Sonic & Knuckles

Sonic & Knuckles
Обложка японского издания игры для консоли Sega Mega Drive
Разработчики	Sonic Team Sega Technical Institute
Издатель	Sega
Язык интерфейса	английский
Создатели Руководитель Хирокадзу Ясухара Продюсеры Хаяо Накаяма Юдзи Нака Геймдизайнеры Хирокадзу Ясухара Такаси Иидзука Хисаёси Ёсида Программист Юдзи Нака Художники Такаси Томас Юда Сатоси Ёкогава Композиторы Говард Дроссин Дзюн Сэноуэ Токухико Увабо Томонори Савада Наофуми Хатая
Часть серии	Sonic the Hedgehog
Даты выпуска	18 октября 1994 Mega Drive/Genesis: 18 октября 1994 18 октября 1994 18 октября 1994 Ноябрь 1994 Xbox Live Arcade: 9 сентября 2009 Virtual Console: 27 октября 2009 12 февраля 2010 15 февраля 2010 Steam: 26 января 2011 (Sonic 3 & Knuckles)
Жанр	платформер
Возрастные рейтинги	CERO: A ELSPA: 3+ ESRB: E — Everyone OFLC (A): G — General PEGI: 3+ VRC: GA
Носители	16-мегабитовый картридж, CD, цифровая дистрибуция
Платформы	Mega Drive/Genesis Wii (Virtual Console), Xbox 360 (XBLA) Как часть сборников: Windows, Saturn, GameCube, PlayStation 2, Xbox, PlayStation 3, Xbox 360, Nintendo DS Как Sonic 3 & Knuckles: Windows (Steam)
Режим игры	однопользовательский
Системные требования	ПК (минимальные): Windows XP, видеокарта 32 МБ, DirectX 9.0, 50 МБ HDD
Управление	геймпад, клавиатура

Sonic & Knuckles (яп. ソニック＆ナックルズ Соникку андо Наккурудзу, рус. Соник и Наклз) — видеоигра в жанре платформер, являющаяся четвёртой в серии игр Sonic the Hedgehog на игровой приставке Sega Mega Drive/Genesis. Игра была разработана командой Sonic Team и Sega Technical Institute (STI) — подразделениями компании Sega, выпустившей её осенью 1994 года.

Sonic & Knuckles является прямым сиквелом игры Sonic the Hedgehog 3. Разработка этих двух игр началась в 1992 году как один большой проект, однако из-за технических ограничений консоли Mega Drive/Genesis команда Sonic Team приняла решение разделить его на две части. В результате Sonic & Knuckles имеет схожие с предыдущей игрой дизайн уровней, графику и игровой процесс. Сюжет игры продолжает историю Sonic the Hedgehog 3. Главный герой ёж Соник вновь оказывается на Парящем острове с целью защитить Главный Изумруд Хаоса, который даст главному злодею доктору Роботнику восстановить свою боевую космическую станцию «Яйцо Смерти». В Sonic & Knuckles впервые появляется возможность управлять одним из основных игровых персонажей серии Sonic the Hedgehog — ехидной Наклзом, который в данной игре имеет свою сюжетную линию.

Картридж Sonic & Knuckles был выпущен с уникальной технологией «Lock-On», которая позволяла соединять его с другими играми Mega Drive/Genesis, в результате чего Sonic & Knuckles можно было комбинировать с Sonic the Hedgehog 2 и Sonic the Hedgehog 3, внося в эти игры новые возможности. Игра Sonic & Knuckles получила высокие оценки от критиков и была коммерчески успешной. В Северной Америке было продано свыше 1,2 миллиона экземпляров Sonic & Knuckles, что сделало её одним из бестселлеров на консоли Mega Drive/Genesis. Игра переиздавалась в десятках сборников и компиляций, а также продавалась в сервисах цифровой дистрибуции.

Игровой процесс

Управляя игровым персонажем, игрок проходит разнообразные уровни, структура которых лабиринтоподобна и включает в себя множество крутых склонов и мёртвых петель, с помощью которых персонажи могут разгоняться до высокой скорости. Основными врагами в игре служат роботы — бадники (англ. Badnik), различные по внешнему виду и вооружению. Для атаки персонаж игрока сворачивается в шар — либо нападая на врага в прыжке, либо разгоняясь на месте и совершая скоростной удар в перекате, называемый spin dash. За жизненную силу персонажа отвечают золотые кольца, которые в огромном количестве разбросаны по уровням. Если у игрока нет хотя бы одного кольца, то его персонаж гибнет при столкновении с роботами или опасными предметами — например, шипами. В противном случае, персонаж теряет все собранные кольца и за ограниченное время может собрать лишь часть из них. Помимо колец, на уровнях встречаются различные бонусы, изображённые в виде мониторов — с их помощью игрок может получить, к примеру, временную неуязвимость или дополнительную жизнь. В мониторах может содержаться три разных вида щита для персонажа: огненный, электрический и водяной (защищающий от физических атак).

Sonic & Knuckles предоставляет только одиночный режим, когда в самом начале игроку предлагается выбрать одного игрового персонажа — ежа Соника или ехидну Наклза. Особенности игры за Соника остались теми же, что и в предыдущей игре: в прыжке ёж может использовать приём insta-shield, с помощью которого он атакует врага, не касаясь его. Бонусы в виде щитов модифицируют этот приём: например, энергетический щит может подбрасывать Соника на гораздо бо́льшую высоту, чем при обычном прыжке. Ехидна Наклз в Sonic & Knuckles впервые выступает как игровой персонаж, обладающий своими отличительными способностями. Взамен усиленной атаки Соника в прыжке, Наклз имеет способность к планирующему полёту, во время которого он постепенно теряет высоту. В полёте Наклз способен атаковать врагов благодаря своим кастетообразным перчаткам. Если персонаж налетает на стену, то он цепляется за неё и может карабкаться по ней вверх и вниз. Простым касанием Наклз может разбивать некоторые препятствия из камней, которые Соник либо не в силах устранить, либо способен разбить только при помощи приёма spin dash. На игровом процессе за Наклза сказывается то, что он уступает Сонику в скорости и высоте прыжка, а также не приобретает особых приёмов при взятии щитов.

Уровни игры называются зонами, и большинство из них делится на два акта. В конце первого акта игрок сражается с относительно лёгким роботом мини-боссом, а второй акт оканчивается битвой с основным боссом — его представляют либо доктор Роботник, либо его приспешник ЭггРобо, управляющие более опасными и стойкими боевыми машинами. На каждый акт даётся десять игровых минут: если игрок не успевает пройти акт за отведённое время, его персонаж погибает. В конце акта подводится счёт по набранным очкам, которые даются за каждого уничтоженного робота и увеличиваются в зависимости от числа имеющихся у персонажа колец и затраченного на прохождение времени. Ввиду своих особенностей, Соник и Наклз проходят игровые уровни своими путями, недоступными друг для друга. Существенная разница также заключается в продолжительности игры. За Соника игроку предстоит пройти восемь или семь (в зависимости от сценариев) зон: «Mushroom Hill», «Flying Battery», «Sandopolis», «Lava Reef», «Hidden Palace», «Sky Sanctuary», «Death Egg» и «Doomsday». За исключением «Hidden Palace» и «Doomsday», все они состоят из двух актов. Наклз же заканчивает игру на шестой зоне «Sky Sanctuary», которая в его случае представляет собой только продолжительную финальную битву с Меха Соником. Есть и другие отличия в прохождении уровней разными персонажами, например, выступая в роли Соника на уровне «Hidden Palace», игрок должен будет столкнуться в битве с Наклзом, а игра за Наклза подразумевает более сложные битвы с боссами и мини-боссами.

Бонусные уровни

Special Stage

Экран уровня «Special Stage» с иным игровым процессом, где игрок может получить Изумруд Хаоса

Схема, которая показывает, как игрок может собрать поле синих сфер и одновременно превратить их в кольца

Имея 20 или более колец при отметке на контрольной точке, игрок получает возможность попасть на бонусный уровень («Bonus Stage»), где он может заработать дополнительные кольца и жизни. В Sonic & Knuckles есть два вида бонусных уровней. Один из них, «Rotating Maze», представляет собой небольшое пространство, похожее на специальные этапы в Sonic 1. Уровень постоянно вращается вокруг своей оси и ограничен стенами из блоков, среди которых имеются шары с надписью «Goal» — при попадании на них игрок покидает уровень. В центре уровня находится слот-машина: попав в неё, персонаж либо получает некоторое число колец (от двух до крупного джекпота), либо теряет ровно 100 колец. Вокруг слот-машины тоже есть кольца: собирая их, игрок может заработать себе «продолжение». Другой бонусный уровень, «Glowing Spheres», забрасывает игрока в подобие длинной вертикальной пинбол-машины. Используя расположенные в ней флиперы, отбивающие блоки и подбрасывающие энергетические шары, персонаж игрока передвигается вверх, собирая кольца и светящиеся сферы, из которых вылетают шары с разнообразными бонусами. Снизу персонажа преследует горизонтальная вращающаяся спираль, при попадании в которую он покинет уровень. Если игрок добирается до самого верха пинбол-машины, то уровень заканчивается.

В Sonic & Knuckles присутствует семь новых специальных этапов («Special Stage») — особых уровней, предназначенных для сбора Изумрудов Хаоса. Концепция специальных этапов осталась такой же, как и в Sonic the Hedgehog 3, и попасть в них можно через телепортационные кольца, спрятанные в различных местах игровых зон. Уровни «Special Stage» выполнены в трёхмерной графике и представляют собой замкнутую шарообразную поверхность, усеянную синими и красными сферами. Чтобы пройти «Special Stage» и получить один из семи Изумрудов Хаоса, игрок должен собрать все синие сферы, не наступая при этом на красные — в противном случае, игрок сразу же покидает уровень. В Sonic & Knuckles также присутствуют сферы жёлтого цвета, которые катапультируют персонажей на дальние расстояния, позволяя им пролетать над целыми полями других шаров. Сложность в прохождении «Special Stage» заключается в том, что каждая собранная синяя сфера подменяется на красную; вдобавок, персонаж игрока путешествует по уровню без остановки, а скорость игры с течением времени становится всё быстрее. Кроме того, на уровнях присутствуют золотые кольца, сбор которых даёт игроку дополнительные очки и возможность получить «продолжение». Кольца могут просто быть разбросаны по уровню, но по большей части добываются благодаря особому обходу полей из синих сфер (на илл.).

Цель уровней «Special Stage» — собрать все семь Изумрудов Хаоса. Завладев ими, Соник и Наклз получают возможность обретать супер-форму, благодаря которой они становятся неуязвимыми к любым повреждениям, атакуют врагов простым касанием и при этом быстрее бегают и выше прыгают. Визуально Супер Соник окрашивается в золотой цвет, а Супер Наклз начинает характерно мерцать белым цветом. Для Соника сбор всех Изумрудов Хаоса также открывает дополнительный восьмой уровень «Doomsday», где ёж в супер-форме, летя через поле астероидов, ведёт погоню за финальным роботом доктора Роботника. Пребывание Соника и Наклза в супер-форме ограничено числом имеющихся у него колец, которое ежесекундно уменьшается.

Сюжет

В предыдущей игре главный герой ёж Соник вновь одержал победу над злодеем доктором Роботником и предотвратил запуск его боевой космической станции «Яйцо Смерти» (англ. Death Egg). Взрывная волна отбросила Соника обратно на Парящий остров, а сама станция, уцелев, приземлилась в кратер огромного вулкана. Главный герой, оказавшись в глухом лесу, видит выходящего из прохода в зарослях хранителя острова ехидну Наклза. В проходе Соник обнаружил большое сияющее Супер Кольцо, которое на короткое время перенесло его в огромный зал, где покоился Главный Изумруд Хаоса (англ. Master Emerald). Соник понимает, что должен защитить Главный Изумруд от доктора Роботника, потому что в руках злодея эта магическая реликвия станет источником неиссякаемого топлива для «Яйца Смерти». Однако на пути к камню Сонику предстоит столкнуться с Наклзом, который по-прежнему считает ежа своим врагом, посягнувшим на Изумруды Хаоса. В зависимости от выбора игрового персонажа игрок получает две разных сюжетных линии.

Соник держит путь через неизведанные территории Парящего острова, на которых доктор Роботник разместил свои боевые машины. Путешествие приводит Соника в пещеры под вулканом, в кратере которого находится станция «Яйцо Смерти». Через эти пещеры Соник добирается до Тайного дворца с Главным Изумрудом, однако там он вновь сталкивается с Наклзом и между героями завязывается бой. Тем временем, доктор Роботник проникает в Тайный дворец и похищает Главный Изумруд. Поняв, что Соник на его стороне, Наклз помогает ему добраться до портала, перемещающего их к древним парящим в облаках руинам, откуда они наблюдают за поднимающимся в небо «Яйцом Смерти». Соник в одиночку преодолевает древние руины, сражаясь с роботами-миньонами эгг-робо и роботизированной копией самого себя — Меха Соником. Добравшись до вершины руин, главный герой успевает запрыгнуть в улетающее на орбиту «Яйцо Смерти». Он доводит станцию до разрушения и вступает в финальную битву с огромным роботом доктора Роботника, использующим силу Главного Изумруда. После уничтожения робота и «Яйца Смерти», Соник вместе с Главным Изумрудом падает в океан, но его спасает лисёнок Тейлз на своём самолёте «Торнадо». Если игрок собрал все Изумруды Хаоса в Sonic & Knuckles, он получает две дополнительных концовки: персонажи отвозят Главный Изумруд обратно на Парящий остров и тот поднимается в небеса, а в сцене после титров показано, как один из кучи поверженных роботов эгг-робо «оживает».

Сюжетная линия ехидны Наклза развивается после истории Соника, когда Наклз, расслабляющийся в компании зверей в грибном лесу, оказывается атакован ЭггРобо. Долг Наклза как хранителя Парящего острова — противостоять всем чужакам, и он немедленно пускается в погоню за этим роботом. Наклз путешествует по тем же местам острова, что и Соник, уничтожая боевые машины доктора Роботника и периодически сражаясь с ЭггРобо. Погоня заканчивается на площадке заоблачных руин, где ЭггРобо хватает Наклза в плен, делая лёгкой мишенью для другого робота — Меха Соника. Однако Наклз успевает высвободиться и Меха Соник по ошибке уничтожает самого ЭггРобо. Между ехидной и металлическим ежом завязывается битва, в ходе которой Меха Соник использует энергию находящегося рядом Главного Изумруда Хаоса и принимает супер-форму. Когда Наклз побеждает робота, руины в облаках начинают обрушиваться, но на помощь ехидне приходит Соник, управляющий самолётом Тейлза «Торнадо». Вместе они отвозят Главный Изумруд обратно на Парящий остров. Если игрок не собрал все семь Изумрудов Хаоса, то остров опускается с небес на поверхность воды.

Технология Lock-On

Технология «Lock-On» была специально разработана для Sonic & Knuckles главой STI Роджером Гектором и представляет собой возможность соединения двух картриджей в одно целое в рамках одной приставки. Применение «Lock-On» позволяет получить совмещённый вариант двух игр.

Только лицензионный картридж Sonic & Knuckles был выпущен с поддержкой данной технологии. При этом это коснулось предыдущей игры Sonic the Hedgehog 3: поскольку третья часть вместе с Sonic & Knuckles изначально разрабатывались как одно целое, и, как следствие, в играх выдержан единый игровой стиль, используются схожие спрайты персонажей и имеется много общего в игровом процессе. Технология «Lock-On» позволяет совместить Sonic the Hedgehog 3 и Sonic & Knuckles, давая возможность играть в одну большую полноценную игру, которая и планировалась ранее. Свой результат также даёт совмещение Sonic & Knuckles с играми Sonic the Hedgehog 2, Sonic the Hedgehog 1 и сборником Sonic Compilation.

Sonic 3 & Knuckles

Sonic the Hedgehog 3 & Knuckles (сокр. Sonic 3 & Knuckles) — большая игра, объединяющая в себе Sonic the Hedgehog 3 и Sonic & Knuckles. Она включает в себя все 14 уровней из обеих игр, которые последовательно проходит игрок, а также все три разновидности уровня «Bonus Stage». Для прохождения игры доступны на выбор все три главных героя — Соник, Тейлз и Наклз. Таким образом, появляется возможность играть на уровнях Sonic 3 за Наклза, а за Тейлза — проходить уровни Sonic & Knuckles (как в одиночку, так и в команде с Соником). Все уровни изначально спроектированы так, что ввиду своих способностей персонажи проходят их разными путями. Вместе с тем, из Sonic 3 игра переняла систему сохранений и режим состязаний.

Объединение Sonic the Hedgehog 3 и Sonic & Knuckles вносит существенное нововведение в игровой процесс: Супер Изумруды (англ. Super Emeralds). Начиная прохождение с шести уровней Sonic 3, игрок изначально может собрать семь обычных Изумрудов Хаоса — на этапах «Special Stage», соответствующих третьей части. Если он собрал их все, то, начиная с уровня «Mushroom Hill» (первый уровень Sonic & Knuckles), его персонаж получает доступ в зону «Hidden Palace», где отдаёт собранные камни Главному Изумруду Хаоса. Игровой персонаж теряет супер-форму, но при этом до конца игры получает возможность собрать семь Супер Изумрудов. С их помощью персонаж может принимать гипер-форму, дающую ещё большую скорость и высоту прыжка, чем супер-форма, а также новые способности: Гипер Соник при усиленной атаке в прыжке проносится по экрану игры, уничтожая всех видимых врагов, а Гипер Наклз вызывает тот же результат, когда цепляется за стену. Персонажу Тейлзу в Sonic 3 & Knuckles при сборе всех четырнадцати Изумрудов становится доступна супер-форма, которой он не мог обладать в Sonic the Hedgehog 3. Равно как гипер-форма у Соника и Наклза, супер-форма Тейлза даёт ему новую особенность: вокруг него летают четыре золотых птицы (Супер Флики), которые сами уничтожают приближающихся к персонажу врагов.

Sonic 2 & Knuckles

Knuckles the Echidna in Sonic 2 (сокр. Sonic 2 & Knuckles) — игра, которая получается при соединении картриджей Sonic & Knuckles и Sonic the Hedgehog 2. Игра даёт возможность полностью пройти Sonic the Hedgehog 2 за Наклза как игрового персонажа. Геймплей остаётся практически таким же, за исключением небольших изменений: на уровнях игры появляются некоторые места, попасть в которые может только Наклз — благодаря своей способности карабкаться по стенам; кроме того, за Наклза игрок может чаще посещать уровни «Special Stage», поскольку после выхода из них персонаж сохраняет при себе собранные кольца в отличие от оригинальной Sonic the Hedgehog 2. Возможность играть за Соника и Тейлза, а также дополнительные опции в совмещённой версии игры, отсутствуют.

Blue Sphere

При совмещении Sonic & Knuckles с Sonic the Hedgehog 1 или Sonic Compilation игрок видит чёрный экран с изображением четырёх основных персонажей 16-битной серии о Сонике — самого Соника, Тейлза, Наклза и доктора Роботника. На экране плывут слова «No Way? No Way!», которые якобы говорят о безрезультатном совмещении картриджей. Одновременное нажатие на геймпаде клавиш A+B+C открывает мини-игру под названием Blue Sphere. Эта игра представляет собой сборник из уровней «Special Stage», повторяющих дизайн и игровой процесс аналогичных специальных этапов в Sonic the Hedgehog 3 и Sonic & Knuckles, связанный со сбором синих сфер. Каждому из этих уровней в Blue Sphere присвоен свой 12-значный код — то есть, игроку предлагается пройти 134 217 728 специальных этапов, почти каждый из которых уникален (некоторые этапы после номера 128 016 000 повторяются). На титульном экране Blue Sphere доступен выбор игрового персонажа — Соника, Тейлза, Наклза, — что никак не сказывается на игровом процессе. Каждый из уровней относится к одной из двенадцати степеней сложности, когда на более сложном уровне требуется собрать большее число синих сфер.

Разработка и выход игры

См. также: Sonic the Hedgehog 3#Разработка игры

Изначально Sonic & Knuckles и её предшественница Sonic the Hedgehog 3 планировались как одна большая игра, поэтому их разработка началась одновременно, после выхода второй части в 1992 году. Разработка велась в американском филиале Sonic Team — STI, а её руководителями выступали создатели серии Sonic the Hedgehog Юдзи Нака и Хирокадзу Ясухара. Поддержку команде разработчиков оказывал глава STI Роджер Гектор. Для игры было создано порядка четырнадцати уровней, однако по результатам тестирования из-за высоких производственных затрат и недостаточной мощности консоли Mega Drive/Genesis разработчики приняли решение разделить проект на две части. Шесть начальных уровней были включены в Sonic the Hedgehog 3, а оставшиеся восемь уготованы для Sonic & Knuckles. В отличие от Sonic 3, в продолжении не была использована система сохранения, однако у картриджа Sonic & Knuckles имелось своё уникальное техническое нововведение — система «Lock-On». Данная технология позволила соединить Sonic & Knuckles с картриджами других частей серии и получить совмещённый вариант двух игр. При этом в случае Sonic the Hedgehog 3 пользователи получили объединённую игру с уровнями Sonic 3 и Sonic & Knuckles, как и было задумано изначально. Кроме того, в журналах Sega Magazine, Famitsu и Mean Machines упоминалась разработка полноценной версии игры под названием Sonic the Hedgehog 3 Limited Edition (или Sonic 3+), но релиз данного проекта не состоялся по неизвестным причинам.

Sonic & Knuckles была впервые выпущена для консоли Mega Drive/Genesis 18 октября 1994 года — в США, Великобритании и Японии. В Соединённых Штатах при поддержке канала MTV был проведён чемпионат «Kick the Rock» по быстрому прохождению игры. Финальная часть соревнования проходила на острове Алькатрас в заливе Сан-Франциско (Калифорния). Победитель заработал приз в 25 тысяч долларов США и звание «Самый хардкорный игрок в мире» (англ. The World’s Most Hardcore Gamer), а финалисты получили по несколько экземпляров игр от компании Sega. Помимо оригинальной версии Sonic & Knuckles, существует множество портов и версий игры для консолей различных поколений. Игра была переиздана в сервисах цифровой дистрибуции Virtual Console, Xbox Live Arcade и Steam. В них же в электронной форме была воссоздана система «Lock-On», позволяющая соединять Sonic & Knuckles с предыдущими играми серии, которые уже ранее были загружены на консоль. Версия в Steam для Windows продавалась вместе с третьей частью — как Sonic 3 & Knuckles.

Игра переиздавалась в различных сборниках для игровых консолей и ПК:

• Sonic & Knuckles Collection для Windows (1997);
• Sonic Jam для Sega Saturn и Game.com (1997);
• Sonic Mega Collection (2002);
• Sonic Mega Collection Plus (2004);
• Sonic’s Ultimate Genesis Collection для Xbox 360 и PlayStation 3 (2009);
• Sonic Classic Collection для Nintendo DS (2010).

Музыка

</td></tr>

Sonic & Knuckles • Sonic the Hedgehog 3
яп. ソニック・アンド・ナックルズ&ソニック・ザ・ヘッジホッグ3
Саундтрек
Дата выпуска	19 октября 1994
Жанр	электронная музыка
Длительность	46:10
Продюсер	Акинори Минами
Страна	Япония
Лейбл	GMO Records
Профессиональные рецензии
Game-OST (7/10)
Хронология
Sonic Boom (1994) Sonic & Knuckles • Sonic the Hedgehog 3 (1994) Sonic Remix (1994)

Музыка в Sonic & Knuckles была написана Говардом Дроссиным, Дзюном Сэноуэ, Ёсиаки Касимой, Токухико Увабой, Томонори Савадой и Наофуми Хатаей.

19 октября 1994 года на компакт-дисках был выпущен саундтрек Sonic & Knuckles • Sonic the Hedgehog 3. Несмотря на двойное название, этот альбом содержит только музыку из игры Sonic & Knuckles. Саундтрек включает в себя 12 треков, написанных Говардом Дроссиным, Дзюном Сэноуэ и Ёсиаки «Milpo» Касимой. Продюсер альбома Акинори Минами перезаписал оригинальные композиции в новых аранжировках с помощью синтезатора, добавив гитарные партии Такахо Сано и Тосиаки Сайто. Сами авторы оригинальных композиций не принимали участия в создании этого альбома. В результате, выпущенный саундтрек отличается звучанием от музыки в игре.

Рецензент сайта Game-OST поставил саундтреку Sonic & Knuckles • Sonic the Hedgehog 3 оценку 7 баллов из 10. Он заявил, что если рассматривать альбом как расширенный саундтрек, то ему не хватает многих мелодий из Sonic the Hedgehog 3, таких как «Angel Island» и «Ice Cap», и это доказывает необходимость в отдельном саундтреке для каждой из классических игр серии Sonic the Hedgehog. Называть данный альбом сборником ремиксов, по мнению рецензента, ещё более странно, поскольку кардинальных отличий от оригинального саундтрека в нём нет. В перезаписанных мелодиях ярко выражен MIDI-характер, хотя многие из них отличаются от оригиналов более мягким звучанием — не таким резким, какое воспроизводит приставка Sega Mega Drive. В то же время, критик из Game-OST считает, что оригинальные композиции «Flying Battery» и «Lava Reef» из Sonic & Knuckles в новых аранжировках не стали звучать лучше. В конце обзора он описывает всю музыку в целом следующим образом: «Сказать по правде, если оригинальный саундтрек был джазом, то это — мягкий джаз. Впрочем, некоторые люди предпочитают мягкий джаз обычному».

Sonic & Knuckles • Sonic the Hedgehog 3
№	Название	Длительность
1.	«Theme of Sonic & Knuckles»	1:15
2.	«Mushroom Hill»	3:04
3.	«Flying Battery»	2:56
4.	«The Boss»	4:28
5.	«Sandpolis»	2:58
6.	«Lava Reef»	3:16
7.	«Rings and Diamonds Land» («Glowing Spheres», «Rotating Maze», «Gumball Machine», «Special Stage»)	4:46
8.	«Sky Sanctuary»	2:50
9.	«Deathegg»	3:01
10.	«Boss the Boss»	4:17
11.	«Sonic & Knuckles Re-Mix»	11:46
12.	«Theme of Knuckles»	1:37

Оценки и мнения

Рецензии
Рейтинг на основании нескольких рецензий
Агрегатор	Оценка
GameRankings	88,12 % (MD) 65,80 % (X360)
Metacritic	69/100 (X360)
MobyRank	89/100 (MD) 74/100 (X360)
Иноязычные издания
Издание	Оценка
AllGame	(MD) (X360) (Wii)
EGM	9,25/10 (MD)
Famitsu	30/40
GamePro	5/5 (MD)
GamesRadar	6/10 (MD) 9/10 (MD)
IGN	7,5/10 (X360) 9/10 (Wii)
ONM	85% (Wii)
Mega Fun	85% (MD)
Nintendo Life	8/10 (Wii)
Sega Magazine	92/100 (MD)
Sega MegaZone	85% (MD)
Sega Power	90% (MD)
VideoGames	80% (MD)

Sonic & Knuckles получила восторженные отзывы от прессы. Средняя оценка игры, составленная сайтом-агрегатором GameRankings, составляет 88,12 %. На территории одних только США было продано свыше 1,2 миллиона экземпляров Sonic & Knuckles, что делает её одной из самых продаваемых игр для консоли Mega Drive/Genesis. В декабрьском номере журнала Electronic Gaming Monthly за 1994 год Sonic & Knuckles было присвоено звание «Игра месяца». Сайт ScrewAttack в январе 2008 года поместил Sonic & Knuckles вместе с Sonic the Hedgehog 3 на второе место среди лучших игр серии, а GamesRadar, в аналогичном списке 2012 года, — на третье (тоже как Sonic 3 & Knuckles). В 2010 году Official Nintendo Magazine провёл опрос среди поклонников Соника на тему их любимых игр серии. По итогам этого опроса, Sonic & Knuckles вместе с её предшественницей заняли третье место. Было отмечено, однако, что люди голосовали больше за Sonic the Hedgehog 3 и Sonic 3 & Knuckles, нежели за отдельную Sonic & Knuckles.

Восторженные отзывы получила игра за визуальное оформление и игровой процесс. Представитель журнала Sega Power положительно оценил высокую сложность и длину уровней игры, но был разочарован отсутствием в сюжете напарника Соника — лиса Тейлза. Критик из GamePro также упоминает в качестве плюсов возможность играть за Наклза. Рецензент из Sega Magazine отметил реиграбельность игры, поскольку в ней присутствует множество секретных этапов и мини-боссов. Лукас Томас из IGN в своём обзоре писал, что играть в Sonic & Knuckles интересно даже сейчас, несмотря на дату выхода. Однако встречались и сдержанные отзызы. Критик из сайта AllGame Джон Томпсон в своём обзоре утверждал, несмотря на грамотно проработанные уровни и появление Наклза в качестве нового игрового персонажа, дублирование игрового процесса Sonic 3 с небольшой подтяжкой может отбить интерес у тех игроков, кому уже надоела серия игр про Соника. Нечто похожее писали обозревали и в Sega Magazine и Mega Fun.

Игровые обозреватели были едины во мнении, что важным плюсом Sonic & Knuckles является система «Lock-On». Представитель из GamePro похвалил разработчиков за возможность объединять картридж с предыдущими частями основой серии Sonic the Hedgehog. По его словам, это заставит игроков проходить их с самого начала. Томас написал, что Sonic & Knuckles с функцией «Lock-On» даёт новую жизнь старым загружаемым Sonic 1, Sonic 2 и Sonic 3. Крис Скаллион из журнала Official Nintendo Magazine в своей рецензии отметил, что он не ожидал увидеть наличие соединения «Lock-On» в сервисе Virtual Console. Джеймс Ньютон из Nintendo Life отмечал, что платформер с Соником и Наклзом без третьей части будет выглядеть не полным, и поэтому рецензент посоветовал покупателем приобретать одновременно две игры. Представитель GamesRadar Джастин Тауэлл писал о Sonic 3 & Knuckles следующее: «…Это сенсация. Обширно, запутанно и можно многое узнать; вы будете удивляться, что вы когда-то не заметили скрытый в Sonic 3 дополнительный контент». Сдержанный отзыв о «Lock-On» оставил критик из немецкого журнала Video Games; по его мнению, вся данная задумка от Sega — попытка увеличить доходы с продаж двух игр.

Последующие переиздания Sonic & Knuckles также получили положительные отзывы от сайтов и журналов, однако, по сравнению с оригиналом, оценки оказались ниже. Средняя оценка портированной версии игры на Xbox 360 от GameRankings составляет всего 65,80 %. Схожая статистика присутствует и на Metacritic — 69 баллов из 100 возможных. Со стороны рецензента сайта IGN Лукаса Томаса, основная претензия к переизданию Sonic & Knuckles на Wii заключалась в долгом разрыве между ним и переизданием Sonic the Hedgehog 3: из-за этого игроки, в своё время, не могли поиграть в Sonic 3 & Knuckles. Коллега Томаса, Даймон Хатфилд, прошёл игру на Xbox 360 и раскритиковал неудачные улучшения, созданные разработчиками — эффект сглаживания и скучные задние планы. Особняком стоит мнение критика Скаллиона, который утверждает, что для полноты восприятия «классической трилогии» в игре Sonic & Knuckles нет необходимости. Тем не менее, хотя Скаллион и отмечает, что четвёртая игра в целом проигрывает предыдущим, он настоятельно рекомендует приобрести её «для полной коллекции».

Влияние

В 2011 году была выпущена игра Sonic Generations, посвящённая 20-летию ежа Соника. В юбилейной игре появились новые версии уровней «Sky Sanctuary» и «Mushroom Hill». Также в Sonic & All-Stars Racing Transformed локации «Sky Sanctuary» и «Death Egg» присутствует в качестве трассы для проведения гонок, где участвуют персонажи из различных серий игр от компании Sega.

Сюжет Sonic & Knuckles был адаптирован в комиксах Sonic the Hedgehog от Archie Comics («Specials: Sonic & Knuckles») и № 33—53 комиксов Sonic the Comic от Fleetway Editions.

Примечания

Комментарии

Источники

Литература

• Hanshow, Neil; Hanshow, Carol Ann. [info.sonicretro.org/images/a/ad/S%26K_MD_US_SonicJam_manual.pdf Sonic & Knuckles Instruction Manual]. — США. — Редвуд-Сити : Sega, 1994. — 30 с.</span> (англ.)
• [info.sonicretro.org/images/e/e4/S%26K_MD_JP_SonicJam_manual.pdf Sonic & Knuckles (яп. ソニック＆ナックルズ)]. — Япония. — Sega, 1994. — 52 с.</span> (яп.)

Ссылки

• [www.theghz.com/sonic/s&k/s&k.html Sonic & Knuckles] (англ.) на сайте-энциклопедии The Green Hill Zone.
• [info.sonicretro.org/Sonic_%26_Knuckles Sonic & Knuckles] (англ.) на сайте-энциклопедии Sonic Retro.
• [sonic.wikia.com/wiki/Sonic_%26_Knuckles Sonic & Knuckles] (англ.) на вики-проекте Sonic News Network.
• [www.soniczone0.com/games/sonicandknuckles/backgroundinfo/ Sonic & Knuckles] (англ.) на сайте Zone:0.

Отрывок, характеризующий Sonic & Knuckles

Раздались звонки; старшины бросились вперед; разбросанные в разных комнатах гости, как встряхнутая рожь на лопате, столпились в одну кучу и остановились в большой гостиной у дверей залы.
В дверях передней показался Багратион, без шляпы и шпаги, которые он, по клубному обычаю, оставил у швейцара. Он был не в смушковом картузе с нагайкой через плечо, как видел его Ростов в ночь накануне Аустерлицкого сражения, а в новом узком мундире с русскими и иностранными орденами и с георгиевской звездой на левой стороне груди. Он видимо сейчас, перед обедом, подстриг волосы и бакенбарды, что невыгодно изменяло его физиономию. На лице его было что то наивно праздничное, дававшее, в соединении с его твердыми, мужественными чертами, даже несколько комическое выражение его лицу. Беклешов и Федор Петрович Уваров, приехавшие с ним вместе, остановились в дверях, желая, чтобы он, как главный гость, прошел вперед их. Багратион смешался, не желая воспользоваться их учтивостью; произошла остановка в дверях, и наконец Багратион всё таки прошел вперед. Он шел, не зная куда девать руки, застенчиво и неловко, по паркету приемной: ему привычнее и легче было ходить под пулями по вспаханному полю, как он шел перед Курским полком в Шенграбене. Старшины встретили его у первой двери, сказав ему несколько слов о радости видеть столь дорогого гостя, и недождавшись его ответа, как бы завладев им, окружили его и повели в гостиную. В дверях гостиной не было возможности пройти от столпившихся членов и гостей, давивших друг друга и через плечи друг друга старавшихся, как редкого зверя, рассмотреть Багратиона. Граф Илья Андреич, энергичнее всех, смеясь и приговаривая: – пусти, mon cher, пусти, пусти, – протолкал толпу, провел гостей в гостиную и посадил на средний диван. Тузы, почетнейшие члены клуба, обступили вновь прибывших. Граф Илья Андреич, проталкиваясь опять через толпу, вышел из гостиной и с другим старшиной через минуту явился, неся большое серебряное блюдо, которое он поднес князю Багратиону. На блюде лежали сочиненные и напечатанные в честь героя стихи. Багратион, увидав блюдо, испуганно оглянулся, как бы отыскивая помощи. Но во всех глазах было требование того, чтобы он покорился. Чувствуя себя в их власти, Багратион решительно, обеими руками, взял блюдо и сердито, укоризненно посмотрел на графа, подносившего его. Кто то услужливо вынул из рук Багратиона блюдо (а то бы он, казалось, намерен был держать его так до вечера и так итти к столу) и обратил его внимание на стихи. «Ну и прочту», как будто сказал Багратион и устремив усталые глаза на бумагу, стал читать с сосредоточенным и серьезным видом. Сам сочинитель взял стихи и стал читать. Князь Багратион склонил голову и слушал.
«Славь Александра век
И охраняй нам Тита на престоле,
Будь купно страшный вождь и добрый человек,
Рифей в отечестве а Цесарь в бранном поле.
Да счастливый Наполеон,
Познав чрез опыты, каков Багратион,
Не смеет утруждать Алкидов русских боле…»
Но еще он не кончил стихов, как громогласный дворецкий провозгласил: «Кушанье готово!» Дверь отворилась, загремел из столовой польский: «Гром победы раздавайся, веселися храбрый росс», и граф Илья Андреич, сердито посмотрев на автора, продолжавшего читать стихи, раскланялся перед Багратионом. Все встали, чувствуя, что обед был важнее стихов, и опять Багратион впереди всех пошел к столу. На первом месте, между двух Александров – Беклешова и Нарышкина, что тоже имело значение по отношению к имени государя, посадили Багратиона: 300 человек разместились в столовой по чинам и важности, кто поважнее, поближе к чествуемому гостю: так же естественно, как вода разливается туда глубже, где местность ниже.
Перед самым обедом граф Илья Андреич представил князю своего сына. Багратион, узнав его, сказал несколько нескладных, неловких слов, как и все слова, которые он говорил в этот день. Граф Илья Андреич радостно и гордо оглядывал всех в то время, как Багратион говорил с его сыном.
Николай Ростов с Денисовым и новым знакомцем Долоховым сели вместе почти на середине стола. Напротив них сел Пьер рядом с князем Несвицким. Граф Илья Андреич сидел напротив Багратиона с другими старшинами и угащивал князя, олицетворяя в себе московское радушие.
Труды его не пропали даром. Обеды его, постный и скоромный, были великолепны, но совершенно спокоен он всё таки не мог быть до конца обеда. Он подмигивал буфетчику, шопотом приказывал лакеям, и не без волнения ожидал каждого, знакомого ему блюда. Всё было прекрасно. На втором блюде, вместе с исполинской стерлядью (увидав которую, Илья Андреич покраснел от радости и застенчивости), уже лакеи стали хлопать пробками и наливать шампанское. После рыбы, которая произвела некоторое впечатление, граф Илья Андреич переглянулся с другими старшинами. – «Много тостов будет, пора начинать!» – шепнул он и взяв бокал в руки – встал. Все замолкли и ожидали, что он скажет.
– Здоровье государя императора! – крикнул он, и в ту же минуту добрые глаза его увлажились слезами радости и восторга. В ту же минуту заиграли: «Гром победы раздавайся».Все встали с своих мест и закричали ура! и Багратион закричал ура! тем же голосом, каким он кричал на Шенграбенском поле. Восторженный голос молодого Ростова был слышен из за всех 300 голосов. Он чуть не плакал. – Здоровье государя императора, – кричал он, – ура! – Выпив залпом свой бокал, он бросил его на пол. Многие последовали его примеру. И долго продолжались громкие крики. Когда замолкли голоса, лакеи подобрали разбитую посуду, и все стали усаживаться, и улыбаясь своему крику переговариваться. Граф Илья Андреич поднялся опять, взглянул на записочку, лежавшую подле его тарелки и провозгласил тост за здоровье героя нашей последней кампании, князя Петра Ивановича Багратиона и опять голубые глаза графа увлажились слезами. Ура! опять закричали голоса 300 гостей, и вместо музыки послышались певчие, певшие кантату сочинения Павла Ивановича Кутузова.
«Тщетны россам все препоны,
Храбрость есть побед залог,
Есть у нас Багратионы,
Будут все враги у ног» и т.д.
Только что кончили певчие, как последовали новые и новые тосты, при которых всё больше и больше расчувствовался граф Илья Андреич, и еще больше билось посуды, и еще больше кричалось. Пили за здоровье Беклешова, Нарышкина, Уварова, Долгорукова, Апраксина, Валуева, за здоровье старшин, за здоровье распорядителя, за здоровье всех членов клуба, за здоровье всех гостей клуба и наконец отдельно за здоровье учредителя обеда графа Ильи Андреича. При этом тосте граф вынул платок и, закрыв им лицо, совершенно расплакался.


Пьер сидел против Долохова и Николая Ростова. Он много и жадно ел и много пил, как и всегда. Но те, которые его знали коротко, видели, что в нем произошла в нынешний день какая то большая перемена. Он молчал всё время обеда и, щурясь и морщась, глядел кругом себя или остановив глаза, с видом совершенной рассеянности, потирал пальцем переносицу. Лицо его было уныло и мрачно. Он, казалось, не видел и не слышал ничего, происходящего вокруг него, и думал о чем то одном, тяжелом и неразрешенном.
Этот неразрешенный, мучивший его вопрос, были намеки княжны в Москве на близость Долохова к его жене и в нынешнее утро полученное им анонимное письмо, в котором было сказано с той подлой шутливостью, которая свойственна всем анонимным письмам, что он плохо видит сквозь свои очки, и что связь его жены с Долоховым есть тайна только для одного него. Пьер решительно не поверил ни намекам княжны, ни письму, но ему страшно было теперь смотреть на Долохова, сидевшего перед ним. Всякий раз, как нечаянно взгляд его встречался с прекрасными, наглыми глазами Долохова, Пьер чувствовал, как что то ужасное, безобразное поднималось в его душе, и он скорее отворачивался. Невольно вспоминая всё прошедшее своей жены и ее отношения с Долоховым, Пьер видел ясно, что то, что сказано было в письме, могло быть правда, могло по крайней мере казаться правдой, ежели бы это касалось не его жены. Пьер вспоминал невольно, как Долохов, которому было возвращено всё после кампании, вернулся в Петербург и приехал к нему. Пользуясь своими кутежными отношениями дружбы с Пьером, Долохов прямо приехал к нему в дом, и Пьер поместил его и дал ему взаймы денег. Пьер вспоминал, как Элен улыбаясь выражала свое неудовольствие за то, что Долохов живет в их доме, и как Долохов цинически хвалил ему красоту его жены, и как он с того времени до приезда в Москву ни на минуту не разлучался с ними.
«Да, он очень красив, думал Пьер, я знаю его. Для него была бы особенная прелесть в том, чтобы осрамить мое имя и посмеяться надо мной, именно потому, что я хлопотал за него и призрел его, помог ему. Я знаю, я понимаю, какую соль это в его глазах должно бы придавать его обману, ежели бы это была правда. Да, ежели бы это была правда; но я не верю, не имею права и не могу верить». Он вспоминал то выражение, которое принимало лицо Долохова, когда на него находили минуты жестокости, как те, в которые он связывал квартального с медведем и пускал его на воду, или когда он вызывал без всякой причины на дуэль человека, или убивал из пистолета лошадь ямщика. Это выражение часто было на лице Долохова, когда он смотрел на него. «Да, он бретёр, думал Пьер, ему ничего не значит убить человека, ему должно казаться, что все боятся его, ему должно быть приятно это. Он должен думать, что и я боюсь его. И действительно я боюсь его», думал Пьер, и опять при этих мыслях он чувствовал, как что то страшное и безобразное поднималось в его душе. Долохов, Денисов и Ростов сидели теперь против Пьера и казались очень веселы. Ростов весело переговаривался с своими двумя приятелями, из которых один был лихой гусар, другой известный бретёр и повеса, и изредка насмешливо поглядывал на Пьера, который на этом обеде поражал своей сосредоточенной, рассеянной, массивной фигурой. Ростов недоброжелательно смотрел на Пьера, во первых, потому, что Пьер в его гусарских глазах был штатский богач, муж красавицы, вообще баба; во вторых, потому, что Пьер в сосредоточенности и рассеянности своего настроения не узнал Ростова и не ответил на его поклон. Когда стали пить здоровье государя, Пьер задумавшись не встал и не взял бокала.
– Что ж вы? – закричал ему Ростов, восторженно озлобленными глазами глядя на него. – Разве вы не слышите; здоровье государя императора! – Пьер, вздохнув, покорно встал, выпил свой бокал и, дождавшись, когда все сели, с своей доброй улыбкой обратился к Ростову.
– А я вас и не узнал, – сказал он. – Но Ростову было не до этого, он кричал ура!
– Что ж ты не возобновишь знакомство, – сказал Долохов Ростову.
– Бог с ним, дурак, – сказал Ростов.
– Надо лелеять мужей хорошеньких женщин, – сказал Денисов. Пьер не слышал, что они говорили, но знал, что говорят про него. Он покраснел и отвернулся.
– Ну, теперь за здоровье красивых женщин, – сказал Долохов, и с серьезным выражением, но с улыбающимся в углах ртом, с бокалом обратился к Пьеру.
– За здоровье красивых женщин, Петруша, и их любовников, – сказал он.
Пьер, опустив глаза, пил из своего бокала, не глядя на Долохова и не отвечая ему. Лакей, раздававший кантату Кутузова, положил листок Пьеру, как более почетному гостю. Он хотел взять его, но Долохов перегнулся, выхватил листок из его руки и стал читать. Пьер взглянул на Долохова, зрачки его опустились: что то страшное и безобразное, мутившее его во всё время обеда, поднялось и овладело им. Он нагнулся всем тучным телом через стол: – Не смейте брать! – крикнул он.
Услыхав этот крик и увидав, к кому он относился, Несвицкий и сосед с правой стороны испуганно и поспешно обратились к Безухову.
– Полноте, полно, что вы? – шептали испуганные голоса. Долохов посмотрел на Пьера светлыми, веселыми, жестокими глазами, с той же улыбкой, как будто он говорил: «А вот это я люблю». – Не дам, – проговорил он отчетливо.
Бледный, с трясущейся губой, Пьер рванул лист. – Вы… вы… негодяй!.. я вас вызываю, – проговорил он, и двинув стул, встал из за стола. В ту самую секунду, как Пьер сделал это и произнес эти слова, он почувствовал, что вопрос о виновности его жены, мучивший его эти последние сутки, был окончательно и несомненно решен утвердительно. Он ненавидел ее и навсегда был разорван с нею. Несмотря на просьбы Денисова, чтобы Ростов не вмешивался в это дело, Ростов согласился быть секундантом Долохова, и после стола переговорил с Несвицким, секундантом Безухова, об условиях дуэли. Пьер уехал домой, а Ростов с Долоховым и Денисовым до позднего вечера просидели в клубе, слушая цыган и песенников.
– Так до завтра, в Сокольниках, – сказал Долохов, прощаясь с Ростовым на крыльце клуба.
– И ты спокоен? – спросил Ростов…
Долохов остановился. – Вот видишь ли, я тебе в двух словах открою всю тайну дуэли. Ежели ты идешь на дуэль и пишешь завещания да нежные письма родителям, ежели ты думаешь о том, что тебя могут убить, ты – дурак и наверно пропал; а ты иди с твердым намерением его убить, как можно поскорее и повернее, тогда всё исправно. Как мне говаривал наш костромской медвежатник: медведя то, говорит, как не бояться? да как увидишь его, и страх прошел, как бы только не ушел! Ну так то и я. A demain, mon cher! [До завтра, мой милый!]
На другой день, в 8 часов утра, Пьер с Несвицким приехали в Сокольницкий лес и нашли там уже Долохова, Денисова и Ростова. Пьер имел вид человека, занятого какими то соображениями, вовсе не касающимися до предстоящего дела. Осунувшееся лицо его было желто. Он видимо не спал ту ночь. Он рассеянно оглядывался вокруг себя и морщился, как будто от яркого солнца. Два соображения исключительно занимали его: виновность его жены, в которой после бессонной ночи уже не оставалось ни малейшего сомнения, и невинность Долохова, не имевшего никакой причины беречь честь чужого для него человека. «Может быть, я бы то же самое сделал бы на его месте, думал Пьер. Даже наверное я бы сделал то же самое; к чему же эта дуэль, это убийство? Или я убью его, или он попадет мне в голову, в локоть, в коленку. Уйти отсюда, бежать, зарыться куда нибудь», приходило ему в голову. Но именно в те минуты, когда ему приходили такие мысли. он с особенно спокойным и рассеянным видом, внушавшим уважение смотревшим на него, спрашивал: «Скоро ли, и готово ли?»
Когда всё было готово, сабли воткнуты в снег, означая барьер, до которого следовало сходиться, и пистолеты заряжены, Несвицкий подошел к Пьеру.
– Я бы не исполнил своей обязанности, граф, – сказал он робким голосом, – и не оправдал бы того доверия и чести, которые вы мне сделали, выбрав меня своим секундантом, ежели бы я в эту важную минуту, очень важную минуту, не сказал вам всю правду. Я полагаю, что дело это не имеет достаточно причин, и что не стоит того, чтобы за него проливать кровь… Вы были неправы, не совсем правы, вы погорячились…
– Ах да, ужасно глупо… – сказал Пьер.
– Так позвольте мне передать ваше сожаление, и я уверен, что наши противники согласятся принять ваше извинение, – сказал Несвицкий (так же как и другие участники дела и как и все в подобных делах, не веря еще, чтобы дело дошло до действительной дуэли). – Вы знаете, граф, гораздо благороднее сознать свою ошибку, чем довести дело до непоправимого. Обиды ни с одной стороны не было. Позвольте мне переговорить…
– Нет, об чем же говорить! – сказал Пьер, – всё равно… Так готово? – прибавил он. – Вы мне скажите только, как куда ходить, и стрелять куда? – сказал он, неестественно кротко улыбаясь. – Он взял в руки пистолет, стал расспрашивать о способе спуска, так как он до сих пор не держал в руках пистолета, в чем он не хотел сознаваться. – Ах да, вот так, я знаю, я забыл только, – говорил он.
– Никаких извинений, ничего решительно, – говорил Долохов Денисову, который с своей стороны тоже сделал попытку примирения, и тоже подошел к назначенному месту.
Место для поединка было выбрано шагах в 80 ти от дороги, на которой остались сани, на небольшой полянке соснового леса, покрытой истаявшим от стоявших последние дни оттепелей снегом. Противники стояли шагах в 40 ка друг от друга, у краев поляны. Секунданты, размеряя шаги, проложили, отпечатавшиеся по мокрому, глубокому снегу, следы от того места, где они стояли, до сабель Несвицкого и Денисова, означавших барьер и воткнутых в 10 ти шагах друг от друга. Оттепель и туман продолжались; за 40 шагов ничего не было видно. Минуты три всё было уже готово, и всё таки медлили начинать, все молчали.


– Ну, начинать! – сказал Долохов.
– Что же, – сказал Пьер, всё так же улыбаясь. – Становилось страшно. Очевидно было, что дело, начавшееся так легко, уже ничем не могло быть предотвращено, что оно шло само собою, уже независимо от воли людей, и должно было совершиться. Денисов первый вышел вперед до барьера и провозгласил:
– Так как п'отивники отказались от п'ими'ения, то не угодно ли начинать: взять пистолеты и по слову т'и начинать сходиться.
– Г…'аз! Два! Т'и!… – сердито прокричал Денисов и отошел в сторону. Оба пошли по протоптанным дорожкам всё ближе и ближе, в тумане узнавая друг друга. Противники имели право, сходясь до барьера, стрелять, когда кто захочет. Долохов шел медленно, не поднимая пистолета, вглядываясь своими светлыми, блестящими, голубыми глазами в лицо своего противника. Рот его, как и всегда, имел на себе подобие улыбки.
– Так когда хочу – могу стрелять! – сказал Пьер, при слове три быстрыми шагами пошел вперед, сбиваясь с протоптанной дорожки и шагая по цельному снегу. Пьер держал пистолет, вытянув вперед правую руку, видимо боясь как бы из этого пистолета не убить самого себя. Левую руку он старательно отставлял назад, потому что ему хотелось поддержать ею правую руку, а он знал, что этого нельзя было. Пройдя шагов шесть и сбившись с дорожки в снег, Пьер оглянулся под ноги, опять быстро взглянул на Долохова, и потянув пальцем, как его учили, выстрелил. Никак не ожидая такого сильного звука, Пьер вздрогнул от своего выстрела, потом улыбнулся сам своему впечатлению и остановился. Дым, особенно густой от тумана, помешал ему видеть в первое мгновение; но другого выстрела, которого он ждал, не последовало. Только слышны были торопливые шаги Долохова, и из за дыма показалась его фигура. Одной рукой он держался за левый бок, другой сжимал опущенный пистолет. Лицо его было бледно. Ростов подбежал и что то сказал ему.
– Не…е…т, – проговорил сквозь зубы Долохов, – нет, не кончено, – и сделав еще несколько падающих, ковыляющих шагов до самой сабли, упал на снег подле нее. Левая рука его была в крови, он обтер ее о сюртук и оперся ею. Лицо его было бледно, нахмуренно и дрожало.
– Пожалу… – начал Долохов, но не мог сразу выговорить… – пожалуйте, договорил он с усилием. Пьер, едва удерживая рыдания, побежал к Долохову, и хотел уже перейти пространство, отделяющее барьеры, как Долохов крикнул: – к барьеру! – и Пьер, поняв в чем дело, остановился у своей сабли. Только 10 шагов разделяло их. Долохов опустился головой к снегу, жадно укусил снег, опять поднял голову, поправился, подобрал ноги и сел, отыскивая прочный центр тяжести. Он глотал холодный снег и сосал его; губы его дрожали, но всё улыбаясь; глаза блестели усилием и злобой последних собранных сил. Он поднял пистолет и стал целиться.
– Боком, закройтесь пистолетом, – проговорил Несвицкий.
– 3ак'ойтесь! – не выдержав, крикнул даже Денисов своему противнику.
Пьер с кроткой улыбкой сожаления и раскаяния, беспомощно расставив ноги и руки, прямо своей широкой грудью стоял перед Долоховым и грустно смотрел на него. Денисов, Ростов и Несвицкий зажмурились. В одно и то же время они услыхали выстрел и злой крик Долохова.
– Мимо! – крикнул Долохов и бессильно лег на снег лицом книзу. Пьер схватился за голову и, повернувшись назад, пошел в лес, шагая целиком по снегу и вслух приговаривая непонятные слова:
– Глупо… глупо! Смерть… ложь… – твердил он морщась. Несвицкий остановил его и повез домой.
Ростов с Денисовым повезли раненого Долохова.
Долохов, молча, с закрытыми глазами, лежал в санях и ни слова не отвечал на вопросы, которые ему делали; но, въехав в Москву, он вдруг очнулся и, с трудом приподняв голову, взял за руку сидевшего подле себя Ростова. Ростова поразило совершенно изменившееся и неожиданно восторженно нежное выражение лица Долохова.
– Ну, что? как ты чувствуешь себя? – спросил Ростов.
– Скверно! но не в том дело. Друг мой, – сказал Долохов прерывающимся голосом, – где мы? Мы в Москве, я знаю. Я ничего, но я убил ее, убил… Она не перенесет этого. Она не перенесет…
– Кто? – спросил Ростов.
– Мать моя. Моя мать, мой ангел, мой обожаемый ангел, мать, – и Долохов заплакал, сжимая руку Ростова. Когда он несколько успокоился, он объяснил Ростову, что живет с матерью, что ежели мать увидит его умирающим, она не перенесет этого. Он умолял Ростова ехать к ней и приготовить ее.
Ростов поехал вперед исполнять поручение, и к великому удивлению своему узнал, что Долохов, этот буян, бретёр Долохов жил в Москве с старушкой матерью и горбатой сестрой, и был самый нежный сын и брат.


Пьер в последнее время редко виделся с женою с глазу на глаз. И в Петербурге, и в Москве дом их постоянно бывал полон гостями. В следующую ночь после дуэли, он, как и часто делал, не пошел в спальню, а остался в своем огромном, отцовском кабинете, в том самом, в котором умер граф Безухий.
Он прилег на диван и хотел заснуть, для того чтобы забыть всё, что было с ним, но он не мог этого сделать. Такая буря чувств, мыслей, воспоминаний вдруг поднялась в его душе, что он не только не мог спать, но не мог сидеть на месте и должен был вскочить с дивана и быстрыми шагами ходить по комнате. То ему представлялась она в первое время после женитьбы, с открытыми плечами и усталым, страстным взглядом, и тотчас же рядом с нею представлялось красивое, наглое и твердо насмешливое лицо Долохова, каким оно было на обеде, и то же лицо Долохова, бледное, дрожащее и страдающее, каким оно было, когда он повернулся и упал на снег.
«Что ж было? – спрашивал он сам себя. – Я убил любовника , да, убил любовника своей жены. Да, это было. Отчего? Как я дошел до этого? – Оттого, что ты женился на ней, – отвечал внутренний голос.
«Но в чем же я виноват? – спрашивал он. – В том, что ты женился не любя ее, в том, что ты обманул и себя и ее, – и ему живо представилась та минута после ужина у князя Василья, когда он сказал эти невыходившие из него слова: „Je vous aime“. [Я вас люблю.] Всё от этого! Я и тогда чувствовал, думал он, я чувствовал тогда, что это было не то, что я не имел на это права. Так и вышло». Он вспомнил медовый месяц, и покраснел при этом воспоминании. Особенно живо, оскорбительно и постыдно было для него воспоминание о том, как однажды, вскоре после своей женитьбы, он в 12 м часу дня, в шелковом халате пришел из спальни в кабинет, и в кабинете застал главного управляющего, который почтительно поклонился, поглядел на лицо Пьера, на его халат и слегка улыбнулся, как бы выражая этой улыбкой почтительное сочувствие счастию своего принципала.
«А сколько раз я гордился ею, гордился ее величавой красотой, ее светским тактом, думал он; гордился тем своим домом, в котором она принимала весь Петербург, гордился ее неприступностью и красотой. Так вот чем я гордился?! Я тогда думал, что не понимаю ее. Как часто, вдумываясь в ее характер, я говорил себе, что я виноват, что не понимаю ее, не понимаю этого всегдашнего спокойствия, удовлетворенности и отсутствия всяких пристрастий и желаний, а вся разгадка была в том страшном слове, что она развратная женщина: сказал себе это страшное слово, и всё стало ясно!
«Анатоль ездил к ней занимать у нее денег и целовал ее в голые плечи. Она не давала ему денег, но позволяла целовать себя. Отец, шутя, возбуждал ее ревность; она с спокойной улыбкой говорила, что она не так глупа, чтобы быть ревнивой: пусть делает, что хочет, говорила она про меня. Я спросил у нее однажды, не чувствует ли она признаков беременности. Она засмеялась презрительно и сказала, что она не дура, чтобы желать иметь детей, и что от меня детей у нее не будет».
Потом он вспомнил грубость, ясность ее мыслей и вульгарность выражений, свойственных ей, несмотря на ее воспитание в высшем аристократическом кругу. «Я не какая нибудь дура… поди сам попробуй… allez vous promener», [убирайся,] говорила она. Часто, глядя на ее успех в глазах старых и молодых мужчин и женщин, Пьер не мог понять, отчего он не любил ее. Да я никогда не любил ее, говорил себе Пьер; я знал, что она развратная женщина, повторял он сам себе, но не смел признаться в этом.
И теперь Долохов, вот он сидит на снегу и насильно улыбается, и умирает, может быть, притворным каким то молодечеством отвечая на мое раскаянье!»
Пьер был один из тех людей, которые, несмотря на свою внешнюю, так называемую слабость характера, не ищут поверенного для своего горя. Он переработывал один в себе свое горе.
«Она во всем, во всем она одна виновата, – говорил он сам себе; – но что ж из этого? Зачем я себя связал с нею, зачем я ей сказал этот: „Je vous aime“, [Я вас люблю?] который был ложь и еще хуже чем ложь, говорил он сам себе. Я виноват и должен нести… Что? Позор имени, несчастие жизни? Э, всё вздор, – подумал он, – и позор имени, и честь, всё условно, всё независимо от меня.
«Людовика XVI казнили за то, что они говорили, что он был бесчестен и преступник (пришло Пьеру в голову), и они были правы с своей точки зрения, так же как правы и те, которые за него умирали мученической смертью и причисляли его к лику святых. Потом Робеспьера казнили за то, что он был деспот. Кто прав, кто виноват? Никто. А жив и живи: завтра умрешь, как мог я умереть час тому назад. И стоит ли того мучиться, когда жить остается одну секунду в сравнении с вечностью? – Но в ту минуту, как он считал себя успокоенным такого рода рассуждениями, ему вдруг представлялась она и в те минуты, когда он сильнее всего выказывал ей свою неискреннюю любовь, и он чувствовал прилив крови к сердцу, и должен был опять вставать, двигаться, и ломать, и рвать попадающиеся ему под руки вещи. «Зачем я сказал ей: „Je vous aime?“ все повторял он сам себе. И повторив 10 й раз этот вопрос, ему пришло в голову Мольерово: mais que diable allait il faire dans cette galere? [но за каким чортом понесло его на эту галеру?] и он засмеялся сам над собою.
Ночью он позвал камердинера и велел укладываться, чтоб ехать в Петербург. Он не мог оставаться с ней под одной кровлей. Он не мог представить себе, как бы он стал теперь говорить с ней. Он решил, что завтра он уедет и оставит ей письмо, в котором объявит ей свое намерение навсегда разлучиться с нею.
Утром, когда камердинер, внося кофе, вошел в кабинет, Пьер лежал на отоманке и с раскрытой книгой в руке спал.
Он очнулся и долго испуганно оглядывался не в силах понять, где он находится.
– Графиня приказала спросить, дома ли ваше сиятельство? – спросил камердинер.
Но не успел еще Пьер решиться на ответ, который он сделает, как сама графиня в белом, атласном халате, шитом серебром, и в простых волосах (две огромные косы en diademe [в виде диадемы] огибали два раза ее прелестную голову) вошла в комнату спокойно и величественно; только на мраморном несколько выпуклом лбе ее была морщинка гнева. Она с своим всёвыдерживающим спокойствием не стала говорить при камердинере. Она знала о дуэли и пришла говорить о ней. Она дождалась, пока камердинер уставил кофей и вышел. Пьер робко чрез очки посмотрел на нее, и, как заяц, окруженный собаками, прижимая уши, продолжает лежать в виду своих врагов, так и он попробовал продолжать читать: но чувствовал, что это бессмысленно и невозможно и опять робко взглянул на нее. Она не села, и с презрительной улыбкой смотрела на него, ожидая пока выйдет камердинер.
– Это еще что? Что вы наделали, я вас спрашиваю, – сказала она строго.
– Я? что я? – сказал Пьер.
– Вот храбрец отыскался! Ну, отвечайте, что это за дуэль? Что вы хотели этим доказать! Что? Я вас спрашиваю. – Пьер тяжело повернулся на диване, открыл рот, но не мог ответить.
– Коли вы не отвечаете, то я вам скажу… – продолжала Элен. – Вы верите всему, что вам скажут, вам сказали… – Элен засмеялась, – что Долохов мой любовник, – сказала она по французски, с своей грубой точностью речи, выговаривая слово «любовник», как и всякое другое слово, – и вы поверили! Но что же вы этим доказали? Что вы доказали этой дуэлью! То, что вы дурак, que vous etes un sot, [что вы дурак,] так это все знали! К чему это поведет? К тому, чтобы я сделалась посмешищем всей Москвы; к тому, чтобы всякий сказал, что вы в пьяном виде, не помня себя, вызвали на дуэль человека, которого вы без основания ревнуете, – Элен всё более и более возвышала голос и одушевлялась, – который лучше вас во всех отношениях…
– Гм… гм… – мычал Пьер, морщась, не глядя на нее и не шевелясь ни одним членом.
– И почему вы могли поверить, что он мой любовник?… Почему? Потому что я люблю его общество? Ежели бы вы были умнее и приятнее, то я бы предпочитала ваше.
– Не говорите со мной… умоляю, – хрипло прошептал Пьер.
– Отчего мне не говорить! Я могу говорить и смело скажу, что редкая та жена, которая с таким мужем, как вы, не взяла бы себе любовников (des аmants), а я этого не сделала, – сказала она. Пьер хотел что то сказать, взглянул на нее странными глазами, которых выражения она не поняла, и опять лег. Он физически страдал в эту минуту: грудь его стесняло, и он не мог дышать. Он знал, что ему надо что то сделать, чтобы прекратить это страдание, но то, что он хотел сделать, было слишком страшно.
– Нам лучше расстаться, – проговорил он прерывисто.
– Расстаться, извольте, только ежели вы дадите мне состояние, – сказала Элен… Расстаться, вот чем испугали!
Пьер вскочил с дивана и шатаясь бросился к ней.
– Я тебя убью! – закричал он, и схватив со стола мраморную доску, с неизвестной еще ему силой, сделал шаг к ней и замахнулся на нее.
Лицо Элен сделалось страшно: она взвизгнула и отскочила от него. Порода отца сказалась в нем. Пьер почувствовал увлечение и прелесть бешенства. Он бросил доску, разбил ее и, с раскрытыми руками подступая к Элен, закричал: «Вон!!» таким страшным голосом, что во всем доме с ужасом услыхали этот крик. Бог знает, что бы сделал Пьер в эту минуту, ежели бы
Элен не выбежала из комнаты.

Через неделю Пьер выдал жене доверенность на управление всеми великорусскими имениями, что составляло большую половину его состояния, и один уехал в Петербург.


Прошло два месяца после получения известий в Лысых Горах об Аустерлицком сражении и о погибели князя Андрея, и несмотря на все письма через посольство и на все розыски, тело его не было найдено, и его не было в числе пленных. Хуже всего для его родных было то, что оставалась всё таки надежда на то, что он был поднят жителями на поле сражения, и может быть лежал выздоравливающий или умирающий где нибудь один, среди чужих, и не в силах дать о себе вести. В газетах, из которых впервые узнал старый князь об Аустерлицком поражении, было написано, как и всегда, весьма кратко и неопределенно, о том, что русские после блестящих баталий должны были отретироваться и ретираду произвели в совершенном порядке. Старый князь понял из этого официального известия, что наши были разбиты. Через неделю после газеты, принесшей известие об Аустерлицкой битве, пришло письмо Кутузова, который извещал князя об участи, постигшей его сына.
«Ваш сын, в моих глазах, писал Кутузов, с знаменем в руках, впереди полка, пал героем, достойным своего отца и своего отечества. К общему сожалению моему и всей армии, до сих пор неизвестно – жив ли он, или нет. Себя и вас надеждой льщу, что сын ваш жив, ибо в противном случае в числе найденных на поле сражения офицеров, о коих список мне подан через парламентеров, и он бы поименован был».
Получив это известие поздно вечером, когда он был один в. своем кабинете, старый князь, как и обыкновенно, на другой день пошел на свою утреннюю прогулку; но был молчалив с приказчиком, садовником и архитектором и, хотя и был гневен на вид, ничего никому не сказал.
Когда, в обычное время, княжна Марья вошла к нему, он стоял за станком и точил, но, как обыкновенно, не оглянулся на нее.
– А! Княжна Марья! – вдруг сказал он неестественно и бросил стамеску. (Колесо еще вертелось от размаха. Княжна Марья долго помнила этот замирающий скрип колеса, который слился для нее с тем,что последовало.)
Княжна Марья подвинулась к нему, увидала его лицо, и что то вдруг опустилось в ней. Глаза ее перестали видеть ясно. Она по лицу отца, не грустному, не убитому, но злому и неестественно над собой работающему лицу, увидала, что вот, вот над ней повисло и задавит ее страшное несчастие, худшее в жизни, несчастие, еще не испытанное ею, несчастие непоправимое, непостижимое, смерть того, кого любишь.
– Mon pere! Andre? [Отец! Андрей?] – Сказала неграциозная, неловкая княжна с такой невыразимой прелестью печали и самозабвения, что отец не выдержал ее взгляда, и всхлипнув отвернулся.
– Получил известие. В числе пленных нет, в числе убитых нет. Кутузов пишет, – крикнул он пронзительно, как будто желая прогнать княжну этим криком, – убит!
Княжна не упала, с ней не сделалось дурноты. Она была уже бледна, но когда она услыхала эти слова, лицо ее изменилось, и что то просияло в ее лучистых, прекрасных глазах. Как будто радость, высшая радость, независимая от печалей и радостей этого мира, разлилась сверх той сильной печали, которая была в ней. Она забыла весь страх к отцу, подошла к нему, взяла его за руку, потянула к себе и обняла за сухую, жилистую шею.
– Mon pere, – сказала она. – Не отвертывайтесь от меня, будемте плакать вместе.
– Мерзавцы, подлецы! – закричал старик, отстраняя от нее лицо. – Губить армию, губить людей! За что? Поди, поди, скажи Лизе. – Княжна бессильно опустилась в кресло подле отца и заплакала. Она видела теперь брата в ту минуту, как он прощался с ней и с Лизой, с своим нежным и вместе высокомерным видом. Она видела его в ту минуту, как он нежно и насмешливо надевал образок на себя. «Верил ли он? Раскаялся ли он в своем неверии? Там ли он теперь? Там ли, в обители вечного спокойствия и блаженства?» думала она.
– Mon pere, [Отец,] скажите мне, как это было? – спросила она сквозь слезы.
– Иди, иди, убит в сражении, в котором повели убивать русских лучших людей и русскую славу. Идите, княжна Марья. Иди и скажи Лизе. Я приду.
Когда княжна Марья вернулась от отца, маленькая княгиня сидела за работой, и с тем особенным выражением внутреннего и счастливо спокойного взгляда, свойственного только беременным женщинам, посмотрела на княжну Марью. Видно было, что глаза ее не видали княжну Марью, а смотрели вглубь – в себя – во что то счастливое и таинственное, совершающееся в ней.
– Marie, – сказала она, отстраняясь от пялец и переваливаясь назад, – дай сюда твою руку. – Она взяла руку княжны и наложила ее себе на живот.
Глаза ее улыбались ожидая, губка с усиками поднялась, и детски счастливо осталась поднятой.
Княжна Марья стала на колени перед ней, и спрятала лицо в складках платья невестки.
– Вот, вот – слышишь? Мне так странно. И знаешь, Мари, я очень буду любить его, – сказала Лиза, блестящими, счастливыми глазами глядя на золовку. Княжна Марья не могла поднять головы: она плакала.
– Что с тобой, Маша?
– Ничего… так мне грустно стало… грустно об Андрее, – сказала она, отирая слезы о колени невестки. Несколько раз, в продолжение утра, княжна Марья начинала приготавливать невестку, и всякий раз начинала плакать. Слезы эти, которых причину не понимала маленькая княгиня, встревожили ее, как ни мало она была наблюдательна. Она ничего не говорила, но беспокойно оглядывалась, отыскивая чего то. Перед обедом в ее комнату вошел старый князь, которого она всегда боялась, теперь с особенно неспокойным, злым лицом и, ни слова не сказав, вышел. Она посмотрела на княжну Марью, потом задумалась с тем выражением глаз устремленного внутрь себя внимания, которое бывает у беременных женщин, и вдруг заплакала.
– Получили от Андрея что нибудь? – сказала она.
– Нет, ты знаешь, что еще не могло притти известие, но mon реrе беспокоится, и мне страшно.
– Так ничего?
– Ничего, – сказала княжна Марья, лучистыми глазами твердо глядя на невестку. Она решилась не говорить ей и уговорила отца скрыть получение страшного известия от невестки до ее разрешения, которое должно было быть на днях. Княжна Марья и старый князь, каждый по своему, носили и скрывали свое горе. Старый князь не хотел надеяться: он решил, что князь Андрей убит, и не смотря на то, что он послал чиновника в Австрию розыскивать след сына, он заказал ему в Москве памятник, который намерен был поставить в своем саду, и всем говорил, что сын его убит. Он старался не изменяя вести прежний образ жизни, но силы изменяли ему: он меньше ходил, меньше ел, меньше спал, и с каждым днем делался слабее. Княжна Марья надеялась. Она молилась за брата, как за живого и каждую минуту ждала известия о его возвращении.


– Ma bonne amie, [Мой добрый друг,] – сказала маленькая княгиня утром 19 го марта после завтрака, и губка ее с усиками поднялась по старой привычке; но как и во всех не только улыбках, но звуках речей, даже походках в этом доме со дня получения страшного известия была печаль, то и теперь улыбка маленькой княгини, поддавшейся общему настроению, хотя и не знавшей его причины, – была такая, что она еще более напоминала об общей печали.
– Ma bonne amie, je crains que le fruschtique (comme dit Фока – повар) de ce matin ne m'aie pas fait du mal. [Дружочек, боюсь, чтоб от нынешнего фриштика (как называет его повар Фока) мне не было дурно.]
– А что с тобой, моя душа? Ты бледна. Ах, ты очень бледна, – испуганно сказала княжна Марья, своими тяжелыми, мягкими шагами подбегая к невестке.
– Ваше сиятельство, не послать ли за Марьей Богдановной? – сказала одна из бывших тут горничных. (Марья Богдановна была акушерка из уездного города, жившая в Лысых Горах уже другую неделю.)
– И в самом деле, – подхватила княжна Марья, – может быть, точно. Я пойду. Courage, mon ange! [Не бойся, мой ангел.] Она поцеловала Лизу и хотела выйти из комнаты.
– Ах, нет, нет! – И кроме бледности, на лице маленькой княгини выразился детский страх неотвратимого физического страдания.
– Non, c'est l'estomac… dites que c'est l'estomac, dites, Marie, dites…, [Нет это желудок… скажи, Маша, что это желудок…] – и княгиня заплакала детски страдальчески, капризно и даже несколько притворно, ломая свои маленькие ручки. Княжна выбежала из комнаты за Марьей Богдановной.
– Mon Dieu! Mon Dieu! [Боже мой! Боже мой!] Oh! – слышала она сзади себя.
Потирая полные, небольшие, белые руки, ей навстречу, с значительно спокойным лицом, уже шла акушерка.
– Марья Богдановна! Кажется началось, – сказала княжна Марья, испуганно раскрытыми глазами глядя на бабушку.
– Ну и слава Богу, княжна, – не прибавляя шага, сказала Марья Богдановна. – Вам девицам про это знать не следует.
– Но как же из Москвы доктор еще не приехал? – сказала княжна. (По желанию Лизы и князя Андрея к сроку было послано в Москву за акушером, и его ждали каждую минуту.)
– Ничего, княжна, не беспокойтесь, – сказала Марья Богдановна, – и без доктора всё хорошо будет.
Через пять минут княжна из своей комнаты услыхала, что несут что то тяжелое. Она выглянула – официанты несли для чего то в спальню кожаный диван, стоявший в кабинете князя Андрея. На лицах несших людей было что то торжественное и тихое.
Княжна Марья сидела одна в своей комнате, прислушиваясь к звукам дома, изредка отворяя дверь, когда проходили мимо, и приглядываясь к тому, что происходило в коридоре. Несколько женщин тихими шагами проходили туда и оттуда, оглядывались на княжну и отворачивались от нее. Она не смела спрашивать, затворяла дверь, возвращалась к себе, и то садилась в свое кресло, то бралась за молитвенник, то становилась на колена пред киотом. К несчастию и удивлению своему, она чувствовала, что молитва не утишала ее волнения. Вдруг дверь ее комнаты тихо отворилась и на пороге ее показалась повязанная платком ее старая няня Прасковья Савишна, почти никогда, вследствие запрещения князя,не входившая к ней в комнату.
– С тобой, Машенька, пришла посидеть, – сказала няня, – да вот княжовы свечи венчальные перед угодником зажечь принесла, мой ангел, – сказала она вздохнув.
– Ах как я рада, няня.
– Бог милостив, голубка. – Няня зажгла перед киотом обвитые золотом свечи и с чулком села у двери. Княжна Марья взяла книгу и стала читать. Только когда слышались шаги или голоса, княжна испуганно, вопросительно, а няня успокоительно смотрели друг на друга. Во всех концах дома было разлито и владело всеми то же чувство, которое испытывала княжна Марья, сидя в своей комнате. По поверью, что чем меньше людей знает о страданиях родильницы, тем меньше она страдает, все старались притвориться незнающими; никто не говорил об этом, но во всех людях, кроме обычной степенности и почтительности хороших манер, царствовавших в доме князя, видна была одна какая то общая забота, смягченность сердца и сознание чего то великого, непостижимого, совершающегося в эту минуту.
В большой девичьей не слышно было смеха. В официантской все люди сидели и молчали, на готове чего то. На дворне жгли лучины и свечи и не спали. Старый князь, ступая на пятку, ходил по кабинету и послал Тихона к Марье Богдановне спросить: что? – Только скажи: князь приказал спросить что? и приди скажи, что она скажет.
– Доложи князю, что роды начались, – сказала Марья Богдановна, значительно посмотрев на посланного. Тихон пошел и доложил князю.
– Хорошо, – сказал князь, затворяя за собою дверь, и Тихон не слыхал более ни малейшего звука в кабинете. Немного погодя, Тихон вошел в кабинет, как будто для того, чтобы поправить свечи. Увидав, что князь лежал на диване, Тихон посмотрел на князя, на его расстроенное лицо, покачал головой, молча приблизился к нему и, поцеловав его в плечо, вышел, не поправив свечей и не сказав, зачем он приходил. Таинство торжественнейшее в мире продолжало совершаться. Прошел вечер, наступила ночь. И чувство ожидания и смягчения сердечного перед непостижимым не падало, а возвышалось. Никто не спал.

Была одна из тех мартовских ночей, когда зима как будто хочет взять свое и высыпает с отчаянной злобой свои последние снега и бураны. Навстречу немца доктора из Москвы, которого ждали каждую минуту и за которым была выслана подстава на большую дорогу, к повороту на проселок, были высланы верховые с фонарями, чтобы проводить его по ухабам и зажорам.
Княжна Марья уже давно оставила книгу: она сидела молча, устремив лучистые глаза на сморщенное, до малейших подробностей знакомое, лицо няни: на прядку седых волос, выбившуюся из под платка, на висящий мешочек кожи под подбородком.
Няня Савишна, с чулком в руках, тихим голосом рассказывала, сама не слыша и не понимая своих слов, сотни раз рассказанное о том, как покойница княгиня в Кишиневе рожала княжну Марью, с крестьянской бабой молдаванкой, вместо бабушки.
– Бог помилует, никогда дохтура не нужны, – говорила она. Вдруг порыв ветра налег на одну из выставленных рам комнаты (по воле князя всегда с жаворонками выставлялось по одной раме в каждой комнате) и, отбив плохо задвинутую задвижку, затрепал штофной гардиной, и пахнув холодом, снегом, задул свечу. Княжна Марья вздрогнула; няня, положив чулок, подошла к окну и высунувшись стала ловить откинутую раму. Холодный ветер трепал концами ее платка и седыми, выбившимися прядями волос.
– Княжна, матушка, едут по прешпекту кто то! – сказала она, держа раму и не затворяя ее. – С фонарями, должно, дохтур…
– Ах Боже мой! Слава Богу! – сказала княжна Марья, – надо пойти встретить его: он не знает по русски.
Княжна Марья накинула шаль и побежала навстречу ехавшим. Когда она проходила переднюю, она в окно видела, что какой то экипаж и фонари стояли у подъезда. Она вышла на лестницу. На столбике перил стояла сальная свеча и текла от ветра. Официант Филипп, с испуганным лицом и с другой свечей в руке, стоял ниже, на первой площадке лестницы. Еще пониже, за поворотом, по лестнице, слышны были подвигавшиеся шаги в теплых сапогах. И какой то знакомый, как показалось княжне Марье, голос, говорил что то.
– Слава Богу! – сказал голос. – А батюшка?
– Почивать легли, – отвечал голос дворецкого Демьяна, бывшего уже внизу.
Потом еще что то сказал голос, что то ответил Демьян, и шаги в теплых сапогах стали быстрее приближаться по невидному повороту лестницы. «Это Андрей! – подумала княжна Марья. Нет, это не может быть, это было бы слишком необыкновенно», подумала она, и в ту же минуту, как она думала это, на площадке, на которой стоял официант со свечой, показались лицо и фигура князя Андрея в шубе с воротником, обсыпанным снегом. Да, это был он, но бледный и худой, и с измененным, странно смягченным, но тревожным выражением лица. Он вошел на лестницу и обнял сестру.