Милсап, Ронни

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Ronnie Milsap»)
Перейти к: навигация, поиск
Ронни Милсап
Ronnie Milsap

Ронни Милсап в 1974 году
Основная информация
Имя при рождении

Ronnie Lee Milsap

Дата рождения

16 января 1943(1943-01-16) (81 год)

Место рождения

Роббинсвилль, Северная Каролина

Годы активности

1963–н. в.

Страна

США США

Профессии

певец, музыкант

Инструменты

вокал, фортепиано, клавишные

Жанры

кантри, голубоглазый соул, софт-рок

Лейблы
[www.ronniemilsap.com Официальный сайт]

Ронни Ли Милсап (англ.  Ronnie Lee Milsap , род. 16 января 1944 года[1]) — американский кантри-певец и пианист, один из самых популярных и влиятельных исполнителей 1970-80-х годов. Милсап стал первым успешным слепым певцом, а также одним из самых успешных и разносторонним представителем кантри-кроссовера своего времени, завоевавшим симпатии как слушателей кантри, так и поп-музыки благодаря использованию элементов ритм-н-блюза и рок-н-ролла.

Наиболее успешными кроссоверами Ронни Милсапа были It Was Almost Like a Song, Smoky Mountain Rain, (There's) No Gettin' Over Me, I Wouldn't Have Missed It for the World, Any Day Now и Stranger in My House. Милсапу присуждено шесть наград «Грэмми», сорок раз его песни становились номером один — достижение, ставящее его на третье место после Джорджа Стрейта и Конвея Твитти.





Карьера

Ранние годы (1963-1971)

Робби Милсап родился 16 января 1944 года в Роббинсвилле, штат Северная Каролина. От рождения он был почти полностью слепым. Мать оставили его в раннем возрасте, и воспитанием мальчика до пяти лет занимались бабушка и дед. Затем он поступил в школу для слепых в Роли, столице штата. Он окончательно ослеп, и оба глаза были удалены. В детстве Милсап интересовался музыкой, слушал вечерние радиопередачи, в которых звучали христианская музыка, кантри, ритм-н-блюз. На своих концертах он часто отдавал дань уважения тем людям, которые вдохновили его на творчество: Рэю Чарльзу, Литлу Ричарду, Джерри Ли Льюису и Элвису Пресли. В семилетнем возрасте у Милсапа был замечен музыкальный талант. Вскоре он приступил к обучению музыке и овладел несколькими инструментами, и особенно хорошо фортепиано. В следующие годы он обнаружил страсть к рок-н-роллу и вместе с одноклассниками организовал музыкальную группу The Apparitions. Милсап получил право обучаться в колледже Янг-Харриса, штат Джорджия, но не окончил его, решив посвятить себя карьере музыканта. В начале 1960-х он по результатам прослушивания поступил в профессиональную музыкальную группу Дж. Дж. Кейла.

Первый сингл, Total Disaster, Милсап выпустил в 1963 году. Композиция снискала популярность на местном уровне в окрестностях Атланты. В 1965 году Милсап подписал контракт с ньюйоркским лейблом Scepter Records и записал восемь не имевших популярности синглов. Также он краткое время сотрудничал с исполнителями стиля соул: Рэем Чарльзом, Стиви Уандером и Джеймсом Брауном. В том же 1965 году исполненная Милсапом композиция Never Had It So Good, написанная Николасом Эшфордом и Валери Симпсон, попала в Top 20, добравшись до 19 строчки R&B-чарта[2]. В этот период это был единственный успешный сингл Милсапа, выпущенный под лейблом Scepter. Другая композиция Эшфорда и Симпсон, Let's Go Get Stoned, удостоилась только стороны «Б». Всего несколько месяцев спустя этот сингл в исполнении Рэя Чарльза разошёлся миллионными тиражами. Примерно в это же время на праздничном обеде Милсап познакомился с Джойс Ривз, и в этом же, 1965 году, пара заключила брак.

Несколько лет спустя, после переезда в Мемфис, штат Теннесси, Милсап работал с продюсером Крисом Моманом и еженедельно выступал в популярном клубе T.J.'s. Милсаф работал в качестве сессионного музыканта во множестве проектов, включая запись двух песен для Элвиса Пресли: Don't Cry Daddy в 1969 и Kentucky Rain в 1970. В том же году сингл Милсапа Loving You Is a Natural Thing попал в поп-чарты, но высоких мест не занимал. В 1971 году на Warner Brothers вышел дебютный альбом Ронни Милсапа. R&B-записи этого времени настолько незначительны, что даже преданные фанаты музыканта о них не слышали.

Прорыв (1973-1975)

В декабре 1972 года Милсап переехал в Нашвилл, штат Теннесси, после случайной встречи с звездой кантри Чарли Прайдом. Прайд оказался среди слушателей Милсапа в ночном клубе Whiskey A-Go-Go и был впечатлён вокальными данным Милсапа, посоветовав ему сменить стиль и попробовать себя в кантри. В 1973 году Милсап в сотрудничестве с Джеком Д. Джонсоном, менеджером Прайда, заключил контракт с RCA Records. В том же году вышел его первый сингл на новом лейбле: I Hate You, который немедленно завоевал популярность, добравшись до 10 строки кантри-чарта. В 1974 году Милсап отправился с Прайдом в концертный тур, выступая у него на разогреве с двумя синглами, побывавшими на первой строке чарта: Pure Love (автор Эдди Рэббитт) и Please Don't Tell Me How the Story Ends (автор Крис Кристофферсон). За последний Милсап получил свою первую премию «Грэмми». В 1975 году Милсап записал песню Дона Гибсона (I'd Be) A Legend in My Time и вновь покорил первую строку чарта с композицией Daydreams About Night Things.

"It Was Almost Like A Song" (1976-1978)

C 1976 по 1978 Милсап приобрёл славу одного из величайших кантри-исполнителей. Семь раз подряд его песни попадали на первую строку чарта, включая завоевавшие «Грэмми» синглы (I'm a) Stand By My Woman Man и What a Difference You've Made in My Life. Самой примечательной в этой серии оказалась фортепианная композиция It Was Almost Like a Song (1977), демонстрировавшая богатый диапазон голоса Милсапа и ставшая его самым популярным синглом 1970-х. Помимо первой строки чарта «Hot Country Songs» журнала Billboard, эта песня стала вторым после Please Don't Tell Me How the Story Ends попаданием в общий чарт Billboard Hot 100 но на этот раз Милсапу покорилась не только 95-я, но и 16-я позиция. Песня также вошла в Adult Contemporary Chart, остановившись на седьмом месте. Но несмотря на эти достижения, песня осталась единственным кроссовером Милсапа 1970-х годов. Остаток десятилетия хиты Милсапа в стиле кантри продолжали входить в чарты.

Успех кроссоверов (1979-1992)

Музыка Милсапа стала смещаться в сторону струнного попа и рок-н-ролла в конце 1970-х, что привело к появлению в поп-чартах начала 1980-х нескольких удачных кроссоверов. В 1979 Милсап записал синглы, попавшие на первую строчку, в Top 5 и Top 10. С 1980 по 1983 он выпустил одиннадцать песен, ставших номером один в чарте. В 1980 вышел альбом лучших хитов, в который был включён сингл Smoky Mountain Rain, который занял первую строку в кантри-чарте, вошёл в Top 40 поп-чарта и стал первым из двух, попавших на первую строку «Adult Contemporary chart».

Другими успешными кроссоверами были (There's) No Gettin' Over Me (Top 5 поп-чарта), I Wouldn't Have Missed It For the World и Any Day Now (обе вошли в Top 20). Последний сингл продержался на первой строчке «Adult Contemporary chart» в течение пяти недель. Успехом среди приверженцев поп-музыки пользовалась и песня He Got You. В кантри-чарте эти композиции побывали на первой строке. Что интересно, на Филиппинах наибольшей популярностью пользовалась кантри-баллада Is It Over с альбома 1983 года Keyed Up, которая никогда не выпускался в США в виде сингла.

Хотя бессменное пребывание песен Милсапа на первой строке чарта закончилось в 1983 году, последней в ней стала песня Stranger in My House, продолжавшая удерживать высокие позиции: пятое место в кантри, 23 место в поп-чарте и восьмое место в «Adult Contemporary chart». Через несколько месяцев вышел сингл Don't You Know How Much I Love You. Он стал последним заметным появлением Милсапа в поп-чарте, добравшись до 58 строки. Но в «Adult Contemporary chart» песня снова заняла высокую позицию вместе с другими синглами 1985 года: Show Her, Still Losing You и получившая премию «Грэмми» Lost in the Fifties Tonight (последний успешный кроссовер).

Альбомы Ронни Милсапа 1980-х годов, как и у других исполнителей его эпохи: Линды Ронстадт, Глена Кэмпбелла, Марти Роббинса, Ларри Гатлина и Рэя Чарльза — часто содержали песни различных стилей, демонстрирующие большую разносторонность таланта певца. В своей автобиографии 1990 года Милсап поясняет: «Я певец, а не вокальный «стилист». У меня правильное дыхание и чёткое произношение. Поэтому я могу исполнить любую композицию. Но есть такие «стилисты», чья техника настолько неразвита, что они могут петь только собственные песни своим особым способом. Их могут помнить дольше, чем меня. Но я, скорее всего, буду петь дольше, чем они. Я могу спеть так, как требует время и мода».

Между 1985 и 1987 годами Милсап несколько раз становился автором непрерывны серий синглов на первой строке кантри-чарта, наиболее высокую популярность завоевав с песнями She Keeps the Home Fires Burning, In Love, Snap Your Fingers, Where Do the Nights Go, а также выиграв «Грэмми» в дуэте c Кенни Роджерсом исполнив Make No Mistake, She's Mine.

В 1989 Милсап последний раз попал на первую строку с песней A Woman in Love, хотя продолжал выпускать хиты, занимавшие другие места. Между 1989 и 1991 годами в Top 20 попали синглы Houston Solution, Stranger Things Have Happened, Turn That Radio On, и Are You Loving Me Like I'm loving You. При участии писателя Тома Картера в 1990 году Милсап выпустил автобиографию Almost like a Song.

В 1992 году музыкант в последний раз выпускает успешный сингл, All Is Fair in Love and War. Партию гитары на записи исполнит Марк Нопфлер. Композиция до 11 строки. Однако популярность Милсапа пошла на убыль, а первенство в кантри перешло к молодым исполнителям, решившим вернуться к более традиционному звучанию.

1993 — настоящее время

Милсап остался одним из любимейших публикой кантри-исполнителей, несмотря на отсутствие в радиоэфире его песен последние десять лет. В 1993 году он ушёл от RCA в Liberty и выпустил альбом True Believer, который не смог получить заметного времени в ротации, хотя заглавная песня вышла на 30 место в кантри-чарте. В 2000 году Милсап снова напомнил о себе, выпустив сборник на двух компакт-дисках 40 No. 1 Hits, среди песен которого был новый сингл "Time, Love, and Money". Альбом получил золотой статус, хотя в чарты не пробился.

В течение 2004 года Милсап с продюсером Джерри Ф. Шареллом записал первый с 1970 года альбом не в стиле кантри, Just for a Thrill. В него вошли американские поп- и джаз-стандарты. Альбом был номинирован на «Грэмми». В 2006 году Милсап снова подписал контракт с RCA и вернулся в мейнстрим, выпустив альбом My Life в стиле современной кантри-музыки. Первым синглом в нём шёл "Local Girls", достигший в чарте 54 места.

В 2009 Милсап выпустил на двух компакт-дисках сборник христианской музыки Then Sings My Soul, состоящий из 24 композиций, включая "Up To Zion". Это произведение было написано им совместно с Грегори Джеймсом Торнквистом и Норин Крейтон. Оно вышло на первую строку чарта. 12 мая 2010 года Милсап принял участие в Gaither Video Taping.

Биография Милсапа стала темой передачи телесети A&E Networks в 2000 году. он также появлялся в нескольких программах CMT включая 40 Greatest Men of Country Music и эпизод Crossroads c рок-группой Los Lonely Boys (2005).

В возрасте 68 лет, в июле 2011 года, Милсап выпустил новый студийный альбом Country Again. Он ознаменовал возвращение в более традиционному кантри-звуку. Первый сингл, If You Don't Want Me To — повторение песни Милсапа 1980 года.

Концерты Милсапа остаются одними из самых популярных в кантри. Он регулярно совершает туры по стране.

2 мая 2013 года Милсап выступил на похоронах легенды кантри-музыки Джорджа Джонса, исполнив классическую песню When the Grass Grows Over Me. Прямую трансляцию с похорон вели CMT, GAC, RFD-TV, The Nashville Network и Family Net, а также несколько местных станций Нашвилла. SiriusXM и WSM 650AM, станция Grand Ole Opry, вели радиотрансляцию.

27 декабря 2013 года было объявлено, что 28 января 2014 года выйдет новый альбом Ронни Милсапа Summer Number Seventeen. В него войдут новый записи классики поп-музыка, ритм-н-блюза и кантри, а также другие песни поколения Милсапа[3].

Протесты против Capitol Records

В 2009 году Милсап записал новую песню My First Ride с участием Трейса Эдкинса. 70 процентов доходов от неё должны были поступить в пользу пожарных и полицейских США и Канады. Как утверждается, после релиза компания Capitol Records без объяснений отказалась продвигать песню. 24 сентября 2009 года Милсап и группа пожарных Теннесси и сочувствующих организовала пикет офиса звукозаписывающей компании, обвиняя в отказе размещать песню на радио и в iTunes в течение четырёх недель после выпуска. Милсап возглавил группу из 50 человек на парадной лестнице, а затем исполнил новую песню, стоя на крыше старинного пожарного автомобиля. Демонстрация носила мирный характер, и после выступления охрана здания попросила собравшихся разойтись.

Ронни Милсап сказал следующее: «Мы пришли, чтобы привлечь внимание к этому достойному делу... Какой лейбл не хотел бы участвовать в сборе средств для столь необходимого фонда, который поможет нуждающимся пожарным и полицейским?»[4]

Радиолюбитель

Ронни Милсап является радиолюбителем и имеет позывной WB4KCG (Ронни часто подписывается WB4 “Kind Country Gentleman”). В многих радиолюбительских группах о нём отзываются как об интересном собеседнике.

Дискография

В дискографию Ронни милсапа входят 26 альбомов и 62 сингла.

Награды и премии

Academy of Country Music

Billboard magazine

  • 1980 No. 1 Country Song of the Year - "My Heart"
  • 1985 No. 1 Country Song of the Year - "Lost in the Fifties Tonight"

Country Music Association

«Грэмми»

Music City News Country

  • 1975 Most Promising Male Artist

Miscellaneous achievements

  • 40 No. 1 hits, 35 of which reached the top spot on the Billboard chart; the remaining 5 topped other trade charts including Cashbox
  • Over 35 million albums sold
  • Inducted into the Grand Ole Opry in 1976
  • Inducted into the North Carolina Music Hall of Fame in 2002[5]
  • Awarded the Career Achievement Award by Country Radio Seminar in 2006
  • Awarded the 2007 Rocketown Legend Award

Напишите отзыв о статье "Милсап, Ронни"

Литература

  • Goldsmith, Thomas. Ronnie Milsap // The Encyclopedia of Country Music. / Paul Kingsbury, Ed.. — New York: Oxford University Press, 1998. — С. 348–349.
  • Milsap, Ronnie (with Tom Carter). Almost like a song. — New York, NY: McGraw-Hill, 1990.

Примечания

  1. [www.biography.com/people/ronnie-milsap-9542354 Ronnie Milsap]. biography.com. Проверено 23 января 2014.
  2. Whitburn Joel. Top R&B/Hip-Hop Singles: 1942-2004. — Record Research, 2004. — P. 402.
  3. [garyhayescountry.com/ronnie-milsap-returns-with-new-music-and-old-favorites/ Ronnie Milsap Returns With New Music And Old Favorites]. Проверено 24 января 2014.
  4. [countylifeonline.com/2011/03/24/pwfaa-to-host-country-music-legend-ronnie-milsap/ PWFAA To Host Country Music Legend Ronnie Milsap]. Проверено 24 января 2014.
  5. [northcarolinamusichalloffame.org/category/inductees/2002-inductees/ 2002 Inductees]. North Carolina Music Hall of Fame. Проверено 10 сентября 2012.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Милсап, Ронни

И Борис стал рассказывать, каким образом гвардия, ставши на место и увидав перед собой войска, приняла их за австрийцев и вдруг по ядрам, пущенным из этих войск, узнала, что она в первой линии, и неожиданно должна была вступить в дело. Ростов, не дослушав Бориса, тронул свою лошадь.
– Ты куда? – спросил Борис.
– К его величеству с поручением.
– Вот он! – сказал Борис, которому послышалось, что Ростову нужно было его высочество, вместо его величества.
И он указал ему на великого князя, который в ста шагах от них, в каске и в кавалергардском колете, с своими поднятыми плечами и нахмуренными бровями, что то кричал австрийскому белому и бледному офицеру.
– Да ведь это великий князь, а мне к главнокомандующему или к государю, – сказал Ростов и тронул было лошадь.
– Граф, граф! – кричал Берг, такой же оживленный, как и Борис, подбегая с другой стороны, – граф, я в правую руку ранен (говорил он, показывая кисть руки, окровавленную, обвязанную носовым платком) и остался во фронте. Граф, держу шпагу в левой руке: в нашей породе фон Бергов, граф, все были рыцари.
Берг еще что то говорил, но Ростов, не дослушав его, уже поехал дальше.
Проехав гвардию и пустой промежуток, Ростов, для того чтобы не попасть опять в первую линию, как он попал под атаку кавалергардов, поехал по линии резервов, далеко объезжая то место, где слышалась самая жаркая стрельба и канонада. Вдруг впереди себя и позади наших войск, в таком месте, где он никак не мог предполагать неприятеля, он услыхал близкую ружейную стрельбу.
«Что это может быть? – подумал Ростов. – Неприятель в тылу наших войск? Не может быть, – подумал Ростов, и ужас страха за себя и за исход всего сражения вдруг нашел на него. – Что бы это ни было, однако, – подумал он, – теперь уже нечего объезжать. Я должен искать главнокомандующего здесь, и ежели всё погибло, то и мое дело погибнуть со всеми вместе».
Дурное предчувствие, нашедшее вдруг на Ростова, подтверждалось всё более и более, чем дальше он въезжал в занятое толпами разнородных войск пространство, находящееся за деревнею Працом.
– Что такое? Что такое? По ком стреляют? Кто стреляет? – спрашивал Ростов, ровняясь с русскими и австрийскими солдатами, бежавшими перемешанными толпами наперерез его дороги.
– А чорт их знает? Всех побил! Пропадай всё! – отвечали ему по русски, по немецки и по чешски толпы бегущих и непонимавших точно так же, как и он, того, что тут делалось.
– Бей немцев! – кричал один.
– А чорт их дери, – изменников.
– Zum Henker diese Ruesen… [К чорту этих русских…] – что то ворчал немец.
Несколько раненых шли по дороге. Ругательства, крики, стоны сливались в один общий гул. Стрельба затихла и, как потом узнал Ростов, стреляли друг в друга русские и австрийские солдаты.
«Боже мой! что ж это такое? – думал Ростов. – И здесь, где всякую минуту государь может увидать их… Но нет, это, верно, только несколько мерзавцев. Это пройдет, это не то, это не может быть, – думал он. – Только поскорее, поскорее проехать их!»
Мысль о поражении и бегстве не могла притти в голову Ростову. Хотя он и видел французские орудия и войска именно на Праценской горе, на той самой, где ему велено было отыскивать главнокомандующего, он не мог и не хотел верить этому.


Около деревни Праца Ростову велено было искать Кутузова и государя. Но здесь не только не было их, но не было ни одного начальника, а были разнородные толпы расстроенных войск.
Он погонял уставшую уже лошадь, чтобы скорее проехать эти толпы, но чем дальше он подвигался, тем толпы становились расстроеннее. По большой дороге, на которую он выехал, толпились коляски, экипажи всех сортов, русские и австрийские солдаты, всех родов войск, раненые и нераненые. Всё это гудело и смешанно копошилось под мрачный звук летавших ядер с французских батарей, поставленных на Праценских высотах.
– Где государь? где Кутузов? – спрашивал Ростов у всех, кого мог остановить, и ни от кого не мог получить ответа.
Наконец, ухватив за воротник солдата, он заставил его ответить себе.
– Э! брат! Уж давно все там, вперед удрали! – сказал Ростову солдат, смеясь чему то и вырываясь.
Оставив этого солдата, который, очевидно, был пьян, Ростов остановил лошадь денщика или берейтора важного лица и стал расспрашивать его. Денщик объявил Ростову, что государя с час тому назад провезли во весь дух в карете по этой самой дороге, и что государь опасно ранен.
– Не может быть, – сказал Ростов, – верно, другой кто.
– Сам я видел, – сказал денщик с самоуверенной усмешкой. – Уж мне то пора знать государя: кажется, сколько раз в Петербурге вот так то видал. Бледный, пребледный в карете сидит. Четверню вороных как припустит, батюшки мои, мимо нас прогремел: пора, кажется, и царских лошадей и Илью Иваныча знать; кажется, с другим как с царем Илья кучер не ездит.
Ростов пустил его лошадь и хотел ехать дальше. Шедший мимо раненый офицер обратился к нему.
– Да вам кого нужно? – спросил офицер. – Главнокомандующего? Так убит ядром, в грудь убит при нашем полку.
– Не убит, ранен, – поправил другой офицер.
– Да кто? Кутузов? – спросил Ростов.
– Не Кутузов, а как бишь его, – ну, да всё одно, живых не много осталось. Вон туда ступайте, вон к той деревне, там всё начальство собралось, – сказал этот офицер, указывая на деревню Гостиерадек, и прошел мимо.
Ростов ехал шагом, не зная, зачем и к кому он теперь поедет. Государь ранен, сражение проиграно. Нельзя было не верить этому теперь. Ростов ехал по тому направлению, которое ему указали и по которому виднелись вдалеке башня и церковь. Куда ему было торопиться? Что ему было теперь говорить государю или Кутузову, ежели бы даже они и были живы и не ранены?
– Этой дорогой, ваше благородие, поезжайте, а тут прямо убьют, – закричал ему солдат. – Тут убьют!
– О! что говоришь! сказал другой. – Куда он поедет? Тут ближе.
Ростов задумался и поехал именно по тому направлению, где ему говорили, что убьют.
«Теперь всё равно: уж ежели государь ранен, неужели мне беречь себя?» думал он. Он въехал в то пространство, на котором более всего погибло людей, бегущих с Працена. Французы еще не занимали этого места, а русские, те, которые были живы или ранены, давно оставили его. На поле, как копны на хорошей пашне, лежало человек десять, пятнадцать убитых, раненых на каждой десятине места. Раненые сползались по два, по три вместе, и слышались неприятные, иногда притворные, как казалось Ростову, их крики и стоны. Ростов пустил лошадь рысью, чтобы не видать всех этих страдающих людей, и ему стало страшно. Он боялся не за свою жизнь, а за то мужество, которое ему нужно было и которое, он знал, не выдержит вида этих несчастных.
Французы, переставшие стрелять по этому, усеянному мертвыми и ранеными, полю, потому что уже никого на нем живого не было, увидав едущего по нем адъютанта, навели на него орудие и бросили несколько ядер. Чувство этих свистящих, страшных звуков и окружающие мертвецы слились для Ростова в одно впечатление ужаса и сожаления к себе. Ему вспомнилось последнее письмо матери. «Что бы она почувствовала, – подумал он, – коль бы она видела меня теперь здесь, на этом поле и с направленными на меня орудиями».
В деревне Гостиерадеке были хотя и спутанные, но в большем порядке русские войска, шедшие прочь с поля сражения. Сюда уже не доставали французские ядра, и звуки стрельбы казались далекими. Здесь все уже ясно видели и говорили, что сражение проиграно. К кому ни обращался Ростов, никто не мог сказать ему, ни где был государь, ни где был Кутузов. Одни говорили, что слух о ране государя справедлив, другие говорили, что нет, и объясняли этот ложный распространившийся слух тем, что, действительно, в карете государя проскакал назад с поля сражения бледный и испуганный обер гофмаршал граф Толстой, выехавший с другими в свите императора на поле сражения. Один офицер сказал Ростову, что за деревней, налево, он видел кого то из высшего начальства, и Ростов поехал туда, уже не надеясь найти кого нибудь, но для того только, чтобы перед самим собою очистить свою совесть. Проехав версты три и миновав последние русские войска, около огорода, окопанного канавой, Ростов увидал двух стоявших против канавы всадников. Один, с белым султаном на шляпе, показался почему то знакомым Ростову; другой, незнакомый всадник, на прекрасной рыжей лошади (лошадь эта показалась знакомою Ростову) подъехал к канаве, толкнул лошадь шпорами и, выпустив поводья, легко перепрыгнул через канаву огорода. Только земля осыпалась с насыпи от задних копыт лошади. Круто повернув лошадь, он опять назад перепрыгнул канаву и почтительно обратился к всаднику с белым султаном, очевидно, предлагая ему сделать то же. Всадник, которого фигура показалась знакома Ростову и почему то невольно приковала к себе его внимание, сделал отрицательный жест головой и рукой, и по этому жесту Ростов мгновенно узнал своего оплакиваемого, обожаемого государя.
«Но это не мог быть он, один посреди этого пустого поля», подумал Ростов. В это время Александр повернул голову, и Ростов увидал так живо врезавшиеся в его памяти любимые черты. Государь был бледен, щеки его впали и глаза ввалились; но тем больше прелести, кротости было в его чертах. Ростов был счастлив, убедившись в том, что слух о ране государя был несправедлив. Он был счастлив, что видел его. Он знал, что мог, даже должен был прямо обратиться к нему и передать то, что приказано было ему передать от Долгорукова.
Но как влюбленный юноша дрожит и млеет, не смея сказать того, о чем он мечтает ночи, и испуганно оглядывается, ища помощи или возможности отсрочки и бегства, когда наступила желанная минута, и он стоит наедине с ней, так и Ростов теперь, достигнув того, чего он желал больше всего на свете, не знал, как подступить к государю, и ему представлялись тысячи соображений, почему это было неудобно, неприлично и невозможно.
«Как! Я как будто рад случаю воспользоваться тем, что он один и в унынии. Ему неприятно и тяжело может показаться неизвестное лицо в эту минуту печали; потом, что я могу сказать ему теперь, когда при одном взгляде на него у меня замирает сердце и пересыхает во рту?» Ни одна из тех бесчисленных речей, которые он, обращая к государю, слагал в своем воображении, не приходила ему теперь в голову. Те речи большею частию держались совсем при других условиях, те говорились большею частию в минуту побед и торжеств и преимущественно на смертном одре от полученных ран, в то время как государь благодарил его за геройские поступки, и он, умирая, высказывал ему подтвержденную на деле любовь свою.
«Потом, что же я буду спрашивать государя об его приказаниях на правый фланг, когда уже теперь 4 й час вечера, и сражение проиграно? Нет, решительно я не должен подъезжать к нему. Не должен нарушать его задумчивость. Лучше умереть тысячу раз, чем получить от него дурной взгляд, дурное мнение», решил Ростов и с грустью и с отчаянием в сердце поехал прочь, беспрестанно оглядываясь на всё еще стоявшего в том же положении нерешительности государя.
В то время как Ростов делал эти соображения и печально отъезжал от государя, капитан фон Толь случайно наехал на то же место и, увидав государя, прямо подъехал к нему, предложил ему свои услуги и помог перейти пешком через канаву. Государь, желая отдохнуть и чувствуя себя нездоровым, сел под яблочное дерево, и Толь остановился подле него. Ростов издалека с завистью и раскаянием видел, как фон Толь что то долго и с жаром говорил государю, как государь, видимо, заплакав, закрыл глаза рукой и пожал руку Толю.
«И это я мог бы быть на его месте?» подумал про себя Ростов и, едва удерживая слезы сожаления об участи государя, в совершенном отчаянии поехал дальше, не зная, куда и зачем он теперь едет.
Его отчаяние было тем сильнее, что он чувствовал, что его собственная слабость была причиной его горя.
Он мог бы… не только мог бы, но он должен был подъехать к государю. И это был единственный случай показать государю свою преданность. И он не воспользовался им… «Что я наделал?» подумал он. И он повернул лошадь и поскакал назад к тому месту, где видел императора; но никого уже не было за канавой. Только ехали повозки и экипажи. От одного фурмана Ростов узнал, что Кутузовский штаб находится неподалеку в деревне, куда шли обозы. Ростов поехал за ними.
Впереди его шел берейтор Кутузова, ведя лошадей в попонах. За берейтором ехала повозка, и за повозкой шел старик дворовый, в картузе, полушубке и с кривыми ногами.
– Тит, а Тит! – сказал берейтор.
– Чего? – рассеянно отвечал старик.
– Тит! Ступай молотить.
– Э, дурак, тьфу! – сердито плюнув, сказал старик. Прошло несколько времени молчаливого движения, и повторилась опять та же шутка.
В пятом часу вечера сражение было проиграно на всех пунктах. Более ста орудий находилось уже во власти французов.
Пржебышевский с своим корпусом положил оружие. Другие колонны, растеряв около половины людей, отступали расстроенными, перемешанными толпами.
Остатки войск Ланжерона и Дохтурова, смешавшись, теснились около прудов на плотинах и берегах у деревни Аугеста.
В 6 м часу только у плотины Аугеста еще слышалась жаркая канонада одних французов, выстроивших многочисленные батареи на спуске Праценских высот и бивших по нашим отступающим войскам.
В арьергарде Дохтуров и другие, собирая батальоны, отстреливались от французской кавалерии, преследовавшей наших. Начинало смеркаться. На узкой плотине Аугеста, на которой столько лет мирно сиживал в колпаке старичок мельник с удочками, в то время как внук его, засучив рукава рубашки, перебирал в лейке серебряную трепещущую рыбу; на этой плотине, по которой столько лет мирно проезжали на своих парных возах, нагруженных пшеницей, в мохнатых шапках и синих куртках моравы и, запыленные мукой, с белыми возами уезжали по той же плотине, – на этой узкой плотине теперь между фурами и пушками, под лошадьми и между колес толпились обезображенные страхом смерти люди, давя друг друга, умирая, шагая через умирающих и убивая друг друга для того только, чтобы, пройдя несколько шагов, быть точно. так же убитыми.
Каждые десять секунд, нагнетая воздух, шлепало ядро или разрывалась граната в средине этой густой толпы, убивая и обрызгивая кровью тех, которые стояли близко. Долохов, раненый в руку, пешком с десятком солдат своей роты (он был уже офицер) и его полковой командир, верхом, представляли из себя остатки всего полка. Влекомые толпой, они втеснились во вход к плотине и, сжатые со всех сторон, остановились, потому что впереди упала лошадь под пушкой, и толпа вытаскивала ее. Одно ядро убило кого то сзади их, другое ударилось впереди и забрызгало кровью Долохова. Толпа отчаянно надвинулась, сжалась, тронулась несколько шагов и опять остановилась.
Пройти эти сто шагов, и, наверное, спасен; простоять еще две минуты, и погиб, наверное, думал каждый. Долохов, стоявший в середине толпы, рванулся к краю плотины, сбив с ног двух солдат, и сбежал на скользкий лед, покрывший пруд.