями; но баба, стоявшая против него, на которую он первую направил свои локти, сердито крикнула на него:
– Что, барчук, толкаешься, видишь – все стоят. Что ж лезть то!
– Так и все полезут, – сказал лакей и, тоже начав работать локтями, затискал Петю в вонючий угол ворот.
Петя отер руками пот, покрывавший его лицо, и поправил размочившиеся от пота воротнички, которые он так хорошо, как у больших, устроил дома.
Петя чувствовал, что он имеет непрезентабельный вид, и боялся, что ежели таким он представится камергерам, то его не допустят до государя. Но оправиться и перейти в другое место не было никакой возможности от тесноты. Один из проезжавших генералов был знакомый Ростовых. Петя хотел просить его помощи, но счел, что это было бы противно мужеству. Когда все экипажи проехали, толпа хлынула и вынесла и Петю на площадь, которая была вся занята народом. Не только по площади, но на откосах, на крышах, везде был народ. Только что Петя очутился на площади, он явственно услыхал наполнявшие весь Кремль звуки колоколов и радостного народного говора.
Одно время на площади было просторнее, но вдруг все головы открылись, все бросилось еще куда то вперед. Петю сдавили так, что он не мог дышать, и все закричало: «Ура! урра! ура!Петя поднимался на цыпочки, толкался, щипался, но ничего не мог видеть, кроме народа вокруг себя.
На всех лицах было одно общее выражение умиления и восторга. Одна купчиха, стоявшая подле Пети, рыдала, и слезы текли у нее из глаз.
– Отец, ангел, батюшка! – приговаривала она, отирая пальцем слезы.
– Ура! – кричали со всех сторон. С минуту толпа простояла на одном месте; но потом опять бросилась вперед.
Петя, сам себя не помня, стиснув зубы и зверски выкатив глаза, бросился вперед, работая локтями и крича «ура!», как будто он готов был и себя и всех убить в эту минуту, но с боков его лезли точно такие же зверские лица с такими же криками «ура!».
«Так вот что такое государь! – думал Петя. – Нет, нельзя мне самому подать ему прошение, это слишком смело!Несмотря на то, он все так же отчаянно пробивался вперед, и из за спин передних ему мелькнуло пустое пространство с устланным красным сукном ходом; но в это время толпа заколебалась назад (спереди полицейские отталкивали надвинувшихся слишком близко к шествию; государь проходил из дворца в Успенский собор), и Петя неожиданно получил в бок такой удар по ребрам и так был придавлен, что вдруг в глазах его все помутилось и он потерял сознание. Когда он пришел в себя, какое то духовное лицо, с пучком седевших волос назади, в потертой синей рясе, вероятно, дьячок, одной рукой держал его под мышку, другой охранял от напиравшей толпы.
– Барчонка задавили! – говорил дьячок. – Что ж так!.. легче… задавили, задавили!
Государь прошел в Успенский собор. Толпа опять разровнялась, и дьячок вывел Петю, бледного и не дышащего, к царь пушке. Несколько лиц пожалели Петю, и вдруг вся толпа обратилась к нему, и уже вокруг него произошла давка. Те, которые стояли ближе, услуживали ему, расстегивали его сюртучок, усаживали на возвышение пушки и укоряли кого то, – тех, кто раздавил его.
– Этак до смерти раздавить можно. Что же это! Душегубство делать! Вишь, сердечный, как скатерть белый стал, – говорили голоса.
Петя скоро опомнился, краска вернулась ему в лицо, боль прошла, и за эту временную неприятность он получил место на пушке, с которой он надеялся увидать долженствующего пройти назад государя. Петя уже не думал теперь о подаче прошения. Уже только ему бы увидать его – и то он бы считал себя счастливым!
Во время службы в Успенском соборе – соединенного молебствия по случаю приезда государя и благодарственной молитвы за заключение мира с турками – толпа пораспространилась; появились покрикивающие продавцы квасу, пряников, мака, до которого был особенно охотник Петя, и послышались обыкновенные разговоры. Одна купчиха показывала свою разорванную шаль и сообщала, как дорого она была куплена; другая говорила, что нынче все шелковые материи дороги стали. Дьячок, спаситель Пети, разговаривал с чиновником о том, кто и кто служит нынче с преосвященным. Дьячок несколько раз повторял слово соборне, которого не понимал Петя. Два молодые мещанина шутили с дворовыми девушками, грызущими орехи. Все эти разговоры, в особенности шуточки с девушками, для Пети в его возрасте имевшие особенную привлекательность, все эти разговоры теперь не занимали Петю; ou сидел на своем возвышении пушки, все так же волнуясь при мысли о государе и о своей любви к нему. Совпадение чувства боли и страха, когда его сдавили, с чувством восторга еще более усилило в нем сознание важности этой минуты.
Вдруг с набережной послышались пушечные выстрелы (это стреляли в ознаменование мира с турками), и толпа стремительно бросилась к набережной – смотреть, как стреляют. Петя тоже хотел бежать туда, но дьячок, взявший под свое покровительство барчонка, не пустил его. Еще продолжались выстрелы, когда из Успенского собора выбежали офицеры, генералы, камергеры, потом уже не так поспешно вышли еще другие, опять снялись шапки с голов, и те, которые убежали смотреть пушки, бежали назад. Наконец вышли еще четверо мужчин в мундирах и лентах из дверей собора. «Ура! Ура! – опять закричала толпа.
– Который? Который? – плачущим голосом спрашивал вокруг себя Петя, но никто не отвечал ему; все были слишком увлечены, и Петя, выбрав одного из этих четырех лиц, которого он из за слез, выступивших ему от радости на глаза, не мог ясно разглядеть, сосредоточил на него весь свой восторг, хотя это был не государь, закричал «ура!неистовым голосом и решил, что завтра же, чего бы это ему ни стоило, он будет военным.
Толпа побежала за государем, проводила его до дворца и стала расходиться. Было уже поздно, и Петя ничего не ел, и пот лил с него градом; но он не уходил домой и вместе с уменьшившейся, но еще довольно большой толпой стоял перед дворцом, во время обеда государя, глядя в окна дворца, ожидая еще чего то и завидуя одинаково и сановникам, подъезжавшим к крыльцу – к обеду государя, и камер лакеям, служившим за столом и мелькавшим в окнах.
За обедом государя Валуев сказал, оглянувшись в окно:
– Народ все еще надеется увидать ваше величество.
Обед уже кончился, государь встал и, доедая бисквит, вышел на балкон. Народ, с Петей в середине, бросился к балкону.
– Ангел, отец! Ура, батюшка!.. – кричали народ и Петя, и опять бабы и некоторые мужчины послабее, в том числе и Петя, заплакали от счастия. Довольно большой обломок бисквита, который держал в руке государь, отломившись, упал на перилы балкона, с перил на землю. Ближе всех стоявший кучер в поддевке бросился к этому кусочку бисквита и схватил его. Некоторые из толпы бросились к кучеру. Заметив это, государь велел подать себе тарелку бисквитов и стал кидать бисквиты с балкона. Глаза Пети налились кровью, опасность быть задавленным еще более возбуждала его, он бросился на бисквиты. Он не знал зачем, но нужно было взять один бисквит из рук царя, и нужно было не поддаться. Он бросился и сбил с ног старушку, ловившую бисквит. Но старушка не считала себя побежденною, хотя и лежала на земле (старушка ловила бисквиты и не попадала руками). Петя коленкой отбил ее руку, схватил бисквит и, как будто боясь опоздать, опять закричал «ура!», уже охриплым голосом.
Государь ушел, и после этого большая часть народа стала расходиться.
– Вот я говорил, что еще подождать – так и вышло, – с разных сторон радостно говорили в народе.
Как ни счастлив был Петя, но ему все таки грустно было идти домой и знать, что все наслаждение этого дня кончилось. Из Кремля Петя пошел не домой, а к своему товарищу Оболенскому, которому было пятнадцать лет и который тоже поступал в полк. Вернувшись домой, он решительно и твердо объявил, что ежели его не пустят, то он убежит. И на другой день, хотя и не совсем еще сдавшись, но граф Илья Андреич поехал узнавать, как бы пристроить Петю куда нибудь побезопаснее.
15 го числа утром, на третий день после этого, у Слободского дворца стояло бесчисленное количество экипажей.
Залы были полны. В первой были дворяне в мундирах, во второй купцы с медалями, в бородах и синих кафтанах. По зале Дворянского собрания шел гул и движение. У одного большого стола, под портретом государя, сидели на стульях с высокими спинками важнейшие вельможи; но большинство дворян ходило по зале.
Все дворяне, те самые, которых каждый день видал Пьер то в клубе, то в их домах, – все были в мундирах, кто в екатерининских, кто в павловских, кто в новых александровских, кто в общем дворянском, и этот общий характер мундира придавал что то странное и фантастическое этим старым и молодым, самым разнообразным и знакомым лицам. Особенно поразительны были старики, подслеповатые, беззубые, плешивые, оплывшие желтым жиром или сморщенные, худые. Они большей частью сидели на местах и молчали, и ежели ходили и говорили, то пристроивались к кому нибудь помоложе. Так же как на лицах толпы, которую на площади видел Петя, на всех этих лицах была поразительна черта противоположности: общего ожидания чего то торжественного и обыкновенного, вчерашнего – бостонной партии, Петрушки повара, здоровья Зинаиды Дмитриевны и т. п.
Пьер, с раннего утра стянутый в неловком, сделавшемся ему узким дворянском мундире, был в залах. Он был в волнении: необыкновенное собрание не только дворянства, но и купечества – сословий, etats generaux – вызвало в нем целый ряд давно оставленных, но глубоко врезавшихся в его душе мыслей о Contrat social [Общественный договор] и французской революции. Замеченные им в воззвании слова, что государь прибудет в столицу для совещания с своим народом, утверждали его в этом взгляде. И он, полагая, что в этом смысле приближается что то важное, то, чего он ждал давно, ходил, присматривался, прислушивался к говору, но нигде не находил выражения тех мыслей, которые занимали его.
Был прочтен манифест государя, вызвавший восторг, и потом все разбрелись, разговаривая. Кроме обычных интересов, Пьер слышал толки о том, где стоять предводителям в то время, как войдет государь, когда дать бал государю, разделиться ли по уездам или всей губернией… и т. д.; но как скоро дело касалось войны и того, для чего было собрано дворянство, толки были нерешительны и неопределенны. Все больше желали слушать, чем говорить.
Один мужчина средних лет, мужественный, красивый, в отставном морском мундире, говорил в одной из зал, и около него столпились. Пьер подошел к образовавшемуся кружку около говоруна и стал прислушиваться. Граф Илья Андреич в своем екатерининском, воеводском кафтане, ходивший с приятной улыбкой между толпой, со всеми знакомый, подошел тоже к этой группе и стал слушать с своей доброй улыбкой, как он всегда слушал, в знак согласия с говорившим одобрительно кивая головой. Отставной моряк говорил очень смело; это видно было по выражению лиц, его слушавших, и по тому, что известные Пьеру за самых покорных и тихих людей неодобрительно отходили от него или противоречили. Пьер протолкался в середину кружка, прислушался и убедился, что говоривший действительно был либерал, но совсем в другом смысле, чем думал Пьер. Моряк говорил тем особенно звучным, певучим, дворянским баритоном, с приятным грассированием и сокращением согласных, тем голосом, которым покрикивают: «Чеаек, трубку!», и тому подобное. Он говорил с привычкой разгула и власти в голосе.
– Что ж, что смоляне предложили ополченцев госуаю. Разве нам смоляне указ? Ежели буародное дворянство Московской губернии найдет нужным, оно может выказать свою преданность государю импературу другими средствами. Разве мы забыли ополченье в седьмом году! Только что нажились кутейники да воры грабители…
Граф Илья Андреич, сладко улыбаясь, одобрительно кивал головой.
– И что же, разве наши ополченцы составили пользу для государства? Никакой! только разорили наши хозяйства. Лучше еще набор… а то вернется к вам ни солдат, ни мужик, и только один разврат. Дворяне не жалеют своего живота, мы сами поголовно пойдем, возьмем еще рекрут, и всем нам только клич кликни гусай (он так выговаривал государь), мы все умрем за него, – прибавил оратор одушевляясь.
Илья Андреич проглатывал слюни от удовольствия и толкал Пьера, но Пьеру захотелось также говорить. Он выдвинулся вперед, чувствуя себя одушевленным, сам не зная еще чем и сам не зная еще, что он скажет. Он только что открыл рот, чтобы говорить, как один сенатор, совершенно без зубов, с умным и сердитым лицом, стоявший близко от оратора, перебил Пьера. С видимой привычкой вести прения и держать вопросы, он заговорил тихо, но слышно:
– Я полагаю, милостивый государь, – шамкая беззубым ртом, сказал сенатор, – что мы призваны сюда не для того, чтобы обсуждать, что удобнее для государства в настоящую минуту – набор или ополчение. Мы призваны для того, чтобы отвечать на то воззвание, которым нас удостоил государь император. А судить о том, что удобнее – набор или ополчение, мы предоставим судить высшей власти…
Пьер вдруг нашел исход своему одушевлению. Он ожесточился против сенатора, вносящего эту правильность и узкость воззрений в предстоящие занятия дворянства. Пьер выступил вперед и остановил его. Он сам не знал, что он будет говорить, но начал оживленно, изредка прорываясь французскими словами и книжно выражаясь по русски.
– Извините меня, ваше превосходительство, – начал он (Пьер был хорошо знаком с этим сенатором, но считал здесь необходимым обращаться к нему официально), – хотя я не согласен с господином… (Пьер запнулся. Ему хотелось сказать mon tres honorable preopinant), [мой многоуважаемый оппонент,] – с господином… que je n'ai pas L'honneur de connaitre; [которого я не имею чести знать] но я полагаю, что сословие дворянства, кроме выражения своего сочувствия и восторга, призвано также для того, чтобы и обсудить те меры, которыми мы можем помочь отечеству. Я полагаю, – говорил он, воодушевляясь, – что государь был бы сам недоволен, ежели бы он нашел в нас только владельцев мужиков, которых мы отдаем ему, и… chair a canon [мясо для пушек], которую мы из себя делаем, но не нашел бы в нас со… со… совета.
Многие поотошли от кружка, заметив презрительную улыбку сенатора и то, что Пьер говорит вольно; только Илья Андреич был доволен речью Пьера, как он был доволен речью моряка, сенатора и вообще всегда тою речью, которую он последнею слышал.
– Я полагаю, что прежде чем обсуждать эти вопросы, – продолжал Пьер, – мы должны спросить у государя, почтительнейше просить его величество коммюникировать нам, сколько у нас войска, в каком положении находятся наши войска и армии, и тогда…
Но Пьер не успел договорить этих слов, как с трех сторон вдруг напали на него. Сильнее всех напал на него давно знакомый ему, всегда хорошо расположенный к нему игрок в бостон, Степан Степанович Апраксин. Степан Степанович был в мундире, и, от мундира ли, или от других причин, Пьер увидал перед собой совсем другого человека. Степан Степанович, с вдруг проявившейся старческой злобой на лице, закричал на Пьера:
– Во первых, доложу вам, что мы не имеем права спрашивать об этом государя, а во вторых, ежели было бы такое право у российского дворянства, то государь не может нам ответить. Войска движутся сообразно с движениями неприятеля – войска убывают и прибывают…
Другой голос человека, среднего роста, лет сорока, которого Пьер в прежние времена видал у цыган и знал за нехорошего игрока в карты и который, тоже измененный в мундире, придвинулся к Пьеру, перебил Апраксина.
– Да и не время рассуждать, – говорил голос этого дворянина, – а нужно действовать: война в России. Враг наш идет, чтобы погубить Россию, чтобы поругать могилы наших отцов, чтоб увезти жен, детей. – Дворянин ударил себя в грудь. – Мы все встанем, все поголовно пойдем, все за царя батюшку! – кричал он, выкатывая кровью налившиеся глаза. Несколько одобряющих голосов послышалось из толпы. – Мы русские и не пожалеем крови своей для защиты веры, престола и отечества. А бредни надо оставить, ежели мы сыны отечества. Мы покажем Европе, как Россия восстает за Россию, – кричал дворянин.
(перенаправлено с «RAEM»)
| Эрнст Теодорович Кренкель | |||||||
 Эрнст Кренкель — полярный радист (около 1937 г.) | |||||||
| Род деятельности: | |||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|
| Место рождения: | |||||||
| Гражданство: | |||||||
| Место смерти: |
Москва, СССР | ||||||
| Отец: |
Теодор Эрнстович Кренкель | ||||||
| Мать: |
Мария Яковлевна Кренкель (ур. Кестнер) | ||||||
| Супруга: | |||||||
| Дети: |
Ирина, Людмила (1928), Теодор (1940) | ||||||
| Награды и премии: |
| ||||||
Эрнст Теодо́рович Кре́нкель (11 (24) декабря 1903, Белосток[1], Российская империя — 8 декабря 1971, Москва, СССР) — известный советский полярник, профессиональный радист, участник первой советской дрейфующей станции «Северный полюс-1» («СП») и других арктических экспедиций.
Герой Советского Союза, видный общественный деятель, депутат Верховного Совета СССР, член ВКП(б)/КПСС с 1938 года (кандидат — с 1934). Радиолюбитель-коротковолновик, первый председатель Совета Центрального радиоклуба (ЦРК) СССР, председатель Федерации радиоспорта СССР (1959—1971); радиолюбительские позывные — EV2EQ, U3AA, UA3AA, RAEM[4]. Первый председатель Всесоюзного общества филателистов (ВОФ; 1966—1971)[5].
Содержание
Биография
Ранние годы
Родился в Белостоке (ныне Польша), в семье инспектора коммерческого училища[1][6]. В некоторых источниках местом рождения ошибочно называется Тарту. Немец по происхождению. В 1910 году вместе с семьёй переехал в Москву. Учился в частной реформатской гимназии при швейцарской церкви.
В годы Первой мировой и гражданской войны вынужден был оставить учёбу и пойти в разнорабочие (в механической мастерской точил ножи для мясорубок, расклеивал афиши, батрачил у подмосковных садоводов). Хотел стать киноартистом. В 1921 году с отличием окончил годичные курсы радиотелеграфистов. Работал на Люберецкой приёмной радиостанции.
Арктика
Работал радистом на полярных станциях Маточкин Шар (Новая Земля, 1924—1925, 1927—1928), бухта Тихая (Земля Франца-Иосифа, 1929—1930), мыс Оловянный (Северная Земля, 1935—1936), остров Домашний (Северная Земля, 1936).
Участник арктических экспедиций на ледокольном пароходе «Георгий Седов» (1929), на дирижабле «Граф Цеппелин» (1931), пароходах «Сибиряков» (1932), «Челюскин» (1933—1934). После гибели «Челюскина» обеспечивал радиосвязь ледового лагеря О. Ю. Шмидта с материком. Позывной радиостанции «Челюскина» RAEM впоследствии был закреплён за Кренкелем в качестве его личного радиолюбительского позывного.
В 1935 году назначен начальником полярной станции на мысе Оловянном Северной Земли (в составе четырёх человек).
С 6 июня 1937 года по 15 марта 1938 года был радистом первой дрейфующей станции «Северный полюс» (позывной UPOL)[7].
- Ernst Krenkel 1938.jpg
На дрейфующей полярной станции СП-1 (1937—1938)
За участие в исследованиях Северного Ледовитого океана, проведенных во время дрейфа на льдине, он (как и его коллеги по дрейфу) получил в 1938 году степень доктора географических наук (без защиты диссертации) и был избран почётным членом Всесоюзного географического общества.
Главсевморпуть
После дрейфа на станции «Северный полюс» работал начальником Управления полярных станций и связи Главсевморпути. В годы Великой Отечественной войны был заместителем начальника и членом коллегии Главсевморпути. Руководил эвакуацией семей полярников из Москвы и Ленинграда, участвовал в переброске Арктического института и других подразделений Главсевморпути из осаждённого Ленинграда.
Во время пребывания Главного управления Севморпути в глубоком тылу (в Красноярске), начиная с октября 1941 года, продолжал работать в качестве заместителя начальника Главсевморпути, руководил работой всех советских полярных станций[8]. В его ведении было и налаживание надёжной радиосвязи вдоль маршрута «Алсиб», по которому с октября 1942 по октябрь 1945 года перегоняли с Аляски в Красноярск американские самолёты, поставляемые по ленд-лизу[9].
Послевоенные годы
Возвратившись после войны в Москву, продолжал работать в Главсевморпути. В 1946 году, когда был снят вызванный войной запрет на любительскую радиосвязь, Кренкель первым в СССР получил лицензию на личную радиостанцию[4]. С 1948 по 1951 год Э. Т. Кренкель возглавлял Московский радиозавод «Волна»[10].
Метеослужба
С 1951 года работал начальником лаборатории автоматических радиометеорологических станций НИИ гидрометеорологического приборостроения Главного управления гидрометеорологической службы СССР (ГУГМС). Создание автоматических метеостанций, размещаемых в труднодоступных районах, позволило значительно сгустить сеть наблюдений за погодой. В 1969 г., после возвращения из антарктического рейса, был назначен директором этого института.
Антарктика
С 15 ноября 1968 года по 15 марта 1969 года Кренкель был начальником рейса научно-исследовательского судна ГУГМС «Профессор Зубов» из Ленинграда в Антарктику. Судно доставило участников 14-й Советской антарктической экспедиции на полярные станции «Мирный» и «Беллинсгаузен» и забрало зимовщиков предыдущей экспедиции. 6 февраля 1969 года на антарктическом острове Кинг-Джордж (Ватерлоо), где расположена станция «Беллинсгаузен», состоялась встреча с президентом Чили Эдуардо Фреем, который посетил находящуюся на том же острове чилийскую полярную станцию[11].
Во время рейса Э. Т. Кренкель выходил в эфир на коротковолновых радиолюбительских диапазонах под позывным RAEM/mm (две последние буквы означают, что радиостанция расположена на морском судне, находящемся в плавании). На борту судна Кренкель приступил к работе над мемуарами «RAEM — мои позывные». Вскоре после рейса эта книга начала публиковаться в журнале «Новый мир».
Умер 8 декабря 1971 года. Похоронен в Москве, на Новодевичьем кладбище (7-й участок). Памятник на могиле символизирует вырывающийся из Северного полюса радиосигнал с позывным RAEM[12].
Достижения
12 января 1930 года установил мировой рекорд дальности радиосвязи[6][13], осуществив связь между диаметрально противоположными районами земного шара: находясь в Арктике на полярной станции Бухта Тихая на острове Гукера (архипелаг Земля Франца-Иосифа), используя самодельную аппаратуру и позывной сигнал RPH, он провёл радиосвязь на коротких волнах (КВ) с антарктической базой Литл-Америка первой экспедиции Бэрда, находившейся на шельфовом леднике Росса.
- Krenkel and Saltykov.jpg
Э. Т. Кренкель после возвращения со станции «Северный полюс» (1938) вручает приз — свой личный радиоприёмник КУБ-4 — ленинградскому коротковолновику В. С. Салтыкову, который первым из радиолюбителей установил связь с дрейфующей льдиной
- Krenkel ET.jpg
Эрнст Теодорович Кренкель (1938)
Общественная деятельность
- Депутат Верховного Совета СССР (1937—1946)[14].
- В течение многих лет до конца жизни — председатель Федерации радиоспорта СССР.
- Председатель ВОФ[5][15].
Награды
Э. Т. Кренкель был удостоен следующих государственных и общественных наград:
- Герой Советского Союза (22 марта 1938).
- Два ордена Ленина (1937, 1938).
- Орден Трудового Красного Знамени (1932).
- Два ордена Красной Звезды (1934, 19??).
- Различные медали.
- Нагрудный знак «Почётный радист СССР» (1946)[16].
- Почётный знак Всесоюзного добровольного общества содействия армии, авиации и флоту — ДОСААФ[17].
Память
- Именем Э. Т. Кренкеля названы:
- бухта Кренкеля — обширный залив моря Лаптевых у юго-восточного побережья острова Комсомолец в архипелаге Северная Земля[18];
- геофизическая полярная обсерватория на острове Хейса (архипелаг Земля Франца-Иосифа);
- улица Кренкеля в ряде городов:
- в Москве,
- в Бахмуте,
- в Донецке,
- в Екатеринбурге,
- в Ижевске (с 1938 по 1957 год)[19],
- в Красном Ключе,
- в Липецке (с 1936 по 1957 год),
- в Мариуполе,
- в Одессе (улица и переулок),
- в Рославле,
- в Рыбинске,
- в Самарканде;
- Центральный радиоклуб СССР (ныне России) в Москве;
- Электротехникум связи в Санкт-Петербурге (ныне Колледж телекоммуникаций в составе СПбГУТ им. проф. М. А. Бонч-Бруевича);
- Морское научно-исследовательское судно погоды «Эрнст Кренкель» (IMO 7205685)[20];
- Музей радио и радиолюбительства в Москве[21][22].
- Мемориальная доска на доме, где жил Э. Т. Кренкель (Москва, ул. Чаплыгина, дом 1, строение 1 — бывший дом 1а), была установлена 29 декабря 1973 года[23].
- Радиолюбительский диплом «RAEM» учреждён в память об Э. Т. Кренкеле в 1972 году. Для его получения требуется провести определённое количество радиосвязей с российскими радиостанциями, находящимися за Северным и Южным полярными кругами[24][25].
- Радиолюбительский диплом «Эрнст Кренкель» учреждён «Клубом радиолюбителей города Москвы» в 2013 году в честь 110-летия Э. Т. Кренкеля[26].
- «Мемориал Э. Т. Кренкеля — RAEM» — ежегодные открытые международные соревнования по радиосвязи на КВ телеграфом, проводящиеся с 1972 года[27].
- Центральный радиоклуб СССР выпускал бланки QSL-карточек с портретом Кренкеля[28].
- Любительские КВ радиостанции с мемориальными позывными RAEM, R1AEM, R3AEM, R4AEM, R6AEM, R9AEM, R0AEM работали с территории России в 2003 году в честь 100-летия со дня рождения Э. Т. Кренкеля[24].
- Специальное гашение почтовой корреспонденции штемпелем «100 лет со дня рождения Э. Т. Кренкеля» производила 24 декабря 2003 года почта России[29].
- Позывной RAEM внесён в исключение из правил назначения позывных по действующим «Правилам образования позывных сигналов опознавания радиоэлектронных средств»[30].
- В честь 110-летия со дня рождения Э. Т. Кренкеля с 1 января по 31 декабря 2013 года коллектив радиолюбителей из Дании, Германии, Великобритании и Польши «Радиодрузья Эрнста Кренкеля» работал в эфире с территории Дании под позывным OU1RAEM[31][32]. С 1 по 31 декабря 2013 года Союз радиолюбителей России провёл дни активности, в ходе которых ряд любительских станций из разных регионов России работал в эфире специальными позывными: R110RAEM и от RA110RAEM до RZ110RAEM.[33] Мемориальные станции открылись также на Украине (EM110RAEM и другие), в Венгрии (HA110RAEM), Польше (HF110RAEM, SO110RAEM), Болгарии (LZ110RAEM), Эквадоре (HD2RAE)[34].
Кренкель в филателии
В качестве первого председателя ВОФ (с 1966) Эрнст Кренкель сыграл значительную роль в организации и становлении филателистического движения в стране[5]. В конце мая 1967 года он возглавлял делегацию ВОФ на 36-м конгрессе Международной федерации филателии (ФИП) в Амстердаме, где решался вопрос о приёме ВОФ в ряды ФИП. Кренкель много раз выступал в филателистических выпусках радиостанции «Маяк». Именно в одной из таких радиопередач, по возвращении с конгресса, он сообщил о принятии ВОФ в состав ФИП[35]:
|
— Дорогие товарищи! Рад сообщить вам, что наше филателистическое Общество принято в ФИП и теперь является членом международной филателистической организации. <…>
Последним вопросом был приём в международную филателистическую организацию новых стран, заявивших о своем желании вступить в ФИП. Обсуждение происходило в отсутствие представителей страны-заявительницы. Эрнст Теодорович сделал паузу и с большим подъёмом произнёс: — Наше Общество было принято единогласно! Президент ФИП Бертело[en] произнёс небольшую речь и поздравил с вступлением в ФИП. После этого нас попросили рассказать о Всесоюзном обществе филателистов, наших задачах и целях. Что нам даёт участие в ФИПе? Теперь наши филателисты смогут принять самое активное участие в международной филателистической жизни, участвовать в конгрессах ФИП и международных выставках. |
|
В своих выступлениях Эрнст Кренкель подчёркивал[36]:
|
|
Хорошая коллекция по существу является своеобразной энциклопедией, где представлено всё: история страны с её знаменательными датами, география страны, её города, природные богатства, культура и, конечно, люди, делами которых славится страна.
Назвать филателию наукой было бы чересчур смело, однако серьёзный филателист должен знать многое. |
|
Свою приверженность организации и популяризации филателистического дела в СССР сам Кренкель лаконично объяснял так[35]:
|
|
Рад служить советской филателии! |
|
В память о больших заслугах Эрнста Теодоровича в развитии советской филателии и укреплении международных связей ВОФ постановлением Президиума правления ВОФ был учреждён приз имени Э. Т. Кренкеля, одобренный IV съездом ВОФ в 1979 году[15].
В честь Кренкеля были выпущены почтовые марки[5], конверты[37] и специальные почтовые штемпели.
|
|
|
Произведения
- Кренкель Э. [www.libex.ru/detail/book79824.html Четыре товарища.] — М.: Художественная литература, 1940. — 316 с.
- Кренкель Э. Т. [vivovoco.astronet.ru/VV/PAPERS/BIO/KRENKEL/RAEM/RAEM.HTM RAEM — мои позывные.] — М.: Советская Россия, 1973. — 436 с.
См. также
Напишите отзыв о статье "Кренкель, Эрнст Теодорович"
Примечания
- ↑ 1 2 3 Кренкель Э. Т. [vivovoco.astronet.ru/VV/PAPERS/BIO/KRENKEL/RAEM/RAEM.HTM RAEM — мои позывные]. — М.: Советская Россия, 1973. — 436 с.
- ↑ [www.tvmuseum.ru/catalog.asp?ob_no=11502 Музей телевидения и радио в Интернете: Кренкель Л. Э.]
- ↑ [novodevichiynecropol.narod.ru/krenkel_et.htm Сайт «Новодевичий некрополь»].
- ↑ 1 2 Валерий Сидоров. [hamradio.su/articles/article455.html Мировая и отечественная история любительской радиосвязи]. Радиолюбительские статьи: Наша история. QRZ.RU — Сервер радиолюбителей (17 декабря 2007). Проверено 12 сентября 2009. [www.webcitation.org/65QyC83Cf Архивировано из первоисточника 14 февраля 2012].
- ↑ 1 2 3 4 5 Кренкель // [dic.academic.ru/dic.nsf/dic_philately/1260/ Большой филателистический словарь] / Н. И. Владинец, Л. И. Ильичёв, И. Я. Левитас, П. Ф. Мазур, И. Н. Меркулов, И. А. Моросанов, Ю. К. Мякота, С. А. Панасян, Ю. М. Рудников, М. Б. Слуцкий, В. А. Якобс; под общ. ред. Н. И. Владинца и В. А. Якобса. — М.: Радио и связь, 1988. — 320 с. — 40 000 экз. — ISBN 5-256-00175-2. (Проверено 17 июля 2011)
- ↑ 1 2 [vivovoco.astronet.ru/VV/PAPERS/BIO/KRENKEL/KRENKEL1.HTM Кремер Б. А., Эрнст Кренкель — радист и полярник].
- ↑ Члиянц Г. [qrz.su/articles/detail.phtml?id=436 70-летний юбилей UPOL]. Радиолюбительские статьи: Наша история. QRZ.RU — Сервер радиолюбителей (18 июня 2007). Проверено 16 февраля 2011. [www.webcitation.org/65QyEt7vU Архивировано из первоисточника 14 февраля 2012].
- ↑ [radon.doolru.org.ua/index.php?option=com_content&view=article&id=2232&catid=55&Itemid=80 Члиянц Г. Его позывной — RAEM (краткая хроника)].
- ↑ [samlib.ru/m/margolius_a_p/krenkel.shtml Марголиус А. П. Эрнст Кренкель — советский немец — радист № 1]
- ↑ [volna.ru/main/2 Научно-производственное предприятие «Волна»].
- ↑ Кренкель Э. [www.polarpost.ru/articles/Antarctica/SAE/14-SAE/14SAE.htm Сувениры Антарктиды] // Филателия СССР. — 1969. — № 7. — С. 38 — 39.
- ↑ [rk3ewb.ucoz.com/krenkel/23.jpg Памятник на могиле].
- ↑ [www.telecomlaw.ru/personalia/krenkel.html Телекоммуникационное право. Кто есть кто].
- ↑ [www.cikrf.ru/vistavki/65let/spisok_dep.html Депутаты Верховного Совета СССР I созыва].
- ↑ 1 2 3 Кренкеля приз // [dic.academic.ru/dic.nsf/dic_philately/1261/ Большой филателистический словарь] / Н. И. Владинец, Л. И. Ильичёв, И. Я. Левитас, П. Ф. Мазур, И. Н. Меркулов, И. А. Моросанов, Ю. К. Мякота, С. А. Панасян, Ю. М. Рудников, М. Б. Слуцкий, В. А. Якобс; под общ. ред. Н. И. Владинца и В. А. Якобса. — М.: Радио и связь, 1988. — 320 с. — 40 000 экз. — ISBN 5-256-00175-2. (Проверено 17 июля 2011).
- ↑ [www.chipinfo.ru/literature/radio/194602/p3-5.html Приказ Министра Вооружённых сил СССР от 7 мая 1946 года.]
- ↑ [www.tambovrar.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=115&Itemid=31 Почётный знак ДОСААФ СССР].
- ↑ Лист карты U-47-XXXI,XXXII,XXXIII бух. Кренкеля. Масштаб: 1 : 200 000. Состояние местности на 1988 год. Издание 1992 г.
- ↑ [www.izhstreet.ru/page.php?id=283 Мира ул.]. www.izhstreet.ru — Улицы Ижевска. Проверено 10 июля 2010. [www.webcitation.org/65QyH5UzZ Архивировано из первоисточника 14 февраля 2012].
- ↑ [www.esimo.ru/meta/vessels/vesselInfo.jsp?ex=4519 Сведения о судне «Эрнст Кренкель»]. Официальный портал Подпрограммы 10 «Единая система информации об обстановке в Мировом океане» в рамках ФЦП Мировой океан. Проверено 10 июля 2010. [www.webcitation.org/65QyIDIEH Архивировано из первоисточника 14 февраля 2012].
- ↑ [www.rrl-museum.cqham.ru/ Музей РРЛ_Кр]. Сайт Музея радио и радиолюбительства им. Э. Т. Кренкеля. Проверено 15 сентября 2009. [www.webcitation.org/65QyIp7Jn Архивировано из первоисточника 14 февраля 2012].
- ↑ [www.museum.ru/M3079 Музей радио и радиолюбительства им. Э. Т. Кренкеля]. Музеи Москвы. Музеи России; Российская сеть культурного наследия, Электронное издание «Культурное Наследие». Проверено 15 сентября 2009. [www.webcitation.org/65QyJSBcp Архивировано из первоисточника 14 февраля 2012].
- ↑ Тищенко Г. Памяти Эрнста Теодоровича // Филателия СССР. — 1974. — № 5. — С. IV.
- ↑ 1 2 [www.srr.ru/AWARD/raem.php Дипломы — RAEM]. Дипломы. Союз радиолюбителей России. — Положение о дипломе. Проверено 13 сентября 2009. [www.webcitation.org/65QyL0rQn Архивировано из первоисточника 14 февраля 2012].
- ↑ [lesnouvellesdx.fr/galerie/qsl/i2mov/raem2.jpg Diplôme RAEM] (фр.). [lesnouvellesdx.fr/article/raem.php La vie de Ernst Krenkel RAEM]. Les Nouvelles DX. — Диплом «RAEM», выдавашийся до 2006 года. Проверено 13 сентября 2009. [www.webcitation.org/65QyM0oBk Архивировано из первоисточника 14 февраля 2012].
- ↑ [rcwc.ru/dipl/1461-diplom-ernst-krenkel.html Диплом «Эрнст Кренкель»].
- ↑ [raem.srr.ru/ Официальный сайт соревнований «Мемориал Э. Т. Кренкеля — RAEM»].
- ↑ [forum.qrz.ru/post498645-23.html Форум QRZ.RU — Исторические бланки QSL].
- ↑ [forum.qrz.ru/post499435-57.html Форум QRZ.RU — Исторические бланки QSL].
- ↑ [www.srr.ru/DOCUMENTS/new_calls.pdf Правила образования позывных сигналов опознавания радиоэлектронных средств] (PDF). Документы. Союз радиолюбителей России (12 ноября 2007). Проверено 7 февраля 2011. [www.webcitation.org/65QyMxxqe Архивировано из первоисточника 14 февраля 2012].
- ↑ [www.qrz.com/db/OU1RAEM OU1RAEM].
- ↑ [www.dxcoffee.com/eng/2013/01/05/ou1raem-radio-friends-ernst-krenkel/ OU1RAEM Radio Friends of Ernst Krenkel].
- ↑ [www.raem110.ru/terms/ Положение о днях активности в честь 110-й годовщины со дня рождения Э. Т. Кренкеля].
- ↑ [qrz.com/db/EM110RAEM EM110RAEM].
- ↑ 1 2 Мусатов Л. [stampsportal.ru/great-russia-stamps/soviet-stamps/ussr/1961-91/common/388-common/2213-krenkel-1975-12 «Чрезвычайное» сообщение. Эрнст Кренкель у микрофона] // Филателия СССР. — 1975. — № 12. — С. 23. (Проверено 17 сентября 2015) [www.webcitation.org/6bbrjl4gi Архивировано] из первоисточника 17 сентября 2015.
- ↑ Кисин Б. М. [www.ozon.ru/context/detail/id/3223180/ Страна Филателия] / Ред. В. Нездвецкий. — М.: Просвещение, 1969. — С. 152. — 240 с. — 100 000 экз. (Проверено 15 июля 2016) [webcitation.org/6eDwKqKmf Архивировано] из первоисточника 2 января 2016.
- ↑ [www.ivki.ru/kapustin/person/krenkel/krenkel.htm Конверт СССР] в память об Э. Кренкеле на сайте И. В. Капустина [www.ivki.ru/kapustin/index.html «Арктика Антарктика филателия»].
Литература
- Балашов Б. Посвящённые Э. Т. Кренкелю // Филателия СССР. — 1973. — № 9. — С. 5.
- Бурлянд В. [www.rw6ase2.narod.ru/rf/rf41_08/directory.djvu В эфире — RAEM] // Радиофронт. — 1941. — № 8. — С. 30—31. (Проверено 14 июля 2010)
- Бухаров О. Н. [www.stampsportal.ru/great-russia-stamps/soviet-stamps/common-articles/2445-svidhistory-1982 Марки — свидетели истории]. — М.: Радио и связь, 1982. — 80 с. (Проверено 21 сентября 2015) [www.webcitation.org/6bhlXKSE0 Архивировано] из первоисточника 21 сентября 2015.
- Вугина Р. Полвека с марками // Филателия СССР. — 1975. — № 12. — С. 23. — (Рубрика: Нам пишут).
- Кремер Б. А. [vivovoco.astronet.ru/VV/PAPERS/BIO/KRENKEL/KRENKEL1.HTM Эрнст Кренкель — радист и полярник] // Наш Кренкель. — Л.: Гидрометеоиздат, 1977. (Проверено 14 июля 2010)
- Наш Кренкель. — Л.: Гидрометеоиздат, 1975. (См. ниже рецензию на книгу, составленную И. Чеховым.)
- Орлов В. Филателия о радиоспорте // Филателия СССР. — 1975. — № 9. — С. 7—9.
- Чехов И. Рыцарю Арктики посвящается // Филателия СССР. — 1975. — № 9. — С. 31.
- Ларионов С. Северный полюс. М. 1958.
Ссылки
|
Портал «Персоналии» |
|---|---|
|
Портал «Филателия» |
|
Филателия в Викицитатнике? |
[www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=596 Кренкель, Эрнст Теодорович]. Сайт «Герои Страны».
- [vivovoco.astronet.ru/VV/PAPERS/BIO/KRENKEL/KRENKEL0.HTM Эрнст Теодорович Кренкель] — электронные копии книги Э. Т. Кренкеля «RAEM — мои позывные» и воспоминаний о нём на сайте [vivovoco.astronet.ru/ «VIVOS VOCO!»]
- [book-chel.ru/ind.php?what=card&id=942 Кренкель, Эрнст Теодорович] в энциклопедии «Челябинск»
| ||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Кренкель, Эрнст Теодорович
Шиншин еще не успел сказать приготовленную им шутку на патриотизм графа, как Наташа вскочила с своего места и подбежала к отцу.– Что за прелесть, этот папа! – проговорила она, целуя его, и она опять взглянула на Пьера с тем бессознательным кокетством, которое вернулось к ней вместе с ее оживлением.
– Вот так патриотка! – сказал Шиншин.
– Совсем не патриотка, а просто… – обиженно отвечала Наташа. – Вам все смешно, а это совсем не шутка…
– Какие шутки! – повторил граф. – Только скажи он слово, мы все пойдем… Мы не немцы какие нибудь…
– А заметили вы, – сказал Пьер, – что сказало: «для совещания».
– Ну уж там для чего бы ни было…
В это время Петя, на которого никто не обращал внимания, подошел к отцу и, весь красный, ломающимся, то грубым, то тонким голосом, сказал:
– Ну теперь, папенька, я решительно скажу – и маменька тоже, как хотите, – я решительно скажу, что вы пустите меня в военную службу, потому что я не могу… вот и всё…
Графиня с ужасом подняла глаза к небу, всплеснула руками и сердито обратилась к мужу.
– Вот и договорился! – сказала она.
Но граф в ту же минуту оправился от волнения.
– Ну, ну, – сказал он. – Вот воин еще! Глупости то оставь: учиться надо.
– Это не глупости, папенька. Оболенский Федя моложе меня и тоже идет, а главное, все равно я не могу ничему учиться теперь, когда… – Петя остановился, покраснел до поту и проговорил таки: – когда отечество в опасности.
– Полно, полно, глупости…
– Да ведь вы сами сказали, что всем пожертвуем.
– Петя, я тебе говорю, замолчи, – крикнул граф, оглядываясь на жену, которая, побледнев, смотрела остановившимися глазами на меньшого сына.
– А я вам говорю. Вот и Петр Кириллович скажет…
– Я тебе говорю – вздор, еще молоко не обсохло, а в военную службу хочет! Ну, ну, я тебе говорю, – и граф, взяв с собой бумаги, вероятно, чтобы еще раз прочесть в кабинете перед отдыхом, пошел из комнаты.
– Петр Кириллович, что ж, пойдем покурить…
Пьер находился в смущении и нерешительности. Непривычно блестящие и оживленные глаза Наташи беспрестанно, больше чем ласково обращавшиеся на него, привели его в это состояние.
– Нет, я, кажется, домой поеду…
– Как домой, да вы вечер у нас хотели… И то редко стали бывать. А эта моя… – сказал добродушно граф, указывая на Наташу, – только при вас и весела…
– Да, я забыл… Мне непременно надо домой… Дела… – поспешно сказал Пьер.
– Ну так до свидания, – сказал граф, совсем уходя из комнаты.
– Отчего вы уезжаете? Отчего вы расстроены? Отчего?.. – спросила Пьера Наташа, вызывающе глядя ему в глаза.
«Оттого, что я тебя люблю! – хотел он сказать, но он не сказал этого, до слез покраснел и опустил глаза.
– Оттого, что мне лучше реже бывать у вас… Оттого… нет, просто у меня дела.
– Отчего? нет, скажите, – решительно начала было Наташа и вдруг замолчала. Они оба испуганно и смущенно смотрели друг на друга. Он попытался усмехнуться, но не мог: улыбка его выразила страдание, и он молча поцеловал ее руку и вышел.
Пьер решил сам с собою не бывать больше у Ростовых.
Петя, после полученного им решительного отказа, ушел в свою комнату и там, запершись от всех, горько плакал. Все сделали, как будто ничего не заметили, когда он к чаю пришел молчаливый и мрачный, с заплаканными глазами.
На другой день приехал государь. Несколько человек дворовых Ростовых отпросились пойти поглядеть царя. В это утро Петя долго одевался, причесывался и устроивал воротнички так, как у больших. Он хмурился перед зеркалом, делал жесты, пожимал плечами и, наконец, никому не сказавши, надел фуражку и вышел из дома с заднего крыльца, стараясь не быть замеченным. Петя решился идти прямо к тому месту, где был государь, и прямо объяснить какому нибудь камергеру (Пете казалось, что государя всегда окружают камергеры), что он, граф Ростов, несмотря на свою молодость, желает служить отечеству, что молодость не может быть препятствием для преданности и что он готов… Петя, в то время как он собирался, приготовил много прекрасных слов, которые он скажет камергеру.
Петя рассчитывал на успех своего представления государю именно потому, что он ребенок (Петя думал даже, как все удивятся его молодости), а вместе с тем в устройстве своих воротничков, в прическе и в степенной медлительной походке он хотел представить из себя старого человека. Но чем дальше он шел, чем больше он развлекался все прибывающим и прибывающим у Кремля народом, тем больше он забывал соблюдение степенности и медлительности, свойственных взрослым людям. Подходя к Кремлю, он уже стал заботиться о том, чтобы его не затолкали, и решительно, с угрожающим видом выставил по бокам локти. Но в Троицких воротах, несмотря на всю его решительность, люди, которые, вероятно, не знали, с какой патриотической целью он шел в Кремль, так прижали его к стене, что он должен был покориться и остановиться, пока в ворота с гудящим под сводами звуком проезжали экипажи. Около Пети стояла баба с лакеем, два купца и отставной солдат. Постояв несколько времени в воротах, Петя, не дождавшись того, чтобы все экипажи проехали, прежде других хотел тронуться дальше и начал решительно работать локтями; но баба, стоявшая против него, на которую он первую направил свои локти, сердито крикнула на него:
– Что, барчук, толкаешься, видишь – все стоят. Что ж лезть то!
– Так и все полезут, – сказал лакей и, тоже начав работать локтями, затискал Петю в вонючий угол ворот.
Петя отер руками пот, покрывавший его лицо, и поправил размочившиеся от пота воротнички, которые он так хорошо, как у больших, устроил дома.
Петя чувствовал, что он имеет непрезентабельный вид, и боялся, что ежели таким он представится камергерам, то его не допустят до государя. Но оправиться и перейти в другое место не было никакой возможности от тесноты. Один из проезжавших генералов был знакомый Ростовых. Петя хотел просить его помощи, но счел, что это было бы противно мужеству. Когда все экипажи проехали, толпа хлынула и вынесла и Петю на площадь, которая была вся занята народом. Не только по площади, но на откосах, на крышах, везде был народ. Только что Петя очутился на площади, он явственно услыхал наполнявшие весь Кремль звуки колоколов и радостного народного говора.
Одно время на площади было просторнее, но вдруг все головы открылись, все бросилось еще куда то вперед. Петю сдавили так, что он не мог дышать, и все закричало: «Ура! урра! ура!Петя поднимался на цыпочки, толкался, щипался, но ничего не мог видеть, кроме народа вокруг себя.
На всех лицах было одно общее выражение умиления и восторга. Одна купчиха, стоявшая подле Пети, рыдала, и слезы текли у нее из глаз.
– Отец, ангел, батюшка! – приговаривала она, отирая пальцем слезы.
– Ура! – кричали со всех сторон. С минуту толпа простояла на одном месте; но потом опять бросилась вперед.
Петя, сам себя не помня, стиснув зубы и зверски выкатив глаза, бросился вперед, работая локтями и крича «ура!», как будто он готов был и себя и всех убить в эту минуту, но с боков его лезли точно такие же зверские лица с такими же криками «ура!».
«Так вот что такое государь! – думал Петя. – Нет, нельзя мне самому подать ему прошение, это слишком смело!Несмотря на то, он все так же отчаянно пробивался вперед, и из за спин передних ему мелькнуло пустое пространство с устланным красным сукном ходом; но в это время толпа заколебалась назад (спереди полицейские отталкивали надвинувшихся слишком близко к шествию; государь проходил из дворца в Успенский собор), и Петя неожиданно получил в бок такой удар по ребрам и так был придавлен, что вдруг в глазах его все помутилось и он потерял сознание. Когда он пришел в себя, какое то духовное лицо, с пучком седевших волос назади, в потертой синей рясе, вероятно, дьячок, одной рукой держал его под мышку, другой охранял от напиравшей толпы.
– Барчонка задавили! – говорил дьячок. – Что ж так!.. легче… задавили, задавили!
Государь прошел в Успенский собор. Толпа опять разровнялась, и дьячок вывел Петю, бледного и не дышащего, к царь пушке. Несколько лиц пожалели Петю, и вдруг вся толпа обратилась к нему, и уже вокруг него произошла давка. Те, которые стояли ближе, услуживали ему, расстегивали его сюртучок, усаживали на возвышение пушки и укоряли кого то, – тех, кто раздавил его.
– Этак до смерти раздавить можно. Что же это! Душегубство делать! Вишь, сердечный, как скатерть белый стал, – говорили голоса.
Петя скоро опомнился, краска вернулась ему в лицо, боль прошла, и за эту временную неприятность он получил место на пушке, с которой он надеялся увидать долженствующего пройти назад государя. Петя уже не думал теперь о подаче прошения. Уже только ему бы увидать его – и то он бы считал себя счастливым!
Во время службы в Успенском соборе – соединенного молебствия по случаю приезда государя и благодарственной молитвы за заключение мира с турками – толпа пораспространилась; появились покрикивающие продавцы квасу, пряников, мака, до которого был особенно охотник Петя, и послышались обыкновенные разговоры. Одна купчиха показывала свою разорванную шаль и сообщала, как дорого она была куплена; другая говорила, что нынче все шелковые материи дороги стали. Дьячок, спаситель Пети, разговаривал с чиновником о том, кто и кто служит нынче с преосвященным. Дьячок несколько раз повторял слово соборне, которого не понимал Петя. Два молодые мещанина шутили с дворовыми девушками, грызущими орехи. Все эти разговоры, в особенности шуточки с девушками, для Пети в его возрасте имевшие особенную привлекательность, все эти разговоры теперь не занимали Петю; ou сидел на своем возвышении пушки, все так же волнуясь при мысли о государе и о своей любви к нему. Совпадение чувства боли и страха, когда его сдавили, с чувством восторга еще более усилило в нем сознание важности этой минуты.
Вдруг с набережной послышались пушечные выстрелы (это стреляли в ознаменование мира с турками), и толпа стремительно бросилась к набережной – смотреть, как стреляют. Петя тоже хотел бежать туда, но дьячок, взявший под свое покровительство барчонка, не пустил его. Еще продолжались выстрелы, когда из Успенского собора выбежали офицеры, генералы, камергеры, потом уже не так поспешно вышли еще другие, опять снялись шапки с голов, и те, которые убежали смотреть пушки, бежали назад. Наконец вышли еще четверо мужчин в мундирах и лентах из дверей собора. «Ура! Ура! – опять закричала толпа.
– Который? Который? – плачущим голосом спрашивал вокруг себя Петя, но никто не отвечал ему; все были слишком увлечены, и Петя, выбрав одного из этих четырех лиц, которого он из за слез, выступивших ему от радости на глаза, не мог ясно разглядеть, сосредоточил на него весь свой восторг, хотя это был не государь, закричал «ура!неистовым голосом и решил, что завтра же, чего бы это ему ни стоило, он будет военным.
Толпа побежала за государем, проводила его до дворца и стала расходиться. Было уже поздно, и Петя ничего не ел, и пот лил с него градом; но он не уходил домой и вместе с уменьшившейся, но еще довольно большой толпой стоял перед дворцом, во время обеда государя, глядя в окна дворца, ожидая еще чего то и завидуя одинаково и сановникам, подъезжавшим к крыльцу – к обеду государя, и камер лакеям, служившим за столом и мелькавшим в окнах.
За обедом государя Валуев сказал, оглянувшись в окно:
– Народ все еще надеется увидать ваше величество.
Обед уже кончился, государь встал и, доедая бисквит, вышел на балкон. Народ, с Петей в середине, бросился к балкону.
– Ангел, отец! Ура, батюшка!.. – кричали народ и Петя, и опять бабы и некоторые мужчины послабее, в том числе и Петя, заплакали от счастия. Довольно большой обломок бисквита, который держал в руке государь, отломившись, упал на перилы балкона, с перил на землю. Ближе всех стоявший кучер в поддевке бросился к этому кусочку бисквита и схватил его. Некоторые из толпы бросились к кучеру. Заметив это, государь велел подать себе тарелку бисквитов и стал кидать бисквиты с балкона. Глаза Пети налились кровью, опасность быть задавленным еще более возбуждала его, он бросился на бисквиты. Он не знал зачем, но нужно было взять один бисквит из рук царя, и нужно было не поддаться. Он бросился и сбил с ног старушку, ловившую бисквит. Но старушка не считала себя побежденною, хотя и лежала на земле (старушка ловила бисквиты и не попадала руками). Петя коленкой отбил ее руку, схватил бисквит и, как будто боясь опоздать, опять закричал «ура!», уже охриплым голосом.
Государь ушел, и после этого большая часть народа стала расходиться.
– Вот я говорил, что еще подождать – так и вышло, – с разных сторон радостно говорили в народе.
Как ни счастлив был Петя, но ему все таки грустно было идти домой и знать, что все наслаждение этого дня кончилось. Из Кремля Петя пошел не домой, а к своему товарищу Оболенскому, которому было пятнадцать лет и который тоже поступал в полк. Вернувшись домой, он решительно и твердо объявил, что ежели его не пустят, то он убежит. И на другой день, хотя и не совсем еще сдавшись, но граф Илья Андреич поехал узнавать, как бы пристроить Петю куда нибудь побезопаснее.
15 го числа утром, на третий день после этого, у Слободского дворца стояло бесчисленное количество экипажей.
Залы были полны. В первой были дворяне в мундирах, во второй купцы с медалями, в бородах и синих кафтанах. По зале Дворянского собрания шел гул и движение. У одного большого стола, под портретом государя, сидели на стульях с высокими спинками важнейшие вельможи; но большинство дворян ходило по зале.
Все дворяне, те самые, которых каждый день видал Пьер то в клубе, то в их домах, – все были в мундирах, кто в екатерининских, кто в павловских, кто в новых александровских, кто в общем дворянском, и этот общий характер мундира придавал что то странное и фантастическое этим старым и молодым, самым разнообразным и знакомым лицам. Особенно поразительны были старики, подслеповатые, беззубые, плешивые, оплывшие желтым жиром или сморщенные, худые. Они большей частью сидели на местах и молчали, и ежели ходили и говорили, то пристроивались к кому нибудь помоложе. Так же как на лицах толпы, которую на площади видел Петя, на всех этих лицах была поразительна черта противоположности: общего ожидания чего то торжественного и обыкновенного, вчерашнего – бостонной партии, Петрушки повара, здоровья Зинаиды Дмитриевны и т. п.
Пьер, с раннего утра стянутый в неловком, сделавшемся ему узким дворянском мундире, был в залах. Он был в волнении: необыкновенное собрание не только дворянства, но и купечества – сословий, etats generaux – вызвало в нем целый ряд давно оставленных, но глубоко врезавшихся в его душе мыслей о Contrat social [Общественный договор] и французской революции. Замеченные им в воззвании слова, что государь прибудет в столицу для совещания с своим народом, утверждали его в этом взгляде. И он, полагая, что в этом смысле приближается что то важное, то, чего он ждал давно, ходил, присматривался, прислушивался к говору, но нигде не находил выражения тех мыслей, которые занимали его.
Был прочтен манифест государя, вызвавший восторг, и потом все разбрелись, разговаривая. Кроме обычных интересов, Пьер слышал толки о том, где стоять предводителям в то время, как войдет государь, когда дать бал государю, разделиться ли по уездам или всей губернией… и т. д.; но как скоро дело касалось войны и того, для чего было собрано дворянство, толки были нерешительны и неопределенны. Все больше желали слушать, чем говорить.
Один мужчина средних лет, мужественный, красивый, в отставном морском мундире, говорил в одной из зал, и около него столпились. Пьер подошел к образовавшемуся кружку около говоруна и стал прислушиваться. Граф Илья Андреич в своем екатерининском, воеводском кафтане, ходивший с приятной улыбкой между толпой, со всеми знакомый, подошел тоже к этой группе и стал слушать с своей доброй улыбкой, как он всегда слушал, в знак согласия с говорившим одобрительно кивая головой. Отставной моряк говорил очень смело; это видно было по выражению лиц, его слушавших, и по тому, что известные Пьеру за самых покорных и тихих людей неодобрительно отходили от него или противоречили. Пьер протолкался в середину кружка, прислушался и убедился, что говоривший действительно был либерал, но совсем в другом смысле, чем думал Пьер. Моряк говорил тем особенно звучным, певучим, дворянским баритоном, с приятным грассированием и сокращением согласных, тем голосом, которым покрикивают: «Чеаек, трубку!», и тому подобное. Он говорил с привычкой разгула и власти в голосе.
– Что ж, что смоляне предложили ополченцев госуаю. Разве нам смоляне указ? Ежели буародное дворянство Московской губернии найдет нужным, оно может выказать свою преданность государю импературу другими средствами. Разве мы забыли ополченье в седьмом году! Только что нажились кутейники да воры грабители…
Граф Илья Андреич, сладко улыбаясь, одобрительно кивал головой.
– И что же, разве наши ополченцы составили пользу для государства? Никакой! только разорили наши хозяйства. Лучше еще набор… а то вернется к вам ни солдат, ни мужик, и только один разврат. Дворяне не жалеют своего живота, мы сами поголовно пойдем, возьмем еще рекрут, и всем нам только клич кликни гусай (он так выговаривал государь), мы все умрем за него, – прибавил оратор одушевляясь.
Илья Андреич проглатывал слюни от удовольствия и толкал Пьера, но Пьеру захотелось также говорить. Он выдвинулся вперед, чувствуя себя одушевленным, сам не зная еще чем и сам не зная еще, что он скажет. Он только что открыл рот, чтобы говорить, как один сенатор, совершенно без зубов, с умным и сердитым лицом, стоявший близко от оратора, перебил Пьера. С видимой привычкой вести прения и держать вопросы, он заговорил тихо, но слышно:
– Я полагаю, милостивый государь, – шамкая беззубым ртом, сказал сенатор, – что мы призваны сюда не для того, чтобы обсуждать, что удобнее для государства в настоящую минуту – набор или ополчение. Мы призваны для того, чтобы отвечать на то воззвание, которым нас удостоил государь император. А судить о том, что удобнее – набор или ополчение, мы предоставим судить высшей власти…
Пьер вдруг нашел исход своему одушевлению. Он ожесточился против сенатора, вносящего эту правильность и узкость воззрений в предстоящие занятия дворянства. Пьер выступил вперед и остановил его. Он сам не знал, что он будет говорить, но начал оживленно, изредка прорываясь французскими словами и книжно выражаясь по русски.
– Извините меня, ваше превосходительство, – начал он (Пьер был хорошо знаком с этим сенатором, но считал здесь необходимым обращаться к нему официально), – хотя я не согласен с господином… (Пьер запнулся. Ему хотелось сказать mon tres honorable preopinant), [мой многоуважаемый оппонент,] – с господином… que je n'ai pas L'honneur de connaitre; [которого я не имею чести знать] но я полагаю, что сословие дворянства, кроме выражения своего сочувствия и восторга, призвано также для того, чтобы и обсудить те меры, которыми мы можем помочь отечеству. Я полагаю, – говорил он, воодушевляясь, – что государь был бы сам недоволен, ежели бы он нашел в нас только владельцев мужиков, которых мы отдаем ему, и… chair a canon [мясо для пушек], которую мы из себя делаем, но не нашел бы в нас со… со… совета.
Многие поотошли от кружка, заметив презрительную улыбку сенатора и то, что Пьер говорит вольно; только Илья Андреич был доволен речью Пьера, как он был доволен речью моряка, сенатора и вообще всегда тою речью, которую он последнею слышал.
– Я полагаю, что прежде чем обсуждать эти вопросы, – продолжал Пьер, – мы должны спросить у государя, почтительнейше просить его величество коммюникировать нам, сколько у нас войска, в каком положении находятся наши войска и армии, и тогда…
Но Пьер не успел договорить этих слов, как с трех сторон вдруг напали на него. Сильнее всех напал на него давно знакомый ему, всегда хорошо расположенный к нему игрок в бостон, Степан Степанович Апраксин. Степан Степанович был в мундире, и, от мундира ли, или от других причин, Пьер увидал перед собой совсем другого человека. Степан Степанович, с вдруг проявившейся старческой злобой на лице, закричал на Пьера:
– Во первых, доложу вам, что мы не имеем права спрашивать об этом государя, а во вторых, ежели было бы такое право у российского дворянства, то государь не может нам ответить. Войска движутся сообразно с движениями неприятеля – войска убывают и прибывают…
Другой голос человека, среднего роста, лет сорока, которого Пьер в прежние времена видал у цыган и знал за нехорошего игрока в карты и который, тоже измененный в мундире, придвинулся к Пьеру, перебил Апраксина.
– Да и не время рассуждать, – говорил голос этого дворянина, – а нужно действовать: война в России. Враг наш идет, чтобы погубить Россию, чтобы поругать могилы наших отцов, чтоб увезти жен, детей. – Дворянин ударил себя в грудь. – Мы все встанем, все поголовно пойдем, все за царя батюшку! – кричал он, выкатывая кровью налившиеся глаза. Несколько одобряющих голосов послышалось из толпы. – Мы русские и не пожалеем крови своей для защиты веры, престола и отечества. А бредни надо оставить, ежели мы сыны отечества. Мы покажем Европе, как Россия восстает за Россию, – кричал дворянин.
Категории:
- Персоналии по алфавиту
- Родившиеся в Белостоке
- Умершие в Москве
- Герои Советского Союза
- Кавалеры ордена Ленина
- Кавалеры ордена Трудового Красного Знамени
- Кавалеры ордена Красной Звезды
- Исследователи Арктики
- Челюскинцы
- Доктора географических наук
- Филателисты СССР
- Полярная почта и филателия
- Похороненные на Новодевичьем кладбище
- Радиолюбители
