Раффлз, Стэмфорд

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Raffles»)
Перейти к: навигация, поиск
Томас Стэмфорд Бингли Раффлз
Thomas Stamford Bingley Raffles
Стэмфорд Раффлз
Род деятельности:

Британский колониальный чиновник

Дата рождения:

6 июля 1781(1781-07-06)

Место рождения:

побережье Ямайки

Гражданство:

Британская империя

Дата смерти:

5 июля 1826(1826-07-05) (44 года)

Отец:

Бенджамин Раффлз

Систематик живой природы
Автор наименований ряда ботанических таксонов. В ботанической (бинарной) номенклатуре эти названия дополняются сокращением «Raffles».
[www.ipni.org/ipni/idAuthorSearch.do?id=12754-1 Персональная страница] на сайте IPNI


Страница на Викивидах

Сэр Томас Стэмфорд Бингли Раффлз (англ. Sir Thomas Stamford Bingley Raffles, 6 июля 1781 года — 5 июля 1826 года) — государственный деятель Британской империи, эрудит-востоковед, знаток истории и культуры Нусантары. Основатель современного Сингапура. Также был вовлечён в захват индонезийского острова Ява у Голландии и Франции во время Наполеоновских войн. Один из наиболее известных «отцов» Британской империи.





Ранняя жизнь

Раффлз родился на борту корабля «Энн» недалеко от побережья Порт-Моранта, Ямайка. Его отцом был капитан Бенджамин Раффлз. Мать — голландка. Больше о ней ничего не известно. Его отец был участником карибской работорговли и умер внезапно, когда Раффлзу было 14 лет. Он оставил своей семье кучу долгов. Раффлз начал работать в Лондоне клерком Британской Ост-Индской компании, созданной для торговли с Востоком.

Пинанг

В 1805 году он был послан в нынешний Пинанг (Малайзия), называвшийся тогда островом Принца Уэльского и только что ставший четвёртым президентством Индии. Именно тогда и началась его долгая связь с Юго-Восточной Азией. Он начал службу под началом губернатора Филиппа Дундаса (англ. Philip Dundas).

В то время, как он был объявлен секретарем губернатора Пинанга в 1805 году, он женился на Оливии Девениш, вдове Якова Фалкорта, военного врача из Мадраса, который умер в 1800 году. В то же самое время Раффлз познакомился с Томасом Траверсом, который сопровождал его в течение следующих 20 лет.

Малакка

Хорошее знание малайского языка помогло ему заручиться благосклонностью лорда Минто, генерал-губернатора Индии, и в 1810 году Раффлз был послан губернатором в Малакку. Именно тогда в его штат попал Абдуллах Бин Абдулкадир Мунши, первый малайский писатель-просветитель, оставивший очень теплые воспоминания о своем патроне.

Ява (1811—1816)

Затем, в 1811 году, после вторжения наполеоновских войск в Голландию, Раффлз был вынужден покинуть её. Он организовал военную экспедицию против голландцев и французов на остров Яву (Индонезия). Кампания закончилась быстро под предводительством адмирала Роберта Стопфорда, генерала Вэтерхолла и полковника Гильспайра, которые возглавляли хорошо организованную армию против французской армии, состоящей из неопытных новобранцев. Предыдущий голландский губернатор Данделс построил хорошо защищённую крепость в Мистер Корнелис (ныне Джатинегара), и губернатор, занимавший в тот период эту должность, Ян Виллем Янссенс (который ранее сдал британцам Капскую колонию), вёл храбрую, но совершенно бесполезную оборону крепости. Британцы, возглавляемые полковником Гильспайром, захватили крепость за три часа. Янссенс попытался бежать с острова, но попал в плен. Британское вторжение на Яву длилось 45 дней, в течение которых Раффлз был назначен лордом Минто лейтенант-губернатором до того, как военные действия были прекращены. Он сделал своей резиденцией Бейтензорг, оставив при этом многих служащих-голландцев в структуре управления. Раффлз также вёл переговоры о мире и возглавлял некоторые малые экспедиции, направленные против местных князьков для подчинения их Великобритании. Он же участвовал во взятии острова Бангка для установки постоянного британского присутствия в регионе на случай возвращения Явы под власть голландской короны после окончания Наполеоновских войн.

В течение своего губернаторства Раффлз ввёл частичное самоуправление, прекратившее работорговлю (давно ставшую конкурентом торговле опиумом). Он установил строгие ограничения на их ввоз во многом из-за тревоги Калькутты, возглавлял экспедиции, направленные на повторное открытие и возрождение Боробудура и других древних памятников. Он восстановил голландскую сельскохозяйственную систему и урегулировал земельное управление, возможно под влиянием ранних документов Дирка ван Хогендорпа (1761—1822). Он также ввёл в голландских колониях левостороннее движение[1], которое сохранилось до наших дней.

26 ноября 1814 года из-за сурового климата острова умерла Оливия. Это опустошающе повлияло на Раффлза.

Английский период

В 1815 году после возвращения Явы Голландии в результате англо-голландского соглашения 1814 года Раффлз вернулся в Англию. Он был официально смещён Джоном Фендаллом из-за скудного финансирования колонии в период правления его администрации, как считалось, преемниками лорда Минто в Калькутте. Он отплыл в Англию в начале 1816 года для того, чтобы вернуть себе доброе имя. По пути во время остановки на острове Святой Елены Раффлз посетил Наполеона, но посчитал эту встречу неприятной и невпечатляющей.

В 1817 году был посвящён в рыцари (титул сэр) принцем-регентом Георгом IV, чья дочь, принцесса Шарлотта Августа Уэльская была очень близка к Раффлзу. Его приняли в Лондонское королевское общество. 22 февраля 1817 года Раффлз женился во второй раз на Софии Халл.

Бенкулен (1818—1823)

15 октября 1817 года Раффлз был назначен на пост генерал-губернатора Бенкулена (ныне Бенгкулу) и принял пост вместе со своей новой супругой.

Учреждение Сингапура

28 января 1819 года экспедиция под руководством Раффлза высадилась на о. Сингапур. Раффлз быстро оценил географическое и стратегическое положение острова, входившего в то время в состав султаната Риау-Джохор, вассала Нидерландов. Фактическая власть на острове принадлежала туменггунгу Джохора, который за крупное вознаграждение разрешил англичанам создать на острове английскую факторию. В феврале 1819 года ставленник Раффлза султан Хуссейн-шах подписал с ним договор, подтверждавший права англичан на Сингапур.[2]

Возвращение в Англию

22 августа 1824 года Томас и София Раффлз прибыли в Англию. В 1825 году он с единомышленниками организовал Лондонское зоологическое общество, которое, по его замыслу, должно было конкурировать со знаменитым Ботаническим садом в Париже. Раффлз стал его первым президентом и основателем Лондонского зоопарка. Утром 5 июля 1826 года он скончался от опухоли головного мозга Похороны были скромными. В 1887 году тело Раффлза было перезахоронено в Вестминстерском аббатстве.[3]

Раффлз как учёный

В период губернаторства на Яве возродил и возглавил деятельность Батавского общества искусств и наук, привлекал к его работе наиболее образованных аристократов острова. Заложил основы политики по охране исторических памятников. По его указанию, в частности, была произведена расчистка и обмер древних руин Прамбанана и Боробудура. Собрал ценную коллекцию образцов малайской литературы, которая была переданы в дар Королевскому азиатскому обществу и хранится в его библиотеке. Первый переводчик и публикатор большого числа эпиграфики на древнеяванском языке кави. Вершиной его научной и популяризаторской деятельности считается изданная в 1817 двухтомная «История Явы», где приводятся данные о географии, демографии, экономике и истории яванских княжеств с древнейших времен, а также о культуре, религии и быте яванцев[4].

Память

В честь Раффлза английский ботаник Роберт Броун в 1821 году назвал род растений Rafflesia (Раффлезия), открытых в 1818 году на Суматре во время экспедиции в Бенкулене, которую возглавлял Раффлз и в которой участвовал доктор Арнольд (отсюда название цветка Rafflesia arnoldii); цветки некоторых видов этого рода могут достигать одного метра в диаметре и весить более 10 кг. Аборигены тогда посчитали, что найденный огромный цветок-паразит предвещает беду. Их опасения оправдались: доктор Арнольд вскоре скончался от лихорадки, и один за другим от неё же умерли четверо детей Раффлза.

В честь Раффлза было названо также несколько видов растений (большей частью имеющих отношение к Юго-Восточной Азии). Среди них:

а также род растений Раффлезия семейства Раффлезиевые.

Имя Раффлза в Сингапуре носят гостиница (Раффлз-отель), сингапурская арт-компания (Raffian Art), финансовый и торговый центр (Raffles City), больница (Raffles Hospital). В Сингапуре слово «Раффлз» также ассоциируется с вещами класса «Люкс» (места первого класса в самолётах сингапурской авиакомпании).

См. также

Напишите отзыв о статье "Раффлз, Стэмфорд"

Литература

  • Chandler David P. In Search of Southeast Asia. — University of Hawaii Press, 1988. — ISBN 978-0-82481-110-5.
  • Wurtzburg Charles E. Raffles of the Eastern Isles. — Oxford University Press, 1986. — ISBN 0-19-582605-1.
  • de Jong Joop. De Waaier van het Fortuin. — SDU publishers, 2000. — ISBN 90-12-08974-3.
  • Nigel Barley (ed.), The Golden Sword: Stamford Raffles and the East, British Museum Press, 1999 (exhibition catalogue). ISBN 0-7141-2542-3.
  • Noltie H. J. Raffles' Ark Redrawn: Natural History Drawings from the Collections of Sir Thomas Stamford Raffles. — British Library Publishing, 2009. — ISBN 970-0-7123-5084-6.
  • Syed Muhd. Khairudin Aljunied. Raffles and Religion: A Study on Sir Thomas Stamford Raffles Discourse on Religion Amongst the Malays. Kuala Lumpur: Islamic Book Trust, 2004 (Marshall Cavendish Academic, 2005)

Примечания

  1. [beradabdijalan.blogdetik.com/2012/09/06/rafles-yang-mengubah-sistem-mengemudi-jalur-kiri-di-indonesia/ Beradab di Jalan — Rafles yang Mengubah Sistem Mengemudi Jalur Kiri di Indonesia]
  2. Малайзия. Справочник. М.: Издательство «Наука», 1087, с.63
  3. [www.vokrugsveta.ru/vs/article/875/ Томас Раффлз — основатель города львов | Журнал | Вокруг Света]
  4. Raffles, Thomas Stamford — в: Погадаев, В. Малайский мир (Бруней, Индонезия, Малайзия, Сингапур). Лингвострановедческий словарь. М.:"Восточная книга", 2012, с. 537

Ссылки

Отрывок, характеризующий Раффлз, Стэмфорд

На другой день Ростов проводил княжну Марью в Ярославль и через несколько дней сам уехал в полк.


Письмо Сони к Николаю, бывшее осуществлением его молитвы, было написано из Троицы. Вот чем оно было вызвано. Мысль о женитьбе Николая на богатой невесте все больше и больше занимала старую графиню. Она знала, что Соня была главным препятствием для этого. И жизнь Сони последнее время, в особенности после письма Николая, описывавшего свою встречу в Богучарове с княжной Марьей, становилась тяжелее и тяжелее в доме графини. Графиня не пропускала ни одного случая для оскорбительного или жестокого намека Соне.
Но несколько дней перед выездом из Москвы, растроганная и взволнованная всем тем, что происходило, графиня, призвав к себе Соню, вместо упреков и требований, со слезами обратилась к ней с мольбой о том, чтобы она, пожертвовав собою, отплатила бы за все, что было для нее сделано, тем, чтобы разорвала свои связи с Николаем.
– Я не буду покойна до тех пор, пока ты мне не дашь этого обещания.
Соня разрыдалась истерически, отвечала сквозь рыдания, что она сделает все, что она на все готова, но не дала прямого обещания и в душе своей не могла решиться на то, чего от нее требовали. Надо было жертвовать собой для счастья семьи, которая вскормила и воспитала ее. Жертвовать собой для счастья других было привычкой Сони. Ее положение в доме было таково, что только на пути жертвованья она могла выказывать свои достоинства, и она привыкла и любила жертвовать собой. Но прежде во всех действиях самопожертвованья она с радостью сознавала, что она, жертвуя собой, этим самым возвышает себе цену в глазах себя и других и становится более достойною Nicolas, которого она любила больше всего в жизни; но теперь жертва ее должна была состоять в том, чтобы отказаться от того, что для нее составляло всю награду жертвы, весь смысл жизни. И в первый раз в жизни она почувствовала горечь к тем людям, которые облагодетельствовали ее для того, чтобы больнее замучить; почувствовала зависть к Наташе, никогда не испытывавшей ничего подобного, никогда не нуждавшейся в жертвах и заставлявшей других жертвовать себе и все таки всеми любимой. И в первый раз Соня почувствовала, как из ее тихой, чистой любви к Nicolas вдруг начинало вырастать страстное чувство, которое стояло выше и правил, и добродетели, и религии; и под влиянием этого чувства Соня невольно, выученная своею зависимою жизнью скрытности, в общих неопределенных словах ответив графине, избегала с ней разговоров и решилась ждать свидания с Николаем с тем, чтобы в этом свидании не освободить, но, напротив, навсегда связать себя с ним.
Хлопоты и ужас последних дней пребывания Ростовых в Москве заглушили в Соне тяготившие ее мрачные мысли. Она рада была находить спасение от них в практической деятельности. Но когда она узнала о присутствии в их доме князя Андрея, несмотря на всю искреннюю жалость, которую она испытала к нему и к Наташе, радостное и суеверное чувство того, что бог не хочет того, чтобы она была разлучена с Nicolas, охватило ее. Она знала, что Наташа любила одного князя Андрея и не переставала любить его. Она знала, что теперь, сведенные вместе в таких страшных условиях, они снова полюбят друг друга и что тогда Николаю вследствие родства, которое будет между ними, нельзя будет жениться на княжне Марье. Несмотря на весь ужас всего происходившего в последние дни и во время первых дней путешествия, это чувство, это сознание вмешательства провидения в ее личные дела радовало Соню.
В Троицкой лавре Ростовы сделали первую дневку в своем путешествии.
В гостинице лавры Ростовым были отведены три большие комнаты, из которых одну занимал князь Андрей. Раненому было в этот день гораздо лучше. Наташа сидела с ним. В соседней комнате сидели граф и графиня, почтительно беседуя с настоятелем, посетившим своих давнишних знакомых и вкладчиков. Соня сидела тут же, и ее мучило любопытство о том, о чем говорили князь Андрей с Наташей. Она из за двери слушала звуки их голосов. Дверь комнаты князя Андрея отворилась. Наташа с взволнованным лицом вышла оттуда и, не замечая приподнявшегося ей навстречу и взявшегося за широкий рукав правой руки монаха, подошла к Соне и взяла ее за руку.
– Наташа, что ты? Поди сюда, – сказала графиня.
Наташа подошла под благословенье, и настоятель посоветовал обратиться за помощью к богу и его угоднику.
Тотчас после ухода настоятеля Нашата взяла за руку свою подругу и пошла с ней в пустую комнату.
– Соня, да? он будет жив? – сказала она. – Соня, как я счастлива и как я несчастна! Соня, голубчик, – все по старому. Только бы он был жив. Он не может… потому что, потому… что… – И Наташа расплакалась.
– Так! Я знала это! Слава богу, – проговорила Соня. – Он будет жив!
Соня была взволнована не меньше своей подруги – и ее страхом и горем, и своими личными, никому не высказанными мыслями. Она, рыдая, целовала, утешала Наташу. «Только бы он был жив!» – думала она. Поплакав, поговорив и отерев слезы, обе подруги подошли к двери князя Андрея. Наташа, осторожно отворив двери, заглянула в комнату. Соня рядом с ней стояла у полуотворенной двери.
Князь Андрей лежал высоко на трех подушках. Бледное лицо его было покойно, глаза закрыты, и видно было, как он ровно дышал.
– Ах, Наташа! – вдруг почти вскрикнула Соня, хватаясь за руку своей кузины и отступая от двери.
– Что? что? – спросила Наташа.
– Это то, то, вот… – сказала Соня с бледным лицом и дрожащими губами.
Наташа тихо затворила дверь и отошла с Соней к окну, не понимая еще того, что ей говорили.
– Помнишь ты, – с испуганным и торжественным лицом говорила Соня, – помнишь, когда я за тебя в зеркало смотрела… В Отрадном, на святках… Помнишь, что я видела?..
– Да, да! – широко раскрывая глаза, сказала Наташа, смутно вспоминая, что тогда Соня сказала что то о князе Андрее, которого она видела лежащим.
– Помнишь? – продолжала Соня. – Я видела тогда и сказала всем, и тебе, и Дуняше. Я видела, что он лежит на постели, – говорила она, при каждой подробности делая жест рукою с поднятым пальцем, – и что он закрыл глаза, и что он покрыт именно розовым одеялом, и что он сложил руки, – говорила Соня, убеждаясь, по мере того как она описывала виденные ею сейчас подробности, что эти самые подробности она видела тогда. Тогда она ничего не видела, но рассказала, что видела то, что ей пришло в голову; но то, что она придумала тогда, представлялось ей столь же действительным, как и всякое другое воспоминание. То, что она тогда сказала, что он оглянулся на нее и улыбнулся и был покрыт чем то красным, она не только помнила, но твердо была убеждена, что еще тогда она сказала и видела, что он был покрыт розовым, именно розовым одеялом, и что глаза его были закрыты.
– Да, да, именно розовым, – сказала Наташа, которая тоже теперь, казалось, помнила, что было сказано розовым, и в этом самом видела главную необычайность и таинственность предсказания.
– Но что же это значит? – задумчиво сказала Наташа.
– Ах, я не знаю, как все это необычайно! – сказала Соня, хватаясь за голову.
Через несколько минут князь Андрей позвонил, и Наташа вошла к нему; а Соня, испытывая редко испытанное ею волнение и умиление, осталась у окна, обдумывая всю необычайность случившегося.
В этот день был случай отправить письма в армию, и графиня писала письмо сыну.
– Соня, – сказала графиня, поднимая голову от письма, когда племянница проходила мимо нее. – Соня, ты не напишешь Николеньке? – сказала графиня тихим, дрогнувшим голосом, и во взгляде ее усталых, смотревших через очки глаз Соня прочла все, что разумела графиня этими словами. В этом взгляде выражались и мольба, и страх отказа, и стыд за то, что надо было просить, и готовность на непримиримую ненависть в случае отказа.
Соня подошла к графине и, став на колени, поцеловала ее руку.
– Я напишу, maman, – сказала она.
Соня была размягчена, взволнована и умилена всем тем, что происходило в этот день, в особенности тем таинственным совершением гаданья, которое она сейчас видела. Теперь, когда она знала, что по случаю возобновления отношений Наташи с князем Андреем Николай не мог жениться на княжне Марье, она с радостью почувствовала возвращение того настроения самопожертвования, в котором она любила и привыкла жить. И со слезами на глазах и с радостью сознания совершения великодушного поступка она, несколько раз прерываясь от слез, которые отуманивали ее бархатные черные глаза, написала то трогательное письмо, получение которого так поразило Николая.


На гауптвахте, куда был отведен Пьер, офицер и солдаты, взявшие его, обращались с ним враждебно, но вместе с тем и уважительно. Еще чувствовалось в их отношении к нему и сомнение о том, кто он такой (не очень ли важный человек), и враждебность вследствие еще свежей их личной борьбы с ним.
Но когда, в утро другого дня, пришла смена, то Пьер почувствовал, что для нового караула – для офицеров и солдат – он уже не имел того смысла, который имел для тех, которые его взяли. И действительно, в этом большом, толстом человеке в мужицком кафтане караульные другого дня уже не видели того живого человека, который так отчаянно дрался с мародером и с конвойными солдатами и сказал торжественную фразу о спасении ребенка, а видели только семнадцатого из содержащихся зачем то, по приказанию высшего начальства, взятых русских. Ежели и было что нибудь особенное в Пьере, то только его неробкий, сосредоточенно задумчивый вид и французский язык, на котором он, удивительно для французов, хорошо изъяснялся. Несмотря на то, в тот же день Пьера соединили с другими взятыми подозрительными, так как отдельная комната, которую он занимал, понадобилась офицеру.
Все русские, содержавшиеся с Пьером, были люди самого низкого звания. И все они, узнав в Пьере барина, чуждались его, тем более что он говорил по французски. Пьер с грустью слышал над собою насмешки.
На другой день вечером Пьер узнал, что все эти содержащиеся (и, вероятно, он в том же числе) должны были быть судимы за поджигательство. На третий день Пьера водили с другими в какой то дом, где сидели французский генерал с белыми усами, два полковника и другие французы с шарфами на руках. Пьеру, наравне с другими, делали с той, мнимо превышающею человеческие слабости, точностью и определительностью, с которой обыкновенно обращаются с подсудимыми, вопросы о том, кто он? где он был? с какою целью? и т. п.