Серая крыса

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Rattus norvegicus»)
Перейти к: навигация, поиск
Серая крыса
Научная классификация
Международное научное название

Rattus norvegicus (Berkenhout, 1769)

Охранный статус

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Вызывающие наименьшие опасения
IUCN 3.1 Least Concern: [www.iucnredlist.org/details/19353 19353 ]

Систематика
на Викивидах

Поиск изображений
на Викискладе

Серая крыса, или пасю́к (лат. Rattus norvegicus) — млекопитающее рода крыс отряда грызунов. Синантропный, космополитный вид. Научное название Rattus norvegicus — норвежская крыса — этот вид получил по недоразумению: давший его английский натуралист Джон Беркенхаут (John Berkenhout, 1769 год) посчитал, что крысы попали в Англию на норвежских кораблях в 1728 году, хотя на деле в то время в Норвегии серых крыс ещё не было, и мигрировали они, скорее всего, из Дании.





Внешний вид

Самая крупная крыса фауны России: длина тела 17—25 см (без хвоста), масса 140—390 г. Хвост всегда короче тела, до 19,5 см длиной. Морда сравнительно тупая и широкая; ушная раковина небольшая. Окраска меха не серая, а типа агути. Среди основной массы волос выделяются более длинные и блестящие остевые волосы. Мех на брюшке состоит из белых с тёмными основаниями волос. Граница между окраской боков и брюшка обычно хорошо выражена. Молодые крысы почти серые; с возрастом в окраске усиливается рыжина. Изредка встречаются особи чёрной окраски (так, в Москве 1 чёрный пасюк приходится на 1000—2000 особей). Одомашненные крысы обычно белые или пёстрые (чёрно-белые), выведено несколько цветовых вариаций. Череп пасюка отличается от черепов других крыс почти прямыми теменными гребнями. В кариотипе 42 хромосомы.

Распространение

В настоящее время серые крысы встречаются на всех континентах мира. От них полностью свободны только полярные и приполярные области, Антарктида; в тропическом поясе распространены мозаично. Расселение крыс продолжается до сих пор; так, до 1950-х гг. они не водились в провинции Альберта (Канада) и сейчас встречаются там крайне редко, за исключением крыс, завезённых для исследовательских целей[1].

Родина серой крысы, предположительно, находится в Восточной Азии. В плейстоцене похолодание и наступающие ледники изолировали популяцию крыс на востоке нынешнего Китая. С востока и юга территория их обитания оказалась ограничена морями, с юго-востока — горными тропическими лесами Индокитая, на западе — пустынными плоскогорьями Центральной Азии, а на севере — обширными ледниками Сибири. Из-за этих природных барьеров расселение серых крыс началось только в голоцене с наступлением потепления. Их естественное расселение по долинам рек шло очень медленно, и за 13 000 лет крысы не проникли северней Алтая, Забайкалья и южного Приморья.

Завоевать мир серым крысам удалось благодаря пассивному расселению, в основном, на морских судах. Так, на полуострове Индостан они появились не ранее I в. до н.э. Оттуда в VIIXV вв. завозились арабскими мореплавателями в порты Персидского залива, Красного моря, Восточной Африки. Но только на рубеже XVXVI вв., когда зародилась морская торговля Европы с Индией, началось бурное переселение крыс в более благоприятные климатические и хозяйственные условия Европы. К 1800 году серые крысы встречались уже в каждой европейской стране; в Новом Свете появились в 1770-х гг. Из Европы также были завезены на побережье Африки, в Австралию и Новую Зеландию. В настоящее время пасюк являются доминирующим представителем рода крыс в Европе и Северной Америке.

Расселение на территории России и бывшего СССР

В России в зоне умеренного климата распространение серой крысы сплошное. В засушливых районах, а также за Уральским хребтом севернее лесной зоны и на высокогорье, оно в основном связано с населёнными пунктами и их ближайшими окрестностями. На большей части европейского ареала серая крыса, вероятно, появилась не ранее XVIIXVIII вв.; здесь её поселения до сих пор вкраплены в ареал чёрной крысы. На обширном пространстве Центральной и Восточной Сибири серая крыса отсутствует повсюду, помимо долин некоторых рек. На севере ареала, в том числе на Чукотке и Камчатке, связана с крупными городами и населёнными пунктами в долинах рек и на морском побережье. На юге Сибири её активное расселение совпало с прокладкой Транссибирской магистрали; в Казахстане — с освоением целинных земель одновременно со строительством крупных животноводческих комплексов и дорожной сети. За 10 лет (19561966 гг.) серая крыса заселила большую часть Казахстана. В Ташкентском оазисе впервые была отмечена в 1948 году, а к 1981 году, двигаясь вдоль оросительных каналов, проникла в Таджикистан и Ферганскую долину.

Подвиды

Внутри вида Rattus norvegicus выделяют 2 основные линии:

  • восточноазиатскую (Rattus norvegicus caraco),
  • индийскую (Rattus norvegicus norvegicus).

Представители первой — аборигены Восточного Китая, естественным образом заселившие прилегающие районы. Они отличаются меньшими размерами, относительно коротким хвостом (70 % длины тела), буроватой окраской и её выраженной сезонной сменой. Обитают в Восточной Азии: Забайкалье, Дальний Восток, о. Сахалин, северо-восточная Монголия, Центральный и Восточный Китай, полуостров Корея, о-ва Хоккайдо и Хонсю (Япония). Все остальные территории заселены преимущественно представителями второй линии, которая сформировалась из приморских популяций R. n. caraco около 2000 лет назад.

Места обитания

Серая крыса — исходно околоводный вид, в природе обитающий по берегам разнообразных водоёмов. Благодаря склонности к синантропии, всеядности, высокой исследовательской активности, быстрой обучаемости и высокой плодовитости она адаптировалась к жизни в антропогенных ландшафтах и непосредственно в постройках человека. В настоящее время по характеру связи с человеком выделяют 3 экологические зоны проживания крыс:

  • северная зона, где крысы круглый год живут в человеческих постройках;
  • средняя (переходная) зона, где летом они заселяют природные биотопы, в том числе литоральные, а на зиму возвращаются в постройки. Лишь часть крыс иногда остаётся зимовать в природных условиях; круглогодичны только поселения на крупных городских свалках. В европейской части ареала южная граница этой зоны проходит примерно по линии ХарьковСаратовНижний Новгород, за Уралом — по 50° с. ш.;
  • южная зона, где значительная часть популяции круглый год живёт вне построек. На территории России это низовья Волги и Дона, а также исходный ареал на юге Дальнего Востока и на о. Сахалин, где крысы постоянно живут вдали от жилья, являясь естественным компонентом околоводных экосистем.

Серые крысы предпочитают населять пологие берега водоёмов, с хорошими защитными условиями — густой растительностью, пустотами в почве и т. п. В природных условиях роют довольно простые норы длиной 2—5 м и глубиной до 50—80 см. Внутри норы сооружают гнездовые камеры диаметром около 30 см. В качестве строительных материалов для гнезда используют любые доступные материалы: траву, листья, перья и шерсть, тряпки и бумагу. В низовьях рек в период паводка живут в дуплах или строят на деревьях простые гнёзда из веток. В антропогенных ландшафтах заселяют берега искусственных водоёмов, огороды, сады и парки, пустыри, места отдыха людей (например, пляжи), свалки, канализации, края «полей фильтрации». Обязательным условием является близость воды. В городах порой поднимаются в зданиях до 8—9 этажа, однако предпочитают селиться в подвальных помещениях и на нижних этажах жилых и складских построек, где доступные пищевые запасы и бытовые отходы обеспечивает им кормовую базу. Проникают в шахты рудников, в тоннели и шахты метро, на транспортные средства. В горах (Большой Кавказ) встречаются до 2400 м над уровнем моря в жилищах и до 1400 м над уровнем моря на огородах.

Пути расселения

Расселялись серые крысы частично своим ходом, вдоль водных путей, но чаще при содействии человека. Перемещаются они главным образом на различном речном и морском транспорте; другими видами транспорта (железнодорожным, автотранспортом, самолётами) — значительно реже. Исключение составляют метрополитены, где крысы охотно селятся и живут в огромных количествах. Впервые проникая в город, расселяются с большой скоростью. Так, в начале 21 века было точно прослежено заселение крысами Барнаула: в год появления они водились только в постройках пристани, на 2-й год — заняли кварталы около пристани, на 3-й — добрались до центра города, на 4-й — заняли весь город, а на 5-м году начали заселять пригородные посёлки. Примерно с той же скоростью шло заселение серой крысой Ташкента. В постройки крысы проникают через открытые входные двери (особенно в тёмное время суток) и через вентиляционные отверстия подвальных и первых этажей.

Образ жизни

Активность преимущественно сумеречная и ночная. Поселяясь вблизи человека, пасюк легко приспосабливается к его активности, изменяя свой суточный ритм. Ведёт как одиночный, так и групповой, а в природе и колониальный образ жизни. В колонии может быть несколько сотен особей, в буддийских храмах, где их постоянно подкармливают, — даже 2000. Внутри группы среди самцов существуют сложные иерархические отношения. Группа владеет территорией размером до 2000 м2, которую метит запаховыми метками и защищает от вторжения чужаков. При достатке пищи городские крысы зачастую не удаляются от своего гнезда дальше 20 м. Маршруты, по которым передвигаются крысы, обычно постоянны и проходят вдоль стен, плинтусов, труб. Они легко запоминают путь даже через сложные системы канализации. Пасюк очень умён — не случайно польский зоолог Мирослав Гущ назвал крыс «интеллигентами животного мира»[2].

У серых крыс отсутствует пространственный консерватизм, и они охотно расселяются по новым территориям. Это подвижные животные, обладающие незаурядными физическими данными. При необходимости крыса может развить скорость до 10 км/ч, преодолевая на ходу барьеры высотой до 80 см (с места могут прыгать до 1 метра). Ежедневно крыса пробегает от 8 до 17 км. Они хорошо плавают (могут находиться в воде до 72 часов) и ныряют, подолгу держась в толще воды и даже ловя там добычу. Зрение у крыс слабое. Угол зрения составляет всего 16° и обеспечивает небольшой охват пространства; этот недостаток компенсируется частым вращением головы. Крысы воспринимают голубовато-зелёную часть спектра света и в основном всё видят в сером цвете. Красный цвет означает для них полную темноту. Чувство обоняния развито хорошо, но на небольших расстояниях. Слышат звуки частотой до 40 кГц (человек — до 20 кГц), чутко реагируют на шорохи, но чистые тона не различают. Могут селиться и успешно размножаться как в холодильниках с постоянной низкой, так и в котельных с высокой температурой. Легко выдерживают очень высокий уровень радиации, до 300 рентген/час.

Питание

Серая крыса отличается от большинства грызунов повышенной животноядностью — в рационе ей непременно необходимы животные белки. В природе среди животных кормов на первом месте стоят рыба и земноводные, а также моллюски; на Дальнем Востоке пасюки активно охотятся на мелких грызунов и насекомоядных, разоряют наземные гнёзда птиц. Крысы, живущие по берегам незамерзающих морей, круглый год питаются морскими выбросами. Из растительной пищи употребляют семена, зерно, сочные части растений. Рядом с человеком пасюки питаются всеми доступными пищевыми продуктами, а также отбросами, кормами скота и птицы; нередок фекальный тип питания. Запасы делают довольно редко.

В сутки каждая крыса потребляет 25—20 г пищи, за год съедая 7—10 кг продуктов. Голодание серые крысы переносят тяжело и погибают без пищи через 3—4 дня. Ещё быстрее они гибнут без воды. Каждая крыса за сутки выпивает 30—35 мл воды; поедание влажных кормов снижает потребность в воде до 5—10 мл в сутки. Экспериментально удалось выяснить, что крысы могут нормально существовать при потреблении кормов, содержащих более 65 % влаги. Если влажность кормов составляет 45 %, крысы гибнут через 26 суток, а при 14 % — через 4—5.

Размножение и продолжительность жизни

Репродуктивный потенциал серой крысы крайне высок. В природе крысы размножаются в основном в тёплый период года; в отапливаемых помещениях размножение может продолжаться круглый год. В первом случае выводков обычно 2-3, во втором — до 8 в год; количество детёнышей колеблется от 1 до 20, в среднем — 8—10. Уже через 18 часов после родов самки опять входят в эструс и снова спариваются. Наблюдаются 2 пика: весенний и осенний. Обилие животных кормов повышает интенсивность размножения; возрастает она и после неполной дератизации, компенсируя потери популяции.

Во время эструса самка спаривается с несколькими самцами. Беременность длится 22—24 дня; у кормящих самок может растянуться до 34 дней. Детёныши при рождении весят 4—6 г; они голые, слепые и с закрытыми слуховыми проходами. Крысы — животные-каннибалы. Мертворожденных и слабых крысят самка съедает, а самец может погубить весь выводок, в остальном самка очень заботливо относится к детёнышам, постоянно их вылизывает и поддерживает в гнезде чистоту. Молоко у неё очень питательное — в нём содержится более 8 % белков, 9 % жиров, 4 % лактозы. Часто несколько самок занимают одно выводковое гнездо и совместно занимаются потомством. Самцы в выращивании детёнышей не участвуют. Глаза у крысят открываются на 14—17 день. В 3—4 недели они становятся самостоятельными. Самки достигают половой зрелости в возрасте 3—4 месяцев, однако до 6 месяцев к размножению приступает только 1 % самок. 92 % самок остаются я́ловыми до годовалого возраста. Чем старше становятся самки, тем выше их плодовитость.

В природе пасюки живут до 3 лет, хотя 95 % особей редко доживает до 1,5 лет из-за высокой смертности молодняка, хищников и каннибализма. В естественных биотопах и агроценозах становятся добычей многих хищных млекопитающих и птиц, в том числе ворон; в постройках — домашних кошек и собак. Систематическое уничтожение крыс ведёт человек. В лаборатории при хорошем содержании серая крыса доживает до 2-3 лет.

Численность и значение для человека

Серая крыса — вид, находящийся в стадии расцвета. Дикие грызуны обычно не достигают высокой численности, однако пасюки, обитающие в антропогенной среде, оказались в более благоприятных условиях. Считается, что крыс на Земле чуть ли не вдвое больше, чем людей, а в крупных городах их число сопоставимо с количеством жителей. Так, в Великобритании по состоянию на 2003 год популяция серых крыс оценивалась в 60 млн особей.

Серая крыса причиняет огромный вред, поедая, загрязняя и портя разнообразные продукты питания, а также приводя в негодность различные материалы и конструкции, в том числе изоляцию электрических кабелей, различные приборы и т. п. Известны случаи аварий на электростанциях, вызванные крысами. При укусе давление резцов крысы достигает 500 кг/см2, однако крыса может разрушать только металлы и сплавы с невысокой твердостью, не превышающей твердость эмали резцов, такие как медь, свинец, олово и др. К немногочисленным стойким к повреждению ими органическим материалам относятся стекло-пластики и некоторые марки волокнисто-пористых наполненных полимеров. Серая крыса имеет первостепенное эпидемическое значение как природный носитель не менее 20 опасных инфекций (8 — смертельны для человека): желтушного лептоспироза (болезнь Вейла), криптоспоридиоза, лихорадки Ку, сыпного тифа и псевдотуберкулёза, а в недавнем прошлом и чумы (хотя в отличие от чёрной крысы пасюки переносят её реже). Укусы крыс вызывают содоку (болезнь укуса крыс). Крысы — основной источник заражения сальмонеллёзами и эризипелоидом работников пищевой промышленности; заражение происходит через продукты, загрязнённые выделениями больных крыс. Характерна высокая степень заражения гельминтами, в том числе двумя видами цепней, опасных для человека.

Из-за причиняемого экономического ущерба и распространения инфекций крыса подвергается постоянному и интенсивному преследованию со стороны человека. Однако многовековое целенаправленное уничтожение никак не сказалось на численности и распространении этого вида, отличающегося крайней выносливостью, осторожностью и высоким уровнем плодовитости. Напротив, ареал серой крысы продолжает расширяться, вытесняя из заселяемых областей конкурентов — чёрную крысу (Rattus rattus) в умеренной полосе Европы и туркестанскую крысу (Rattus turkestanicus) в Средней Азии.

Одомашненная крыса

Пасюк легко приручается. Одомашненные серые крысы разводятся в большом числе в качестве лабораторных и домашних животных. Лабораторные крысы используются для постановки различных научных экспериментов в биологии, медицине, психологии и как модельные животные, поскольку они быстро плодятся в неволе и быстро достигают половой зрелости. Селекционное разведение позволило вынести несколько линий лабораторных крыс. Как правило, это альбиносы с красными глазами. В настоящее время появились трансгенные крысы; в сентябре 2003 года французским учёным удалось получить первых клонированных крыс[3].

Лабораторная крыса — один из самых распространённых обитателей живых уголков. В отличие от своего дикого серого предка декоративная крыса почти утратила страх по отношению к человеку и отличается спокойным незлобивым нравом. Она легко приручается, становясь ручной; несложна в содержании, чистоплотна и практически лишена запаха. При содержании в одиночку крысы, как существа социальные, испытывают психологический стресс.

Источники

  1. Markusoff, Jason. [www.calgaryherald.com/Rodents+defying+Alberta+free+claim/1949949/story.html Rodents defying Alberta's rat-free claim], Calgary Herald (6 марта 2011). Проверено 6 марта 2009.
  2. Биология. — М.: «Аванта+», 1996. — Т. 2. — С. 576. — 704 с. — (Энциклопедия для детей). — 50 000 экз. — ISBN 5-86529-012-6.
  3. [rostov.rfn.ru/cnews.html?id=707&date=14-11-2003 Учёные увлеклись клонированием крыс]

Напишите отзыв о статье "Серая крыса"

Ссылки

  • [www.sevin.ru/vertebrates/index.html?Mammals/206.html Позвоночные животные России: Крыса серая]
  • [www.biodiversity.ru/programs/rodent/species/rattus_norvegicus.html Грызуны бывшего СССР: Серая крыса]
  • [zooclub.ru/mouse/mous/18.shtml Крыса — обманувшая Будду]
  • [www.vokrugsveta.ru/vs/article/6159/ Пасюк, завоевавший мир] «Вокруг света», № 1 (2808), январь 2008

Отрывок, характеризующий Серая крыса

– Il faudra le lui dire tout de meme… – говорили господа свиты. – Mais, messieurs… [Однако же надо сказать ему… Но, господа…] – Положение было тем тяжеле, что император, обдумывая свои планы великодушия, терпеливо ходил взад и вперед перед планом, посматривая изредка из под руки по дороге в Москву и весело и гордо улыбаясь.
– Mais c'est impossible… [Но неловко… Невозможно…] – пожимая плечами, говорили господа свиты, не решаясь выговорить подразумеваемое страшное слово: le ridicule…
Между тем император, уставши от тщетного ожидания и своим актерским чутьем чувствуя, что величественная минута, продолжаясь слишком долго, начинает терять свою величественность, подал рукою знак. Раздался одинокий выстрел сигнальной пушки, и войска, с разных сторон обложившие Москву, двинулись в Москву, в Тверскую, Калужскую и Дорогомиловскую заставы. Быстрее и быстрее, перегоняя одни других, беглым шагом и рысью, двигались войска, скрываясь в поднимаемых ими облаках пыли и оглашая воздух сливающимися гулами криков.
Увлеченный движением войск, Наполеон доехал с войсками до Дорогомиловской заставы, но там опять остановился и, слезши с лошади, долго ходил у Камер коллежского вала, ожидая депутации.


Москва между тем была пуста. В ней были еще люди, в ней оставалась еще пятидесятая часть всех бывших прежде жителей, но она была пуста. Она была пуста, как пуст бывает домирающий обезматочивший улей.
В обезматочившем улье уже нет жизни, но на поверхностный взгляд он кажется таким же живым, как и другие.
Так же весело в жарких лучах полуденного солнца вьются пчелы вокруг обезматочившего улья, как и вокруг других живых ульев; так же издалека пахнет от него медом, так же влетают и вылетают из него пчелы. Но стоит приглядеться к нему, чтобы понять, что в улье этом уже нет жизни. Не так, как в живых ульях, летают пчелы, не тот запах, не тот звук поражают пчеловода. На стук пчеловода в стенку больного улья вместо прежнего, мгновенного, дружного ответа, шипенья десятков тысяч пчел, грозно поджимающих зад и быстрым боем крыльев производящих этот воздушный жизненный звук, – ему отвечают разрозненные жужжания, гулко раздающиеся в разных местах пустого улья. Из летка не пахнет, как прежде, спиртовым, душистым запахом меда и яда, не несет оттуда теплом полноты, а с запахом меда сливается запах пустоты и гнили. У летка нет больше готовящихся на погибель для защиты, поднявших кверху зады, трубящих тревогу стражей. Нет больше того ровного и тихого звука, трепетанья труда, подобного звуку кипенья, а слышится нескладный, разрозненный шум беспорядка. В улей и из улья робко и увертливо влетают и вылетают черные продолговатые, смазанные медом пчелы грабительницы; они не жалят, а ускользают от опасности. Прежде только с ношами влетали, а вылетали пустые пчелы, теперь вылетают с ношами. Пчеловод открывает нижнюю колодезню и вглядывается в нижнюю часть улья. Вместо прежде висевших до уза (нижнего дна) черных, усмиренных трудом плетей сочных пчел, держащих за ноги друг друга и с непрерывным шепотом труда тянущих вощину, – сонные, ссохшиеся пчелы в разные стороны бредут рассеянно по дну и стенкам улья. Вместо чисто залепленного клеем и сметенного веерами крыльев пола на дне лежат крошки вощин, испражнения пчел, полумертвые, чуть шевелящие ножками и совершенно мертвые, неприбранные пчелы.
Пчеловод открывает верхнюю колодезню и осматривает голову улья. Вместо сплошных рядов пчел, облепивших все промежутки сотов и греющих детву, он видит искусную, сложную работу сотов, но уже не в том виде девственности, в котором она бывала прежде. Все запущено и загажено. Грабительницы – черные пчелы – шныряют быстро и украдисто по работам; свои пчелы, ссохшиеся, короткие, вялые, как будто старые, медленно бродят, никому не мешая, ничего не желая и потеряв сознание жизни. Трутни, шершни, шмели, бабочки бестолково стучатся на лету о стенки улья. Кое где между вощинами с мертвыми детьми и медом изредка слышится с разных сторон сердитое брюзжание; где нибудь две пчелы, по старой привычке и памяти очищая гнездо улья, старательно, сверх сил, тащат прочь мертвую пчелу или шмеля, сами не зная, для чего они это делают. В другом углу другие две старые пчелы лениво дерутся, или чистятся, или кормят одна другую, сами не зная, враждебно или дружелюбно они это делают. В третьем месте толпа пчел, давя друг друга, нападает на какую нибудь жертву и бьет и душит ее. И ослабевшая или убитая пчела медленно, легко, как пух, спадает сверху в кучу трупов. Пчеловод разворачивает две средние вощины, чтобы видеть гнездо. Вместо прежних сплошных черных кругов спинка с спинкой сидящих тысяч пчел и блюдущих высшие тайны родного дела, он видит сотни унылых, полуживых и заснувших остовов пчел. Они почти все умерли, сами не зная этого, сидя на святыне, которую они блюли и которой уже нет больше. От них пахнет гнилью и смертью. Только некоторые из них шевелятся, поднимаются, вяло летят и садятся на руку врагу, не в силах умереть, жаля его, – остальные, мертвые, как рыбья чешуя, легко сыплются вниз. Пчеловод закрывает колодезню, отмечает мелом колодку и, выбрав время, выламывает и выжигает ее.
Так пуста была Москва, когда Наполеон, усталый, беспокойный и нахмуренный, ходил взад и вперед у Камерколлежского вала, ожидая того хотя внешнего, но необходимого, по его понятиям, соблюдения приличий, – депутации.
В разных углах Москвы только бессмысленно еще шевелились люди, соблюдая старые привычки и не понимая того, что они делали.
Когда Наполеону с должной осторожностью было объявлено, что Москва пуста, он сердито взглянул на доносившего об этом и, отвернувшись, продолжал ходить молча.
– Подать экипаж, – сказал он. Он сел в карету рядом с дежурным адъютантом и поехал в предместье.
– «Moscou deserte. Quel evenemeDt invraisemblable!» [«Москва пуста. Какое невероятное событие!»] – говорил он сам с собой.
Он не поехал в город, а остановился на постоялом дворе Дорогомиловского предместья.
Le coup de theatre avait rate. [Не удалась развязка театрального представления.]


Русские войска проходили через Москву с двух часов ночи и до двух часов дня и увлекали за собой последних уезжавших жителей и раненых.
Самая большая давка во время движения войск происходила на мостах Каменном, Москворецком и Яузском.
В то время как, раздвоившись вокруг Кремля, войска сперлись на Москворецком и Каменном мостах, огромное число солдат, пользуясь остановкой и теснотой, возвращались назад от мостов и украдчиво и молчаливо прошныривали мимо Василия Блаженного и под Боровицкие ворота назад в гору, к Красной площади, на которой по какому то чутью они чувствовали, что можно брать без труда чужое. Такая же толпа людей, как на дешевых товарах, наполняла Гостиный двор во всех его ходах и переходах. Но не было ласково приторных, заманивающих голосов гостинодворцев, не было разносчиков и пестрой женской толпы покупателей – одни были мундиры и шинели солдат без ружей, молчаливо с ношами выходивших и без ноши входивших в ряды. Купцы и сидельцы (их было мало), как потерянные, ходили между солдатами, отпирали и запирали свои лавки и сами с молодцами куда то выносили свои товары. На площади у Гостиного двора стояли барабанщики и били сбор. Но звук барабана заставлял солдат грабителей не, как прежде, сбегаться на зов, а, напротив, заставлял их отбегать дальше от барабана. Между солдатами, по лавкам и проходам, виднелись люди в серых кафтанах и с бритыми головами. Два офицера, один в шарфе по мундиру, на худой темно серой лошади, другой в шинели, пешком, стояли у угла Ильинки и о чем то говорили. Третий офицер подскакал к ним.
– Генерал приказал во что бы то ни стало сейчас выгнать всех. Что та, это ни на что не похоже! Половина людей разбежалась.
– Ты куда?.. Вы куда?.. – крикнул он на трех пехотных солдат, которые, без ружей, подобрав полы шинелей, проскользнули мимо него в ряды. – Стой, канальи!
– Да, вот извольте их собрать! – отвечал другой офицер. – Их не соберешь; надо идти скорее, чтобы последние не ушли, вот и всё!
– Как же идти? там стали, сперлися на мосту и не двигаются. Или цепь поставить, чтобы последние не разбежались?
– Да подите же туда! Гони ж их вон! – крикнул старший офицер.
Офицер в шарфе слез с лошади, кликнул барабанщика и вошел с ним вместе под арки. Несколько солдат бросилось бежать толпой. Купец, с красными прыщами по щекам около носа, с спокойно непоколебимым выражением расчета на сытом лице, поспешно и щеголевато, размахивая руками, подошел к офицеру.
– Ваше благородие, – сказал он, – сделайте милость, защитите. Нам не расчет пустяк какой ни на есть, мы с нашим удовольствием! Пожалуйте, сукна сейчас вынесу, для благородного человека хоть два куска, с нашим удовольствием! Потому мы чувствуем, а это что ж, один разбой! Пожалуйте! Караул, что ли, бы приставили, хоть запереть дали бы…
Несколько купцов столпилось около офицера.
– Э! попусту брехать то! – сказал один из них, худощавый, с строгим лицом. – Снявши голову, по волосам не плачут. Бери, что кому любо! – И он энергическим жестом махнул рукой и боком повернулся к офицеру.
– Тебе, Иван Сидорыч, хорошо говорить, – сердито заговорил первый купец. – Вы пожалуйте, ваше благородие.
– Что говорить! – крикнул худощавый. – У меня тут в трех лавках на сто тысяч товару. Разве убережешь, когда войско ушло. Эх, народ, божью власть не руками скласть!
– Пожалуйте, ваше благородие, – говорил первый купец, кланяясь. Офицер стоял в недоумении, и на лице его видна была нерешительность.
– Да мне что за дело! – крикнул он вдруг и пошел быстрыми шагами вперед по ряду. В одной отпертой лавке слышались удары и ругательства, и в то время как офицер подходил к ней, из двери выскочил вытолкнутый человек в сером армяке и с бритой головой.
Человек этот, согнувшись, проскочил мимо купцов и офицера. Офицер напустился на солдат, бывших в лавке. Но в это время страшные крики огромной толпы послышались на Москворецком мосту, и офицер выбежал на площадь.
– Что такое? Что такое? – спрашивал он, но товарищ его уже скакал по направлению к крикам, мимо Василия Блаженного. Офицер сел верхом и поехал за ним. Когда он подъехал к мосту, он увидал снятые с передков две пушки, пехоту, идущую по мосту, несколько поваленных телег, несколько испуганных лиц и смеющиеся лица солдат. Подле пушек стояла одна повозка, запряженная парой. За повозкой сзади колес жались четыре борзые собаки в ошейниках. На повозке была гора вещей, и на самом верху, рядом с детским, кверху ножками перевернутым стульчиком сидела баба, пронзительно и отчаянно визжавшая. Товарищи рассказывали офицеру, что крик толпы и визги бабы произошли оттого, что наехавший на эту толпу генерал Ермолов, узнав, что солдаты разбредаются по лавкам, а толпы жителей запружают мост, приказал снять орудия с передков и сделать пример, что он будет стрелять по мосту. Толпа, валя повозки, давя друг друга, отчаянно кричала, теснясь, расчистила мост, и войска двинулись вперед.


В самом городе между тем было пусто. По улицам никого почти не было. Ворота и лавки все были заперты; кое где около кабаков слышались одинокие крики или пьяное пенье. Никто не ездил по улицам, и редко слышались шаги пешеходов. На Поварской было совершенно тихо и пустынно. На огромном дворе дома Ростовых валялись объедки сена, помет съехавшего обоза и не было видно ни одного человека. В оставшемся со всем своим добром доме Ростовых два человека были в большой гостиной. Это были дворник Игнат и казачок Мишка, внук Васильича, оставшийся в Москве с дедом. Мишка, открыв клавикорды, играл на них одним пальцем. Дворник, подбоченившись и радостно улыбаясь, стоял пред большим зеркалом.
– Вот ловко то! А? Дядюшка Игнат! – говорил мальчик, вдруг начиная хлопать обеими руками по клавишам.
– Ишь ты! – отвечал Игнат, дивуясь на то, как все более и более улыбалось его лицо в зеркале.
– Бессовестные! Право, бессовестные! – заговорил сзади их голос тихо вошедшей Мавры Кузминишны. – Эка, толсторожий, зубы то скалит. На это вас взять! Там все не прибрано, Васильич с ног сбился. Дай срок!
Игнат, поправляя поясок, перестав улыбаться и покорно опустив глаза, пошел вон из комнаты.
– Тетенька, я полегоньку, – сказал мальчик.
– Я те дам полегоньку. Постреленок! – крикнула Мавра Кузминишна, замахиваясь на него рукой. – Иди деду самовар ставь.
Мавра Кузминишна, смахнув пыль, закрыла клавикорды и, тяжело вздохнув, вышла из гостиной и заперла входную дверь.
Выйдя на двор, Мавра Кузминишна задумалась о том, куда ей идти теперь: пить ли чай к Васильичу во флигель или в кладовую прибрать то, что еще не было прибрано?
В тихой улице послышались быстрые шаги. Шаги остановились у калитки; щеколда стала стучать под рукой, старавшейся отпереть ее.
Мавра Кузминишна подошла к калитке.
– Кого надо?
– Графа, графа Илью Андреича Ростова.
– Да вы кто?
– Я офицер. Мне бы видеть нужно, – сказал русский приятный и барский голос.
Мавра Кузминишна отперла калитку. И на двор вошел лет восемнадцати круглолицый офицер, типом лица похожий на Ростовых.
– Уехали, батюшка. Вчерашнего числа в вечерни изволили уехать, – ласково сказала Мавра Кузмипишна.
Молодой офицер, стоя в калитке, как бы в нерешительности войти или не войти ему, пощелкал языком.
– Ах, какая досада!.. – проговорил он. – Мне бы вчера… Ах, как жалко!..
Мавра Кузминишна между тем внимательно и сочувственно разглядывала знакомые ей черты ростовской породы в лице молодого человека, и изорванную шинель, и стоптанные сапоги, которые были на нем.
– Вам зачем же графа надо было? – спросила она.
– Да уж… что делать! – с досадой проговорил офицер и взялся за калитку, как бы намереваясь уйти. Он опять остановился в нерешительности.
– Видите ли? – вдруг сказал он. – Я родственник графу, и он всегда очень добр был ко мне. Так вот, видите ли (он с доброй и веселой улыбкой посмотрел на свой плащ и сапоги), и обносился, и денег ничего нет; так я хотел попросить графа…
Мавра Кузминишна не дала договорить ему.
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.


В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.
– Шабаш! – крикнул он повелительно. – Драка, ребята! – И он, не переставая засучивать рукав, вышел на крыльцо.
Фабричные пошли за ним. Фабричные, пившие в кабаке в это утро под предводительством высокого малого, принесли целовальнику кожи с фабрики, и за это им было дано вино. Кузнецы из соседних кузень, услыхав гульбу в кабаке и полагая, что кабак разбит, силой хотели ворваться в него. На крыльце завязалась драка.
Целовальник в дверях дрался с кузнецом, и в то время как выходили фабричные, кузнец оторвался от целовальника и упал лицом на мостовую.
Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.