RMS Queen Elizabeth
«Куин Элизабет» (англ. «RMS Queen Elizabeth») — океанский лайнер, построенный для судоходной компании Cunard Line. Среди прочего возил также и почту, за что получил индекс RMS (англ. Royal Mail Ship). Корабль был назван в честь Королевы Елизаветы. В период с 1940 по 1972 год судно являлось крупнейшим пассажирским лайнером в мире.
Содержание
История судна
Постройка
В мае 1936 года, после того, как другой лайнер компании «Кунард Лайн», «Куин Мэри», отправился в свой первый рейс, было объявлено о начале разработки следующего корабля под названием «Куин Элизабет».
Лайнер был заложен в декабре 1936 года на верфи «John Brown and Company» в городе Клайдбанк (англ. Clydebank), Шотландия. Новый корабль отличался от «Куин Мэри» улучшенным дизайном[1]. Кроме того, на «Куин Элизабет» было установлено двенадцать паровых котлов вместо двадцати четырёх, как на «Куин Мэри», что позволило убрать одну дымовую трубу. Это позволило существенно увеличить размер палубы, а также грузо- и пассажировместимость.
Спуск корабля на воду состоялся 27 сентября 1938 года в присутствии Королевы Елизаветы[1].
В то время как «Куин Элизабет» находилась в достроечном доке, были изданы специальные лицензии о пригодности корабля для плавания. 29 декабря были проведены испытания двигателей.
Через какое-то время было принято решение отправить корабль в Саутгемптон и завершить достройку там[1]. Это было сделано для того, чтобы не позволить немецким шпионам вести за судном наблюдение.
Другой немаловажной причиной явилась необходимость достройки линкора «Duke of York», что тогда могло быть осуществлено только на верфи Джона Брауна.
Корабль был перекрашен в серый цвет и укомплектован минимумом экипажа. В марте 1940 года «Куин Элизабет» покинула Клайдбанк.
Во время плавания капитану корабля были даны указания изменить курс и направиться в Нью-Йорк[1]. В тот же день, в расчётное время прибытия судна в Саутгемптон, город подвергся бомбардировке Люфтваффе.
Через шесть дней корабль пересёк Атлантику и прибыл в Нью-Йорк, где был пришвартован рядом с RMS Queen Mary и «SS Normandie». Таким образом, в одном месте одновременно оказались три самых больших лайнера в мире[1].
Участие во Второй мировой войне
«Куин Элизабет» покинула нью-йоркский порт 13 ноября и направилась в Сингапур для перевозки войск. По прибытии на корабле были установлены зенитные орудия, а также перекрасили корпус в чёрный цвет, оставив серым цвет только надпалубных сооружений.
11 февраля «Куин Элизабет» покинула сингапурский порт и приступила к перевозке австралийских войск в Азию и Африку. После 1942 года судно было передислоцировано в Северную Атлантику для перевозки американских войск в Европу.
Другой лайнер компании Cunard Line, «Куин Мэри», также использовался как военный транспорт. Благодаря своей высокой скорости «Куин Мэри» и «Куин Элизабет» могли совершать рейсы без конвоя[1].
За время своей службы судно перевезло более 750 000 военнослужащих[1].
Послевоенная карьера
После окончания Второй мировой войны «Куин Элизабет» была освобождена от воинской службы. В Гриноке, Шотландия, судно было переоборудовано обратно в пассажирский лайнер[1].
Последние ходовые испытания «Куин Элизабет» были проведены во время путешествия на остров Арран. Во время круиза на борту корабля находилась Королева Елизавета со своими дочерьми Елизаветой и Маргарет. Испытания проходили под руководством сэра Перси Бэйтса (англ. Sir Percy Bates), который следил за тем, чтобы скорость лайнера не превысила 30 узлов (55,5 км/ч). Это делалось для того, чтобы «Куин Элизабет» не побила скоростной рекорд «Куин Мэри».
После ходовых испытании лайнер был направлен в Нью-Йорк.
Несмотря на схожие технические характеристики, «Куин Элизабет», в отличие от «Куин Мэри», никогда[1] не присуждался приз «Голубая лента Атлантики», который вручался океанским лайнерам за самое быстрое пересечение Северной Атлантики.
14 апреля 1947 года «Куин Элизабет» села на мель возле Саутгемптона. На следующий день корабль был снят с неё.
Вместе с «Куин Мэри», «Куин Элизабет» являлась лидером в области пассажирских перевозок[1], но после появления в конце 50-х реактивных самолётов судно стало нерентабельным. Какое-то время корабль курсировал между Нассау и Нью-Йорком. Были проведены работы по установке бассейна на открытом воздухе и улучшению кондиционирования. Предпринятая попытка спасти положение не увенчалась успехом: у «Куин Элизабет» был большой расход топлива, низкая осадка, из-за которой нельзя было заходить в порты, находящиеся на островах, и большая ширина, которая делала невозможным проход лайнера через Панамский канал.
Всё это послужило причиной того, что 1968 году «Куин Элизабет» была выведена из состава флота. В 1969 году «Куин Элизабет» была заменена новым, более экономичным лайнером «Куин Элизабет 2».
Последние годы
В 1968 году «Куин Элизабет» была продана группе бизнесменов из Филадельфии, которые планировали переоборудовать корабль в плавучий отель и по совместительству туристический центр во Флориде[1], но в 1970 году из-за финансовых затруднений «Куин Элизабет» была продана гонконгскому магнату[1]. Тот решил превратить лайнер в морской университет для проведения обучающей программы «Семестр в море» (англ. Semester at Sea, SAS)[1].
Через некоторое время корабль был переименован в «Seawise University» и покрашен в белый цвет.
9 января 1972 года на лайнере случился большой пожар, в результате которого он опрокинулся и затонул в бухте Виктории (англ. Victoria Harbour) в Гонконге. В период с 1974 по 1975 год большая часть корабля была разобрана на металлолом. Тем не менее, киль лайнера и паровые турбины до сих пор покоятся на дне бухты[1]. На местных морских картах место крушения «Куин Элизабет» помечено как опасное для постановки кораблей на якорь.
После крушения «Куин Элизабет» самым большим пассажирским судном стал лайнер «SS France»[1].
Интересные факты
В 1974 году на затонувшем лайнере проходили съёмки девятого фильма о Джеймсе Бонде — «Человек с золотым пистолетом». По сюжету, на «Куин Элизабет» располагалась секретная штаб-квартира МИ-6.
Напишите отзыв о статье "RMS Queen Elizabeth"
Примечания
Ссылки
- [www.thegreatoceanliners.com/queenelizabeth.html Queen Elizabeth 1940—1973] (англ.)
- [rmhh.co.uk/ships/pages/RMS%20Queen%20Elizabeth%201.html Подборка фотографий и история RMS Queen Elizabeth] (англ.)
Отрывок, характеризующий RMS Queen Elizabeth
– Я боюсь спутать фигуры, – сказал Пьер, – но ежели вы хотите быть моим учителем…И он подал свою толстую руку, низко опуская ее, тоненькой девочке.
Пока расстанавливались пары и строили музыканты, Пьер сел с своей маленькой дамой. Наташа была совершенно счастлива; она танцовала с большим , с приехавшим из за границы . Она сидела на виду у всех и разговаривала с ним, как большая. У нее в руке был веер, который ей дала подержать одна барышня. И, приняв самую светскую позу (Бог знает, где и когда она этому научилась), она, обмахиваясь веером и улыбаясь через веер, говорила с своим кавалером.
– Какова, какова? Смотрите, смотрите, – сказала старая графиня, проходя через залу и указывая на Наташу.
Наташа покраснела и засмеялась.
– Ну, что вы, мама? Ну, что вам за охота? Что ж тут удивительного?
В середине третьего экосеза зашевелились стулья в гостиной, где играли граф и Марья Дмитриевна, и большая часть почетных гостей и старички, потягиваясь после долгого сиденья и укладывая в карманы бумажники и кошельки, выходили в двери залы. Впереди шла Марья Дмитриевна с графом – оба с веселыми лицами. Граф с шутливою вежливостью, как то по балетному, подал округленную руку Марье Дмитриевне. Он выпрямился, и лицо его озарилось особенною молодецки хитрою улыбкой, и как только дотанцовали последнюю фигуру экосеза, он ударил в ладоши музыкантам и закричал на хоры, обращаясь к первой скрипке:
– Семен! Данилу Купора знаешь?
Это был любимый танец графа, танцованный им еще в молодости. (Данило Купор была собственно одна фигура англеза .)
– Смотрите на папа, – закричала на всю залу Наташа (совершенно забыв, что она танцует с большим), пригибая к коленам свою кудрявую головку и заливаясь своим звонким смехом по всей зале.
Действительно, всё, что только было в зале, с улыбкою радости смотрело на веселого старичка, который рядом с своею сановитою дамой, Марьей Дмитриевной, бывшей выше его ростом, округлял руки, в такт потряхивая ими, расправлял плечи, вывертывал ноги, слегка притопывая, и всё более и более распускавшеюся улыбкой на своем круглом лице приготовлял зрителей к тому, что будет. Как только заслышались веселые, вызывающие звуки Данилы Купора, похожие на развеселого трепачка, все двери залы вдруг заставились с одной стороны мужскими, с другой – женскими улыбающимися лицами дворовых, вышедших посмотреть на веселящегося барина.
– Батюшка то наш! Орел! – проговорила громко няня из одной двери.
Граф танцовал хорошо и знал это, но его дама вовсе не умела и не хотела хорошо танцовать. Ее огромное тело стояло прямо с опущенными вниз мощными руками (она передала ридикюль графине); только одно строгое, но красивое лицо ее танцовало. Что выражалось во всей круглой фигуре графа, у Марьи Дмитриевны выражалось лишь в более и более улыбающемся лице и вздергивающемся носе. Но зато, ежели граф, всё более и более расходясь, пленял зрителей неожиданностью ловких выверток и легких прыжков своих мягких ног, Марья Дмитриевна малейшим усердием при движении плеч или округлении рук в поворотах и притопываньях, производила не меньшее впечатление по заслуге, которую ценил всякий при ее тучности и всегдашней суровости. Пляска оживлялась всё более и более. Визави не могли ни на минуту обратить на себя внимания и даже не старались о том. Всё было занято графом и Марьею Дмитриевной. Наташа дергала за рукава и платье всех присутствовавших, которые и без того не спускали глаз с танцующих, и требовала, чтоб смотрели на папеньку. Граф в промежутках танца тяжело переводил дух, махал и кричал музыкантам, чтоб они играли скорее. Скорее, скорее и скорее, лише, лише и лише развертывался граф, то на цыпочках, то на каблуках, носясь вокруг Марьи Дмитриевны и, наконец, повернув свою даму к ее месту, сделал последнее па, подняв сзади кверху свою мягкую ногу, склонив вспотевшую голову с улыбающимся лицом и округло размахнув правою рукой среди грохота рукоплесканий и хохота, особенно Наташи. Оба танцующие остановились, тяжело переводя дыхание и утираясь батистовыми платками.
– Вот как в наше время танцовывали, ma chere, – сказал граф.
– Ай да Данила Купор! – тяжело и продолжительно выпуская дух и засучивая рукава, сказала Марья Дмитриевна.
В то время как у Ростовых танцовали в зале шестой англез под звуки от усталости фальшививших музыкантов, и усталые официанты и повара готовили ужин, с графом Безухим сделался шестой удар. Доктора объявили, что надежды к выздоровлению нет; больному дана была глухая исповедь и причастие; делали приготовления для соборования, и в доме была суетня и тревога ожидания, обыкновенные в такие минуты. Вне дома, за воротами толпились, скрываясь от подъезжавших экипажей, гробовщики, ожидая богатого заказа на похороны графа. Главнокомандующий Москвы, который беспрестанно присылал адъютантов узнавать о положении графа, в этот вечер сам приезжал проститься с знаменитым Екатерининским вельможей, графом Безухим.
Великолепная приемная комната была полна. Все почтительно встали, когда главнокомандующий, пробыв около получаса наедине с больным, вышел оттуда, слегка отвечая на поклоны и стараясь как можно скорее пройти мимо устремленных на него взглядов докторов, духовных лиц и родственников. Князь Василий, похудевший и побледневший за эти дни, провожал главнокомандующего и что то несколько раз тихо повторил ему.
Проводив главнокомандующего, князь Василий сел в зале один на стул, закинув высоко ногу на ногу, на коленку упирая локоть и рукою закрыв глаза. Посидев так несколько времени, он встал и непривычно поспешными шагами, оглядываясь кругом испуганными глазами, пошел чрез длинный коридор на заднюю половину дома, к старшей княжне.
Находившиеся в слабо освещенной комнате неровным шопотом говорили между собой и замолкали каждый раз и полными вопроса и ожидания глазами оглядывались на дверь, которая вела в покои умирающего и издавала слабый звук, когда кто нибудь выходил из нее или входил в нее.
– Предел человеческий, – говорил старичок, духовное лицо, даме, подсевшей к нему и наивно слушавшей его, – предел положен, его же не прейдеши.
– Я думаю, не поздно ли соборовать? – прибавляя духовный титул, спрашивала дама, как будто не имея на этот счет никакого своего мнения.
– Таинство, матушка, великое, – отвечало духовное лицо, проводя рукою по лысине, по которой пролегало несколько прядей зачесанных полуседых волос.
– Это кто же? сам главнокомандующий был? – спрашивали в другом конце комнаты. – Какой моложавый!…
– А седьмой десяток! Что, говорят, граф то не узнает уж? Хотели соборовать?
– Я одного знал: семь раз соборовался.
Вторая княжна только вышла из комнаты больного с заплаканными глазами и села подле доктора Лоррена, который в грациозной позе сидел под портретом Екатерины, облокотившись на стол.
– Tres beau, – говорил доктор, отвечая на вопрос о погоде, – tres beau, princesse, et puis, a Moscou on se croit a la campagne. [прекрасная погода, княжна, и потом Москва так похожа на деревню.]
– N'est ce pas? [Не правда ли?] – сказала княжна, вздыхая. – Так можно ему пить?
Лоррен задумался.
– Он принял лекарство?
– Да.
Доктор посмотрел на брегет.
– Возьмите стакан отварной воды и положите une pincee (он своими тонкими пальцами показал, что значит une pincee) de cremortartari… [щепотку кремортартара…]
– Не пило слушай , – говорил немец доктор адъютанту, – чтопи с третий удар шивь оставался .
– А какой свежий был мужчина! – говорил адъютант. – И кому пойдет это богатство? – прибавил он шопотом.
– Окотник найдутся , – улыбаясь, отвечал немец.
Все опять оглянулись на дверь: она скрипнула, и вторая княжна, сделав питье, показанное Лорреном, понесла его больному. Немец доктор подошел к Лоррену.
– Еще, может, дотянется до завтрашнего утра? – спросил немец, дурно выговаривая по французски.
Лоррен, поджав губы, строго и отрицательно помахал пальцем перед своим носом.
– Сегодня ночью, не позже, – сказал он тихо, с приличною улыбкой самодовольства в том, что ясно умеет понимать и выражать положение больного, и отошел.
Между тем князь Василий отворил дверь в комнату княжны.
В комнате было полутемно; только две лампадки горели перед образами, и хорошо пахло куреньем и цветами. Вся комната была установлена мелкою мебелью шифоньерок, шкапчиков, столиков. Из за ширм виднелись белые покрывала высокой пуховой кровати. Собачка залаяла.
– Ах, это вы, mon cousin?
Она встала и оправила волосы, которые у нее всегда, даже и теперь, были так необыкновенно гладки, как будто они были сделаны из одного куска с головой и покрыты лаком.
– Что, случилось что нибудь? – спросила она. – Я уже так напугалась.
– Ничего, всё то же; я только пришел поговорить с тобой, Катишь, о деле, – проговорил князь, устало садясь на кресло, с которого она встала. – Как ты нагрела, однако, – сказал он, – ну, садись сюда, causons. [поговорим.]
