Responsa prudentium

Не следует путать с термином «респонсы» (одним из жанров галахической литературы).

Responsa prudentium (с лат. — «ответы юристов») — один из источников римского права.

Деятельность юристов в Древнем Риме

Деятельность профессиональных юристов в Древнем Риме заключала в себя выполнение трёх основных профессиональных функций:

• cavere (составление формул исков и сделок);
• agere (участие в судебных заседаниях);
• respondere (подготовка ответов на юридические вопросы).

Функция respondere состояла в ответах на запросы частных лиц и адвокатов по тем или иным вопросам юридического характера. Ответ готовился в письменной форме и скреплялся личной печатью юриста; также он мог содержаться в письме знатока юриспруденции, адресованном судье, рассматривающим конкретное дело, либо подтверждаться свидетельскими показаниями лиц, присутствовавших во время дачи консультации.

Юридическая сила ответов

Мнение юриста было обязательным для суда. При этом юридическую силу имели и мнения, высказанные применительно к другим, сходным по фабуле, казусам.

Адвокаты могли обращаться для получения заключений не к одному, а сразу к нескольким юристам. В случае наличия controversia (разногласий) между мнениями различных юристов суд имел право выбрать то мнение, которое кажется ему предпочтительным. Если же все опрошенные юристы приходили к единому мнению, то оно считалось имеющим силу закона (legis vicem optinet).

Эволюция института ответов

Первоначально правом respondere обладал любой правовед.

Однако в период принципата Августом Октавианом было установлено правило, согласно которому давать публичные разъяснения, подкреплённые авторитетом принцепса (ius publice respondendi), могли лишь юристы, получившие соответствующий патент (при этом право respondere юристов, не имевших такого патента, не ограничивалось).

Впоследствии император Адриан утвердил положение, по которому правом publice respondendi юрист должен наделяться по воле императора.

В 235 году функция толкования права полностью сосредоточилась в руках канцелярии императора, вследствие чего свободное развитие мнений юристов прекратилось.

В 426 году император Валентиниан III утверждает «Закон о цитировании», в соответствии с которым нормативную силу получили сочинения пятерых юристов-классиков: Папиниана, Павла, Ульпиана, Модестина и Гая. При этом, в случае противоречий в мнениях этих юристов, судьи должны были решать голосованием, какому именно мнению стоит отдать предпочтение; если же голоса судей были равны, то руководствоваться надлежало мнением Папиниана.

Император Юстиниан в 530 году постановил издать антологию из сочинений различных юристов, свободную от неточностей и противоречий. В 533 году использовать как источники права сочинения, не вошедшие в данную антологию, было законодательно запрещено.

См. также

• Правовая доктрина

Литература

• Дождев Д. В. Римское частное право / Под ред. В. С. Нерсесянца. — 2-е изд. — М.: Норма, 2003. — С. 99 - 111. — 765 с. — ISBN 5-89123-382-7.

Ссылки

• [webu2.upmf-grenoble.fr/DroitRomain/Responsa.html Responsa prudentium. Writings of the Roman jurists] (лат.). webu2.upmf-grenoble.fr. Проверено 24 февраля 2013. [www.webcitation.org/6FJju9M9I Архивировано из первоисточника 23 марта 2013].

Отрывок, характеризующий Responsa prudentium

Остров отрадненского заказа виднелся саженях во ста, и доезжачие подходили к нему. Ростов, решив окончательно с дядюшкой, откуда бросать гончих и указав Наташе место, где ей стоять и где никак ничего не могло побежать, направился в заезд над оврагом.
– Ну, племянничек, на матерого становишься, – сказал дядюшка: чур не гладить (протравить).
– Как придется, отвечал Ростов. – Карай, фюит! – крикнул он, отвечая этим призывом на слова дядюшки. Карай был старый и уродливый, бурдастый кобель, известный тем, что он в одиночку бирал матерого волка. Все стали по местам.
Старый граф, зная охотничью горячность сына, поторопился не опоздать, и еще не успели доезжачие подъехать к месту, как Илья Андреич, веселый, румяный, с трясущимися щеками, на своих вороненьких подкатил по зеленям к оставленному ему лазу и, расправив шубку и надев охотничьи снаряды, влез на свою гладкую, сытую, смирную и добрую, поседевшую как и он, Вифлянку. Лошадей с дрожками отослали. Граф Илья Андреич, хотя и не охотник по душе, но знавший твердо охотничьи законы, въехал в опушку кустов, от которых он стоял, разобрал поводья, оправился на седле и, чувствуя себя готовым, оглянулся улыбаясь.
Подле него стоял его камердинер, старинный, но отяжелевший ездок, Семен Чекмарь. Чекмарь держал на своре трех лихих, но также зажиревших, как хозяин и лошадь, – волкодавов. Две собаки, умные, старые, улеглись без свор. Шагов на сто подальше в опушке стоял другой стремянной графа, Митька, отчаянный ездок и страстный охотник. Граф по старинной привычке выпил перед охотой серебряную чарку охотничьей запеканочки, закусил и запил полубутылкой своего любимого бордо.
Илья Андреич был немножко красен от вина и езды; глаза его, подернутые влагой, особенно блестели, и он, укутанный в шубку, сидя на седле, имел вид ребенка, которого собрали гулять. Худой, со втянутыми щеками Чекмарь, устроившись с своими делами, поглядывал на барина, с которым он жил 30 лет душа в душу, и, понимая его приятное расположение духа, ждал приятного разговора. Еще третье лицо подъехало осторожно (видно, уже оно было учено) из за леса и остановилось позади графа. Лицо это был старик в седой бороде, в женском капоте и высоком колпаке. Это был шут Настасья Ивановна.
– Ну, Настасья Ивановна, – подмигивая ему, шопотом сказал граф, – ты только оттопай зверя, тебе Данило задаст.
– Я сам… с усам, – сказал Настасья Ивановна.
– Шшшш! – зашикал граф и обратился к Семену.
– Наталью Ильиничну видел? – спросил он у Семена. – Где она?
– Они с Петром Ильичем от Жаровых бурьяно встали, – отвечал Семен улыбаясь. – Тоже дамы, а охоту большую имеют.
– А ты удивляешься, Семен, как она ездит… а? – сказал граф, хоть бы мужчине в пору!
– Как не дивиться? Смело, ловко.
– А Николаша где? Над Лядовским верхом что ль? – всё шопотом спрашивал граф.
– Так точно с. Уж они знают, где стать. Так тонко езду знают, что мы с Данилой другой раз диву даемся, – говорил Семен, зная, чем угодить барину.
– Хорошо ездит, а? А на коне то каков, а?
– Картину писать! Как намеднись из Заварзинских бурьянов помкнули лису. Они перескакивать стали, от уймища, страсть – лошадь тысяча рублей, а седоку цены нет. Да уж такого молодца поискать!
– Поискать… – повторил граф, видимо сожалея, что кончилась так скоро речь Семена. – Поискать? – сказал он, отворачивая полы шубки и доставая табакерку.