Уайатт, Роберт

Robert Wyatt
Основная информация
Полное имя	Robert Wyatt-Ellidge
Дата рождения	28 января 1945(1945-01-28) (79 лет)
Страна	Великобритания Великобритания
Профессии	барабанщик, перкуссионист, клавишник, певец
Жанры	джаз-фьюжн, прогрессивный рок
Коллективы	The Wilde Flowers, Soft Machine, Matching Mole
Сотрудничество	Дэвид Аллен, Кевин Эйерс, Henry Cow, Fred Frith, Борис Гребенщиков
Лейблы	Virgin Records, Rough Trade Records, Domino Records

Роберт Уайатт (англ. Robert Wyatt, полное имя Robert Wyatt-Ellidge; 28 января 1945, Бристоль) — британский музыкант, один из создателей влиятельной в прогрессивном роке группы Soft Machine. Женат на английской художнице и авторе песен Альфреде Бенж.

Детство и начало карьеры

Мать Уайатта, Хонор Уайатт, работала журналистом на BBC, а отец, Джордж Эллидж, занимался организационной психологией и присоединился к семье, когда Роберту было уже около шести лет. Подростком Уайатт жил с родителями в Лиддене недалеко от Дувра, где он брал уроки у американского джазового барабанщика Джорджа Нейдорфа.

В 1962 году Уайатт и Нейдорф переехали на Майорку, где поселились недалеко от того места, где жил поэт Роберт Грейвз. В следующем году Уайатт вернулся в Англию и присоединился к коллективу Daevid Allen Trio с Дэвидом Алленом и Хью Хоппером. Впоследствии Аллен вернулся во Францию, и Уайатт с Хоппером основали группу The Wilde Flowers совместно с Кевином Эйерсом, Ричардом Синклером и Брайаном Хоппером. Изначально Уайатт был в составе The Wilde Flowers барабанщиком, но вскоре после ухода Эйерса он стал ещё и вокалистом.

Soft Machine и Matching Mole

В 1966 году The Wilde Flowers распалась, Уайатт совместно с Майком Рэтлиджем, Кевином Айерсом и Дэвидом Алленом основали группу Soft Machine, где Роберт был одновременно барабанщиком и вокалистом — необычное сочетание для рок-группы.

В 1970 году, после многочисленных гастролей, трёх выпущенных альбомов и возрастающих внутренних разногласий в Soft Machine Уайатт выпустил свой первый сольный альбом The End of an Ear, в котором проявил себя не только как вокалист, но и как мультиинструменталист.

Годом позже Уайатт покинул Soft Machine. В это время он сотрудничал с фьюжн-группой Centipede, участвовал в качестве барабанщика в живом концерте «New Violin Summit», проходящем в рамках Берлинского джазового фестиваля (со скрипачами Жаном-Люком Понти, Доном «Сахарным Тростником» Харрисом, Майклом Урбаньяком и Нипсо Брантнером, гитаристом Терри Рипделом, клавишником Вольфгангом Даунером и басистом Невилом Уайтхедом). Кроме того, он основал собственную группу Matching Mole (каламбур, созвучно с «machine molle», перевод на французский 'Soft Machine'), практически инструментальную. Записав два альбома, Matching Mole была уже готова приступить к записи третьего, но 1 июня 1973 года во время вечеринки (в честь дня рождения Джилли Смит, вокалистки группы Gong, и по совместительству подружки Дэвида Аллена) нетрезвый Уайатт выпал из окна третьего этажа. У него парализовало всю нижнюю часть тела, вследствие чего он навсегда стал прикован к инвалидному креслу. 4 ноября того же года Pink Floyd отыграли два благотворительных концерта в один день в лондонском театре «Rainbow» в поддержку Soft Machine и Джона Пила. Эти концерты принесли Уайатту £10 000.

Сольная карьера

Болезнь вынудила Уайатта покинуть проект «Matching Mole» и попрощаться с карьерой рок-ударника, (хотя он продолжал играть на барабанах и перкуссии в джазовой манере, не используя, однако, ноги). Его сольная карьера началась стремительно. С друзьями-музыкантами (в числе которых Ник Мэйсон из Pink Floyd, Майк Олдфилд, поэт Айвор Катлер и гитарист группы Henry Cow Фред Фрит), он выпустил сольный альбом «Rock Bottom», с восторгом встреченный публикой. Позднее в том же году он выпустил сингл — кавер-версию песни группы The Monkees «I’m a Believer», которая заняла 29 место в британском хит-параде. Появление Уайатта, прикованного к инвалидному креслу, в передаче «Top of the Pops» с синглом «I’m a Believer» было охарактеризовано как «неподходящее для семейного просмотра», что стало серьёзным аргументом для продюсеров. Уайатта попросили впредь появляться в обычном кресле. Его следующий сингл, баллада в стиле реггей, ремейк хита Криса Эндрюса «Yesterday Man», был готов к выходу в студии «Вирджин», но в последнюю минуту был отложен в долгий ящик: «руководитель Virgin посчитал этот сингл скорбным, лишив таким образом Уайатта возможности его выпустить».

Следующий сольный альбом Уайатта, Ruth Is Stranger Than Richard, записан в более джазовой манере: чувствовалось влияние free jazz (альбом Орнетта Коулмана) и африканской музыки. Среди приглашённых музыкантов был Брайан Ино, исполняющий партии на гитаре, синтезаторе и «антиджазовом лучевом ружье прямого действия» (англ. «direct inject anti-jazz ray gun»).

До конца 70-х Уайатт участвовал в качестве приглашённого музыканта в разнообразных проектах. Он отметился в альбоме «Henry Cow» «Henry Cow Concerts»), работал с «Hatfield and the North», Карлой Блей, Ино, Майклом Мэнтлером и гитаристом «Roxy Music» Филом Манзанерой, внеся вокальный вклад в запись заглавного трека «Frontera» и дебютного альбома Манзанеры «Diamond Head» 1975 года выпуска. Его сольные работы времён ранних 80-х становились всё более и более политизированными. Уайатт стал членом Британской коммунистической партии. В 1982 году последней в череде кавер-версий политической направленности стала его интерпретация песни «Shipbuilding» Элвиса Костелло, посвященной фолклендской войне (Nothing Can Stop Us), занявшая 36 место в британском хит-параде и 2 место среди треков этого года в «Festive Fifty» Джона Пила. В 1984 году участвовал в записи группой «Working Week» версии песни Venceremos («Мы победим») — гимна солидарности с сопротивлением чилийцев военной диктатуре Пиночета.

К конце 80-х, после участия в таких проектах, как «News from Babel» и запись японского исполнителя Рюити Сакамото, Уайатт и его жена Альфреда Бенж уехали в Испанию, чтобы провести там творческий отпуск. Их возвращение в 1991 году ознаменовалось выходом альбома «Dondestan», который многие считают лучшей работой Уайатта со времен «Rock Bottom». Его альбом 1997 года «Shleep» был также высоко оценён.

В 1999 Уайатт принимал участие в записи второго альбома «Nido» итальянской певицы Кристины Дона. А летом 2000 года вышел его первый мини-альбом Goccia, где Уайатта можно было увидеть на видео заглавного трека.

Уайатт внёс вклад в запись композиций «Masters of the Field», «The Highest Gander», «La Forêt Rouge» и «Hors Champ» для саундтрека к нашумевшему фильму 2001 года «Птицы». Его можно найти в разделе «Специальные возможности» DVD-диска. Кроме того, Уайатт был отмечен кинокомпозитором Бруно Куле как оказавший на него большое влияние в молодости.

Современность

В июне 2001 года Уайатт курировал фестиваль Мелтдаун, в ходе которого выступил с Дэвидом Гилмором с композицией «Comfortably Numb». Эта запись вошла в DVD-альбом Гилмора «David Gilmour In Concert».

В январе 2003 года радио BBC Four выпустило программу «Free Will and Testament», содержащую записи Уайатта совместно с музыкантами Айаном Мейдманом, Лиам Геноки, Энни Уайтхед и Дженет Месон, а также интервью с Джоном Пилом, Брайаном Ино, Энн Уайтхед, Эльфи и самим Уайаттом. А позднее в том же 2003-м вышел альбом «Cuckooland», номинированный на премию «Mercury Music Prize».

В 2004 году Уайатт и Бьорк записали совместно композицию «Submarine» для её пятого альбома «Medúlla».

«Он живёт в Лауфе, Линкольншир, и его оборудование находится в его собственной спальне, где он и записывает свои альбомы. Мы принесли туда G4 и Pro Tools и как-то ночью записали песню. Он совершенно экстраординарный исполнитель. Перед тем, как мы расстались, он настоял на том, чтобы оставить нам шкалу собственного голоса, где он пел во всех тональностях. У него потрясающий диапазон — 5 или 6 октав. Уайатт действительно интересен тем, что каждая из его 6 октав разительным образом отличается от остальных, имеет собственный характер. Мы и впоследствии использовали эту шкалу при записи «Oceania». Сам Уайатт называл её «Уайаттрон» 

— Бьорк, Xfm, 25 августа 2004 года

В 2006 Уайатт играл с Дэвидом Гилмором в его новом релизе «On an Island». Он пел и исполнял партии на корнете и перкуссии в песне «Then I Close My Eyes». Уайатт участвовал в качестве приглашённого исполнителя в серии концертов Гилмора в Роял Алберт Холле, исполняя соло на корнете для той же песни. Эта запись сохранилась на DVD и Blu-ray альбомах «Remember That Night», выпущенных в 2008 году. Также он читал отрывки из романа Харуки Мураками для альбома Макса Рихтера «Songs from Before».

В 2006 Уайатт объединился со Стивом Нивом и Мюрей Теодори для работы над оперой «Добро пожаловать в Голос». Уайатт работал над созданием образа «Друга», одновременно пел и играл на маленькой карманной трубе. «Добро пожаловать в Голос» — опера в одно действие, происходящее на улице перед зданием оперного театра. Партию Уайатта писали в домашней студии Фила Манзанеры в Северном Лондоне. Опера выпущена в мае 2007 года студией «Дойче Граммофон». В записи участвовали также Барбара Бонней, Стинг, Аманда Рукрофт, Элвис Костелло, Натали Манфрино, Бродский Квартет, Сара Фулгони, Нед Ротенберг, Энтони Куиссада, Марк Рибо, Стив Нив и Мюриел Теодори.

В марте 2007 стало известно, что Уайатт работает над новым сольным альбомом под названием «Comicopera». Он вышел в октябре 2007 года на студии «Domino Records», крупной звукозаписывающей компании, сотрудничающей с такими звёздами инди-рока, как Arctic Monkeys, Pavement, Neutral Milk Hotel и Эллиотт Смит.

В 2008 студия «Domino» перевыпустила альбомы Уайатта «Drury Lane», «Rock Bottom», «Ruth Is Stranger Than Richard», «Nothing Can Stop Us», «Old Rottenhat», «Dondestan», «Shleep», мини-альбомы и «Cuckooland» на CD и виниле.

В мае 2009 Уайатт участвовал в записи альбома «Вокруг Роберта Уайатта» Французского национального джазового оркестра.

В июне 2009 «Гардиан» задала Уайатту вопрос, кого из ныне живущих музыкантов он считает величайшим. Он назвал джазового музыканта Гилада Ацмона, который, по его словам, «родился в Израиле, который я предпочитаю называть оккупированной Палестиной».

«Уайаттинг»

Вскоре термин «уайаттинг» появился в блогах и музыкальных изданиях. Он означал исполнение удивительных, необычных композиций на «вертушках» в пабах, досаждая другим посетителям.

«Гардиан» однажды процитировало Уайатта: «Я думаю, это действительно забавно. Мне кажется, это почётно, когда твоё имя становится глаголом». Однако когда его спросили, делает ли он подобное сам, Уайатт ответил: «О, нет. Я действительно не люблю беспокоить людей, однако зачастую, когда я веду себя естественно, это кого-то смущает».

Дискография

Сольные альбомы

• The End of an Ear (1970)
• Rock Bottom (1974)
• Ruth Is Stranger Than Richard (1975)
• Nothing Can Stop Us (1981, сборник синглов; 1983, австралийское издание, включающее «Shipbuilding»)
• The Animals Film (1982, саундтрек)
• Old Rottenhat (1985)
• Dondestan (1991)
• Flotsam Jetsam (1994)
• A Short Break (1996, EP)
• Shleep (1997)
• Dondestan (Revisited) (1998)
• Solar Flares Burn for You (2003)
• Cuckooland (2003)
• His Greatest Misses (2004, сборник)
• Theatre Royal Drury Lane 8 September 1974 (2005)
• Comicopera (2007)

Мини-альбомы

• The Peel Sessions (1974)
• Work in Progress (1984)
• 4 Tracks EP (1984)
• Airplay (2002)

Синглы

• «I’m a Believer»/«Memories» (1974)
• «Yesterday Man»/«I’m a Believer» (1974)
• «Yesterday Man»/«Sonia» (1977)
• «Arauco»/«Caimanera» (1980)
• «At Last I’m Free»/«Strange Fruit» (1980)
• «Stalin Wasn’t Stallin'»/«Stalingrad» (1981)
• «Grass»/«Trade Union» (1981)
• «Shipbuilding»/«Memories of You»/«'Round Midnight» (1982)
• «The Wind of Change»/«Namibia»(1984) (как «Robert Wyatt with the SWAPO Singers»)
• «The Age of Self»/«Raise Your Banners High» (1984)
• «Chairman Mao» (1987)
• «Free Will and Testament»/«The Sight of the Wind» (1997)
• «Heaps of Sheeps»/«A Sunday in Madrid» (1997)

Принял участие

• Ударные для Joy of a Toy Кевина Айерса (1969)
• Вокал для «Whatevershebringswesing» Кевина Айерса (1971)
• Ударные и вокал для «Banana Moon» Дэвида Аллена (1971)
• Ударные для Septober Energy Кейта Типпетта (англ. Keith Tippett) (1971)
• Вокал в композиции «Hymn» для альбома Кевина Айерса Bananamour (1973)
• Перкуссия для Кевина Айерса «June 1, 1974» (1974)
• Перкуссия и бэк-вокал для Брайана Ино «Taking Tiger Mountain (By Strategy)» (1974)
• Второй голос в композиции «Calyx» для альбома Hatfield and the North группы Hatfield and the North (1974)
• Вокал для альбома Майкла Ментлера The Hapless Child (1975/76)
• Ударные для альбома Sanity Stomp Кевина Койна (1980)
• Вокал для альбома Ника Мэйсона Fictitious Sports (1981)
• Запись Summer Into Winter совместно с Беном Уаттом (англ. Ben Watt) (1982)
• Вокал в 2 композициях альбома The Last Nightingale (1984)
• Вокал в 4 композициях для альбома группы News from Babel Letters Home
• Вокал в 3 композициях для альбома Джона Гривза Songs (1995)
• Вокал в одной композиции альбома Эньи Гарбарек (англ. Anja Garbarek) Smiling & Waving (2001)
• Вокал в 2 композициях для фильма Брюно Куле Travelling Birds (2001)
• Вокал в композиции «Submarine» Бьорк для альбома Medúlla (2004)
• Труба в композиции Дэвида Гилмора «On an Island» для альбома On an Island (2006)
• «Уайаттрон» в композиции Кевина Айерса «Cold Shoulder» для альбома The Unfairground (2007)
• Вокал в композиции «This Summer Night» Бертрана Бургалата (фр. Bertrand Burgalat) Chéri B.B (2007) — вышел в 2008 ограниченным тиражом в 12 «виниловых сингла» (500 экземпляров)
• Бэк-вокал в композиции «I Keep Faith» Билли Брагга для альбома Mr. Love & Justice (2008)
• Барабаны в двух композициях для альбома Everything That Happens Will Happen Today Девида Берна и Брайана Ино (2008)
• «Camouflage» совместно с Барбарой Моргенштерн для её альбома BM (2008)
• Партии корнета и трубы, а также вокальные партии в сингле Бориса Гребенщикова "Stella Maris" (2015)

Отрывок, характеризующий Уайатт, Роберт

– Что, мусью, видно, русский соус кисел французу пришелся… оскомину набил, – сказал сморщенный приказный, стоявший подле Пьера, в то время как француз заплакал. Приказный оглянулся вокруг себя, видимо, ожидая оценки своей шутки. Некоторые засмеялись, некоторые испуганно продолжали смотреть на палача, который раздевал другого.
Пьер засопел носом, сморщился и, быстро повернувшись, пошел назад к дрожкам, не переставая что то бормотать про себя в то время, как он шел и садился. В продолжение дороги он несколько раз вздрагивал и вскрикивал так громко, что кучер спрашивал его:
– Что прикажете?
– Куда ж ты едешь? – крикнул Пьер на кучера, выезжавшего на Лубянку.
– К главнокомандующему приказали, – отвечал кучер.
– Дурак! скотина! – закричал Пьер, что редко с ним случалось, ругая своего кучера. – Домой я велел; и скорее ступай, болван. Еще нынче надо выехать, – про себя проговорил Пьер.
Пьер при виде наказанного француза и толпы, окружавшей Лобное место, так окончательно решил, что не может долее оставаться в Москве и едет нынче же в армию, что ему казалось, что он или сказал об этом кучеру, или что кучер сам должен был знать это.
Приехав домой, Пьер отдал приказание своему все знающему, все умеющему, известному всей Москве кучеру Евстафьевичу о том, что он в ночь едет в Можайск к войску и чтобы туда были высланы его верховые лошади. Все это не могло быть сделано в тот же день, и потому, по представлению Евстафьевича, Пьер должен был отложить свой отъезд до другого дня, с тем чтобы дать время подставам выехать на дорогу.
24 го числа прояснело после дурной погоды, и в этот день после обеда Пьер выехал из Москвы. Ночью, переменя лошадей в Перхушкове, Пьер узнал, что в этот вечер было большое сражение. Рассказывали, что здесь, в Перхушкове, земля дрожала от выстрелов. На вопросы Пьера о том, кто победил, никто не мог дать ему ответа. (Это было сражение 24 го числа при Шевардине.) На рассвете Пьер подъезжал к Можайску.
Все дома Можайска были заняты постоем войск, и на постоялом дворе, на котором Пьера встретили его берейтор и кучер, в горницах не было места: все было полно офицерами.
В Можайске и за Можайском везде стояли и шли войска. Казаки, пешие, конные солдаты, фуры, ящики, пушки виднелись со всех сторон. Пьер торопился скорее ехать вперед, и чем дальше он отъезжал от Москвы и чем глубже погружался в это море войск, тем больше им овладевала тревога беспокойства и не испытанное еще им новое радостное чувство. Это было чувство, подобное тому, которое он испытывал и в Слободском дворце во время приезда государя, – чувство необходимости предпринять что то и пожертвовать чем то. Он испытывал теперь приятное чувство сознания того, что все то, что составляет счастье людей, удобства жизни, богатство, даже самая жизнь, есть вздор, который приятно откинуть в сравнении с чем то… С чем, Пьер не мог себе дать отчета, да и ее старался уяснить себе, для кого и для чего он находит особенную прелесть пожертвовать всем. Его не занимало то, для чего он хочет жертвовать, но самое жертвование составляло для него новое радостное чувство.


24 го было сражение при Шевардинском редуте, 25 го не было пущено ни одного выстрела ни с той, ни с другой стороны, 26 го произошло Бородинское сражение.
Для чего и как были даны и приняты сражения при Шевардине и при Бородине? Для чего было дано Бородинское сражение? Ни для французов, ни для русских оно не имело ни малейшего смысла. Результатом ближайшим было и должно было быть – для русских то, что мы приблизились к погибели Москвы (чего мы боялись больше всего в мире), а для французов то, что они приблизились к погибели всей армии (чего они тоже боялись больше всего в мире). Результат этот был тогда же совершении очевиден, а между тем Наполеон дал, а Кутузов принял это сражение.
Ежели бы полководцы руководились разумными причинами, казалось, как ясно должно было быть для Наполеона, что, зайдя за две тысячи верст и принимая сражение с вероятной случайностью потери четверти армии, он шел на верную погибель; и столь же ясно бы должно было казаться Кутузову, что, принимая сражение и тоже рискуя потерять четверть армии, он наверное теряет Москву. Для Кутузова это было математически ясно, как ясно то, что ежели в шашках у меня меньше одной шашкой и я буду меняться, я наверное проиграю и потому не должен меняться.
Когда у противника шестнадцать шашек, а у меня четырнадцать, то я только на одну восьмую слабее его; а когда я поменяюсь тринадцатью шашками, то он будет втрое сильнее меня.
До Бородинского сражения наши силы приблизительно относились к французским как пять к шести, а после сражения как один к двум, то есть до сражения сто тысяч; ста двадцати, а после сражения пятьдесят к ста. А вместе с тем умный и опытный Кутузов принял сражение. Наполеон же, гениальный полководец, как его называют, дал сражение, теряя четверть армии и еще более растягивая свою линию. Ежели скажут, что, заняв Москву, он думал, как занятием Вены, кончить кампанию, то против этого есть много доказательств. Сами историки Наполеона рассказывают, что еще от Смоленска он хотел остановиться, знал опасность своего растянутого положения знал, что занятие Москвы не будет концом кампании, потому что от Смоленска он видел, в каком положении оставлялись ему русские города, и не получал ни одного ответа на свои неоднократные заявления о желании вести переговоры.
Давая и принимая Бородинское сражение, Кутузов и Наполеон поступили непроизвольно и бессмысленно. А историки под совершившиеся факты уже потом подвели хитросплетенные доказательства предвидения и гениальности полководцев, которые из всех непроизвольных орудий мировых событий были самыми рабскими и непроизвольными деятелями.
Древние оставили нам образцы героических поэм, в которых герои составляют весь интерес истории, и мы все еще не можем привыкнуть к тому, что для нашего человеческого времени история такого рода не имеет смысла.
На другой вопрос: как даны были Бородинское и предшествующее ему Шевардинское сражения – существует точно так же весьма определенное и всем известное, совершенно ложное представление. Все историки описывают дело следующим образом:
Русская армия будто бы в отступлении своем от Смоленска отыскивала себе наилучшую позицию для генерального сражения, и таковая позиция была найдена будто бы у Бородина.
Русские будто бы укрепили вперед эту позицию, влево от дороги (из Москвы в Смоленск), под прямым почти углом к ней, от Бородина к Утице, на том самом месте, где произошло сражение.
Впереди этой позиции будто бы был выставлен для наблюдения за неприятелем укрепленный передовой пост на Шевардинском кургане. 24 го будто бы Наполеон атаковал передовой пост и взял его; 26 го же атаковал всю русскую армию, стоявшую на позиции на Бородинском поле.
Так говорится в историях, и все это совершенно несправедливо, в чем легко убедится всякий, кто захочет вникнуть в сущность дела.
Русские не отыскивали лучшей позиции; а, напротив, в отступлении своем прошли много позиций, которые были лучше Бородинской. Они не остановились ни на одной из этих позиций: и потому, что Кутузов не хотел принять позицию, избранную не им, и потому, что требованье народного сражения еще недостаточно сильно высказалось, и потому, что не подошел еще Милорадович с ополчением, и еще по другим причинам, которые неисчислимы. Факт тот – что прежние позиции были сильнее и что Бородинская позиция (та, на которой дано сражение) не только не сильна, но вовсе не есть почему нибудь позиция более, чем всякое другое место в Российской империи, на которое, гадая, указать бы булавкой на карте.
Русские не только не укрепляли позицию Бородинского поля влево под прямым углом от дороги (то есть места, на котором произошло сражение), но и никогда до 25 го августа 1812 года не думали о том, чтобы сражение могло произойти на этом месте. Этому служит доказательством, во первых, то, что не только 25 го не было на этом месте укреплений, но что, начатые 25 го числа, они не были кончены и 26 го; во вторых, доказательством служит положение Шевардинского редута: Шевардинский редут, впереди той позиции, на которой принято сражение, не имеет никакого смысла. Для чего был сильнее всех других пунктов укреплен этот редут? И для чего, защищая его 24 го числа до поздней ночи, были истощены все усилия и потеряно шесть тысяч человек? Для наблюдения за неприятелем достаточно было казачьего разъезда. В третьих, доказательством того, что позиция, на которой произошло сражение, не была предвидена и что Шевардинский редут не был передовым пунктом этой позиции, служит то, что Барклай де Толли и Багратион до 25 го числа находились в убеждении, что Шевардинский редут есть левый фланг позиции и что сам Кутузов в донесении своем, писанном сгоряча после сражения, называет Шевардинский редут левым флангом позиции. Уже гораздо после, когда писались на просторе донесения о Бородинском сражении, было (вероятно, для оправдания ошибок главнокомандующего, имеющего быть непогрешимым) выдумано то несправедливое и странное показание, будто Шевардинский редут служил передовым постом (тогда как это был только укрепленный пункт левого фланга) и будто Бородинское сражение было принято нами на укрепленной и наперед избранной позиции, тогда как оно произошло на совершенно неожиданном и почти не укрепленном месте.
Дело же, очевидно, было так: позиция была избрана по реке Колоче, пересекающей большую дорогу не под прямым, а под острым углом, так что левый фланг был в Шевардине, правый около селения Нового и центр в Бородине, при слиянии рек Колочи и Во йны. Позиция эта, под прикрытием реки Колочи, для армии, имеющей целью остановить неприятеля, движущегося по Смоленской дороге к Москве, очевидна для всякого, кто посмотрит на Бородинское поле, забыв о том, как произошло сражение.
Наполеон, выехав 24 го к Валуеву, не увидал (как говорится в историях) позицию русских от Утицы к Бородину (он не мог увидать эту позицию, потому что ее не было) и не увидал передового поста русской армии, а наткнулся в преследовании русского арьергарда на левый фланг позиции русских, на Шевардинский редут, и неожиданно для русских перевел войска через Колочу. И русские, не успев вступить в генеральное сражение, отступили своим левым крылом из позиции, которую они намеревались занять, и заняли новую позицию, которая была не предвидена и не укреплена. Перейдя на левую сторону Колочи, влево от дороги, Наполеон передвинул все будущее сражение справа налево (со стороны русских) и перенес его в поле между Утицей, Семеновским и Бородиным (в это поле, не имеющее в себе ничего более выгодного для позиции, чем всякое другое поле в России), и на этом поле произошло все сражение 26 го числа. В грубой форме план предполагаемого сражения и происшедшего сражения будет следующий:

Ежели бы Наполеон не выехал вечером 24 го числа на Колочу и не велел бы тотчас же вечером атаковать редут, а начал бы атаку на другой день утром, то никто бы не усомнился в том, что Шевардинский редут был левый фланг нашей позиции; и сражение произошло бы так, как мы его ожидали. В таком случае мы, вероятно, еще упорнее бы защищали Шевардинский редут, наш левый фланг; атаковали бы Наполеона в центре или справа, и 24 го произошло бы генеральное сражение на той позиции, которая была укреплена и предвидена. Но так как атака на наш левый фланг произошла вечером, вслед за отступлением нашего арьергарда, то есть непосредственно после сражения при Гридневой, и так как русские военачальники не хотели или не успели начать тогда же 24 го вечером генерального сражения, то первое и главное действие Бородинского сражения было проиграно еще 24 го числа и, очевидно, вело к проигрышу и того, которое было дано 26 го числа.
После потери Шевардинского редута к утру 25 го числа мы оказались без позиции на левом фланге и были поставлены в необходимость отогнуть наше левое крыло и поспешно укреплять его где ни попало.
Но мало того, что 26 го августа русские войска стояли только под защитой слабых, неконченных укреплений, – невыгода этого положения увеличилась еще тем, что русские военачальники, не признав вполне совершившегося факта (потери позиции на левом фланге и перенесения всего будущего поля сражения справа налево), оставались в своей растянутой позиции от села Нового до Утицы и вследствие того должны были передвигать свои войска во время сражения справа налево. Таким образом, во все время сражения русские имели против всей французской армии, направленной на наше левое крыло, вдвое слабейшие силы. (Действия Понятовского против Утицы и Уварова на правом фланге французов составляли отдельные от хода сражения действия.)
Итак, Бородинское сражение произошло совсем не так, как (стараясь скрыть ошибки наших военачальников и вследствие того умаляя славу русского войска и народа) описывают его. Бородинское сражение не произошло на избранной и укрепленной позиции с несколько только слабейшими со стороны русских силами, а Бородинское сражение, вследствие потери Шевардинского редута, принято было русскими на открытой, почти не укрепленной местности с вдвое слабейшими силами против французов, то есть в таких условиях, в которых не только немыслимо было драться десять часов и сделать сражение нерешительным, но немыслимо было удержать в продолжение трех часов армию от совершенного разгрома и бегства.