Rafael Shafrir

Шафрир, Шафрир-2
ивр. ‏שפריר‏‎, Shafrir
Python-5 (впереди) и Shafrir-1 (на заднем плане)
Тип	УРВВ малой дальности
Статус	снята с вооружения
Разработчик	Rafael Advanced Defense Systems
Главный конструктор	Шафрир-1: Хилель Бар-Лев Шафрир-2: Хилель Бар-Лев Зеев Бонен (с 1964)
Годы разработки	Шафрир-1: март 1959 - июль 1964 Шафрир-2: 25 марта 1964 - 1969
Начало испытаний	март 1963
Принятие на вооружение	Шафрир-1: 4 ноября 1963 Шафрир-2: июль 1969
Производитель	Rafael Advanced Defense Systems
Годы производства	Шафрир-1: 1963-1968 Шафрир-2: март 1969 — июнь 1978
Единиц произведено	Шафрир-1: 120 Шафрир-2: 1000 (в т. ч. 65 — учебных)
Годы эксплуатации	Шафрир-1: май 1963 — декабрь 1970 Шафрир-2: июль 1969 — 1980
Основные эксплуатанты	ВВС Израиля
Другие эксплуатанты
Базовая модель	AIM-9B Sidewinder
Модификации	Шафрир-1 Шафрир-2
Основные технические характеристики * Дальность — 5 км * Скорость — 2,5 М * Боевая часть — осколочная, 11 кг * Система наведения — ИКГСН
↓Все технические характеристики
Изображения на Викискладе

Рафаэл Шафрир и Шафрир-2 (ивр. ‏שפריר‏‎, англ. Rafael Shafrir (2), буквально стрекоза (2)) — израильские ракеты класса «воздух-воздух», первая модификация разрабатывалась с 1959 года с оглядкой на американскую УР AIM-9B. По сравнению с AIM-9, имеет корпус большего диаметра (140 мм против 127 мм у AIM-9). В связи с тем, что первый вариант ракеты «Шафрир» имел очень низкую надёжность, Израиль сразу же приступил к разработке второй модификации «Шафрир-2», которая поступила на вооружение в 1969 году.

Ракеты применялась в военных конфликтах на Ближнем Востоке, известно о 109 случаях поражения самолетов обоими вариантами ракет (106 из них «Шафрир-2»).

Экспортировалась в Аргентину, Колумбию, Турцию, Чили.

История

Предпосылки

В условиях развивающегося в 1950-х годах Суэцкого кризиса и углубляющихся противоречий между Израилем и Египтом, США стремясь усилить своё влияние на Ближнем Востоке и не допустить вхождения Египта в Советский блок, оказывали Израилю экономическую помощь, воздерживаясь при этом от слишком тесных отношений и тем более поставок оружия. В эти годы, основным поставщиком в Израиль современных (на тот период) вооружений стала Франция. В области управляемых ракет для ведения воздушного боя, ВВС Израиля в 1959 году для вооружения истребителей «Супер Мистэ́р» компании Дассо Авиасьон закупили 40 французских ракет Nord-5103 с ручным командным наведением, дальностью стрельбы 4 км и изготавливавшейся серийно с 1956 года. Эти ракеты, получившие в Израиле название «Тахмас», из-за сложного управления были признаны в Израиле неперспективными. Более совершенная французская ракета Matra R.530 в конце 1950-х годов только начинала разрабатываться, получить же эффективную американскую АIМ-9В «Сайдвиндер» с пассивной тепловой ГСН, которая уже 24-го сентября 1958 года открыла счёт сбитых в реальном бою самолётов, по указанным выше причинам ВВС Израиля не могли.

Шафрир-1

К 1959 году, следуя политике поддержки собственной военной промышленности и уменьшения зависимости от военного импорта, ВВС Израиля выпустили требования на разработку собственной ракеты класса «воздух-воздух» с тепловой ГСН. Контракт на разработку «Шафрир» был заключен с компанией Rafael Armament Development Authority в марте 1959 года, при этом требовалось не просто создать ракету, а организовать всю необходимую инфраструктуру для проектирования, производства и испытаний. Главой этого проекта был Хилель Бар-Лев (ивр. ‏הלל בר-לב‏‎).

Первый вариант ракеты являлся попыткой создать новую, полностью собственную конструкцию ракеты с малым радиусом действия для ведения ближнего боя. Однако, испытания прототипов закончились провалом. Через 2 года после начала работ, разработчикам стало окончательно ясно, что ракета не просто получилась неудачной, в конструкции первого варианта ракеты был допущен ряд принципиальных недостатков — слишком малые размеры ракеты (длина 2 м, диаметр 110 мм, масса 30 кг, в том числе 11 кг РДТТ) не позволяли исправить положение и провести существенные доработки конструкции. В качестве мер способных исправить положение конструкторы предложили увеличение диаметра корпуса до 140 мм, длины ракеты до 2,5 м, массы боевой части с 11 до 30 кг, оснащение ракеты роллеронами</span>^ru_en (как у «Сайдвиндера»), при этом стартовая масса ракеты возросла более чем вдвое — с 30 до 65 кг, дальность действия ракеты на малой высоте полёта возросла с 1,5 до 3 километров, а на высотах полёта порядка 10 км — с 3 до 9 км.

Несмотря на то, что характеристики ракеты не отвечали выдвинутым к ней требованиям, ВВС Израиля остро нуждались в ракете, поэтому 27 декабря 1962 года было принято решение о закупке 200 серийных ракет для вооружения истебителей Мираж-3. Предлагаемые Rafael улучшения внесённые в проект, так и остались на бумаге, из-за опасений, что эти работы повлекут за собой задержку развёртывания ракет в ВВС.

В марте 1963 года во Франции были проведены первые испытания «Шафрир» со стрельбами по маневрирующим целям. Результат был разочаровывающим, «Шафрир-1» показала полную неспособность такие цели поражать. Эти испытания привели к признанию факта, что «Шафрир» не отвечает потребностям ВВС, однако, учитывая тот факт, что никакой другой замены не было, было решено, что первые ракеты будут переданы в эскадрильи истребителей «Мираж-3C» в мае 1963 года. Предполагалось, что параллельно с этим, будет завершена программа модернизации ракеты и улучшения будет внесены в конструкцию ракеты (эти изменения затронули главным образом установку дистанционного взрывателя). 4 ноября 1963 года неудачница-«Шафрир» была официально принята на вооружение. 6 декабря 1965 года объём заказываемых в производство ракет был ограничен 120 ракетами и 50 пусковыми пилонами.

Достигнутая «Шафриром» вероятность поражения цели оценивалась в 21 % без использования дистанционного взрывателя и в 47 % при применении дистанционного взрывателя. Реальное боевое применение «Шафрир» с истребителя «Мираж-3C», также подтвердило её слабую эффективность — из десятков пусков в период до, вовремя и после Шестидневной войны, известно о сбитии только трёх самолётов:

• 5 июля 1967 года — МиГ-21 египетских ВВС,
• 2 февраля и 29 мая 1969 года — МиГи-21 сирийских ВВС.

В декабре 1970 года «Шафрир-1» официально снята с вооружения.

Шафрир-2

Учитывая что «Шафрир-1» по своим характеристикам не устраивала ВВС Израиля, параллельно с поставкой её в 1963 году в войска, была начата разработка новой модификации ракеты — «Шафрир-2». В полном объёме работы по проекту новой ракеты начались 25 марта 1964 года. Первоначально разработка велась под руководством Хилель Бар-Лев, а в мае 1964 года его сменил доктор Зеев Бонен. Для снижения технологического риска разработки «Шафрир-2» разрабатывалась как увеличенный в габаритах вариант «Шафрир-1». Одни источники сообщают, что принципиально новым в ракете был только дистанционный электромагнитный взрыватель, тогда как другие утверждают, что при проектировании ракеты и головка самонаведения и дистанционный оптико-электронный взрыватель были заимствованы с «Шафрир-1».

В ходе Шестидневной войны израильскими войсками на египетском аэродроме Бир-Гафгафа на Синайском полуострове было захвачено около 80 советских ракет ближнего воздушного боя К-13 (около 40 исправных и столько же разобранных) и 9 пусковых устройств, которые являлись по сути результатом реверс-инжиниринга американского «Сайдвиндера». В декабре 1967 года, после испытаний на совместимость с оборудованием истребителей «Мираж-3» советские ракеты были приняты на вооружение 119-й эскадрильи ВВС Израиля. Вместе с тем, начиная с конца 1962 года, после заявления президента Кеннеди об «особых отношениях» с Израилем и о поставке ему военного оборудования, США начинает вытеснять французов с израильского рынка вооружений. А после Шестидневной войны, когда Франция ввела эмбарго на поставки Израилю своего оружия, США наконец-то продали (в 1968 году) Израилю ракеты «Сайдвиндер» — в начале AIM-9B («Баркан» в Израиле), а затем и АIМ-9D («Декер» в Израиле). Эти события, несмотря на успешный ход разработки «Шафрир-2», чуть не привели к остановке проекта, так как, хотя по своим характеристикам израильская ракета и превосходила АIM-9В, она уступала АIM-9D оснащаемой охлаждаемой ИК ГСН и дистанционным электромагнитным взрывателем, была почти вдвое дороже её и на порядок дороже АIM-9B.

Тем не менее, руководству Rafael удалось найти необходимые рычаги, чтобы убедить правительство Израиля в необходимости продолжить работы над «Шафрир-2» — 9 марта 1969 года был сделан первый заказ на серийное производство «Шафрир-2». Далее события развивались быстро — 14 апреля ВВС начали приёмку ракет, 1 июля было официально объявлено о боеготовности ракеты, а уже 2 июля 1969 года, на следующий день, с помощью «Шафрир-2» был сбит первый МиГ-21 египетских ВВС. В 1973 году, во время войны Судного дня эта ракета показала себя самой эффективной в ВВС Израиля: в 176 пусках, ею было сбито 89 египетских и сирийских самолётов, или 32,1 % от общего их количества. Производство «Шафрир-2» продолжалось вплоть до июня 1978 года, за это время было изготовлено 925 боевых ракет и 65 их учебных модификаций (считая поставленные на экспорт). С вооружения «Шафрир-2» была снята в 1980 году. Всего, за 11 лет нахождения на вооружении израильских ВВС, с помощью «Шафрир-2» было сбито 106 самолётов.

Носители

Самолетами-носителями ракет «Шафрир-1» являлись французские истребители Mirage IIIC, а «Шафрир-2»: Mirage IIIC, Nesher, Kfir и штурмовик A-4 Skyhawk.

Тактико-технические характеристики

Модификация	«Шафрир-1»	«Шафрир-2»
Год начала поставок	1963	1969
Максимальная дальность	5 км
Минимальная дальность	0,5 км
Максимальная высота применения		~18000 м
Длина ракеты	2,5 м	2,5 м (2,47)
Диаметр корпуса	140 мм	150 мм (160)
Размах крыла	550 мм	550 мм (520)
Стартовая масса, кг	65	93
Максимальная скорость полета	2,5 М
Боевая часть	ОФ 11 кг	ОФ 11 кг (4 кг ВВ)
Взрыватель	контактный или дистанционный оптико-электронный	дистанционный оптико-электронный
Система наведения	ИК ГСН
Двигатель	РДТТ	РДТТ (50 кг, 5 сек. работы)

Источники

• [www.airwar.ru Авиационная энциклопедия]

Отрывок, характеризующий Rafael Shafrir

Два раза покормив дорогой, к вечеру 4 го августа Алпатыч приехал в город.
По дороге Алпатыч встречал и обгонял обозы и войска. Подъезжая к Смоленску, он слышал дальние выстрелы, но звуки эти не поразили его. Сильнее всего поразило его то, что, приближаясь к Смоленску, он видел прекрасное поле овса, которое какие то солдаты косили, очевидно, на корм и по которому стояли лагерем; это обстоятельство поразило Алпатыча, но он скоро забыл его, думая о своем деле.
Все интересы жизни Алпатыча уже более тридцати лет были ограничены одной волей князя, и он никогда не выходил из этого круга. Все, что не касалось до исполнения приказаний князя, не только не интересовало его, но не существовало для Алпатыча.
Алпатыч, приехав вечером 4 го августа в Смоленск, остановился за Днепром, в Гаченском предместье, на постоялом дворе, у дворника Ферапонтова, у которого он уже тридцать лет имел привычку останавливаться. Ферапонтов двенадцать лет тому назад, с легкой руки Алпатыча, купив рощу у князя, начал торговать и теперь имел дом, постоялый двор и мучную лавку в губернии. Ферапонтов был толстый, черный, красный сорокалетний мужик, с толстыми губами, с толстой шишкой носом, такими же шишками над черными, нахмуренными бровями и толстым брюхом.
Ферапонтов, в жилете, в ситцевой рубахе, стоял у лавки, выходившей на улицу. Увидав Алпатыча, он подошел к нему.
– Добро пожаловать, Яков Алпатыч. Народ из города, а ты в город, – сказал хозяин.
– Что ж так, из города? – сказал Алпатыч.
– И я говорю, – народ глуп. Всё француза боятся.
– Бабьи толки, бабьи толки! – проговорил Алпатыч.
– Так то и я сужу, Яков Алпатыч. Я говорю, приказ есть, что не пустят его, – значит, верно. Да и мужики по три рубля с подводы просят – креста на них нет!
Яков Алпатыч невнимательно слушал. Он потребовал самовар и сена лошадям и, напившись чаю, лег спать.
Всю ночь мимо постоялого двора двигались на улице войска. На другой день Алпатыч надел камзол, который он надевал только в городе, и пошел по делам. Утро было солнечное, и с восьми часов было уже жарко. Дорогой день для уборки хлеба, как думал Алпатыч. За городом с раннего утра слышались выстрелы.
С восьми часов к ружейным выстрелам присоединилась пушечная пальба. На улицах было много народу, куда то спешащего, много солдат, но так же, как и всегда, ездили извозчики, купцы стояли у лавок и в церквах шла служба. Алпатыч прошел в лавки, в присутственные места, на почту и к губернатору. В присутственных местах, в лавках, на почте все говорили о войске, о неприятеле, который уже напал на город; все спрашивали друг друга, что делать, и все старались успокоивать друг друга.
У дома губернатора Алпатыч нашел большое количество народа, казаков и дорожный экипаж, принадлежавший губернатору. На крыльце Яков Алпатыч встретил двух господ дворян, из которых одного он знал. Знакомый ему дворянин, бывший исправник, говорил с жаром.
– Ведь это не шутки шутить, – говорил он. – Хорошо, кто один. Одна голова и бедна – так одна, а то ведь тринадцать человек семьи, да все имущество… Довели, что пропадать всем, что ж это за начальство после этого?.. Эх, перевешал бы разбойников…
– Да ну, будет, – говорил другой.
– А мне что за дело, пускай слышит! Что ж, мы не собаки, – сказал бывший исправник и, оглянувшись, увидал Алпатыча.
– А, Яков Алпатыч, ты зачем?
– По приказанию его сиятельства, к господину губернатору, – отвечал Алпатыч, гордо поднимая голову и закладывая руку за пазуху, что он делал всегда, когда упоминал о князе… – Изволили приказать осведомиться о положении дел, – сказал он.
– Да вот и узнавай, – прокричал помещик, – довели, что ни подвод, ничего!.. Вот она, слышишь? – сказал он, указывая на ту сторону, откуда слышались выстрелы.
– Довели, что погибать всем… разбойники! – опять проговорил он и сошел с крыльца.
Алпатыч покачал головой и пошел на лестницу. В приемной были купцы, женщины, чиновники, молча переглядывавшиеся между собой. Дверь кабинета отворилась, все встали с мест и подвинулись вперед. Из двери выбежал чиновник, поговорил что то с купцом, кликнул за собой толстого чиновника с крестом на шее и скрылся опять в дверь, видимо, избегая всех обращенных к нему взглядов и вопросов. Алпатыч продвинулся вперед и при следующем выходе чиновника, заложив руку зазастегнутый сюртук, обратился к чиновнику, подавая ему два письма.
– Господину барону Ашу от генерала аншефа князя Болконского, – провозгласил он так торжественно и значительно, что чиновник обратился к нему и взял его письмо. Через несколько минут губернатор принял Алпатыча и поспешно сказал ему:
– Доложи князю и княжне, что мне ничего не известно было: я поступал по высшим приказаниям – вот…
Он дал бумагу Алпатычу.
– А впрочем, так как князь нездоров, мой совет им ехать в Москву. Я сам сейчас еду. Доложи… – Но губернатор не договорил: в дверь вбежал запыленный и запотелый офицер и начал что то говорить по французски. На лице губернатора изобразился ужас.
– Иди, – сказал он, кивнув головой Алпатычу, и стал что то спрашивать у офицера. Жадные, испуганные, беспомощные взгляды обратились на Алпатыча, когда он вышел из кабинета губернатора. Невольно прислушиваясь теперь к близким и все усиливавшимся выстрелам, Алпатыч поспешил на постоялый двор. Бумага, которую дал губернатор Алпатычу, была следующая:
«Уверяю вас, что городу Смоленску не предстоит еще ни малейшей опасности, и невероятно, чтобы оный ею угрожаем был. Я с одной, а князь Багратион с другой стороны идем на соединение перед Смоленском, которое совершится 22 го числа, и обе армии совокупными силами станут оборонять соотечественников своих вверенной вам губернии, пока усилия их удалят от них врагов отечества или пока не истребится в храбрых их рядах до последнего воина. Вы видите из сего, что вы имеете совершенное право успокоить жителей Смоленска, ибо кто защищаем двумя столь храбрыми войсками, тот может быть уверен в победе их». (Предписание Барклая де Толли смоленскому гражданскому губернатору, барону Ашу, 1812 года.)
Народ беспокойно сновал по улицам.
Наложенные верхом возы с домашней посудой, стульями, шкафчиками то и дело выезжали из ворот домов и ехали по улицам. В соседнем доме Ферапонтова стояли повозки и, прощаясь, выли и приговаривали бабы. Дворняжка собака, лая, вертелась перед заложенными лошадьми.
Алпатыч более поспешным шагом, чем он ходил обыкновенно, вошел во двор и прямо пошел под сарай к своим лошадям и повозке. Кучер спал; он разбудил его, велел закладывать и вошел в сени. В хозяйской горнице слышался детский плач, надрывающиеся рыдания женщины и гневный, хриплый крик Ферапонтова. Кухарка, как испуганная курица, встрепыхалась в сенях, как только вошел Алпатыч.
– До смерти убил – хозяйку бил!.. Так бил, так волочил!..
– За что? – спросил Алпатыч.
– Ехать просилась. Дело женское! Увези ты, говорит, меня, не погуби ты меня с малыми детьми; народ, говорит, весь уехал, что, говорит, мы то? Как зачал бить. Так бил, так волочил!
Алпатыч как бы одобрительно кивнул головой на эти слова и, не желая более ничего знать, подошел к противоположной – хозяйской двери горницы, в которой оставались его покупки.
– Злодей ты, губитель, – прокричала в это время худая, бледная женщина с ребенком на руках и с сорванным с головы платком, вырываясь из дверей и сбегая по лестнице на двор. Ферапонтов вышел за ней и, увидав Алпатыча, оправил жилет, волосы, зевнул и вошел в горницу за Алпатычем.
– Аль уж ехать хочешь? – спросил он.
Не отвечая на вопрос и не оглядываясь на хозяина, перебирая свои покупки, Алпатыч спросил, сколько за постой следовало хозяину.
– Сочтем! Что ж, у губернатора был? – спросил Ферапонтов. – Какое решение вышло?
Алпатыч отвечал, что губернатор ничего решительно не сказал ему.
– По нашему делу разве увеземся? – сказал Ферапонтов. – Дай до Дорогобужа по семи рублей за подводу. И я говорю: креста на них нет! – сказал он.
– Селиванов, тот угодил в четверг, продал муку в армию по девяти рублей за куль. Что же, чай пить будете? – прибавил он. Пока закладывали лошадей, Алпатыч с Ферапонтовым напились чаю и разговорились о цене хлебов, об урожае и благоприятной погоде для уборки.
– Однако затихать стала, – сказал Ферапонтов, выпив три чашки чая и поднимаясь, – должно, наша взяла. Сказано, не пустят. Значит, сила… А намесь, сказывали, Матвей Иваныч Платов их в реку Марину загнал, тысяч осьмнадцать, что ли, в один день потопил.
Алпатыч собрал свои покупки, передал их вошедшему кучеру, расчелся с хозяином. В воротах прозвучал звук колес, копыт и бубенчиков выезжавшей кибиточки.
Было уже далеко за полдень; половина улицы была в тени, другая была ярко освещена солнцем. Алпатыч взглянул в окно и пошел к двери. Вдруг послышался странный звук дальнего свиста и удара, и вслед за тем раздался сливающийся гул пушечной пальбы, от которой задрожали стекла.
Алпатыч вышел на улицу; по улице пробежали два человека к мосту. С разных сторон слышались свисты, удары ядер и лопанье гранат, падавших в городе. Но звуки эти почти не слышны были и не обращали внимания жителей в сравнении с звуками пальбы, слышными за городом. Это было бомбардирование, которое в пятом часу приказал открыть Наполеон по городу, из ста тридцати орудий. Народ первое время не понимал значения этого бомбардирования.
Звуки падавших гранат и ядер возбуждали сначала только любопытство. Жена Ферапонтова, не перестававшая до этого выть под сараем, умолкла и с ребенком на руках вышла к воротам, молча приглядываясь к народу и прислушиваясь к звукам.
К воротам вышли кухарка и лавочник. Все с веселым любопытством старались увидать проносившиеся над их головами снаряды. Из за угла вышло несколько человек людей, оживленно разговаривая.
– То то сила! – говорил один. – И крышку и потолок так в щепки и разбило.
– Как свинья и землю то взрыло, – сказал другой. – Вот так важно, вот так подбодрил! – смеясь, сказал он. – Спасибо, отскочил, а то бы она тебя смазала.
Народ обратился к этим людям. Они приостановились и рассказывали, как подле самих их ядра попали в дом. Между тем другие снаряды, то с быстрым, мрачным свистом – ядра, то с приятным посвистыванием – гранаты, не переставали перелетать через головы народа; но ни один снаряд не падал близко, все переносило. Алпатыч садился в кибиточку. Хозяин стоял в воротах.
– Чего не видала! – крикнул он на кухарку, которая, с засученными рукавами, в красной юбке, раскачиваясь голыми локтями, подошла к углу послушать то, что рассказывали.
– Вот чуда то, – приговаривала она, но, услыхав голос хозяина, она вернулась, обдергивая подоткнутую юбку.
Опять, но очень близко этот раз, засвистело что то, как сверху вниз летящая птичка, блеснул огонь посередине улицы, выстрелило что то и застлало дымом улицу.
– Злодей, что ж ты это делаешь? – прокричал хозяин, подбегая к кухарке.
В то же мгновение с разных сторон жалобно завыли женщины, испуганно заплакал ребенок и молча столпился народ с бледными лицами около кухарки. Из этой толпы слышнее всех слышались стоны и приговоры кухарки:
– Ой о ох, голубчики мои! Голубчики мои белые! Не дайте умереть! Голубчики мои белые!..
Через пять минут никого не оставалось на улице. Кухарку с бедром, разбитым гранатным осколком, снесли в кухню. Алпатыч, его кучер, Ферапонтова жена с детьми, дворник сидели в подвале, прислушиваясь. Гул орудий, свист снарядов и жалостный стон кухарки, преобладавший над всеми звуками, не умолкали ни на мгновение. Хозяйка то укачивала и уговаривала ребенка, то жалостным шепотом спрашивала у всех входивших в подвал, где был ее хозяин, оставшийся на улице. Вошедший в подвал лавочник сказал ей, что хозяин пошел с народом в собор, где поднимали смоленскую чудотворную икону.
К сумеркам канонада стала стихать. Алпатыч вышел из подвала и остановился в дверях. Прежде ясное вечера нее небо все было застлано дымом. И сквозь этот дым странно светил молодой, высоко стоящий серп месяца. После замолкшего прежнего страшного гула орудий над городом казалась тишина, прерываемая только как бы распространенным по всему городу шелестом шагов, стонов, дальних криков и треска пожаров. Стоны кухарки теперь затихли. С двух сторон поднимались и расходились черные клубы дыма от пожаров. На улице не рядами, а как муравьи из разоренной кочки, в разных мундирах и в разных направлениях, проходили и пробегали солдаты. В глазах Алпатыча несколько из них забежали на двор Ферапонтова. Алпатыч вышел к воротам. Какой то полк, теснясь и спеша, запрудил улицу, идя назад.